Я подождала, пока поросенок немного побегает, потом, скомандовав:
– Полиция. Таможня. Умри, – упаковала компаньона в сумку, пошла вперед, пытаясь везти чемодан, но его колеса отказывались ехать по гравию. Пришлось поднять багаж и тащить в руке.
До особняка я добрела еле-еле, вошла в холл и разинула рот. Бог мой! Такой красотищи нет даже в поместье моего бывшего мужа Макса Полянского, который в эпоху дикого российского капитализма сделал огромные деньги на торговле куриными яйцами. Потом Максик увлекся теле– и киносъемками, сейчас он владелец огромного производства, выпускает сериалы, полнометражные ленты и стал еще богаче. Правда, яйцами Макс торгует до сих пор, они для него как первая любовь, незабываемы. Сколотив несметное состояние, Макс выстроил особняк площадью пару километров. Я иногда приезжаю к Полянскому в гости, но до сих пор, хоть жилью уже лет десять, так и не разобралась в его географии. Макс всегда любил все яркое, блестящее, огромное, привлекающее внимание, поэтому у него в комнатах повсюду стоят позолоченные скульптуры, с потолков свисают бронзовые люстры с хрустальными каскадами, окна украшены парчовыми занавесками, а на паркете, инкрустированном перламутром, лежат настоящие туркменские ковры ручной работы. Посуда, столовые приборы под стать интерьеру, а краны в гостевой ванной выполнены в виде золотых львов. Однажды, когда я мыла руки, у одного царя зверей выпал глаз. Я подобрала камушек и отдала хозяину дома со словами:
– Попроси приклеить страз на место, а то потеряется.
Макс усмехнулся.
– Дашенция, я терпеть не могу имитаций. Это брюлик, фиговенький, наверное, раз ты его со стекляшкой перепутала.
Но интерьер, который я сейчас обозревала, мог вызвать даже у Полянского тихую зависть.
Глава 4
Широкая белоснежная мраморная лестница с позолоченными перилами начиналась в центре холла. У ее подножия стояли две скульптуры, изображающие арапов с опахалами. С потолка свисало сооружение, напоминающее торт, который подают перед тем, как счастливые и очень обеспеченные новобрачные собираются отбыть в свадебное путешествие. На стенах висели картины в помпезных рамах, оба гигантских холста были мне неизвестны. Но их явно писал не современный живописец.
Перестав изучать интерьер, я в недоумении топталась посередине холла. Где рецепшен? Может, тут пытаются создать для гостей домашнюю обстановку и поэтому у входа нет стойки с улыбчивым портье? Но тогда должны прибежать администратор, горничная или, на худой конец, гарсон, который тащит багаж прибывших в номер.
Сбоку послышалось шарканье, появился старичок в мятом спортивном костюме.
– Добрый вечер, – прохрипел он, – поздненько прикатили. Ужин без вас съели. До завтрака голодной останетесь.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась я, – у меня с собой есть немного продуктов.
– Со своей едой сюда нельзя, – произнес пронзительный дискант.
Я повернулась на звук и увидела очень худую девушку.
– У нас строгие правила, – заявила она, – в комнату нельзя вносить еду.
– Лика, иди спать, – заскрипел дед, – тебе вставать ни свет ни заря, я провожу даму в ее покои.
– Какого хрена ты, Гарри, выполз? – разозлилась девица. – Чего пристаешь? Уметайся в свою нору и сиди тихо.
У старичка заметно затряслись руки.
– Ну… раз ты не хочешь, – пробормотал он, – я решил помочь…
– Без убогих обойдемся, – отрезала Лика. – Пойдемте, Дарья, ваша спальня в мансарде. Лифта нет.
Девица начала подниматься по лестнице, но, увидев, что я не спешу за ней, спросила:
– Чего вы ждете?
– Служащего, который отнесет мой багаж, – объяснила я.
Лика выпучила глаза.
– Чемодан тяжелый?
– Не очень, – пробормотала я.
– Думаете, я его попру? – надулась администратор.
– Неужели здесь нет мужчин? – поразилась я.
