— Сами знаете! — сказал Пит.
— И как насчет этого барахла? — снова повторил свой вопрос полицейский.
— Говорю же, — набычился Пит, — добро наше.
— А почему оно было в машине?
— Ну… мы… ну… — Мужчина надолго замолк. — Мы собирались на прогулку.
— И куда же?
— Куда? Ну… ну, в…
Он снова замолчал и насупился, а Стиви ухмыльнулся, подумав, что за клоун этот парень! Хотя это представление лучше, чем аттракционы на Кони-Айленде. Этот малый не может соврать, если не пораскинет мозгами часок-другой. А его тупая подружка ему под стать. Ради этого стоило сюда попасть!
— Ну… — сказал Пит, все еще путаясь в словах. — Ну… мы направлялись в… ну… в Денвер.
— Зачем?
— Просто поехали отдохнуть, знаете ли, — сказал он и попытался улыбнуться.
— И сколько у вас было денег, когда вас задержали?
— Сорок долларов.
— Вы ехали в Денвер с сорока долларами?
— Ну, у нас было пятьдесят. Да, у нас было скорее пятьдесят долларов.
— Продолжайте, Пит. Что вы собирались делать с тем барахлом в машине?
— Я же говорю. Мы отправлялись в путешествие.
— Ну и ну! Со швейной машинкой? И много вы шьете, Пит?
— Шьет Марсия.
— Это правда, Марсия?
— Да, — заговорила блондинка высоким пронзительным голосом, — я шью много.
— А шуба, Марсия? Она ваша?
— Конечно.
— На подкладке инициалы «Джи Ди». Ведь это не ваши инициалы, Марсия?
— Не мои.
— А чьи?
— Откуда мне знать! Мы купили манто в скупке.
— Где?
— На Миртл-авеню в Бруклине. Вы знаете, где это?
— Да, знаю. А как насчет чемодана? На нем те же инициалы. И эти инициалы не принадлежат ни вам, ни Питу. Как вы это объясните?
— Мы купили его там же.
— А пишущая машинка?
— Она принадлежит Питеру.
— Вы умеете печатать на машинке, Пит?
— Ну, балуюсь понемножку, знаете ли.
— Мы проверим все это добро по списку украденных вещей. Вам ведь известно, что вещи краденые, не так ли?
— Мы все купили в скупке, — упрямо забубнил Пит. — Если эти вещи и были украдены, мы ничего об этом не знаем.
— Вы тоже ехали с ним в Денвер, Марсия?
— Конечно.
— И когда вы решили туда поехать? Несколько минут назад?
— Мы решили это еще на прошлой неделе.
— Вы собирались попасть в Денвер через Гранд-Конкорс?
— А?.. — не понял Питер.
— Ваш автомобиль был припаркован в Гранд-Конкорсе. Что вы там делали с машиной, набитой крадеными вещами?
— Они не краденые, — возразил Пит.
— Мы ехали в Йонкерс, — вмешалась женщина.
— А я думал, в Денвер.
— Да, но нам нужно было сперва починить машину У нас была какая-то поломка в.. — Она замялась и обратилась к Питу:
— В чем там было дело, Пит? Что у нас сломалось?
Пит долгое время соображал, прежде чем ответить.
— Ну… да… ну… маховик, да! Точно. В Йонкерсе есть гараж, где их хорошо чинят. Эти самые маховики.
— Если вы собирались в Йонкерс, тогда почему остановились в Конкорее?
— Ну, у нас возникли разногласия.
— И какого же рода разногласия?
— Ну, не совсем чтобы разногласия. Просто что-то вроде спора.
— О чем?
— О еде.
— Что?!
— О том, что поесть. Я хотел съесть что-нибудь китайское, а Марсия хотела стакан молока с куском пирога. Поэтому мы никак не могли решить, идти нам в китайский ресторанчик или в кафетерий. Вот почему мы и остановились в Конкорее.
— Мы нашли бумажник в вашем плаще, Пит. Он ваш, верно?
— Нет.
— А чей же?
— Не знаю. — Он помолчал, а потом поспешно добавил:
— В нем не было денег.
— Нет. Но там были документы. На имя некоего мистера Симона Грейнджера. Откуда у вас бумажник, Пит?
— Подобрал на обочине. В нем не было денег.
— Может, и все остальное вы тоже подобрали на обочине?
— Нет, сэр. Купил. — Он помолчал. — Я собирался вернуть бумажник, но позабыл сунуть его в почтовый ящик.
— Были слишком заняты планированием поездки в Денвер?
— Да, так оно и было.
— Когда в последний раз вы честно заработали хоть один доллар, Пит?
