Николай ехал по тротуару в направлении «Мерседеса» и внимательно следил за его пассажирами. Вдруг затемненное стекло иномарки быстро опустилось, и на улицу высунулся глушитель автомата «узи». Бугров ждал такого развития событий и среагировал молниеносно — выхватил из-за пояса пистолет, направил его на приближающуюся машину и открыл огонь.
Пули прошили двери «мерина», изрешетили киллера с автоматом и предотвратили возможность атаки. А Николай запихнул пистолет за пояс, взялся обеими руками за руль и увеличил скорость. Изумленный Толмачев стоял у подъезда с пистолетом в руке и смотрел вслед капитану. Потом он покачал головой, спрятал оружие и пошел в дом.
Припаркованная в конце двора черная «Волга» тронулась с места, подъехала к подъезду, в нее запрыгнули двое парней с пивом и мужик с газетой, и она помчалась вслед за мотоциклом.
Бугров выехал на Садовое кольцо и, лихо маневрируя между машинами, понесся вперед. «Волга» домчалась до железного потока, быстро въехала в него и застряла. Погоня прекратилась, так и не успев развиться.
Николай свернул на Ново-Басманную улицу и рванул по тихим узеньким улочкам старой Москвы. Некоторое время гнал во весь опор, но, убедившись, что погони нет, сбросил скорость, вынул из шлема болтающуюся и бьющую по носу рацию и спрятал ее в карман. На светофоре он остановился, обернулся и еще раз убедился, есть погоня или нет.
Через десять минут Бугров и Павлик благополучно добрались до Сокольников и въехали на ту самую автомобильную стоянку. Отец остановил мотоцикл возле «Нивы», заглушил мотор, снял шлем и обнял сына.
— Ну, здравствуй, Пашенька.
— Это ты, папа, — обрадовался малыш, — а то я думал, меня увез какой-то дядя.
— Это я, мой хороший. — Он взял Пашу на руки и поставил на асфальт.
— Здорово прокатились, — добавил сынок.
Николай открыл дверцу «Нивы» и увидел лежащую на заднем сиденье Настю. Она приподняла веки, увидела отца и снова закрыла глаза.
— Ты что-то очень быстро, я вздремнуть не успела.
— Залезай в машину, — сказал Николай сыну, а сам откатил мотоцикл к прицепу и запихнул его туда. Накрыл брезентом и вернулся к детям.
— Злоключения закончены, — произнес Бугров и поцеловал сына в щеку, — раз и навсегда.
Павлик доверчиво кивнул и улыбнулся.
— Я так рад тебя видеть, папа, — пролепетал малыш, — а где мама?
— Она скоро приедет, — буркнул отец, сел в машину, завел двигатель и выехал со стоянки.
— Ну, а все-таки, где мама? — не открывая глаз, спросила Настя.
— Мама заболела, но она вернется.
— Когда? — не унималась дочь.
— Я откуда знаю, позвонит и приедет.
— Она уже второй день не появляется. То от нас месяцами не отходила, а то загуляла, — недовольно пробурчала дочь.
От этого разговора у Николая напрочь испортилось настроение. Все эти дни он гнал от себя тягостные мысли, но теперь, когда он и его дети были в относительной безопасности, думы опять заполонили его разум. Он чувствовал, что наступает момент чистосердечного объяснения с детьми, объяснения того, что произошло с их любимой мамой.
Капитан ехал по наполненной машинами улице и думал: «Что делать, как жить дальше? Жену и родителей убили, за мной охотятся преступники и даже «родная» контрразведка не может защитить от них. Мало того, кто-то из сослуживцев предал меня и по его вине погибла Людмила. Кто этот подонок? Информация о моих перемещениях моментально попадает в руки к преступникам, и они действуют проворней и оперативней нашей спецслужбы. Кто-то очень могущественный приостанавливает работу службы, но вместе с этим направляет бандитов по правильному следу. Кто же этот гад? Пока он действует, пока стучит на меня, мне и моим детям спокойного житья не будет. Вообще жизни не будет».
— Мальчик мой, — обратился отец к сыну, — раздевайся догола.
— Зачем? — удивился малыш.
— Так надо, раздевайся.
Бугров подъехал к бордюру и остановился. Он вынул из пакетов новую одежду и показал ее сыну. Павлик заулыбался, быстренько снял коротенькие, испачкавшиеся шортики, беленькую рубашечку, носочки и штиблеты.
— А трусики снимать? — спросил он.
— Снимай все, — ответил отец.
Он подозревал, что одежда ребенка может быть «заряжена» миниатюрными маяками, и, только избавившись от них, можно навсегда выйти из-под колпака.
