Притча Нафана может содержать намек на то, что именно моногамия – замысел Божий: у бедняка – «одна овечка», а не много (2 Цар 12:3), что явно подразумевает моногамные отношения Урии с Вирсавией. «В притче о богаче с его множеством скота и бедняке с одной овечкой Нафан явно выражает одобрение моногамному браку, в то же время имплицитно критикуя гарем Давида».[745]
И наконец, Дю Приз разбирает эпизод с восстанием Авессалома, когда Давид бежит из дворца, оставляя десять nāšîm pilagšîm, «наложниц» (2 Цар 15:16).[746] В свете пророчества (2 Цар 12:11) о том, что будут осквернены жены Давида (а не только наложницы), и с учетом нашего анализа слова pîlegeš («наложница») в связи с повествованием об Аврааме, где мы отметили, что это слово может указывать и на наложниц, и на жен (кроме первой жены), вполне вероятно, что речь идет не только о наложницах Давида, но и о его женах.
Библия упоминает десять жен и наложниц Давида, не считая Мелхолу, от которой, видимо, он уже отдалился (2 Цар 6:20–23), и Вирсавии, которая появится в рассказе позже (видимо, как жена Давида).[747] На этих-то десять женщин и посягнул Авессалом (2 Цар 16:21–22). Согласно Библии, по возвращении в Иерусалим (после смерти Авессалома) Давид взял десять своих жен/наложниц и «поместил их в особый дом под надзор, и содержал их, но не ходил к ним» (2 Цар 20:3). Судя по всему, во время восстания Авессалома Давид покаялся (2 Цар 15:30), осознал исполнение пророчества Нафана о возмездии и в ходе покаяния решил навсегда вернуться к моногамии (с Вирсавией, матерью Соломона).[748] «Давид зримо отходит от царской идеологии (полигамии. – Р. Д.) к старым требованиям Завета (содержащимся в Втор 17:14–20. – Р. Д.)».[749]
Рассказчик подчеркивает моногамность Давида в эти поздние годы: у него не было сексуальных отношений с сунамитянкой Ависагой, которая заботилась о нем (3 Цар 1:1–4). Таким образом, согласно анализу Дю Приза, Бог никогда не одобрял многоженство Давида; напротив, есть множество указаний на то, что подобным поведением Давид противился воле Божьей.
Возможно, аргументы Дю Приза в пользу окончательного возвращения Давида к полигамии не до конца убедительны, но идея имеет свои резоны. И даже если Давид не отказался от многоженства, у нас достаточно указаний на разногласия и дисфункциональность в браках Давида, чтобы сделать вывод: Бог был с Давидом, несмотря на его грехи, но никак не поощрял неспособности Давида жить в соответствии с божественным идеалом.
Еще одно кажущееся исключение из правила (общей негативной оценки полигамии во времена монархии) мы находим в случае с бигамией Иоаса в 2 Пар 24:2–3. Из многих переводов можно подумать, что Бог благословил бигамию: «И делал Иоас угодное в очах ГОСПОДНИХ во все дни Иодая священника. И взял ему Иодай двух жен, и он имел от них сыновей и дочерей» (СП). Однако некоторые комментаторы поняли, что эти стихи Книги Паралипоменон, вступление к повествованию об Иоасе,[750] интерпретируют параллельный рассказ в 4 Цар 12:1–4 (СП 11:21–12:3) и даже следуют общей композиции этого рассказа.[751] Уместно составить таблицу:
Параллели носят самый тесный характер. Только если Книга Царств прямо указывает (raq – «за исключением», «тем не менее») на такой минус Иоаса, как сохранение высот, Книга Паралипоменон в параллельном месте говорит о двух женах. Сопоставление наводит на мысль, что в 2 Пар 24:3 союз вав означает не «и», а «однако», намекая на неодобрение Божье: «И делал Иоас угодное в очах ГОСПОДНИХ во все дни Иодая священника. Но/и все же взял ему Иодай двух жен…»[752]
Некоторые толкователи усматривали намек на одобрение полигамии в аллегории Иез 23: не сказано ли, что сам Создатель взял двух жен (Иез 23:1–4)?[753] На это следует сказать, что аллегория адаптирована к исторической ситуации разделенного царства (Иудейского и Израильского), и здесь важна общая мысль – неверность и измена Израиля – а не буквальное соответствие каждой детали аллегории. Роберт Хитченс справедливо отмечает: образ брака Господа с двумя сестрами «лишь применяет символику брака, возникшую до разделения монархии. Все иудеи (израильтяне. – Р. Д.) были избраны Богом и воспринимались как единый народ, хотя и разделенный на два государства».[754] Тот же самый Иезекииль, который записал аллегорию о двух сестрах (Иез 23), привел и повеление Господа соединить два «жезла» (Израиль и Иудея) в один: «…и будут одно в руке Моей… и не будут более двумя народами, и уже не будут вперед разделяться на два царства» (Иез 37:19, 22). Отношения Бога с Израилем «моногамны». Другое дело, что отступничество Израиля разделило народ, и аллегория приспособлена к этому факту. Но весть Божья через Иезекииля не содержит одобрения бигамного или полигамного брака.