Пит ухмыльнулся:
— О, это было около трех лет назад, я полагаю.
— Вот перечень их отсидок, — сказал полицейский. — Марсия, 1938 год уголовное наказание, 1939 год — за сокрытие улик, 1940 год — за хранение наркотиков. Вы все еще на игле, Марсия?
— Нет.
— 1942 год — нарушение общественного порядка, 1943 год — снова наркотики, 1947 год… Достаточно, Марсия? Марсия ничего не ответила.
— Пит, — продолжал главный коп, — 1940 год — попытка изнасилования, 1941 год — отказ от воинской повинности, 1942-й — нарушение общественного порядка, 1943 год — попытка ограбления, 1945 год — сутенерство, 1947 год — нападение с нанесением телесных повреждений, отбыл два года заключения в Оссининге.
— Я никогда не сидел, — сказал Пит.
— Судя по этому документу, сидел.
— Никогда я не сидел, — настаивал тот.
— В 1950 году, — продолжал начальник полиции, — нанесение телесных повреждений несовершеннолетнему. — Он замолчал. — Что можете рассказать нам по этому поводу, Пит?
— Я… ну… — Пит сглотнул. — Мне нечего сказать.
— Неужели вам стыдно? Пит ничего не ответил.
— Уведите их отсюда, — распорядился начальник.
— Видел, как долго он их тут мариновал? — зашептал Скиннер. — Он знает, кто они такие, и хочет, чтобы каждый легавый в городе узнавал их с первого взгляда…
— Пошли, — сказал полицейский, беря Скиннера под руку. Стиви смотрел, как Скиннер карабкается по ступенькам на сцену, и размышлял. Парочка была та еще! А посмотришь на них, никогда и не подумаешь, что они такие мошенники. Ну надо же!
— Скиннер Джеймс. Манхэттен-два. Возраст — пятьдесят один год. Бросил мусорный бак в стеклянную витрину магазина «Одежда» на Третьей авеню. Арестовавший его офицер обнаружил его в магазине с кучей пальто. Обвинение не предъявлено. Все правильно, Джеймс?
— Я не помню, — сказал Скиннер.
— Неужели?
— Помню только, как проснулся утром в камере.
— Не помните, как запустили мусорный бак в витрину?
— Нет, сэр.
— Не помните, как брали те пальто?
— Нет, сэр.
— Но вы ведь делали это, как думаете? Дежурный полицейский нашел вас в магазине с кучей пальто в руках.
— Верю вам на слово, сэр.
— На мое слово можно положиться. Особенно если тебя обнаружили в магазине с полными руками товара.
— Не помню, сэр.
— Вы бывали там раньше, верно?
— Не помню, сэр.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, Джеймс?
— Я безработный, сэр.
— И когда вы в последний раз работали?
— Не помню, сэр.
— Вы что-то много чего не помните, верно?
— У меня память плохая, сэр.
— Может быть, ваше личное дело напомнит вам кое-что, Джеймс? — спросил начальник.
— Может быть, сэр. Не могу сказать.
— Прямо не знаю, с чего начать, Джеймс. Вы не были идеальным гражданином.
— Неужели, сэр?
— Наш город не хуже других. Итак, в 1948 году — нападение и ограбление, 1949 год — появление в обществе в непристойном виде, 1951 год — кража со взломом, 1952 год — опять ограбление с нанесением телесных повреждений. Вы не такой уж и простой парень, а, Джеймс?
— Как скажете, сэр.
— Да уж скажу. Так что насчет того магазина?
— Я ничего не помню про магазин, сэр.
— Зачем вы туда полезли?
— Я не помню, как лез в магазин, сэр.
— Э-э-э. А это что еще? — вдруг сказал начальник.
— Сэр?..
— Стоит посмотреть чуть пораньше, а, Джеймс? Вот ваше дело. Запись 1938 года. Обвинение в убийстве первой степени, приговорен к смертной казни.
Все собравшиеся легавые принялись перешептываться. Стиви нетерпеливо подался вперед — ему хотелось получше рассмотреть бездельника, который давал ему советы.
— Так что случилось, Джеймс?
— Где случилось, сэр?
— Вас же приговорили к смертной казни, нет? Как получилось, что вы до сих пор с нами?
— Обратился с апелляцией.
— И вторичного слушания не было?
— Нет, сэр.
— Вам здорово повезло, верно?
— Верно, если вы меня спрашиваете.
— Вам удалось избежать электрического стула, и вы еще обижаетесь на судьбу? Ну, на этот раз закон не промахнется!
— Я плохо разбираюсь в законах, сэр.
— Не разбираетесь, говорите?