Когда Павлик переоделся, Бугров сложил его старые вещи в один из целлофановых пакетов, вышел из машины и кинул пакет в стоящую неподалеку урну. Потом зашел в расположенный напротив магазин и накупил там всяких деликатесов. Ведь в гости неудобно было приезжать с пустыми руками. И вот он вернулся в машину, сложил покупки на заднем сиденье, сел за руль, тронулся с места и неспешно поехал в сторону МКАД.
— Хочешь пирожное? — спросил отец.
— Хочу, — кивнул сын.
— Тогда бери пакет и выбирай все, что понравится.
Паша с радостью вынул «Сникерс» и передал отцу.
— Открой, пожалуйста.
Отец разорвал обертку, отдал батончик сыну, и тот с удовольствием начал есть. Настроение Павлика улучшилось, и он стал чаще улыбаться.
Через час Бугровы приехали в Зеленоград, и Николай поставил машину с прицепом на платную автостоянку в центре города. Он попросил детей выйти, забрал вещи, поймал такси, и они поехали на квартиру к тете Глаше.
Бугров не стал звонить ей по телефону, а решил нагрянуть собственной персоной. И вот через десять минут они поднялись на третий этаж пятиэтажного дома и позвонили в квартиру к тетке.
— Только бы она дома оказалась, — пробурчала утомленная ездой и ожиданиями Настя.
Через минуту Глаша отворила дверь и была очень удивлена приездом Бугровых. Она незамедлительно пригласила всех в квартиру, заволновалась, засуетилась и стала собирать на стол.
— Глафира Петровна, не надо, мы сыты, — постарался успокоить ее Николай.
— Да вы чего без звонка, я бы блинов напекла, пирогов.
— Не надо, мы ненадолго, буквально на ночь, а потом опять в путь, — добавил Николай.
— Какое там в путь, живите у меня хоть год, в тесноте — да не в обиде, — радовалась женщина.
Она жила одна и была рада приезду родных людей.
— Кстати, где Люся? — вдруг спросила Глаша.
— Людмила скоро приедет, — соврал Николай и сделал это неумело. В его глазах мелькнула тень неуверенности, но Настя не уловила лжи. Тетя Глаша, напротив, поняла, что он чего-то не договаривает, но при детях расспрашивать не стала.
Когда Николай пошел мыть руки, она остановила его в коридоре и взглянула в его уставшие, полные грусти глаза.
— Что? — прошептала женщина.
— Ее убили, — еле слышно ответил Бугров и пошел в ванную. Глаша ахнула и закрыла рот руками, чтобы не зарыдать. Она предчувствовала недоброе, раз родные приехали без звонка, но даже не предполагала, что произошло такое горе.
Они также убили мою мать и отца, — добавил Николай, и на глазах у него выступили слезы. Он стиснул зубы, заиграл желваками на скулах и прикрыл дверь в ванную. Глаша закрыла лицо фартуком и села плакать на кухне. Ни о чем не догадывающиеся дети разбирали в гостиной подарки, смеялись и радовались каждой обновке. Дети есть дети.
После того как дети умылись с дороги, тетя пригласила всех обедать. Она подала на обед все что бог послал, а отец вынул из пакета угощения и разложил на столе. Когда Глаша и дети увидели их, то ахнули от радости. Здесь были черная икра и красная, буженина, осетрина, два вида сырокопченой колбасы, йогурты и шоколадки. Детям очень понравились пирожные, и они первым делом принялись за них. Николай смотрел на их веселый пир и думал: «Я бы, не задумываясь, отдал все эти красивые подарки, угощения, все деньги Ральфа за жизнь и здоровье моей Людмилы».
Тетя приготовила прекрасный борщ с мясом, капустой и картошкой, и Бугров наелся до отвала.
— Спасибо за подарки, — сказала Настенька.
— Не за что, — ответил отец.
— А маме ты подарок купил?
У Николая внутри все опустилось, а Глаша охнула, зажала рот рукой, схватила со стола пустую тарелку и быстро пошла на кухню.
— Купил, доча, конечно, купил, — ответил отец после паузы.
— А какой? — допытывалась Настя.
— Мама приедет и тебе сама покажет, — нашелся он.
— А когда она приедет? — не унималась дочь.
— Настенька, — наконец строго произнес отец, — мы попали в неприятную историю, Павлик и мама один день были в плену, и теперь она, так же как и мы, прячется. Как только все утихнет, она вернется.
— А скоро все утихнет? — спросил Павлик.
— Я не знаю, наверно, скоро. — Отец хотел встать и уйти на кухню, чтобы прекратить неприятные расспросы, но дети прекратили допытываться и сели смотреть мультики. Бугров с облегчением выдохнул и развалился на диване.
В комнату вошла тетя Глаша, принесла на подносе горячие, вкусные блины, а дети их намазали черной икрой и быстро съели.