– Сейчас кликну Гарри, – оживилась Лика, – но у него руки слабые, он саквояж сто раз уронит. Еще у нас Павел работает, но он спит, поздно ведь. Если вы не можете баул втащить, я Павла растолкаю. Постойте тут минут сорок, сразу мужика не разбудить.
Я подхватила чемодан.
– Сама справлюсь.
Лика закатила глаза и побежала вверх, перепрыгивая через ступеньки. Я потащилась за ней, понимая, что обслуживание в санатории никак нельзя назвать первоклассным. Небось и еда тут окажется мерзкой.
Роскошная лестница сделала резкий поворот и мигом потеряла всю красоту. Мрамор на ступеньках сменила обычная недорогая плитка, позолоченные перила превратились в железные, вместо шелковых обоев на стенах оказалась темно-синяя масляная краска, и никаких картин вокруг. Удивляясь все больше и больше, я шагала вверх, лестница опять вильнула, стала узкой… В конце концов мы с провожатой очутились на чердаке.
Лика провела меня по темному мрачному коридору, остановилась у небольшой двери и пропела:
– Устраивайтесь. Завтрак в семь.
– Во сколько? – оторопела я.
– В шесть пятьдесят надо сидеть за столом, – отрубила администратор. – Борис Валентинович так приказывает. Одежда в шкафу. Можете надеть любой комплект, но вы мне понравились, с багажом не капризничали, поэтому подскажу: хозяин любит женщин в платье.
– Одежда в шкафу? – повторила я. – Простите, не поняла. Надо надевать казенное?
Лика скорчила гримасу.
– Завтра босс вам объяснит, но кое-что я сейчас сообщу. В доме нельзя пользоваться телефоном, телевизором, радиоприемником, Интернетом. Да у нас ничего из перечисленного и нет. Если привезли айпад-ноутбук, мобильник, то это тут просто куски металла, но их все равно надо сдать. И нужно носить форму.
Я решила, что ослышалась.
– Форму? В санатории?
– Лучше спать пойду, – зевнула Лика. – Ох, чуть не забыла! Вода горячая включается с шести утра на тридцать минут.
Я не поверила своим ушам.
– Днем помыться нельзя?
– Зачем? – пожала плечами администратор. – Видите в конце коридора дверь? Там сортир и душ.
– В номере отсутствует санузел? – оторопела я.
– На фига он нужен? – пожала плечами Лика. – Слушайте, мне завтра весь день крутиться, отдохнуть хочется. Борис Валентинович Эпохов, наш хозяин, за завтраком объяснит вам здешние правила.
Забыв попрощаться, девица убежала. Я толкнула дверь, нащупала выключатель и нажала на него.
Под потолком вспыхнула одинокая тусклая лампочка без абажура, она осветила едва ли десятиметровое пространство с убогой мебелью. Справа стояла узкая кровать с никелированными спинками, около нее притулилась ободранная тумбочка. Стену напротив украшало несколько гвоздей, на них висели проволочные вешалки, если кто сдает вещи в химчистку, то он понимает, о чем я толкую. На одной болталась бесформенная хламида. Я потрогала ее, ощутила скользкий синтетический материал, жесткий, как брезент. Кроме мешкообразного платья еще предлагались брюки шириной с Черное море и нечто вроде туники все из той же ткани. На случай похолодания был припасен свитер, связанный, похоже, из шпагата. На полу стояли деревянные башмаки. Больше в помещении не было ничего, кроме круглого чердачного окошка. Я решила сесть на кровать, сделала два шага и стукнулась головой о сильно скошенный потолок. Потирая макушку, опустилась на матрас, выпустила из сумки Роджи и пробормотала:
– Таможня ушла, полиции нет!
