Тимошина проза (сборник) - Олег Зайончковский 3 стр.

Прочитав про «обеды», Тимоша решил рискнуть. Войдя в заведение, он и правда почувствовал запах кухни. Из общего небольшого холла можно было пройти налево, в бильярдную, или прямо, к стойке гостиничного ресепшена, или направо, в обеденный зал. Всё было в точности, как обещала вывеска. Ресепшеонистка за стойкой подняла на Тимошу глаза.

– Я туда, – кивнул он направо, и девушка потеряла к нему интерес.

Зал оказался не маленький, не большой: столиков на пятнадцать. Посетителей было не густо. Освободившись от рюкзачка, Тимоша расположился за приглянувшимся столиком. Не успел он и оглядеться, как подошла официантка.

– Чикен, картофель фри, гамбургер по-федюнински…

Тимоша не приготовился.

– Подождите, простите, э-э…

– Татьяна. – Официантка ткнула пальчиком в бейджик, лежавший почти горизонтально на ее груди.

– Татьяна, а есть у вас что-нибудь, ну такое… наше?

– Щи могу предложить. Только надо спросить на кухне.

Официантка сходила на кухню и доложила, что всё «о-кей», только надо «чуток обождать», и что будут не щи, а борщ.

– Можем и обождать, – согласился Тимоша.

Он никуда не спешил, но и времени зря не терял. Из рюкзачка он достал коробочку с мамиными пирожками. Это выглядело не совсем прилично, но Тимоша решил, что здесь можно не церемониться, – все-таки он был в провинции. Один пирожок он выложил на салфетку и уже приготовился съесть, как вдруг на соседний стул плюхнулся какой-то дядька.

– Домашние? – спросил он, показывая на пирожки.

– Угощайтесь, – пробормотал Тимоша.

– Вот молодец! – похвалил его дядька. – Ты меня пирожком угостишь, а я… – жестом фокусника он откуда-то достал графин, – а я угощу тебя этим.

В графине плескался, по-видимому, коньяк.

– Нет, нет, нет… – замотал головой Тимоша.

– Брось, сейчас мы вторую стопку… Танюша, эй!..

«Началось, – подумал Тимоша. – Это тебе не Москва».

Официантка выдала им вторую рюмку, и дядька, не мешкая, ее наполнил.

– Знаешь нашу федюнинскую поговорку? Сухой пирог во рту, он… ну это самое…

– Дерет, – подсказал Тимоша.

– Точно! – хохотнул дядька. – Давай за знакомство и всё такое. Меня, кстати, Толяном звать.

Разбитному Толяну на вид было лет пятьдесят. Он был одет в пиджак и спортивные штаны с кроссовками. Тимоша тоже представился, и они обменялись обоюдокрепким рукопожатием. После этого им уже невозможно было не выпить. Тимоша с Толяном, чокнувшись, опрокинули по одной, потом по другой и по третьей рюмке. Знала бы мама, что пирожки ее будут использованы как закуска! Жидкость в графине оказалась действительно коньяком, но Тимоша пил лишь из вежливости. Все-таки это был первый его контакт с живым, непридуманным провинциалом. Хотя эта сцена с непрошеным угощением казалась Тимоше странной, он решил, что так проявляется местная простота нравов. После третьей выпитой рюмки Толян захотел беседовать.

– Стало быть, ты из Москвы… – полуспросил, полуконстатировал он.

– Оттуда, – кивнул Тимоша.

– Видишь… А мы федюнинские.

– Да? Ну как вы тут? Живете, и вообще?

Толян на секунду задумался.

– В принципе, зашибись. Смотри сам: гуляем, пьем коньяк, пирожками закусываем.

– А на коньяк-то откуда деньги? Наверное, на заводе хорошо платят?

– Кто его знает, как там на заводе платят…

Склонившись к Тимоше, Толян доверительно пояснил:

– Дурак только вкалывает на заводе, а мы зарабатываем друг на друге. Я с тебя счесал, ты с меня, и оба мы при деньгах.

– Какие-то непонятные тут у вас экономические отношения.

– Что тебе непонятно? Развиваем сферу услуг. Или мы хуже твоей Москвы?

Тимоша уже слегка захмелел, оттого и беседа казалась ему занятной. «Этот Толян, – думал он, – человек простой, говорит напрямик, не виляя».

Официантка Татьяна принесла борщ. Толян заказал еще коньяка и, очевидно из местного патриотизма, гамбургер по-федюнински. Разговор продолжался.

– Вот скажите, Толян, – поинтересовался Тимоша. – Я тут прошелся по городу и заметил, что у вас дома все недавно построены. А куда подевалась ваша историческая застройка?

Толян посмотрел на него не без гордости.

