Леонтий запал на него моментально.
- Ребят! - он крикнул детворе, которая околачивалась возле ларька. Чья собачка?
- Ничья, дяденька!
- Можно забрать?
- Забирай!
Не сходя с места, барыбинскому кобелю за крыжовенный цвет было дадено
имя - Огурец. Леонтий взял его на медвежий ошейник с поводком, и тот радостной иноходью отправился с нами, почуяв перемену судьбы.
В Уголок Огурца нельзя было вести, нам запрещали ставить на довольствие личных животных. Поэтому Леонтий привез его домой - в большую коммуналку в Камергерском переулке.
Никем не замеченным, хотел он прошмыгнуть к себе в комнату, но из кухни с чайником - в бигудях и махровом халате - выплыла его теща Клара Цезаревна, сразу все поняла и запричитала насчет того, как это опасно подбирать на улице бездомных животных - верного источника блох, глистов и стригущего лишая.
- Ты со мной согласен? - требовала она поддержки от мужа - старенького Максим Максимыча.
Тот был глуховат, бесконфликтен и всегда приветливо улыбался в таких спорных случаях, делал вид, что не слышит, о чем идет речь.
- Ах, он не расслышал! - восклицала Клара Цезаревна. - А скажешь ему "хрен моржовый" - он услышит!
Вообще у Леонтия с тещей были хорошие отношения. Он ценил простоватые каши и гуляши в ее исполнении, уважал как ветерана Отечественной войны, но особенно поражался внезапно открывшемуся у нее с годами таланту художественного свиста. Во время семейных праздников, приняв рюмочку-другую, она таким заливалась соловьем, все что угодно могла сосвистеть - "Тальянку", "На сопках Маньчжурии", "Темную ночь", даже высвистывала "Чардаш" Монти...
Леонтий порой говорил:
- Клара Цезаревна! Наденьте ордена, начистите медали и посвистите - а я вас сниму на любительскую кинокамеру, чтобы вы остались жить в веках.
А она - ему:
- Нет-нет-нет, когда я свищу - у меня губки становятся, как куриная гузка.
- Но это же красиво! - отвечает Леонтий.
- Редкий зять, - говорила Клара Цезаревна, - так любит свою тещу. Да, он не будет плакать, когда я умру, но именно он все устроит и организует. Какое все-таки счастье, - признавалась она мне, - что мы не ингуши. По обычаям этого народа зять вообще не должен видеться с тещей. Поскольку теща - очень почитаемый у ингушей человек. Ведь если они увидятся хотя бы раз, то могут поскандалить...
Одно не устраивало в Леонтии Клару Цезаревну - род его занятий. И что он так фанатично предан своей узкой специальности. Ей хотелось, чтоб он продолжал делать телевизоры, Леонтий до армии работал на телевизионном заводе. А то ведь совестно сказать, кто у нее зять по профессии.
Вся коммуналка единодушно выразила недовольство по поводу Огурца: и шахматист Микола Распеченюк - когда-то он замахнулся на бабушку шахматной доской, за это полжизни провел в психбольнице; и одинокая библиотекарша Мирожкина; и семья Райхель - у них были два малыша, чистые ангелочки, только-только пошли, чуть ли не вчера заговорили. Отныне они бегали, взмыленные, по коридору и матерились так - хоть всех святых выноси. А их мамочка стояла, как каменная статуя, и твердила соседям: "Не фиксируйте внимания!"
Даже начальник ОВИРа Дзержинского района Жилин, которого вообще никогда не бывало дома, и тот поднял ропот.
Только скрипачка Анастасия Бриллианчик (про нее Клара Цезаревна говорила: "У Насти зубы - как жемчуг, а у меня - как янтарь!") простодушно обрадовалась Огурцу. Она еще не знала, что этот сукин сын, заслышав звуки скрипки, будет голосить на весь дом - видимо, подпевать, создавать полифонию.
Супруга Леонтия Сонечка тоже была не в восторге.
- Мальвин, моя жена не понимает меня, - жаловался Леонтий. - Я мало получаю, а ей хочется шубу из енота.
Он:
- Сонечка, - говорит, - да как же ты можешь такое заявлять? Енот-полоскун - это беззащитное существо с маленькими нежными черными руками. Он селится по берегам рек и озер, чтобы все мыть и полоскать, прежде чем положить себе в рот! На этом рефлексе полоскания Дуров построил целый номер "Прачечная енота
Тишки" - там Тишка стирает себе в корыте штаны и рубаху...
Главное, Леонтий настолько трогательно относился к енотам! Когда он подметал дорожку и услыхал, что Гарри Ключников в своей экскурсии произнес не "енот-полоскун", а "енот-потаскун", - влепил Гарику затрещину прямо на глазах у посетителей.
В такой вот неприветливой обстановке пришлось Леонтию начинать свою артистическую карьеру.
