— А позвонить ему можно?
— Он сегодня уехал на деловую встречу. Мобильный не отвечает, он, когда едет по автобану или ведет какие-то важные переговоры, телефон обычно отключает, — соврала Инна. «Знаю я, когда он телефон отключает, кобель чертов…»
— Как только он появится, попросите его сообщить о себе по этому телефону.
Полицейский протянул Инне визитку.
— Конечно, передам ему.
— А теперь давайте пройдем в дом. Посмотрите, что там не так.
— Скажите, а это… что — несчастный случай?
— Похоже, что да. Но ведь может быть и убийство, инсценированное под несчастный случай. Такое тоже нередко в нашей практике случается. Так что пока ничего утверждать не могу.
— Но она ведь жива? Вот придет в себя и все расскажет.
— Ну, придет ли она в себя, пока никто точно сказать не может. Врачи говорят, надежда есть, но… При таких ранениях может быть и потеря памяти, так что, даже если она придет в себя, это еще не значит, что сможет что-то вспомнить.
Инна остановилась возле входной двери, не решаясь перешагнуть порог.
— Что вы мнетесь? Боитесь в свой дом зайти? — легонечко подтолкнул ее полицейский.
— Может, я подожду, пока мой муж вернется?
— А вы знаете точно, когда это произойдет?
— Н-нет!
— Извините, но я не располагаю таким количеством свободного времени, чтобы просто так сидеть на крылечке, даже в обществе столь прелестной дамы.
Услышанный комплимент вернул Инне ее обычную самоуверенность.
«Чего, собственно, бояться? Тем более, я не одна…»
В прихожей она осторожно обошла обведенный мелом на полу силуэт. Вокруг него ползали эксперты и собирали в полиэтиленовые стерильные пакеты все предметы, которые могли иметь отношение к несчастному случаю. Главная улика — подсвечник — в большом прозрачном пакете уже стоял возле двери.
Горшок с папоротником, стоявший в углу, опрокинулся на бок, и земля из него рассыпалась по всей прихожей. Рядом с силуэтом земля превращалась в бурые комки грязи. Инну передернуло: господи, кто же все это будет убирать? Что мне, бедной, делать со всем этим беспорядком? О чем это я думаю? Она же чуть не погибла, эта… Валентина.
— Давайте осмотрим весь дом!
— Пойдемте!
Первый этаж они прошли довольно быстро. Ничего подозрительного обнаружено не было.
«Она тут, оказывается, в мое отсутствие кофеек попивала!» — отметила про себя Инна, увидев на кухне включенную кофеварку с заполненной наполовину стеклянной чашей.
По лестнице, ведущей на второй этаж, расплылись бурые пятна.
«Опять кровь! — чуть не завыла Инна. — Не смогу я в этом доме больше жить!»
На площадке перед лестницей на втором этаже валялось перевернутое ведро со шваброй-тряпкой. Инна ступила на ковер и поняла, что вся вода из ведра впиталась в него.
«Сейчас промокнет пол в коридоре, и вода начнет капать с потолка на первом этаже…» — тоскливо отмечала она все новые и новые «открытия».
Они заглянули по очереди во все комнаты второго этажа и даже в обе ванные. Ничего интересного или подозрительного Инна там не увидела. Похоже, что на момент несчастного случая Валентина закончила гладить новые зеленые гардины, собиралась передохнуть, выпить кофе и продолжать отрабатывать свой заработок — тридцать евро, которые Инна накануне ее прихода оставляла на туалетном столике возле гардероба.
Как будто догадавшись о направлении мыслей хозяйки дома, полицейский спросил:
- А как вы рассчитывались с этой женщиной — раз в месяц, в неделю или за каждый приход отдельно?
— Она попросила, чтобы я рассчитывалась отдельно за каждый визит — ей так удобней. Она, кажется, живет одна с ребенком, получает социальную помощь, так что любая мелочь на счету. А мне какая разница?
«Наверняка, для этой бедной женщины тридцать евро не были мелочью…» — подумал про себя полицейский и спросил:
— А те деньги, что вы за сегодняшнюю уборку оставили, где они? Остались лежать на том же месте или нет?
— Я их оставляла возле гардероба на туалетном столике. Мы проходили мимо, когда осматривали коридор, но я не обратила внимания. Там кажется порядок, поэтому…
— Пойдемте, пойдемте!
Гардеробный отсек находился в дальнем углу прихожей, рядом с лестницей в подвал. Деньги так и остались лежать на туалетном столике, заваленном косметикой, расческами, коробочками.
— А это что? — брезгливо скривившись, Инна ткнула пальцем в сторону дешевенькой сумочки из кожзаменителя, скромненько приютившейся среди сборища ненужных мелочей. — Это не мое! У меня нет таких… вещей!
— Интересно, интересно! Вы в этом уверены?