— Нет, сэр. Одно знаю, если хочешь поднять на ноги весь полицейский участок, нужно только купить бутылочку дешевого винца и распить ее, не вмешиваясь в чужие дела.
— На себя намекаете, Джеймс?
— Именно этим я и занимался, сэр.
— И вы не помните, как залезли в тот магазин?
— Я ничего не помню.
— Хорошо, следующий!
Скиннер медленно повернул голову и встретился глазами со Стиви. И снова во взгляде была та же безмолвная мольба. Потом он отвернулся и поплелся со сцены, вниз по ступеням в темноту.
Рука копа сомкнулась на бицепсе Стиви. На какое-то мгновение он не понял, в чем дело, но потом до него дошло, что он — следующий. Он стряхнул руку копа, расправил плечи, поднял голову и стал подниматься по лестнице.
Стиви тут же почувствовал себя как бы выше ростом. Он ощущал себя актером, выходящим на сцену, чтобы сыграть по собственному сценарию. Над сценой и темным залом с сидящими в нем копами висела аура какой-то нереальности.
Начальник полиции стал читать о нем информацию, но Стиви ее не слушал. Он смотрел на лампы, которые на самом деле не были такими уж яркими и не слепили его. Неужели у них нет ламп поярче? Почему они не направили на него побольше света, чтобы все могли рассмотреть его, когда он будет рассказывать свою историю?
Стиви сделал попытку всмотреться в лица детективов, но не мог их ясно разглядеть. Он слышал голос главного копа, но не различал отдельных слов, улавливая лишь интонацию. Он посмотрел через плечо, хотел увидеть, до какой отметки ростомера достает, но потом встал, расправив плечи, поближе к подвешенному микрофону, потому что хотел, чтобы все услышали, когда он начнет говорить.
— Обвинения не предъявлено, — сделал вывод полицейский. Последовала продолжительная пауза, и Стиви ждал затаив дыхание.
— Тебя задержали в первый раз, Стиви? — спросил коп.
— А вы не знаете? — съехидничал Стиви.
— Я тебя спрашиваю.
— Да, в первый раз.
— Хочешь рассказать нам все?
— А нечего рассказывать. Вы и так все уже знаете.
— Конечно, но мы хотим выслушать твою версию.
— О чем это вы?
— Расскажи нам все, Стиви.
— Хотите прогреметь на весь штат из-за обыкновенного ограбления? У вас что, времени полно?
— Мы никуда не торопимся, Стиви.
— А вот я тороплюсь.
— Куда, интересно? Куда это ты собрался, сынок? Давай рассказывай.
— Что рассказывать-то? Произошло ограбление кондитерской, только и всего.
— Это ты ее ограбил?
— А это вы еще должны доказать.
— Нам уже известно, что это ты.
— Тогда не задавайте глупых вопросов.
— Зачем ты это сделал?
— У меня кончились сигареты.
— Продолжай, сынок.
— Я сделал это, потому что мне так захотелось.
— Зачем?
— Послушайте, вы поймали меня с поличным, поэтому оставим это, а? Зачем напрасно терять время?
— Мы хотим выслушать все, что ты можешь нам рассказать. Почему ты выбрал именно эту кондитерскую?
— Выбрал, и все! Положил в шапку бумажки и вытянул одну.
— Да неужто? Ты ведь не делал этого, Стиви?
— Нет, конечно не делал. Я выбрал эту кондитерскую, потому что там работает только один старый хрен, и я решил, что это будет плевым делом.
— И во сколько ты вошел в кондитерскую?
— Старикан уже сказал вам об этом, не так ли? Послушайте, я понимаю, что стою здесь, чтобы меня могли как следует рассмотреть. Ладно, смотрите, и давайте покончим с этим.
— Так во сколько, Стиви?
— Я не буду ничего вам говорить!
— За исключением того, что нам уже известно.
— Тогда почему вы хотите услышать это от меня? Десять часов вас устроит? Подходит?
— Немного рановато, так или нет?
— А как насчет одиннадцати? Может, эта цифра подойдет?
— Давай остановимся на двенадцати. Это больше подходит.
— Останавливайтесь на чем хотите, — сказал Стиви, довольный, как он справляется. Им все прекрасно известно, поэтому он может себе позволить покрасоваться, показать, что его на пушку не возьмешь.
— Ты вошел в магазин в двенадцать, верно?
— Если вы так говорите, шеф.
— У тебя было огнестрельное оружие?
— Нет.
— А что было?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Я напугал его до смерти своим пронзительным взглядом, вот и все.
— У тебя был автоматически складывающийся нож, не так ли?
— Вы нашли его при мне, зачем спрашиваете?
— Ты воспользовался ножом?
— Нет.