- Огурец! - сказал он, пряча за спиной кусок ливерной колбасы. Сколько будет к двум прибавить два?
Практически без всякого тайного сигнала Огурец пролаял четыре раза.
А когда Леонтий разложил на полу детские игрушки - льва, утенка, мишку, зайца, жирафа, крокодила - и попросил принести льва, Огурец побежал, схватил именно льва и принес Леонтию.
Короче, это оказался пес, которого, как утверждал Леонтий, можно послать в булочную и сказать: "Бери "французскую" булку, а за тринадцать копеек - не бери". Он войдет и спросит у продавца: "Какой свежий?" А когда вернется домой, еще и сдачу тебе отсчитает.
Огурец, играючи, завоевал жаркую любовь театральной публики, его зеленый портрет украсил афиши Театра зверей и обложки популярных детских журналов, газеты писали о нем как о редком даровании, поэтому неудивительно, что вскоре Огурца заметили и пригласили сниматься в кино. Все должно было происходить в Ялте, ранней весной, на крымском черноморском побережье.
Леонтия отпускали со скрипом. Он был по-прежнему служителем у медведей, ставки дрессировщика ему никто не думал предлагать, так что Леонтий попросил меня и Лисина, пока его не будет, присмотреть за медведями.
На дворе середина марта, снежная, солнечная, в Москве еще морозец. А мне как раз родители подарили модную синтетическую шубу - черную с белыми воротником и манжетами, сшитыми из материала, который под звездами и фонарями приобретал волшебное фиолетовое сияние.
Я, конечно, сразу надела эту умопомрачительную шубу, тем более ко мне на работу под вечер обещал заглянуть приятель, чемпион по греко-римской борьбе Деревяшкин из Белоруссии.
Когда он приехал, мы выпили немного. Я вывела его во двор и стала в сумерках водить между рядами - среди тоскливых птичьих криков, - показывать лис и волков, спящих барсуков, белоснежных зайцев. Потом завела его к медведям, существам лесных чащ, когтистым старикам, как их называл Леонтий.
Это была старая гвардия, которая давно демонстрировала свои номера только в клетках во время экскурсий. С годами в неволе медведь становится злым, раздражительным, прожорливым и свирепым, все знают, что от такого лучше держаться подальше.
Да, в состоянии легкого опьянения приблизилась я к бурой косматой медведице Фекле. Она потянула воздух, тихо заворчала.
- Алле! - взмахнула я рукой - в своей шикарной шубе, желая поразить Деревяшкина.
Грузная, косолапая Фекла медленно поднялась на задние лапы.
- Танцуй! - сказала я и покрутила у себя над головой морковкой.
Фекла затанцевала - кружится, бедрами покачивает, великанша!..
Я посмотрела на Деревяшкина - он был счастлив, как дитя.
Стоило мне на миг отвернуться, она лапами мою руку хвать - и прижала к прутьям клетки. Морковка вылетела, я только успела растопырить пальцы, чтоб рука не проскочила внутрь. Обомлев от страха, я почувствовала, как медведица уперлась носом в мою ладонь и зубами заскользила по ее поверхности.
Пока я мучительно соображала, как бы мне выбраться из этого положения, греко-римский чемпион Деревяшкин схватил меня за другую руку и давай тянуть изо всех сил. Это была борьба двух гигантов. Один к себе тащит, другой - к себе. Слышу, рукав моей шубы затрещал в когтях у Феклы. И тотчас же разъехался по швам второй рукав, на котором повис богатырь Деревяшкин. Оба рукава мне оторвали!..
Победоносно рыча, Фекла затащила добычу в клетку, изорвала ее в клочья и яростно втоптала в помет и опилки.
Лисин ножницами подрезал полы моей шубы, так что в результате получилась теплая старушечья безрукавка. А все, что уцелело от рукавов, я выудила граблями из клетки, отобрала у Деревяшкина и поехала домой.
Родители чуть в обморок не упали, когда я вернулась всклокоченная, под хмельком, в изодранной шубе, с лохмотьями в руках.
- Только фингала под глазом не хватает, - промолвил папа.
Впоследствии моя мама возродила рукава из пепла, пришила один к другому, вывернула наизнанку, и получилась отличная муфта для питона, которого Леонтий незадорого приобрел в Ялте, там распустили какой-то научный серпентарий.
Питону тоже нельзя было с бухты-барахты водвориться в Уголке - лишь сдав предварительно анализы, пройдя медицинское обследование и длительный карантин. Пришлось бедному Леонтию и этого "брата нашего меньшего" тащить к себе домой.
Теперь он стал умнее и решил соблюсти конспирацию. Питон был надежно припрятан в дорожной сумке, которую Леонтий, как вошел, сразу сунул в шкаф.