– Срыли к едрене фене! – ответил он. – Зашибись стало, правда? Взять хоть это вот «Отдохни» – не хуже отель, чем в Египете… ты там был? А знаешь, про между прочим, что раньше стояло на этом месте? Историческая пивнушка.

– Неужто?

– В натуре! Мы звали ее рыгаловкой. Только ты в ней пивка не попил бы. – Толян лукаво прищурился.

– Почему же?

– Да потому, что таких, как ты, от которых Москвой за версту разит, мы, федюнинские ребята, очинно не любили.

Тимоша поежился.

– Но теперь-то, надеюсь, всё изменилось?

– Теперь изменилось… – Толян вздохнул. – Теперь наступила толя… как ее… толиорантность. Амнистия, короче, всем. В Федюнине, если хочешь знать, теперь даже негр имеется. Чумазый, и водку пьет, и на бильярде играет – и ничего, только, когда ужрется, спотыкаемся об него ночью.

Борщ оказался съедобным, чикен с картошкой фри был такой же, как и везде в мире. Но плотная трапеза не спасла Тимошу от опьянения; он не помнил, чем кончился их разговор с Толяном. Официантка Татьяна то появлялась, то исчезала из поля зрения, всякий раз, когда он порывался с ней рассчитаться. Было ужасно глупо вот так без причины напиться. Это нелепое обстоятельство спутало ему все планы. Визит к Любе Новиковой откладывался до вытрезвления.

Конечно, Тимоше в таком состоянии вряд ли бы удалось произвести благоприятное впечатление на Любу Новикову. Зато официантка Татьяна проявила к нему снисходительное участие. Получив от него пятитысячную купюру, она сама отсчитала, что следовало, за обед и свое обслуживание, а сдачу сунула ему в карман.

– Кое-кому не мешало бы в койку, – заметила она деликатно. – Можете, если желаете, отдохнуть у нас.

– Можем и отдохнуть… – согласился Тимоша. – А потом на бильярде сыграем.

Поддерживая под локоть, Татьяна вывела его в гостиничный холл. Она же составила ему протекцию на ресепшене и сама проводила в номер. Тимоша был тронут ее заботой; он продолжал бормотать слова благодарности, даже оставшись уже один.

Всякому пьяному надо проспаться – это общее правило. Как и советовала официантка, Тимоша улегся в кровать. Но что-то пошло не так в процессе его засыпания; сознание не выключалось полностью. Максимум, чего Тимоше удалось добиться, – это впасть в состояние полудремы. Как оказалось, отель «Отдохни» обладал чрезвычайной звукопроводностью. В номере были слышны и шумы ресторанной кухни, и стуки бильярдных шаров, и отрывистый мат бильярдистов. Здание всё беспрестанно поскрипывало и подрагивало оттого, что внутри него кто-то ходил, а снаружи ветер колебал стены. Как долго просуществует эфемерное заведение, что возникнет на его месте после того, как федюнинцы его «сроют»? Вместо того чтобы спать, Тимоша задавался пустыми вопросами. А что, если скрипы и колебания имели потустороннее происхождение? Может быть, это духи прежних федюнинцев здесь бродили, оплакивая свою «рыгаловку»? Полусонная мысль обращалась к историческим реконструкциям. Палеофедюнинцы представлялись Тимоше в образах мужиков, одетых на голое тело в засаленные пиджаки. Они пили водку с пивом и постоянно осматривались в поисках чужаков. Если же чужаков поблизости не обнаруживалось, мужики устраивали побоища между собой.

Польза фантазий в том, что они отвлекают от настоящего, особенно если оно безрадостное и постыдное. Вот кое-кто поехал за шестьдесят километров, чтобы познакомиться с девушкой, а вместо этого назюзюкался с первым встречным Толяном. И теперь он лежит на кровати в шатающейся гостинице и тем только утешается, что его не вытошнило.

А недостаток фантазий в том, что они всегда уступают место реальности. Когда наконец Тимоша сознал, что уснуть у него не получится, то решил освежиться действием. Он поднялся с кровати, обулся, умылся, проверил свой кошелек. Тимоша не знал, куда направляется, – лишь бы прочь от навязчивых рефлексий. Однако, спустившись по лестнице в холл, он был вынужден определиться. Теперь от него бильярдная оказалась справа, а обеденный зал слева. Прямо была входная дверь, открывавшаяся в Федюнино; где-то там ждала его Люба Новикова, о которой сейчас не хотелось думать. «Задача – взбодриться, – подумал Тимоша. – Надо, наверное, выпить кофе». И он повернул налево.

В обеденном зале к вечеру прибавилось посетителей; было шумно, играла музыка. Федюнинцы взбадривались блатным шансоном и алкоголем. Тимоша не без труда отыскал свободное место и присел, высматривая официантку. Она появилась довольно скоро – это была всё та же Татьяна. Официантка заговорила с Тимошей по-дружески, неофициально:

– Что, уже отдохнул?

