Мартти Ниссинен соглашается, что ключевое аккадское слово (nâku) «само по себе не указывает на насилие со стороны правонарушителя». Однако он уточняет тезис Уолда: здесь принимаются меры против «активного и доминирующего партнера в сексуальной связи», поскольку для мужчины считалось постыдным, когда его неоднократно познавали в качестве пассивного партнера. «Познание» мужчины равного статуса «было равнозначно насилию и сознательному бесчестью, ибо активный партнер меняет роль своего партнера с активной (мужской) на пассивную (женскую)».[500]
Доводы Уолда и Ниссинена убедительны: среднеассирийское законодательство показывает, что всякая гомосексуальная деятельность – во всяком случае, за пределами культа и между мужчинами равного аристократического статуса – считалась серьезным преступлением, за которое наказывали кастрацией.[501] Сексуальная связь между мужчинами рассматривалась как унизительная для пассивного партнера, познаваемого анальным способом.
Вавилонский магический текст «Шумма алу» (до VII века до н. э.) содержит учебник примет. Пять из 38 примет касаются гомосексуальных связей:
Если у мужчины была связь с задней частью своего равного (мужчины), этот мужчина будет первым среди своих братьев и коллег.
Если мужчина жаждет выразить свою мужественность, пребывая в тюрьме, и, как у культовой проститутки мужского пола, совокупление с мужчинами становится его желанием, ему будет зло.
Если у мужчины была связь с культовой проституткой (мужского пола), беда оставит его.
Если у мужчины была связь с придворным (мужчиной), на целый год забота, которая терзала его, исчезнет.
Если у мужчины была связь с рабом (мужского пола), у него будут неприятности.[502]
Как минимум две из этих примет – положительные.[503] Нигде нет нравственного осуждения самой гомосексуальной деятельности. По мнению Гринберга, ключевую роль играет статус партнера: секс с мужчиной высокого социального статуса – хорошо, секс с мужчиной-рабом – плохо; узурпировать в тюрьме прерогативы культовой проститутки мужского пола – плохо. Первая из названных примет, видимо, предполагает, что в месопотамском обществе сексуальная связь с партнером равного социального положения снижала статус пассивного партнера по отношению к статусу активного партнера.[504]
Уолд согласен насчет доминации и статуса, но замечает, что не стоит ожидать от магических и гадательных текстов замечаний о нравственности. Одно дело, что доминация над мужчиной равного статуса через анальную связь – хорошая примета, и совсем другое – как смотрели ассирийцы на нравственность гомосексуальных связей.
Если среднеассирийское законодательство запрещает всякую гомосексуальную практику за пределами культа, вторая из вышеперечисленных примет, видимо, предполагает, что гомосексуальная связь в рамках культа и со служителем культа («проституткой») была социально приемлемой или как минимум терпимой. В пользу этого говорят и другие данные с древнего Ближнего Востока.
Ученые много спорили о роли мужских служителей культа (именуемых assinnu, kurgarrû или kulu’u): сначала в них видели «культовых проституток», а недавно появилась гипотеза, что эти служители лишь служили музыкантами, танцорами и актерами, выступая на культовых празднествах.[505] Они одевались и прихорашивались как женщины, обычно носили с собой женский символ (веретено) и участвовали в экстатических плясках и самоистязаниях. Однако, какими бы ни были другие их обязанности, о которых говорят современные исследования, и независимо от того, занимались ли они регулярно «сексом за плату» (проституцией), свидетельства очевидны: эти служители вступали в обрядовые сексуальные отношения. Показательны отрывки из месопотамских текстов:
Когда kalû вытер свой анус, (он сказал): «Я не должен возбуждать то, что принадлежит моей госпоже Инанне».
Когда (мужчина-женщина. – Р. Д.) вошел в публичный дом, то воздел руки и сказал: «Моя плата – моему покровителю. Ты – богатство, я – половина.
Мужчины берут в свои дома kurgarrûs, которые дают им детей.
