Я понял одно — сотрудничать с этими парнями можно, но осторожно.
Раньше я думал, что вербовка происходит как-то по-другому, но теперь узнал — каждого вербуют по-своему, в зависимости от того, кто он и для каких целей нужен. Я нужен был как аналитик, и меня использовали как аналитика — хорошо платили, и я выполнял свою работу.
Как-то, по прошествии длительного срока общения с агентами русского отдела ЦРУ, я спросил, почему для этой миссии они выбрали именно меня, и ответ меня ошеломил. Мне сказали, что давно искали в среде советской интеллигенции умного, талантливого юриста или политика с прогрессивным мышлением, немного бунтаря, диссидента, жаждущего перемен и стремящегося помогать своей Родине. И нашли меня, но одного или еще кого-то — они мне не ответили. Скорее всего я был не один, потому что в одиночку изменить существующий в стране строй я бы не смог. И тогда я догадался, зачем они требовали от меня характеристики на политических деятелей и бизнесменов СССР. Они искали подходящих для вербовки людей и, как я понял, нашли их. Ведь они и Тарасова завербовали.
После анализа ситуации я пришел к выводу, что кто-то из моего окружения в Санкт-Петербургском университете является агентом ЦРУ. Именно он, хорошо зная меня, составил на меня характеристику и отослал ее в Америку. Проанализировав ее, разведчики пришли к выводу, что я пригоден для вербовки. Тогда они, под соблазнительным предлогом повысить свой профессиональный уровень, пригласили меня в Нью-Йорк и мастерски завербовали. Так я незаметно для себя стал агентом Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки.
И вот началась моя очень интересная работа в разведотделе ЦРУ в Нью-Йорке. Один раз в неделю, в свой университетский выходной, я приезжал в офис и изучал основы создания психологических характеристик на политических деятелей и бизнесменов. Меня обучали распознаванию глубинных человеческих мотивировок и методам воздействия на сознание оппонента. Иногда возили в тир пострелять, иногда обучали приемам рукопашного боя, иногда знакомили с новейшими образцами шпионской техники — подслушивающими устройствами, камерами, сканерами, шпионскими компьютерными программами. Но это были лишь вспомогательные занятия, так сказать, для разнообразия. Основой же обучения были способы сбора информации, ее анализа и выделения из этого моря самого главного, что составляет идею, квинтэссенцию, как американцы говорят, — тему сообщения.
Меня готовили как аналитика, способного предугадывать, оценивать ситуацию и управлять ею. Никаким слежкам, погоням, дракам, перестрелкам меня не учили, потому что задачи передо мной ставили иные. Я был аналитиком, а не боевиком, хотя там, я думаю, учат и таких.
И вот срок моего обучения в университете закончился, я успешно сдал экзамены, написал отличную работу по юриспруденции и международному праву и получил золотой диплом университета и степень доктора наук. На выпускном вечере Шорт вручил мне диплом, медаль и чек на десять тысяч долларов. Перед отъездом состоялась моя последняя встреча с Джоном Макферсоном и парнями из ЦРУ. Они поздравили меня с окончанием университета и пообещали, что на родине со мной войдет в контакт их человек и познакомит с нужными мне людьми. Они помогут мне продвинуться по служебной и политической лестнице и выведут меня на самый верх политической и экономической элиты российского общества.
В Питер я прилетел ранним утром, сразу поймал такси и отправился домой. Я был рад встрече с родными и со слезами на глазах обнял сына и жену. После нескольких проведенных вместе с семьей дней, после долгих рассказов про Америку и показов фотографий и видеофильмов, я наконец поехал в университет и вновь окунулся в его суматошную, веселую студенческую атмосферу. Я сразу начал читать положенный мне курс лекций, и он имел ошеломляющий успех как у студентов, так и у преподавателей нашего и других учебных заведений.
На контакт со мной вышел резидент ЦРУ в Питере, он организовал нужные для меня знакомства, и моя юридическая карьера резко пошла в гору. Я стал советником тогдашнего губернатора Санкт-Петербурга по правовым вопросам, консультировал известных политиков и бизнесменов, зарабатывал неплохие деньги и радовался жизни.
Два раза в год я делал аналитические доклады по политической и экономической жизни страны, указывал имена наиболее пригодных для деловых контактов или вербовки лиц и этим самым помогал американцам заполучить их. Некоторых из них я сам склонил к сотрудничеству с ЦРУ — небезуспешно завербовал несколько известных сейчас политиков и бизнесменов. Называть их, конечно, не буду.