– Можно и так сказать, – неуверенно ответил он. – Чего-то такого хочется… Скажем, кофе покрепче.

В обеденном зале к вечеру прибавилось посетителей; было шумно, играла музыка. Федюнинцы взбадривались блатным шансоном и алкоголем. Тимоша не без труда отыскал свободное место и присел, высматривая официантку. Она появилась довольно скоро – это была всё та же Татьяна. Официантка заговорила с Тимошей по-дружески, неофициально:

– Что, уже отдохнул?

– Можно и так сказать, – неуверенно ответил он. – Чего-то такого хочется… Скажем, кофе покрепче.

– Кофе у нас растворимое.

– Ну конечно. А чай в пакетиках… – Он вздохнул: – Что-то у вас в Федюнино всё какое-то ненатуральное.

– Ну почему, – возразила Татьяна. – Кое-что натуральное у нас имеется.

– Что, например? – Тимоша поднял на нее глаза.

– Например, я сама, – без улыбки ответила официантка. – Я сама целиком натуральная.

Она подкрепила свои слова легким покачиванием бюста.

– И можно проверить? – чуть удивившись, спросил Тимоша.

Татьяна склонилась к самому его уху:

– Если позовешь в гости.

– Зову, – не раздумывая, ответил он.

В кофе нужды уже не было – сердце забилось само собой. Неожиданно для себя Тимоша заказал коньяку – скорее всего, из соображений имиджа. Татьяна сказала: «О-кей» – и отплыла на волнах шансона.

Но не успел Тимоша проводить ее взглядом, как объявилась другая знакомая ему фигура. Это пришел Толян, с которым они выпивали и который, похоже, с обеда не отдыхал. Наступила Тимошина очередь угощать Толяна. И снова Тимоше не хотелось пить, и снова он поднабрался. Но так было даже лучше, потому что хмель заглушал голос совести. С Любой Новиковой было всё кончено, даже и не начавшись; если она сегодня потратилась на угощение и парикмахерскую, то напрасно.

Однако на этот раз Толян не исчез в алкогольных парах, а заманил Тимошу в бильярдную. Здесь Тимоша имел знакомство с другими аборигенами, включая афрофедюнинца, упомянутого за обедом. Местные были вполне дружелюбны, только во время игры отчаянно матерились. Многие были не прочь обыграть Тимошу, но удовольствием этим Толян поделился лишь со своим приятелем негром. Эти двое за пару часов ободрали Тимошу вчистую.

– Мольодес! – чернокожий хлопал его по плечу и смеялся своим негритянским, как бы простуженным голосом.

Впрочем, когда наличные у Тимоши кончились, оба новых его товарища потеряли к нему интерес. После этого не оставалось ничего другого, как вернуться в свой номер, принять отрезвляющий душ и ждать последнего приключения на сегодня.

Он был уже у себя, когда позвонили родители. Папа спрашивал, всё ли у него в порядке и не едят ли его комары. Тимоша ответил, что комары его не кусают, и в остальном всё тоже более или менее. Слышно было, как его слова папа передает маме. Родители могли спокойно ложиться спать, но Тимоше рано было об этом думать. В любую минуту к нему могла постучаться Татьяна, если, конечно, она не передумает и не поступит с ним так, как он поступил с Любой Новиковой.

Тимоша заглянул в бумажник – просто так, безо всякой надежды. Там оставалась кредитка, московский «единый» и билетик на электричку, взятый предусмотрительно в оба конца. Путешествие получалось столь же затратным, сколько и бесполезным. Тимоша был очень разочарован; такая провинция ему не нравилась. Да и была ли это подлинная провинция? Похоже, «федюнинские ребята» даже и не заметили, как «московские» их победили. Конечно, не на бильярде, а в экзистенциальном смысле.

Федюнино обмануло Тимошины ожидания – что ж, он в отместку обманет Федюнино. Этой ночью не будет ни сантиментов, ни откровений души, ни романтических обещаний. Он встретит Татьяну как мужественный варяг, как закаленный постельный воитель. А завтра Тимоша без церемоний простится с Федюнино и федюнинцами. Он уедет от них неузнанный, и пусть им останется от него только его наличность.

Тем же вечером в том же Федюнино ужинали две женщины – одна помоложе, другая постарше. Они приступили к еде, когда за окнами уже стемнело. После заката вредно принимать пищу, но у женщин была уважительная причина. Они до последнего часа ждали московского гостя, который так и не появился. Оттого, что ужин готовился на троих, и по причине переживаний обе женщины съели лишнего.

– А я тебе говорила, – твердила старшая. – Что за блажь знакомиться через компьютер?

– Мама! – со стоном отвечала младшая.

И они отрезали себе еще по куску торта.