«Шумма алу» предсказывает, что кто-то сочтет необходимым вступить в сексуальную связь с другим мужчиной «подобно assinnu». В одном из текстов описана отвратительная участь этих служителей культа: «Хлеб с городских плугов (эвфемизм, обозначающий пенисы. – Р. Д.) будет твоей пищей».[506]
По-видимому, древнее месопотамское богословие включало веру в то, что мужчина, который имел секс с одним из пассивных гомосексуальных служителей культа, получает прямой доступ к силе богини Иштар. Впрочем, к этим пассивным партнерам, очевидно, относились с презрением, хотя они и были способом получить божественную силу. Согласно месопотамской мифологии, они были превращены богиней Иштар из мужчин в женщин и тем самым стали называться «мужчина-женщина» и даже «пес-женщина». (Сравнение с псом, видимо, отражало «отвратительную трансформацию мужественности и, возможно, также совокупление в собачьей позе».[507]) Помимо эпитетов «мужчина-женщина», «пес-женщина» и «пес», считалось, что эти служители культа созданы из грязи под ногтями у бога Энки; они были лишь «разбитым сосудом».[508]
Другой месопотамский магический текст («Альманах заклинаний») состоит из ряда молитв, призванных помочь в делах любовных. Упомянуты три категории (видимо, равного уровня): «любовь мужчины к женщине», «любовь женщины к мужчине» и «любовь мужчины к мужчине».[509] По мнению многих ученых, в последнем случае речь идет о гомосексуальных отношениях, которые явно рассматриваются в более позитивном свете, чем «упоение доминирующего партнера своей властью»,[510] характерное для изображений мужского гомосексуального поведения в других месопотамских текстах. Впрочем, нельзя исключать, что речь идет просто о тесной мужской дружбе без всякого гомосексуального подтекста.
Некоторые исследователи усматривали позитивные гомосексуальные отношения в эпосе о Гильгамеше: между Гильгамешем, царем Урука, и Энкиду, диким и нецивилизованным человеком, созданными богами в качестве партнера Гильгамешу.[511] Однако большинство ученых все-таки считают, что взаимоотношения этих героев не носили сексуальный характер.[512]
Уильям Моран ссылается на письмо жены Зимри-лина, марийского царя, в котором она упоминает, что у ее мужа, как и у вавилонского царя Хаммурапи, есть любовники-мужчины.[513]
Уолд отмечает, что в месопотамском искусстве (в отличие от греческого) не найдено изображений гомосексуальных сцен (даже в сценах победы, где ожидаемы акты доминации или унижения). По его мнению, редкость упоминаний о гомосексуальности в литературе и искусстве Месопотамии обусловлена важностью сохранения нуклеарной семьи и заботой о том, чтобы родились дети, сохраняющие семейное имя. С учетом этих обстоятельств Уолд приходит к справедливому выводу о степени гомосексуальной практики в месопотамском обществе:
Будь гомосексуальность в Месопотамии широко распространена, она противоречила бы целостности нуклеарной семьи, верованиям в загробную жизнь (связанным с наличием или усыновлением потомства) и сохранению этих базовых устоев общества, отраженных в генеалогических списках из вавилонских и ассирийских источников. Неудивительно, что в месопотамской литературе и искусстве гомосексуальность почти не упоминается. Сложно представить, что эта практика была распространенной. Скорее всего она ограничивалась культом.[514]
Хеттская империя (Анатолия). В хеттском законодательном кодексе (второе тысячелетие до н. э.) § 189 запрещает сексуальные отношения между отцом и сыном: «Если мужчина вступит в сексуальную связь со (своим собственным) сыном это недозволенная связь».[515] Этот закон содержится в контексте различных запретных инцестных связей, а потому должен рассматриваться скорее как запрет на инцест, чем на гомосексуальность.[516] В других хеттских текстах однополые отношения не упоминаются. Соответственно, общих выводов о гомосексуальной практике в древней Анатолии сделать невозможно.
Египет. Древнеегипетские законодательные кодексы пока не найдены, а сохранившиеся египетские папирусы и надписи в большинстве своем касаются погребальной и религиозной тематики. Поэтому понять, как относилось египетское общество к гомосексуальной практике, довольно трудно.
Египет. Древнеегипетские законодательные кодексы пока не найдены, а сохранившиеся египетские папирусы и надписи в большинстве своем касаются погребальной и религиозной тематики. Поэтому понять, как относилось египетское общество к гомосексуальной практике, довольно трудно.