Хочу заметить, что как только агент подписывал документы на согласие сотрудничать с ЦРУ, то он сразу делал заметный скачок в своей политической или бизнес-карьере. Причем он точно не знал, от кого именно исходит продвижение, но оно происходило целенаправленно и неуклонно. Таким образом, почти вся финансовая элита страны стала тем или иным способом сотрудничать с американцами. Это помогало строить в стране, как мне тогда казалось, демократическое общество, где каждый россиянин будет богат и счастлив. Но получилось, как видите, по-другому.
В один прекрасный момент я понял, осознал, что мы все — завербованные политические деятели России — формировали нашу Родину по придуманному в ЦРУ сценарию. Мы укрепляли ее частный сектор, делали ее демократической державой, но вместе с этим разрушали ее обороноспособность, стратегические отрасли и создавали из нее сырьевой придаток США. С успехом развивались банки, нефтяные компании, товарное обеспечение граждан, а тяжелое машиностроение, наука, образование и культура гибли без средств к существованию. Народ стал жить лучше в плане обеспечения бытовой техникой, иномарками и шмотками, но социально он был унижен, раздавлен и обречен.
Хотя, в глобальном масштабе, я не думаю, что американцы хотели достичь именно этого результата. Я думаю, что в России развился ужасный олигархическо-бандитский гибрид, некое подобие демократического общества, где безоговорочно правит не закон государства, а интересы крупных групп капитала и кормящиеся от него политики. — Гурвич сделал паузу, попил из стакана, сел в кресле поудобней и продолжил свой интересный рассказ: — Но перейду непосредственно к моим взаимоотношения с Тарасовым и расскажу историю про его становление и падение.
Глава 19
Моя вторая встреча уже с банкиром Тарасовым состоялась в девяносто третьем, когда я переехал в Москву и стал работать советником по юридическим вопросам в администрации президента России. Теперь на контакт со мной вышел сам Тарасов и предложил встретиться. В ресторане «Метрополь», за водкой «Золотой Смирнофф» и черной икрой, мы договорились о сотрудничестве и о гонораре, который он мне положит за решение его юридических проблем.
Диплом университета Шорта высоко ценится в мире, и деньги за свои юридические услуги я запросил немалые, гораздо большие, чем мне платили в администрации тогдашнего президента России. Ведь я получал проценты от сделки, а суммы этих сделок порой составляли сотни миллионов долларов. Теперь понимаете, что юристы моего уровня не самые бедные люди в стране и мире.
Тарасов в тот период только организовал свой банк, и ему позарез нужны были верные профессиональные люди. Он активно искал компаньонов в мире бизнеса, сходился со многими предпринимателями, но с большинством из них расходился. Иногда эти расхождения носили болезненный характер, но Тарасов всегда был осторожным и предупредительным и старался решать вопросы мирно. Хотя в те времена в почете были другие способы решения проблем — неугодных стреляли или взрывали.
И вот Тарасов через меня вышел на крупного американского предпринимателя Дэвида Уинслоу, и тот предложил ему профинансировать покупку крупного российского оборонного предприятия, к тому времени уже обанкротившегося. Тарасов быстренько организовал очередную компанию-однодневку и скупил предприятие задарма, но на американские деньги. Сам заработал тридцать процентов акций, а остальное ушло иностранным хозяевам. Я составлял договоры таким образом, чтобы у иностранцев был контрольный пакет акций и чтобы они, и только они, а не государство, не российские предприниматели, были его владельцами.
И с тех пор пошло-поехало. Дэвид Уинслоу давал деньги, а Тарасов скупал и скупал малые и большие предприятия, нефтяные компании и сталелитейные заводы. Я оформлял контракты, и по ним собственность России уходила за рубеж. Но иностранцы не собирались поднимать нашу страну и модернизировать промышленность, они после покупки предприятий замораживали их, банкротили и иногда стирали с лица земли. Под приватизацию попали оборонные предприятия и приносящие прибыль угольные шахты Ростовской области. В общем, иностранный капитал уничтожал своего конкурента путем покупки и банкротства.
И с тех пор пошло-поехало. Дэвид Уинслоу давал деньги, а Тарасов скупал и скупал малые и большие предприятия, нефтяные компании и сталелитейные заводы. Я оформлял контракты, и по ним собственность России уходила за рубеж. Но иностранцы не собирались поднимать нашу страну и модернизировать промышленность, они после покупки предприятий замораживали их, банкротили и иногда стирали с лица земли. Под приватизацию попали оборонные предприятия и приносящие прибыль угольные шахты Ростовской области. В общем, иностранный капитал уничтожал своего конкурента путем покупки и банкротства.