– Мы с твоим покойным отцом повстречались на семинаре по бухучету. А тебе и того удобнее: каждый день пациенты, знай выбирай, который тебе понравится.

– Мама!

Женщины не считали поглощаемые калории; ели, не чувствуя удовольствия, только чтобы подавить раздражение. А сердились они друг на друга, потому что больше сердиться им было не на кого. «Неудачница, интернетчица! – сокрушалась старшая про себя и вслух. – Мне бы твои молодые годы!» А младшая находила старшую примитивной личностью. Знакомиться с кем-то в процессе зубоврачебных манипуляций казалось ей так же неромантично, как и на семинаре по бухучету. Женщины с двух сторон поедали торт, который был им обеим одинаково противопоказан.

После ужина, вымыв и перетерев посуду, они разошлись по комнатам. Позже, уже в халате, младшая ходила в ванную и стрекотала там ирригатором. Ей ли было не знать, как важна гигиена ротовой полости. Завершив положенные процедуры, она заглянула в комнату к старшей, чтобы попрощаться на ночь. Та смотрела по телевизору пошлый отечественный сериал.

День для женщины выдался не из лучших. Но что бы ни случилось в жизни, спать, конечно, необходимо. Это единственный способ восстановить поврежденное биополе. Первая фаза – так называемый глубокий сон, вторая – быстрый, со сновидениями. Этой ночью женщине снился какой-то ее пациент – мужчина с заплаканными глазами и слюноотсосом во рту.

– Неужели так больно? – спрашивала она его.

Но пациент отрицательно мотал головой.

– Тогда почему вы плачете?

– Не жнаю… – отвечал он.

Женщине не впервой было видеть плачущего пациента, но в эту минуту, во сне, ей тоже хотелось плакать.

Глава третья: Алена

И потекла его жизнь по-прежнему: овсянка, работа, исландский кинематограф, женщины для массажа. Москва простила Тимоше отлучку или даже ее не заметила. Он и сам бы хотел стереть федюнинский эпизод, удалить навсегда из памяти. К сожалению, мозг человека не форматируется, как жесткий диск. Хорошо, что свое приключение он сохранил в секрете, так что его недоезд к Любе Новиковой вышутить было некому.

И в окружающей, внешней действительности тоже не было ничего веселого и занимательного. Из-за жары тем летом в обществе чувствовалась апатия, то есть отсутствие определенных чувств. В экономике государства сделалась небольшая рецессия, отчего в Москве сократилось строительство, отчего в Проектной организации, где Тимоша работал, подвисли заказы и замерла трудовая деятельность. Но безделье приятно только тогда, когда отлыниваешь от работы; если же работы нет, то безделье само превращается в тяжкий труд.

Начальник Проектной организации предпринимал усилия. Жертвуя своим здоровьем, он ходил на деловые ужины с заказчиками и городскими чиновниками. Вследствие этих ужинов по утрам начальник бывал недоступен ни для кого, кроме секретарши Маечки, которая приносила лед. Однако сотрудники организации верили в его звезду. Их начальник считался заметной фигурой в области градостроения.

Надежда на лучшее будущее помогала сотрудникам проживать никчемное настоящее. В комнате, где Тимошино подразделение убивало время, единственным, кто работал, был кондиционер. Компьютеры-макинтоши светились попусту, даже не шевеля ядрами своих процессоров. О том, что когда-то кто-то здесь занимался делом, напоминали развешанные по стенам планшеты с эскизами былых проектов и пенопластовый макет застройки, частично уже попорченный и пылившийся на столе в углу.

Рабочее помещение было общее, не разгороженное на клетушки. Можно было бумажную «галочку» пустить беспрепятственно через всю комнату. И не беда, если «галочка» прилетит на стол к шефу Розкинду. Руководитель подразделения был человеком мягким и либералом во всех отношениях. В неслужебное время Розкинд принадлежал к ЛГБТ-сообществу.

В неразгороженной комнате было видно, кто из сотрудников чем занимается. Конечно, по большей части они не пускали «галочек», предпочитая интеллектуальные формы безделья. Одни вышивали на пяльцах, другие зачитывались Бегбедером и Уэльбеком (который тоже не сорт сыра). Кто-то обменивался рецептами интересных блюд, кто-то без цели и устали множил графические фантазии. Тимоша в компании двух коллег и самого шефа Розкинда расписывали нескончаемую партию в преферанс. Играли, как говорится, «на интерес», хотя особенного интереса никто из них не испытывал.

День за днем проходили, не принося новостей. И вот неожиданно, в самый разгар служебных досугов, к ним нагрянул начальник организации. Карты, вязанье, французские книжки – всё полетело в столы. Сотрудники приготовились получить взбучку. Но восставший с похмельного одра начальник явился к ним не с инспекцией.