— Абсолютно уверена! У меня такой сумки просто не-мо-жет быть! — выразительно выговорила она.
— Значит… это сумка пострадавшей?
— Значит — да!
— Ну и хорошо! Сейчас мы, по крайней мере, выясним ее фамилию и адрес!
Полицейский позвал одного из криминальных экспертов:
— Помоги нам, Генрих, мы тут обнаружили сумочку, предположительно принадлежащую пострадавшей!
Эксперт натянул перчатки и аккуратно приподнял сумочку. Сумочка оказалась открыта. Двумя пальцами эксперт Генрих вытаскивал из сумочки стандартный женский набор: пудреницу, помаду, расческу, флакончик дешевых лже-французских духов, старенькое портмоне. В портмоне они и обнаружили то, что искали — удостоверение личности, водительские права, документ на машину.
— У нее есть машина?
— Да, на улице стоит. Старый «опель-астра».
— Если бы вы вспомнили об этом раньше, мы бы уже полчаса назад знали все паспортные данные вашей Валентины!
— Во-первых, она не моя! — скривила губы Инна. — А во-вторых, это не мое дело — все знать и обо всем догадываться!
Инна, убедившись, что ей ничего больше не угрожает, приобрела свой обычный нагло-самоуверенный тон.
— Кто знает, кто знает!
— А что, я еще должна что-то сообщать по этому… случаю? Я ничего не знаю, разбирайтесь дальше без меня! Мне и так предстоит теперь ломать голову, где срочно найти уборщицу, чтобы убрать все это безобразие!
Они вышли на порог дома. Скорая помощь с пострадавшей уже давно уехала. Эксперты и два молодых полицейских ждали в машине своего начальника, который был явно обескуражен черствостью фрау Пащук. «А еще говорят, что русские женщины добрые и сердечные. Впрочем, стереотипов никогда и ни в чем существовать не может. Среди любых народов встречаются особи с совершенно разными моральными представлениями. Нельзя всех грести под одну гребенку…»
— А судьба Валентины вас не волнует? Или как там сейчас ее ребенок? Вы, кстати, не знает, кто у нее — мальчик, девочка? И какого возраста?
— Вы что, издеваетесь? Зачем мне это знать? Хотите играть в благородство — звоните, узнавайте, а у меня своих дел по горло. Вы еще долго тут будете со своей командой?
— Уже уходим. Все, что надо, мы уже собрали. Вас еще могут вызвать в полицию для дачи дополнительных показаний!
— Неужели, еще не все ясно?
— Не все. Кстати, хотел вас предупредить — не надо так разбрасывать ценные вещи. Люди иногда не задумываясь, сами провоцируют кражу ценных вещей, разбрасывая их лишь бы как, на видных местах. На столе бросают деньги, драгоценности, а полиции потом работа — воров разыскивать.
— Если вы имеете в виду тридцать евро на туалетном столике, то о их существовании я даже не вспомнила бы, если бы вы не спросили.
— Я имею в виду колье и браслет, которые лежали под сумочкой вашей уборщицы. Я конечно, не ювелир, но бижутерию от настоящих ювелирных изделий отличить могу.
— Какое колье, какой браслет? Мои драгоценности лежат в спальне. А бижутерию я не ношу вообще.
— Извините, но я не думаю, что изумруды с бриллиантами принадлежат уборщице, получающей социальную помощь! Тем более, вряд ли бы она все это надела, собираясь убирать чужой дом!
— Не знаю, о чем вы тут вообще говорите!.. — на повышенных тонах начала Инна.
- Не знаете? Пойдемте, посмотрим. В чем, в чем — а в невнимательности меня обвинить нельзя! — полицейский развернулся на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом пошел в сторону гардеробной. Инна побежала за ним.
— Вот это что, по-вашему? — взял он в руку переливающееся даже в полутемном отсеке коридора колье. — Хотите сказать, что это — китайская подделка?
Инна остановилась, как вкопанная, и не сводила глаз с колье. Ей приходилось уже видеть эти драгоценности. Более того — она мечтала их заполучить в свое владение, предлагала за них огромную сумму денег, но не вышло… А теперь, теперь… они валяются на ее туалетном столике среди всякого хлама.
— Чего молчите? Я что, не прав? — торжествующий голос полицейского привел Инну в себя:
— Это не мое… — тихо сказала она.
— Не ваше? Тогда чье же? Неужели, Валентины?
— Эти драгоценности принадлежат Полине Берг.
— Эти драгоценности принадлежат Полине Берг.
— Берг… Берг… Где-то я недавно слышал эту фамилию…
— Она была найдена мертвой три дня назад в своей квартире.
— Точно, я видел эту фамилию в полицейских сводках по городу… пару дней назад. А вы что, были знакомы?
— Да, она работала в принадлежащем мне издательстве!