В комнату вошла тетя Глаша, принесла на подносе горячие, вкусные блины, а дети их намазали черной икрой и быстро съели.
— Вам, Коля, хорошую зарплату платят, а нам за месяц задержали, — с сожалением пожаловалась тетка.
Она работала медсестрой в детской поликлинике и жила одна на мизерные две тысячи рублей.
— А как же вы живете? — удивленно спросил Николай.
— А вот так и живем, точнее, не живем, а перебиваемся. Все так живут. Хорошо, соседка выручает, в долг дает, у нее муж гаишник, и у них всегда деньги водятся. Когда зарплату выплатят, долги отдаешь и опять денег нет.
Николай встал, пошел в прихожую, достал из сумки пять тысяч долларов и принес тетке.
— На, тетя Глаша, это тебе. Положи в сундучок или под коврик и трать потихоньку. Как-никак полегче будет. — Он положил на стол пачку «головастиков», а тетка, увидев их, ахнула.
— Ой, господи, забери, забери! Я без них жила и еще проживу. Такое богатство-то. Откуда они у тебя?
— Премию получил. А ты никому о них не говори и никому не показывай. Бери по сто долларов, меняй в сберкассе да покупай, что тебе нужно. Но только в банк на счет не клади. Если он прогорит, банк-то, ты их все сразу потеряешь.
— А ты как без них, дети как? — не унималась Глаша.
— У меня еще есть. Немного, но на первое время хватит. Мне надо еще квартиру снять да с детьми туда переехать. Мы у тебя долго заживаться не будем.
— Да живите, место есть, и мне радостно — с детишками все же.
У Глаши своих детей не было, не довелось, но она их очень любила, именно поэтому и пошла работать в поликлинику.
В комнату вошла Настя и сказала:
— Папа, папа, по телевизору показывают то место, где мы вчера от бандитов бегали.
Николай пришел в гостиную, уселся возле телевизора и стал смотреть. В новостях показывали шоссе Энтузиастов и расстрелянные на нем иномарки.
— Это мы их всех расстреляли? — с гордостью спросила Настя.
— Да, — кивнул отец и стал слушать диктора.
По НТВ шел экстренный выпуск новостей — показывали места боев Николая с бандитами. Комментатор нес какую-то ахинею про «разборки» преступных группировок, и у Николая сразу пропал интерес к передаче. Про участие сотрудника ФСБ в этом деле не упомянули ни слова.
Передача кончилась, и Николай прилег отдохнуть. Вдруг запищала рация, он вынул ее из кармана и включил.
— Да, — сказал капитан.
— Ну ты и кашу заварил, — из рации послышался голос Давыдова. — Наше управление на ушах стоит, все тебя разыскивают. Нефедов рвет и мечет, требует тебя к себе на ковер.
— Я приеду после того, как все утихнет.
— А это никогда не утихнет, — зло произнес Давыдов. — Ты действуешь по собственному усмотрению, плюешь на закон и никого не слушаешь.
— Я послушал кое-кого и в итоге потерял жену, — начал злиться капитан. — Откуда преступники узнали, что я буду забирать Павлика с конспиративной квартиры контрразведки? Почему там были ищейки из отдела собственной безопасности ФСБ и кто дал им приказ за мной следить? Откуда они вообще узнали, что я там буду?
— Я не знал, что там была засада, — начал оправдываться полковник.
— Как не знали, вам Толмачев что, не доложил?
— Да я его с утра не видел. Я только что приехал в управление и узнал, что ты там двоих киллеров в «Мерседесе» ухлопал. Я занимаюсь убийством твоих родителей и только что из морга.
Услышав о матери с отцом, Николай сбавил напор и успокоился.
— Я занимаюсь расследованием убийства, а ты мне только работу подбрасываешь, — обиделся полковник.
— ФСБ должно было обеспечить мою безопасность и безопасность моей семьи, — проговорил капитан, — но оно не справилось с этой задачей. Теперь мне самому, в одиночку, приходится разбираться с бандой оголтелых отморозков и крошить их в мелкую капусту.
— Я тебя понимаю, но ты сам выбрал незаконный путь решения своей проблемы, начиная с захвата семьи Тарасова и до сегодняшнего момента.
— А разве этот гад заявление в милицию написал, что его жену и ребенка похищали?
— Нет, никакого заявления он не подавал, что и странно.
— Тогда вы откуда об этом знаете? — зло выпалил Николай. — Я ведь никому про это не говорил.
— Догадался, чай, не в бирюльки играю. То Тарасов ультиматум выдвигал, а тут смилостивился — освободил Пашу.
— Он сам нарвался, привык действовать по-своему, но как только я поступил с ним по его же закону, он скис. И теперь я буду с ними воевать только по этому закону джунглей.