Свидетельств гомосексуальной культовой проституции не найдено, но египетским богам иногда приписывалась гомосексуальная практика. Одна из версий мифа «Спор Гора с Сетом» (около 1160 года до н. э.) упоминает о сексе бога Сета со своим младшим братом Гором: «Сет сделал, что у него пенис возбудился, и вставил его между ягодиц Гора. И Гор положил свою руку между своих ягодиц и принял семя Сета».[517] Далее Сет говорит, что «исполнил мужскую роль» с Гором.[518]
Хотя культовой гомосексуальной проституции в древнем Египте, видимо, не существовало, бытовала вера, что гомосексуальная связь с египетским мужским божеством благоприятна. В тексте на одном из саркофагов усопший клянется: «Я проглочу фаллос Ра». Другой текст с саркофага упоминает о сексуальных отношениях с богом земли Гебом: «Его (Геба. – Р. Д.) фаллос – между ягодиц его сына и наследника».[519]
Судя по всему, фараоны иногда вступали в гомосексуальные отношения. Сообщается, что фараон Неферкара (Пепи II) из VI династии (около 2272–2178 годов до н. э.) регулярно навещал ночами полководца Сасенета, который был не женат (или жил без жены), – видимо, для сексуальной связи.[520] Но по этим данным нельзя определить, сколь распространена была гомосексуальность в Египте в целом или даже среди фараонов в частности: долгожитель Пепи II нравственностью не славился.[521] Барельефы из гробницы двух маникюрщиков и парикмахеров фараона Ниусерры (около 2600 года до н. э.) изображают двух мужчин в интимных позах: они обнимаются, держатся за руки и касаются носами. Фараон Эхнатон (около 1370 года до н. э.) изображен в сценах необычной близости со Сменхарой, мужем его дочери и, видимо, соправителем. Они показаны нагими (крайне необычно); Эхнатон бьет Сменхару по подбородку; Сменхара получает нежные титулы, которые вообще использовались лишь по отношению к Эхнатоновой царице и наложницам. Внешность Эхнатона женоподобна, у него раздутый живот и отсутствуют гениталии.[522]
Как и в месопотамской литературе, некоторые египетские тексты показывают, что пассивная роль в ходе мужской анальной связи считалась бесчестьем, а активная – доказательством превосходства. Так, в одном из текстов саркофагов (IX–X династии), содержащем магические отрывки для чтения после смерти (чтобы обрести бессмертие), усопший хвалится: «Атум (мужское божество. – Р. Д.) не имеет власти надо мной, ибо я совокупляюсь между его ягодиц».[523]
По мнению некоторых ученых, поначалу египтяне были терпимы к гомосексуальной деятельности, а потом стали относиться к ней отрицательно. В более ранний период предосудительными считались лишь однополые связи с юношами. Один из ранних текстов, «Поучения Птахотепа» (V династия; середина третьего тысячелетия до н. э.), предостерегает лишь от принуждения «вульвы-мальчика» к сексуальной связи.[524] Аналогичным образом гераклеопольская надпись (видимо, IX династия; около 2130 года до н. э.) прямо упоминает о пассивной гомосексуальной роли юноши и уголовном преследовании взрослого, который занимается подобной педерастией. Мужчина заявляет: «Я не хотел любить юношу. Что касается уважаемого сына, который это делает, его собственный отец оставит его в суде».[525] Переход к более негативной оценке всякой гомосексуальной практики, возможно, знаменуется «Книгой мертвых» (XVIII династия; XV век до н. э.). Глава 125 «Книги мертвых» содержит ряд утверждений усопшего о своей невиновности в различных грехах. Два из них относятся к гомосексуальности.
(А 20) У меня не было сексуальных отношений с мальчиком.
(B 27) О Тот, чье лицо повернуто назад, кто является из Тепхет-джат! Я не был извращенцем. Я не вступал в сексуальные отношения с мальчиком.[526]
Многие ученые, следуя за переводом Уилсона, относят этот текст к гомосексуальной связи с юношей (педерастии). Однако, согласно Гринбергу, оригинал не уточняет возраста партнера и может быть понят как «мужчина-любовник», а не «мальчик».[527] Тогда получается, что текст считает предосудительной всякую гомосексуальную деятельность. Создается впечатление, что ко временам надписей храма Эдфу (птолемеевский период; III–II века до н. э.) были запрещены как пассивные, так и активные роли в гомосексуальной практике.[528]
Угарит/западные семиты/Ханаан. В угаритской литературе и угаритском искусстве надежные свидетельства гомосексуальной практики пока не найдены, хотя, как мы увидим, имеются свидетельства скотоложства и инцеста. В «Луке Акхата» сказано, что ханаанейская богиня Анат «отнимает луки у мужей, то есть превращает мужей в женщин». Это может означать, как и в сходных месопотамских высказываниях об Иштар, что богиня делала из мужчин гомосексуалов.[529]
Выводы. Из стран древнего Ближнего Востока гомосексуальная практика, видимо, задокументирована в Месопотамии, Анатолии и Египте. Говорить об однозначном ее принятии или отвержении невозможно.