— Даже так? Два таких случая в непосредственном вашем окружении за несколько дней… Что-то мне это не нравится! Боюсь, что вам придется проехаться вместе с нами в Комиссариат…
Глава 15
Алина привезла Вальдемара Берга домой после визита на квартиру Полины часа в четыре дня. Через минуту в дверь тихонько постучали:
— Можно? Вы уже вернулись? — шурша маленькими ножками, в комнату вошла Ильза Вальбаум. — Вы забыли дверь закрыть…
— Проходите, проходите! — Вальдемар посмотрел в сторону своей подружки.
«Такое чрезмерное внимание меня бы уже вывело из себя, — подумала Алина, — но для человека в его положении это как раз то, что нужно. Присутствие этой старушенции, даже, если иногда его раздражает, то все равно не дает углубляться в себя и оставаться наедине со своими мыслями…»
— Интересно, где это Светлана задерживается? Она ведь пошла в Комиссариат в первой половине дня? — вслух продолжила она свои мысли.
— Я думаю, вам уже пора пообедать, — начала заботливая соседка, — Светлана скоро придет и присоединится к вам. Я приготовила прусский свекольный суп, он чем-то похож на ваш борщ, но без капусты.
— Обязательно попробуем. Вы знаете, я последние годы увлеклась кулинарией, собираю разные интересные рецепты, — с готовностью отозвалась Алина. Даже через силу она готова была попробовать кулинарные изыски доброй старушки.
Вальдемар был настроен не столь благосклонно:
— Ильза, мы с Алиной перекусили в кафе. Я не могу столько кушать. Давай попозже? Дождемся Светлану, по крайней мере…
Ильза Вальбаум промолчала, но по поджавшимся уголкам губ было видно, что не такой реакции она ожидала на свое заботливое внимание.
«Старики прямо, как дети, обижаются на всякую ерунду. Хотя, то, что для одного — ерунда, для другого — смысл жизни. Для этой старушки стало смыслом жизни опекать такого же одинокого, но еще более беспомощного, чем она сама, старика. А теперь, когда он потерял единственную дочь, ему совершенно необходимо, чтобы она была рядом. И старушка это чувствует, вертится у него целыми днями».
Алине хотелось обсудить с Вальдемаром пропажу фамильных драгоценностей, но она не могла придумать, с чего начать. Тем более, она не знала, стоит ли при соседке говорить на эту тему.
В общем, они могли бы поговорить по-русски, и Ильза Вальбаум не поняла бы, о чем речь, но как-то неудобно в присутствии доброй старушки говорить на непонятном ей языке. Вдруг она подумает, что они ей не доверяют или, что еще хуже, «обсуждают» ее.
Когда Вальдемар выкатил свою коляску на балкон для очередного перекура, Алина решила составить ему компанию. «Во всяком случае, можно спокойно поговорить, не провоцируя никаких обид».
— Я всю дорогу думал, как расценивать обнаруженный факт, — не дожидаясь вопроса Алины начал Вальдемар. — Мне кажется, правильнее всего сообщить об этом в полицию, как можно скорее. Это поможет им выйти на верный след, ведь получается, что речь идет о краже… Но зачем же тогда надо было убивать? Неужели бы Полиночка не отдала эти проклятые стекляшки, если бы ее жизни угрожала опасность? Что ты скажешь по этому поводу?
— Очень все это не компонуется друг с другом. Ведь воры очень редко убивают свои жертвы. А этот вор, похоже, хорошо знал, где и что у Полины лежит — он ведь не искал, не перерывал, не переворачивал ничего. Просто пошел — и взял совершенно в определенном месте. Гораздо проще это было бы сделать в отсутствии Полины — ее ведь целыми днями не бывает дома.
— Но ведь для этого надо еще и ключи иметь от ее квартиры. Замок не взламывали, дверь цела. Получается, что Полина сама впустила преступника в дом? Значит, это все-таки Пащуки.
— Зачем им воровать драгоценности, они ведь богатые люди. Могут купить себе все, что хотят…
— Кстати, я вспомнил, Полиночка мне как-то рассказывала, что Инна Пащук уговаривала ее продать этот ювелирный набор. Действительно, он очень необычный. Работа старинная, сейчас так не делают. Полиночка, конечно, отказалась — хотя она не очень любила всякие побрякушки, но эти драгоценности совсем другое — это же от наших предков. От бабушки, прабабушки. Они их носили, они в них влюблялись, надевали их к свадебному наряду, передавали своим дочерям, внучкам, берегли в самые страшные, голодные годы. Продать их — значит предать память своих родных.
— Конечно, я прекрасно вас понимаю.