Судя по всему, во времена вавилонского плена проблема полигамии не была острой в народе Божьем, хотя два языческих царя, под чьим владычеством народ жил, были полигамны: Валтасар-вавилонянин (Дан 5:2–3) и Артаксеркс-перс (Есф 2).[755] Очевидно, иудеи поняли, что плен вызван их грехами, особенно идолопоклонством (см. молитву Даниила в Дан 9), и возвращение к твердому монотеизму (верности единому истинному Богу) сопровождалось широким возвращением к моногамии (верности одной жене).
В литературе Премудрости/гимнической литературе Писаний предполагается моногамность человеческой сексуальности в браке: один муж и одна жена. Показательно, например, что Книга Притчей вообще молчит о полигамных ситуациях. «Согласно Притчам, нормален – союз одного мужчины с одной женщиной. Это видно из отсутствия упоминаний о разногласиях, связанных с многоженством (хотя говорится о других домашних бедах – неверности, попреках), и тезиса о глубоко личностных узах между мужем и женой».[756] Мудрец призывает мужа хранить верность жене (не женам!):
(Притч 5:15, 18)В Книге Екклесиаста Соломон, уже пожилой человек, отказавшийся от распутства, доносит до будущих поколений рассказ о затраченных впустую годах и полученных уроках.[757] Он говорит о тщетной попытке найти счастье и смысл жизни в гедонизме (Еккл 2:1): «Сказал я в сердце моем: «Дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром». Но и это – суета». Судя по всему, помимо всего прочего, автор собрал целый гарем наложниц (Еккл 2:8), – хотя еврейский текст здесь не вполне ясен.[758] Сопоставление с 3 Цар подтверждает эксперименты с полигамией:
И полюбил царь Соломон многих чужестранных женщин… К ним прилепился Соломон любовью. И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены сердце его. Во времена старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано ГОСПОДУ Богу своему… (3 Цар 11:1–4)
Без сомнения, Соломон вкусил горькие и смертоносные плоды той безнравственной жизни, о которой сам же предупреждал в Книге Притчей. Огорчения и разочарования принесли ему сексуальные связи с тысячью жен и наложниц. Очевидно, они-то и стали частичной причиной следующего личного признания:
И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею. Вот это нашел я, сказал Екклесиаст, испытывая одно за другим. Чего еще искала душа моя, и я не нашел? – Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел.
(Еккл 7:26–28)
И все же, несмотря на глубокие разочарования, которые принесло сексуальное безумие распутства, Соломон не разочаровался в сексуальности как таковой. Как мы увидим в последующих главах, Екклесиаст высоко ставит сексуальность и женщин (даже здесь, в этих самых стихах).
ВыводыВетхий Завет содержит 33 достаточно ясных исторических примера полигамии – примерно на 3000 упомянутых мужчин. В большинстве случаев это богатые патриархи или израильские цари. (Элкана – единственный простой человек, у которого было более одной жены. И это, видимо, связано с бесплодием Анны.) Почти во всех повествованиях, где речь идет о многоженстве или конкубинате, такое поведение осуждается богодухновенными рассказчиками. Вопреки другим древним ближневосточным законодательствам Закон Моисеев осуждает всякую полигамию – и для простых людей, и (как минимум имплицитно) для царей. В отличие от других древних ближневосточных законодательств и обычаев, не делается исключений на случай бесплодия или болезни жены (или царских дипломатических альянсов). Ни одна заповедь Пятикнижия, касающаяся брака, не заповедует и не одобряет полигамные отношения, хотя повторный брак после смерти жены разрешается.