— Ну, как знаешь, только учти, теперь я тебя защищать не стану. Если нарушишь закон, я тебя первый арестую и отдам под суд.
— Не нарушу, я честный человек, — произнес Бугров, — хотя следовало бы наказать этих уродов.
Офицеры замолчали и только сопели в трубки и остывали после тяжелого, неприятного разговора.
— Ну, как ты там? — вдруг по-отечески, душевно спросил Давыдов.
— Да ничего, вроде бы немного успокоился.
— Дети в безопасности?
— Пока да, но что будет дальше, я не знаю.
— Опознали трупы почти всех преступников, естественно те, что можно было опознать.
— И что?
— Все они бывшие сотрудники охранного агентства господина Виноплясова. Некоторые приехали из Питера, Казани, Новосибирска. Почти все в прошлом или менты, или спецназовцы. Наверное, их нанимал Виноплясов для разборок с тобой. Всего ты укокошил десять человек.
— Так им и надо. Будут знать, с кем связываться.
— Что ты намерен делать?
— Не знаю, пока устрою детей, а потом…
— Значит, ждать новых жертв?
— Не знаю я, чего ждать, — ответил Николай.
Давыдов замолчал.
— Трупы моих родителей сильно изуродованы? — спросил Бугров.
— По пять пуль в каждом теле. Они умерли мгновенно. Работал профессионал, даже собаку пристрелил, гад.
— Где они находятся?
— В морге госпиталя имени. Бурденко. Лежат на соседних столах. Я как представил, что рядом с ними увижу тебя и твоих детей, у меня мурашки по спине побежали, — голос полковника дрогнул. — Мразь, сволочи, правильно ты их…
— Я и сам знаю, что правильно, ведь я в угол загнан и у меня другого выхода нет, как только молотить их направо и налево. — Капитан тяжело вздохнул.
— Что думаешь делать завтра, ведь по христианскому обычаю надо хоронить Люсю?
— И через день мать с отцом, — добавил Бугров, — но я один этого сделать не смогу.
— Я помогу, — вызвался Давыдов. — Вызову похоронного агента, и он все оформит. Деньги мы найдем и охрану на похоронах организуем, так что ты можешь приезжать без опаски.
— Хорошо, обязательно буду, — сказал Николай. — Назначайте похороны на завтра, на десять часов, а я приеду в полдесятого. Только я буду один, без детей — мало ли что…
— Не беспокойся, — заверил Давыдов.
— Ну ладно, я с вами свяжусь, — пообещал Николай и отключился.
Он сел на диван и стал думать: «Успели меня запеленговать или нет, и вообще, пеленговали или нет? Давыдов мой босс, но и его могут контролировать, поэтому нам надо побыстрее отсюда уезжать».
Николай взял первую попавшуюся зеленоградскую газету и начал ее листать. Нашел объявление о найме квартиры, взял трубку домашнего телефона и набрал номер. Ему ответил милый женский голос, и капитан узнал у хозяйки условия сдачи жилплощади. Этот вариант ему подошел, потому что квартира располагалась недалеко от квартиры тети Глаши.
Через час Николай, Настя и Павлик осматривали большую светлую двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. В удобства входили стол, стулья, диван, кресла, три кровати, телевизор, холодильник и кухонный гарнитур.
— А больше ничего и не надо, — сказал Бугров и расплатился с хозяйкой. Пожилая женщина была рада, что русский мужчина с двумя детьми снял у нее двухкомнатную квартиру за триста долларов в месяц. Капитан отдал плату за два месяца, взял ключи и поблагодарил хозяйку. Женщина удалилась, оставив жильцов в их новом пристанище.
Николай даже тете Глаше не сказал адрес и телефон новой квартиры, несмотря на то что снял жилье в Зеленограде, недалеко от ее дома.
Глава 21
Бугровы сели ужинать, доели остатки дорогих гостинцев, допили воду, и дети устроились на тахте смотреть телевизор. По НТВ показывали новую американскую комедию, и Настя с Павликом уставились на экран. Николай остался на кухне, помыл и вытер посуду, протер стол и расположился в углу на стуле.
«Теперь, со смертью Люси и этими ужасными событиями, моя жизнь резко изменилась. Теперь я и только я в ответе за жизнь и судьбу своих детей. Если были бы живы родители, то они бы помогли, но… Можно, конечно, нанять домработницу, хотя бы тетю Глашу, но это только после того, как уладится вопрос с Тарасовым. А когда он уладится…
Да, ввязался я в такую кашу, что расхлебывать ее придется всю оставшуюся жизнь. Будь проклят Ральф, будь проклят я за то, что не так скрупулезно просчитал все возможные варианты исхода этого дела. А мог ли я их вообще просчитать?» — Николай сидел и думал, но мысли ему на ум приходили в основном тягостные.