— С этими драгоценностями в нашей семье связано одно предание. Раньше я не обращал на него внимания. А сейчас дурацкие мысли в голову лезут. Всю жизнь был материалистом, а теперь вот мистика мерещится. Может, дело в этом предании? Оно предрекает владелице этих драгоценностей, что она не умрет своей смертью… Моя жена погибла в автокатастрофе, а вот теперь и Полиночка… Может, пропади они пропадом? Сами вора и накажут…
— Расскажите, что это за предание. Если, конечно, это не семейная тайна.
— Да какие уже у меня тайны могут быть? Только пару болячек своих скрыть, чтобы не казаться развалиной перед молодой женщиной.
— Ну, Вальдемар Генрихович…
— Ладно, ладно! Слушай фамильную сказочку…
Алину никак нельзя было отнести к впечатлительным и доверчивым дамам, с легкостью отдающим деньги гадалкам, предсказательницам и знахаркам, «снимающим порчу». Но какие же удивительные совпадения бывают в судьбах семей. А вдруг, что-то в этом есть — в смысле «семейных проклятий»? Во всяком случае, такие истории завораживают воображение…
Предки Полины и Вальдемара происходили из дворянского рода, старинные церковные книги, хранящиеся в Аугсбургской кирхе Богоматери, упоминают о благородном рыцаре Вильгельме фон Берге и его жене Августине, живших в пятнадцатом веке. Из старинных записей следует, что баронское звание рыцарь получил за особые заслуги в служении герцогу Баварскому Леопольду Карлу. В конце восемнадцатого века среди прямых потомков Вильгельма и Августины разразилась настоящая война. В результате, из трех братьев фон Берг в живых остался только младший — самый хилый и тщедушный. Жены двух старших братьев остались вдовами, а их дети — сиротами. Погибли братья, собственно, по вине друг друга — один не хотел помочь другому выбраться из болота во время охоты, а тот, что тонул, захлебываясь в трясине, крикнул другому, чтобы тот шел через брод, расположенный неподалеку. Это была его последняя злобная месть — он по смещению слоев трясины понял, что этот брод должен сдвинутся в сторону, и отправил брата на заведомую гибель. Так ненависть победила братские чувства. Получалось, что старшим мужчиной в семье стал младший из братьев, единственный оставшийся в живых. И баронский титул унаследовал он. На нем род фон Берг мог и прерваться — у него не было сыновей, а только одна-единственная дочь Клара. Она была очень милая и скромная девушка, но случилось так, что долго не могла выйти замуж. То ли приданого было недостаточно, то ли репутация семьи подкачала, но женихов было не видать. И вот, когда возраст старой девы Клары не оставлял уже надежд на замужество, она познакомилась с женихом своей кузины, дочери среднего брата отца. Не знаю, по каким уж соображениям, а может просто по любви, но этот молодой мужчина начал ухаживать за Кларой и вскоре сделал ей предложение. Нравы в те времена были не в сравнение с сегодняшними, но, тем не менее, выяснилось, что Клара к венцу пойдет уже с ребенком под сердцем. Родители ужасно боялись позора, но решили, что после официального замужества все сплетники замолчат, поэтому не сильно корили невесту, что не смогла она чистой пойти под венец. Да и не семнадцать лет девице уже было, тоже по-человечески понять можно. В назначенный день невесту нарядили в свадебный наряд и надели на нее вот эти самые пропавшие теперь изумруды с бриллиантами. Эти драгоценности были из баронской казны и принадлежали старшему в роде. Гости, родители и невеста приехали в кирху — а жениха нет. Ждали его, ждали, так и не дождались. А кузина — та самая, у которой Клара жениха отбила — как засмеется вдруг, когда они из кирхи выходили несолоно хлебавши, и сквозь истерический смех говорит Кларе: «Ну что, получила жениха? И ты, и весь твой род поганый, укравшие у меня и изумруды эти, и жениха, будут прокляты во веки веков. И каждая, надевшая эти драгоценности, своей смертью не умрет!» Вот таких гадостей наговорила обиженная кузина, но получилось, что ее предсказание сбывалось и сбывается. Клара так и осталась незамужней. Жених ее как в воду канул. Через шесть месяцев она родила мальчика. Все это время она ни разу не показалась на улице. После родов молодая мать как будто вообще двинулась умом. Сегодня, наверное, это бы назвали послеродовой депрессией. Но Клара, постоянно попрекаемая родителями, в конце концов, не выдержала. Малышу не исполнилось еще месяца, как она покончила с собой — выбросилась из окна. Ребенок к тому времени зарегистрирован еще не был. Бабушка и дедушка записали его как своего сына. От Клары и этого несчастного незаконнорожденного ребенка и пошли проклятия в нашей семье. Когда сын Клары в возрасте двадцати семи лет пошел под венец, на его невесте были эти же изумруды с бриллиантами. Через пять лет он остался вдовцом с двумя маленькими детьми на руках. Его жена утонула в реке.