Теперь он стал умнее и решил соблюсти конспирацию. Питон был надежно припрятан в дорожной сумке, которую Леонтий, как вошел, сразу сунул в шкаф.
В тот день Соня с Кларой Цезаревной пригласили гостей. Панечка, старшая сестра Сони, наконец-то собралась выйти замуж. Вот они всей компанией ожидали родителей жениха, сам герой был в служебной командировке. Стол накрыли у
Сони - селедка под шубой, соленые огурцы, маслята, "Столичная" в холодильнике стынет, нарезали колбасу, Клара Цезаревна поджарила свиные отбивные. Максим Максимыч, побритый, наодеколоненный, в габардиновом костюме, взволнованно сновал взад-вперед по коридору, подносил хрусталь...
Зазвонил звонок. Явилась пожилая пара с маленькой собачкой. Собачка нервничала, сердилась, лаяла и даже цапнула легонько Максим Максимыча за ногу. Короче, посидели, выпили немного. Обо всем договорились. Смотрят, а собачки нет.
Все стали звать ее, искать. Страшная догадка шевельнулась в голове у Леонтия. Он кинулся к шкафу - дверца приоткрыта, питон лежит на полу, толстый, неподвижный, и глядит на всю эту суету равнодушными глазами.
Тут родные Леонтия и сам Леонтий поняли, в чем дело. Родители жениха рассердились, хлопнули дверью. Свадьба расстроилась. Панечка осталась старой девой и всю жизнь считала Леонтия виноватым в своей несчастной судьбе. Их семья снискала славу людей отпетых. А про Леонтия стали говорить, мол, он полоумный, одержимый. К тому же в юности он зарабатывал на жизнь тем, что ловил воробьев, перекрашивал их в малиновок и продавал на Птичьем рынке.
Сонечка сразу выдвинула ультиматум:
- Или я или питон!
(Будь я женой Леонтия, никогда бы не рискнула так ставить вопрос. Леонтий и за мной ухаживал, жарко шептал: "За одну ночь с тобой я готов отдать..." Дальше всегда шло перечисление какой-нибудь чепухи. Ни разу не слышала я - даже в такие мгновенья, - чтоб он сказал мне просто и прямо: "За ночь с тобой я готов отдать своего питона!")
Леонтий отвечал Сонечке уклончиво:
- Что ж мне его, на улицу вытолкать?
А сам купал змея в общей ванне (питон подолгу лежал на дне - отдыхал), кормил котлетами из кулинарии, всячески холил и лелеял. Тот был красавец крупный экземпляр, длиною метра четыре, но рос прямо на глазах, обещая стать исполином. Голова оливковая, спина с желтоватым узором посередине. Говорят, эти сетчатые питоны, когда входят в силу, могут завалить буйвола.
Леонтий рассказывал, один охотник в Индии подобрал подобную змею и нашел в ней при вскрытии целого оленя средней величины. В желудке другой такой же змеи он будто бы обнаружил дикого козла с длинными рогами. Внутри у третьей оказался дикобраз с иглами. А как-то раз, утверждал этот потрошитель змей, сетчатым питоном была проглочена беременная женщина!..
Естественно, Сонечке не понравилось, что однажды под утро питон заполз к ним в кровать погреться. Поэтому во избежание крика и шума Леонтий стал на ночь заворачивать его в одеяло и обкладывать вокруг бутылками с горячей водой.
На улице стояла теплынь. Весь город был полон чудесной и странной музыки. До поздней ночи после работы слонялась я по Москве, не зная, куда поведут меня ветры нового дня. Одно только ясно: во мне катастрофически нарастало ощущение родства с чужими людьми - прохожие это чувствовали, повсюду окликали меня или, может, просто отзывались? И я брела, не разбирая дороги, ошалевая - до чего все переплетено и взаимосвязано, не поймешь, где первичный звук, а где эхо.
Вот мы стоим с Леонтием в очереди в продуктовом, а впереди мужик взял белого батон и буханку, идет на выход.
- Мягкий? Мягкий? - спрашивают у него.
Он:
- Мягкий, нате попробуйте.
Все протянули руки, целая очередь! Давай ощупывать и белого батон, и буханку.
- Да, да, мягкий, - говорят.
Я спрашиваю:
- ...А вкусный?
Он подумал немного - такой, в старой куртке, потрепанный житейскими бурями, и говорит:
- Попробуйте.
Я:
- Что? Можно откусить?
А он мне:
- Конечно.
Я откусила горбушку - и правда, мягкий, вкусный.
Ну, я обняла его, прижалась головой к плечу и подумала: как все-таки нас всех роднит то, что мы едим хлеб. И не только это, нас многое роднит! Хотя бы - простое удовольствие ставить на землю одну ногу вслед за другой. Или как мы шарахаемся от всего, что сумрачно, и стремимся к покою сердца. Как мы странствуем в беспредельных просторах, сливаемся с лучами солнца и луны, великое для нас мало, а далекое близко. То, что мы все родились из земли и вернемся в землю и каждый из нас единственный, поэтому бесценный. Причем от всех шел такой силы свет, такая любовь - я просто не выдерживала.