— Разве ты не говорил старику, чтобы он открыл кассу, иначе ты его порежешь? Разве ты этого не говорил?
— Я не записывал на магнитофон все, что говорил.
— Но ведь ты же угрожал ему ножом! Ты заставил его открыть кассу, приставив ему нож к горлу.
— Думаю, да.
— И сколько денег ты взял?
— Вы же отобрали мою добычу. Разве вы не посчитали?
— Уже посчитали. Двенадцать долларов, верно?
— Я не успел сосчитать. Появились представители закона.
— И когда появились представители закона?
— Когда я уже уходил. Спросите легавого, который меня замел. Он знает, когда.
— Однако кое-что еще произошло, прежде чем ты собрался уходить.
— Ничего не произошло. Я обчистил кассу, а потом смылся. Дал тягу.
— На твоем ноже была кровь.
— Да ну? Я вчера вечером разделывал им цыплят.
— Ты ударил ножом владельца магазина, верно?
— Я? Да я никогда в жизни и пальцем никого не трогал!
— Почему ты ударил его ножом?
— Я этого не делал!
— Куда ты его ударил?
— Я его не трогал.
— Он начал кричать?
— Не понимаю, о чем это вы.
— Ты ударил его ножом. Мы это точно знаем.
— Что за чушь!
— Не умничай, Стиви.
— Разве вы уже этого не знаете? Что вам еще от меня надо, черт побери?!
— Нам надо, чтобы ты рассказал нам, почему всадил нож во владельца магазина.
— А я говорю, что этого не было!
— Он вчера был госпитализирован с шестью ножевыми ранениями в грудь и живот. Что ты на это скажешь, Стиви?
— Оставьте свои вопросы для полицейского участка. Я вам больше ничего не скажу.
— Ты получил свои деньги. Зачем ты ударил его ножом? Стиви ничего не ответил.
— Ты испугался?
— А чего бояться-то? — заносчиво ответил Стиви.
— Ну, я не знаю… Испугался, что он расскажет, кто его ограбил. Испугался, что он начал кричать. Чего ты испугался, сынок?
— Да ничего я не испугался! Я велел старому негодяю держать рот на замке. Ему нужно было меня послушаться!
— А он открыл рот?
— Спросите его.
— Я тебя спрашиваю!
— Да, он не стал молчать. Он начал вопить. Сразу после того, как я обчистил кассу. Идиот чертов, из-за каких-то двенадцати долларов начал вопить как резаный!
— И что ты сделал?
— Велел ему заткнуться.
— А он не послушался?
— Да, не послушался. Поэтому я его ударил, а он все орал. Поэтому… поэтому я и пощекотал его ножичком.
— Шесть раз?
— Я не знаю, сколько раз. Просто… ударил, и все. Ему не нужно было вопить. Спросите его, сделал ли я ему что-нибудь плохое. Давайте, спросите! Он вам скажет. Я и пальцем к нему не прикоснулся, пока он не начал вопить. Пойдите в больницу и спросите его, тронул ли я его пальцем. Давайте, спросите его!
— Мы не можем, Стиви.
— Поче…
— Он умер сегодня утром.
— Он…
На мгновение мысли у Стиви перепутались. Умер? Коп сказал — «умер»?
Теперь зал притих в удивленном молчании. И до этого все слушали его внимательно, но сейчас тишина была какая-то другая, и от этой тишины ему стало вдруг холодно, и он посмотрел на свои ботинки.
— Я… я не хотел, чтобы он умер, — пробормотал Стиви. Полицейский стенографист поднял голову:
— Чего он не хотел?
— Чтобы он умер, — шепотом повторил какой-то полицейский в форме.
— Что? — снова не расслышал стенографист.
— Он не хотел, чтобы он умер! — завопил коп. Его голос эхом отозвался в тишине зала. Стенографист наклонил голову и принялся что-то царапать в своем блокноте.
— Следующий! — сказал начальник полиции. Стиви сошел со сцены. В голове у него было на удивление пусто, ноги почему-то стали свинцовыми. Он прошел за копом до двери, а потом потопал вместе с ним к лифту. Они оба молчали, пока двери лифта не закрылись.
— Для первого дела ты серьезно влип, парень, — сказал коп.
— Он не должен был умирать! — отчаянно крикнул Стиви.
— А тебе не нужно было тыкать в него ножом, — заметил полицейский.
Стиви попытался вспомнить, что говорил ему Скиннер до предварительного слушания, но шум лифта мешал ясно мыслить. Он вспомнил лишь одно слово «соседи», когда лифт опустился в подвал, чтобы Стиви присоединился к ним.
Примечания
1
Пенсакола — город в штате Флорида, США.