На этих сделках я несказанно обогатился, но эти деньги не сделали меня счастливым. Мой сын взял у меня взаймы несколько миллионов долларов и открыл в Питере свой бизнес. Торговал водкой, приглашал в город зарубежных эстрадных исполнителей, пытался строить гостиницы и открывал казино, финансировал кинофильмы и театральные труппы и прослыл в Питере большим меценатом. Но в итоге разорился и попал в долговую яму. Я оплатил его счета, и все вроде бы уладилось, но в период бурных увеселительных мероприятий с девочками он подсел на наркотики и подорвал здоровье. Я собирался отправить его на лечение за границу, а он все медлил и медлил. К тому же он стал склочным, заимел себе нескольких влиятельных врагов, и в итоге произошло то, что произошло. Он попал в автомобильную аварию и погиб.
Я проводил частное расследование, просил небезызвестного вам Кешу Виноплясова использовать свои каналы и выяснить среди братвы, кто заказал сына, но все усилия были тщетны. Либо он сам наглотался снотворного, уснул за рулем и разбился, либо его убрали очень чисто и профессионально. Во всяком случае, прямых доказательств того, что его убили, я не нашел. Хотя искал.
Я очень переживал смерть сына, жена тоже, она стала болеть и через год скончалась от сердечного приступа. За год я потерял самых дорогих для меня людей. — Гурвич сделал паузу, отвел глаза от экрана, отхлебнул из стакана и продолжил: — Возможно, я скоро их встречу там, на небесах, если, конечно, попаду туда, а не в ад.
С этого времени я сильно изменился, стал больше думать о праведности своего бытия и о том, хорошо ли от него живется другим людям. Я стал задумываться о смысле жизни и о смерти. И вот в один прекрасный день я принял решение изменить свою жизнь коренным образом. Решился порвать с крупным бизнесом и с Тарасовым, с ЦРУ и политикой и уйти на дно. Условно, конечно. Я решил купить себе недвижимость за границей и исчезнуть с политической сцены страны, что называется, не хлопнув дверью. Но я не знал, как это сделать.
Обстоятельства сложились так, что в этот период сильно изменился и сам Тарасов. Он стал крутым и наглым, не терпящим возражений самодуром, не считающимся с желаниями ни компаньонов, ни сотрудников. Он стал решать вопросы только с помощью силы, и Кеша Виноплясов ему в этом потакал. По приказу и при финансовой поддержке Тарасова Кеша со своими бандитами, используя методы силового давления и запугивания, выдавил из нефтяного бизнеса крупную компанию, а арендуемые ею недра и принадлежащие ей трубопроводы присвоил. И так он действовал в отношении нескольких компаний. И никто не дал ему надлежащий отпор.
Используя свои связи в ФСБ и прокуратуре, Тарасов нагло присваивал себе чужие средства производства и имущество, а их прежних владельцев либо пускал по миру, либо отправлял в могилу. И все молчали, никто не решался восстать против всемогущего Виктора Тарасова. Все, кроме меня.
Я связался с резидентом ЦРУ в Москве и передал ему доклад о противозаконной, неправедной деятельности господина Тарасова. Я, как аналитик, сделал предположение, что если его деятельность продолжится в том же русле, то впоследствии он пошлет куда подальше и своих американских компаньонов.
Мой доклад был оценен по достоинству, в Москву срочно прилетел Дэвид Уинслоу и провел с Тарасовым соответствующую беседу, но она, как я понял, на банкира впечатления не произвела. После отлета эмиссара Тарасов продолжил свою грабительскую деятельность. К тому же он принял решение баллотироваться в Государственную Думу России и создал свой предвыборный штаб.
И вот со мной связался резидент американской разведки и предложил мне скомпрометировать Тарасова перед российским народом и властными структурами. Я подготовил подробный план действий, показал его шефу и получил разрешение на его реализацию. Но я не знал связей Тарасова в ФСБ и прокуратуре, как он не знал, что я агент ЦРУ, и обратился к тебе, Николай, а не в приемную контрразведки. Извини, что я втянул тебя в эту опасную игру, но другого выхода не было. Я компенсирую твои хлопоты, и ты, кроме уже полученных денег, получишь счет в швейцарском банке. Он написан на листке бумаги под подкладкой дипломата. Также там адрес моей загородной виллы, где ты сможешь найти все необходимое для дальнейшей борьбы с Тарасовым и людьми Виноплясова. Но не спеши лезть за подкладку, дослушай мой рассказ, уже недолго осталось. — Гурвич снова отпил из стакана и продолжил: — По просьбе резидента ЦРУ я установил в кабинете Тарасова в его банке микрокамеры для съемок компрометирующего банкира материала. Технику мне дал резидент, и я выполнил это опасное задание. После этого связной сообщил мне дату встречи банкира с американским эмиссаром Уинслоу и время их разговора. Он как раз для этой цели прилетел в Москву.