Месопотамия. Гомосексуальная деятельность, похоже, имела место в контексте культа. Законодательные запреты на гомосексуальную деятельность в среднеассирийских законах предписывают в качестве максимального наказания кастрацию, а не смерть.
Египет. Судя по всему, поначалу египетское общество относилась к гомосексуальному поведению более терпимо, чем впоследствии.
Далее мы увидим, что библейское отношение к гомосексуальности существенно отличалось от отношения к ней в других местах древнего Ближнего Востока.
Повествования ПятикнижияГрех Хама – гомосексуальный акт? Вскоре после рассказа о Потопе и завете с Ноем (Быт 6–9:18) мы читаем о том, как Хам согрешил против отца (Быт 9:20–25). Ной напился вина и «лежал обнаженный (wayyitgal) в шатре своем» (9:21). «И Хам, отец Ханаана, увидел наготу (wayyar ēt erwat) отца своего, и выйдя, рассказал двум братьям своим» (9:22). О конкретном характере Хамова греха много спорили. Некоторые толкователи усматривают здесь неуважительный вуайеризм: Хам подглядывал за обнаженностью отца.[530] По мнению других комментаторов, упоминание о «подглядывании» за «наготой отца» (или «обнажении» наготы) намекает на сексуальные отношения: гомосексуальные – с Ноем,[531] или гетеросексуальные – с женой Ноя[532] (ср. Лев 20:17; также Лев 18:14; 20:20–21). В первом случае (вуайеризм) грех состоит лишь в сыновнем непочтении: сын обнажил или разглядывал интимные места отца, да еще нагло хвастался этим перед братьями. В последнем случае речь идет о гомосексуальных или инцестных гетеросексуальных действиях.
Действительно, в Лев 20:17, где говорится о сексуальных отношениях, понятия «увидеть наготу» и «открыть наготу» равнозначны. Однако следует отметить важные грамматические, синтаксические и лексические различия между Лев 20:17 и Быт 9:21. Лев 20:17 содержит конструкцию yiqqaḥ (от глагола lāqaḥ, «брать»)… rāâ erwat («увидеть наготу»), а Быт 9:21–22 – лишь rāâ erwat без предшествующей формы lāqaḥ. Выражение rāâ erwat («увидеть наготу») само по себе нигде в ВЗ не обозначает сексуальную связь. Более того, в Лев 20:17 глагол gālâ стоит в интенсивной породе пиэль (т. е. человек обнажает кого-то другого), а в Быт 9:21 – в возвратной породе гитпаэль (т. е. человек обнажается сам).[533] С учетом этих явных различий между Быт 9:21 и Лев 20:17 большинство современных экзегетов полагают (на мой взгляд, правильно), что выражение «увидеть наготу» в Быт 9:21–22 не означает «иметь сексуальную связь» (в отличие от Лев 20:17).
Кроме того, широко признано, что понимание данной фразы как намека на сексуальную связь не вяжется с непосредственным ее контекстом в Быт 9. Судя по стиху 23, грех Хама состоял в подглядывании, а не в гетеросексуальной связи (с женой Ноя) или гомосексуальном изнасиловании (Ноя). Повествователь специально делает паузу, чтобы объяснить поступок Хама, противопоставляя его действиям братьев: «Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего (waykassû ēt erwat ăbîhem); лица их были обращены назад, и они не видели наготы отца своего (wĕerwat ăbîhem lō rāû)». Умберто Кассуто справедливо замечает: «Если достаточно было лишь покрыть наготу, значит, проступок состоял в подглядывании».[534] Сходную мысль высказал Гордон Уэнем: «Из стараний, которые приложили Сим и Иафет, чтобы не смотреть на отца, видно: это было все, что сделал Хам в шатре».[535]