Как мы отметили в связи с предписаниями о гомосексуальности (глава 4), запреты в Лев 18 (в том числе на полигамию) носят универсальный характер: они транскультурные (даны всему человечеству) и трансвременные (даны навсегда), поддерживают тварное устройство. Таким образом, хотя реальные брачные обычаи ветхозаветных времен отличались от райского образца, это расхождение было противно воле Божьей. Ветхозаветные повествования и законодательства осуждают подобные обычаи, нарушающие моногамную райскую норму.[759]
Многобрачие и милость Божья
Ветхий Завет последовательно осуждает многобрачие, как прямо, так и намеками, но милость Божья простерта и на многобрачников. Полигамия противна воле Творца, но Он не покидает своих детей, едва они впали в этот грех. Допотопному человечеству было дано 120 лет на исправление, в течение которых Дух Божий стучался в сердца людей, а Ной, «проповедник правды» (2 Петр 2:5) увещевал их покаяться и оставить богопротивные обычаи, включая многобрачие (ср. Быт 6:2). К патриархам Аврааму и Иакову, с их полигамией, Бог был милостив, но все же призывал их и помогал им вернуться к райской нравственной норме. Божья забота о жертвах полигамного брака заметна в обращении Бога с Агарью. Велика милость Творца и в истории с двенадцатью сыновьями Иакова: они родились в полигамном браке, но стали основателями двенадцати колен Израиля, богоизбранного народа. Тот факт, что запрету на полигамию в Лев 18:18 не сопутствуют юридические санкции, опять же отражает небесную милость. Богу противны полигамные отношения, но он снисходит к людям с их слабостями.
Божественная милость заметна и в библейской истории Элканы, Давида, Соломона и других многобрачников периода судей и монархии. Бог не защищает грех, но и не отворачивается от грешника, пока есть надежда на покаяние. «Суд – не последнее слово. Господь простил грех Давида, отсрочил его смерть и даровал жизнь. Это дает нам возможность уповать на божественное снисхождение и на то, что Бог может смягчить заслуженный приговор».[760] Конечно, Бог не благословляет полностью дела тех, кто противится Его воле о моногамном браке. Однако Он идет к своему народу и милостиво предлагает прощение и исцеление, пытается вернуть людей к райскому идеалу.
Глава 6 Возвышение женщин против умаления женщин
Лидерство/покорность/равенство и ветхозаветная патриархальность: обзор
Небесный образец отношений между мужем и женой, установленный в Эдеме (до и после грехопадения) предполагается в последующих текстах ВЗ. Есть принцип добровольной покорности жены смиренному лидерству мужа – домашнему лидерству среди равных, – отвечающий установлению Быт 3:16 (имевшему, как мы помним, свои оговорки). Однако на практике есть тенденция к равенству полов в браке (как и в Эдеме до грехопадения). Женщин нельзя умалять и угнетать в семье. Нельзя закрывать им доступ к влиянию, лидерству и власти над мужчинами в общине Завета.