Я должен был приехать к банку за пять минут до начала их беседы и из машины с дистанционного пульта включить микрокамеры. Подождать, пока разговор закончится, и выключить их. Потом я должен был забрать технику, обработать запись на компьютере и сделать компрометирующий Тарасова материал. Его записать на диск и передать одну копию резиденту ЦРУ, а вторую вам, Николай. Вы увидите ее после моего откровенного рассказа.
И вот в назначенный день и час я на взятой на прокат российской развалюхе приехал к офису Тарасова на Большую Грузинскую улицу. Встал на противоположной стороне и взглянул на светящиеся окна его кабинета. В нем я бывал сотни, а может быть, и тысячи раз.
Дело было вечером, и я в бинокль стал наблюдать за дверями, чтобы не пропустить приезд эмиссара ЦРУ. Дэвид Уинслоу был посвящен в детали операции, и он, подыгрывая мне, должен был разговорить Тарасова и заставить его признаться в сотрудничестве с американской разведкой. Американцы выбрали этот способ не случайно, на примере Тарасова они хотели показать всем зарвавшимся завербованным российским бизнесменам и политикам, что длинные руки ЦРУ достанут их и здесь, какую бы степень могущества они ни приобрели.
Наконец бронированный «Линкольн Таун кар» подкатил к дверям банка, охранник вышел, осмотрел улицу, отворил дверцу и помог выйти уже немолодому седовласому Дэвиду. Он проводил его до дверей и вместе с ним скрылся в здании. Я вынул пульт дистанционного управления, поднял прозрачный колпачок над красной кнопкой и нажал на нее. В кабинете Тарасова сразу включился крохотный, со спичечную коробочку, видеомагнитофон и стал записывать изображение, подаваемое с трех установленных в разных углах кабинета микрокамер. Он записывал и звук, но ни его, ни картинки на пульте не было, и мне оставалось только сидеть и ждать, пока разведчик закончит разговор, выйдет из банка и уедет в американское посольство.
Уинслоу занимал пост советника посла по торговле, но был и кадровым сотрудником ЦРУ, профессиональным разведчиком во втором поколении и умел вести подобные дела. Его должность позволяла ему без труда входить в контакты с любыми российскими бизнесменами, вести с ними переговоры, подписывать контракты и, естественно, вербовать их. Некогда он, по моей наводке, завербовал и Тарасова. Пообещал большую прибыль от выгодных сделок, и падкий до денег и власти банкир согласился за бабки продать Родину. Хотя о чем я говорю, я ведь тоже ее продал, пусть за идею лучшей жизни, но продал…
И вот через час господин Уинслоу вышел из здания, сел в машину и укатил в посольство. Я не стал сразу выключать аппаратуру и решил записать то, что Тарасов, возможно, скажет самому себе или кому-то еще после ухода эмиссара. И сделав это, я не ошибся. Чутье профессионального разведчика меня не подвело, и основные слова, полностью компрометирующие Тарасова, он произнесет в одиночестве, после ухода гостя. Но об этом я узнал только на следующее утро, когда Тарасов вызвал меня к себе и предложил подготовить документы на расчленение своего банка на два — дочерних. Видимо, у него созрели новые идеи по обману налоговых органов, и он решил их осуществить. Ведь он хотел стать депутатом, а им любая коммерческая деятельность запрещена. Хотя все они бизнесмены и успешно совмещают кресло в Думе с управлением банком или фирмой. По документам фирмой заведует родственник, но фактически дела ведет сам депутат.
И вот Тарасов дал мне последние указания и ненадолго вышел из кабинета. Я осмотрелся, заметил установленные мною крошечные камеры у электрической розетки, в углу картины и в притолоке двери и встал, чтобы забрать их, но потом спохватился и решил их не трогать. Черт с ними, подумал я, быстро подошел к великолепной натуральной пальме возле камина, просунул руку в листву и вытащил магнитофон. Сунул его в карман и стремительно сел в кресло. В этот миг дверь отворилась, и на пороге появился Тарасов с кипой бумаг в руках. Я облегченно выдохнул, потому что если бы я сначала забрал камеры, то на выемку магнитофона у меня не хватило бы времени. Пришлось бы снова приезжать сюда и ждать, пока Тарасов в моем присутствии выйдет из кабинета.