- Ты, наверное, будешь очень долго жить, ты так ладно скроена, говорил Леонтий. - У тебя тип фигуры - устойчивая пирамидка. А у моей тещи она
считает - песочные часы. "Я тут вышла из ванны, - она заявляет, посмотрела на себя в зеркало и увидела, что я вылитая Даная!.."
Были ли мы с Леонтием влюблены друг в друга? Были, конечно. Именно он меня научил трем важным в жизни вещам - пить, курить и целоваться. Но дальше поцелуев у нас с ним дело не пошло, хотя в Леонтии бушевало что-то неукротимо вакхическое, а жизнь дикой природы, царившая в Уголке Дурова, звала к простоте и естественности в основополагающих вопросах бытия.
Как в древнем пастушеском обществе пылкие пары сливались в любовном экстазе на лужайке или на сеновале, в Уголке Дурова таким местом любовных встреч служил слоновник. Старая слониха Дженни безмолвно хранила тайны этих свиданий. Но если они оканчивались свадьбой, молодые после ЗАГСа отправлялись не на Ленинские горы, а с апельсинами - к старушке Дженни. Ходят слухи, что эта тропа была протоптана еще прославленным хозяином особняка на Божедомке в прошлом веке и, может статься, отпечатаны на ней тающие следы его именитых потомков...
Наверно, и мне было бы суждено тогда пройти по этому пути осторожными шагами. Но как-то зимой на заднем дворе я увидела закутанную девочку - она шла, раскинув руки, к пингвину, который свободно прогуливался по заснеженному двору. Это была дочка Сонечки и Леонтия. В тот день я впервые увидела ее: когда я к ним приходила, она уже отчаливала в детский сад.
Покачиваясь в едином ритме - одинаковыми походками, одного и того же роста, они с пингвином двигались навстречу друг другу, и в сердце моем навсегда запечатлелась эта картина, зато маячащая на горизонте тропинка к Дженни в ту же минуту поросла непролазными тропическими лианами.
Впрочем, Леонтий не тужил по таким пустякам, твердо зная, что, когда Аллах закрывает одну дверь, открывает несколько других. Эпикуреец, любимец женщин, он то и дело одерживал любовные победы. Поэтому все дружно хохотали в Новый год: Леонтий первый раз нарядился Дедом Морозом, а в Уголок Дурова на праздник пришли дети сотрудников.
Один мальчик, наряженный зайцем, стал читать стих про Деда Мороза.
...Борода из ваты,
А глаза-то папы!!!
воскликнул он и лукаво взглянул на Леонтия.
- Нет-нет-нет! Ничего подобного!!! - закричал вдруг испуганно Леонтий.
Такой у меня был идеальный рыцарь Ланселотт.
В испанском языке есть слово, которое невозможно точно перевести на другие языки. Глагол "vacilar" означает идти куда-то, не слишком заботясь о том - дойдешь ли до намеченной цели, хотя путь твой лежит в том направлении. Подобного путника испанцы называют "vacilador". И это как раз про моего Леонтия.
Он просто проникся ко мне вечной любовью и навсегда запомнил, когда у меня день рождения. Запомнить это было совсем нетрудно, поскольку мой день рождения катастрофически совпал с днем рождения Владимира Леонидовича Дурова.
Обычно в этот день работники Уголка с цветами собирались в музейной комнате вокруг бюста основателя династии. Анна Владимировна, обняв отца за бронзовое плечо, принимала поздравления. В возвышенных тонах все отмечали подвиг великого артиста, создавшего гуманный вкусопоощрительный метод дрессировки, который он решительно противопоставил бессмысленной жестокости старого цирка. Одним словом, Дуров - это было наше все.
Поэтому, когда погожим июньским утром, в момент зенита общего ликования по случаю рождения столь выдающегося клоуна, в музей вошел Леонтий с букетом бордовых пионов, осыпал меня цветами и объявил во всеуслышание, что сегодня родился не только дедушка Дуров, но и девушка Мальвина, все вздрогнули и оцепенели.
У постамента сидела кошка с ярко-зелеными глазами, так вот эта кошка встала и ушла, такая вдруг воцарилась тишина, словно перед бурей. И в этой звенящей тишине я встретилась взглядом с Анной Владимировной.
Она глядела на меня с недоумением, горечью, укоризной - казалось, глаза ее говорили: как??? В этот день??? Не может быть, что кто-то еще посмел родиться, кроме великого Дурова!!! Букашка, из которой неизвестно что получится и вряд ли что-нибудь путное! А посягнула на самое сокровенное, святая святых!!!