Лидерство мужа можно заметить в повествовании об Аврааме и Сарре (Быт 18:12). Сарра называет мужа «мой господин» (adōnî). На мужское лидерство в браке указывает и слово baal (гла-гол – «господствовать»; существительное – «господин»).[761] Впрочем, далеко идущие выводы отсюда делать не стоит: зачастую имеется в виду лишь вежливое уважение. Как мы заметили в обсуждении «владычества» мужа над женой в Быт 3:16, этот статус предполагает не доминацию и превосходство в браке, а «первенство среди равных»: мужчина есть «функциональный лидер семьи», «олицетворение семьи».[762]
Смиренное лидерство и/или юридическая ответственность и обязанность защиты, возложенные на мужа в Быт 3:16, видимо, предполагаются в Моисеевой заповеди о неверных женах (Числ 5:19–20): «Если ты (жена. – Р. Д.) не осквернилась, будучи под мужем своим (taḥat îšēk)… но если ты изменила, будучи под мужем своим (taḥat îšēk)…» Стих 29 подытоживает: «Вот закон о ревности, когда жена, будучи под мужем (taḥat îšāh), изменит и осквернится». Еврейский оригинал не уточняет, в каком смысле жена находится «под» мужем. В свете ветхозаветных свидетельств, с их многочисленными примерами равных по сути отношений между мужем и женой, добавлять в перевод слово «власть» («под властью мужа своего»), как во многих английских переводах, кажется не вполне оправданным. Может быть, лучше сказать «под лидерством мужа», или «под юридической защитой мужа», или даже «под юридической ответственностью мужа». Если мы вспомним Пророков, образное сравнение Израиля с неверной женой, использованное Иезекиилем, включает ту же терминологию, что и в Числ 5. Господь говорит об Израиле: она была «Моя», буквально «подо (taḥat) Мной» (Иез 23:5; ср. 16:32).[763]
Без сомнения, в древнем Израиле (как и повсюду на древнем Ближнем Востоке) патриархальная структура общества была нормой и отец являлся «главой древнеизраильской семьи».[764] В древнем Израиле базовая ячейка общества – именно семья (не индивид). Именно отец нес в семейных/брачных ситуациях ответственность за дом/семью («дом отца», bêt āb – общая чи-сленность его могла насчитывать от 15 до 25 человек,[765] а в богатых семьях достигать сотен человек[766]). Его лидерство и юридические права проявлялись в таких вопросах как семейное наследие, владение собственностью, заключение браков для детей. Он и высказывался от лица семьи.[767]
За последние 150 лет было много живых и многообразных откликов на ветхозаветную патриархальную систему и роль женщин в ней, особенно со стороны феминистских авторов.[768] В ходе первой волны феминизма – она заявила о себе во второй половине XIX века и увенчалась в 1920‑е годы получением женщинами права голоса в большинстве западных стран – использовались два принципиально разных подхода для борьбы с теми, кто отстаивал подчинение женщины аргументами из Библии.
Подход 1: Божий замысел в Писании состоит в равенстве мужчин и женщин, а учение о женском подчинении основано, главным образом, на неправильном переводе или неправильном толковании Библии (мужчинами).[769] При этом феминистки ссылались на такие тексты, как Деян 2:17–18 и Гал 3:28, а также заостряли внимание на важных женских персонажах Библии – Мариам, Деворе, Иаили, Олдаме, Анне, самарянке и Марии.
Подход 2: Библия – глубоко патриархальная книга, предполагающая угнетение женщин, а потому необходимо решительно дистанцироваться от всего патриархального в ней.[770]
Эти два противоположных подхода сохранились и во второй волне феминизма, поднявшейся в 1960‑е годы и достигшей пика в последующие несколько десятилетий. Их можно обозначить следующим образом.
Лоялистский подход: Библия есть Слово Божье, и ее надо слушаться; при правильном понимании она учит, что женщины равны с мужчинами.[771]
Революционный (англ. rejectionist) подход: Библия, как и иудео-христианское наследие в целом, глубоко андроцентрична, и необходимо заменить эту патриархальную религию сестричеством и космическим Заветом; часто говорится и о почитании Богини.[772]
Между этими противоположностями можно выделить еще четыре подхода.
3. Ревизионистский подход: в Библии есть отдельные патриархальные места, но ее сердцевина и суть – не патриархальные.[773]
4. «Сублимационный» подход: в Библии есть (сублимированные) высказывания о Божестве как о Вечном Женственном Начале (божественной Премудрости/Софии), обнаружить которые должен интерпретатор.[774] Есть и попытки создать гиноцентрическое мировоззрение: каждая женщина как воплощение вечной творящей силы Богини.[775]
5. «Освободительный» подход (комбинация феминистской экзегезы с богословием освобождения): освобождение женщин становится ключевым критерием герменевтической работы. В соответствии с герменевтикой подозрительности/сопротивления должны быть отвергнуты или подвергнуты деконструкции все библейские отрывки, которые отрицают, что женщины – такие же полноценные люди как мужчины.[776]
6. Реконструкционистский подход: с помощью диахронического анализа текста и в свете внебиблейских данных проводится историческая реконструкция – как жили женщины в древнем Израиле.[777]
Третья волна феминизма, начавшаяся в конце 1990‑х годов, сочетает нацеленность феминисток первой и второй волны на равенство и освобождение с постмодернистскими, постструктуралистскими и «культурологическими» стратегиями.[778]