Поросенок подскочил и бросился меня целовать, а я продолжала:
– До Мани сейчас не дозвониться, ну ничего, завтра найду трубку. Утром вынесу тебя в сад в сумке, не уверена, что в этом странном заведении ты окажешься дорогим гостем. Сейчас дам тебе попить, перекусим остатками печенья и бананом, а потом баиньки. Утром разберемся, что тут да как. Я заплатила за проживание нехилые деньги, мне обещали номер люкс, но навряд ли эту конуру можно так назвать. Мне хочется задать пару вопросов управляющему. Хотя, может, я невнимательно изучила сайт санатория и не поняла, что тут занимаются «шоковой реабилитацией». В последнее время стало модно селить клиентов в чуланах, подвалах, заставлять их чистить картошку, пылесосить коридоры. Считается, что обеспеченный человек, очутившись в суровых условиях, лишившись кофе с круассанами, которые вышколенная горничная подает в постель, СПА-услуг, симфонических концертов по вечерам и грудки цесарки со спаржей на ужин, вынырнет из омута депрессии, встряхнется и резко оздоровится. Одна моя знакомая провела две недели на курорте, где кормили раз в день листьями крапивы, не включали отопление, не давали горячую воду, а персонал самозабвенно хамил гостям. Не поверите, Катя вернулась в Москву в полном восторге и всем твердит:
– Люди, я теперь по-иному смотрю на жизнь! Поняла, что счастлива.
Но я-то не из тех, кто не может справиться с перепадами настроения, у меня проблема с сосудами. Навряд ли после тяжелого гриппа полезно отдохнуть в «шоковом» санатории. Ну ничего, завтра я разберусь во всем.
Я легла на жесткий матрац, Роджер, сопя, устроился у моей груди. Я обняла мини-пига и прижала его к себе. Когда попадаешь в неприятности, приятно осознавать, что рядом находится друг, даже если этот друг всего лишь поросенок.
* * *– Подъем! – заорал мужской голос.
Я села на кровати, пытаясь сообразить, где нахожусь. Дверь распахнулась, появился толстый дядька в широченных брюках и рубашке, смахивающей на пододеяльник.
– Ты кто? – спросил он.
– Даша, – ответила я.
– Спальня у тебя гаже некуда, – заявил незнакомец и исчез.
Я вскочила с постели, хотела запереть комнату и увидела: ни замочной скважины, ни щеколды на двери нет, она не захлопывается, а просто закрывается.
В полном недоумении я подошла к окну и открыла его, в помещение хлынул свежий упоительный воздух. Я высунулась наружу, ожидая увидеть панораму города Сан-Валентино или крыши соседних домов, но перед глазами расстилался лес. Санаторий находился в глуши, ни одного жилого здания поблизости не оказалось.
Схватив крошечное мятое полотенце, висевшее на спинке кровати, я отправилась на поиски санузла и нашла чулан размером с мыльницу с крохотной раковиной. Поверьте, здесь сложно почистить зубы даже хомячку. С потолка свисала ржавая «лейка», на полу под ней лежал черный резиновый коврик, на который категорически не хотелось становиться не только босыми ногами, но даже и в сапогах. Я отвернула кран, потекла тоненькая струйка холодной воды. В душе забурлило негодование. Кое-как умывшись, я вернулась в комнату и, проигнорировав наглый приказ неизвестного мне Бориса Валентиновича явиться к завтраку в жуткой одежонке, отправилась искать столовую, нарядившись в свою футболку и джинсы.
Глава 5
Когда я вошла в столовую, там сидело несколько человек. Тот, кто находился во главе стола, поднял голову.
– Дарья Васильева?
– Да, – сухо ответила я. – А вы, если не ошибаюсь, Борис?
– Меня зовут Борис Валентинович Эпохов, – представился хозяин.
– А меня Дарья Ивановна, – в тон ему ответила я, – надеюсь после завтрака поговорить с вами о своем номере.
– Не нравится? – почему-то обрадовался Борис. – Это хорошо!
Я открыла рот, чтобы достойно ответить владельцу санатория, но тут в столовую, шаркая слишком большими ботинками, вполз старичок Гарри.
– Опять проспал? – возмутился Эпохов.
– Извините, – пролепетал дедок, – будильник старый, сломался.
– Сядь и замолчи, – отрезал хозяин, потом посмотрел на меня. – Вон твой стул.
Я молча развернулась и двинулась к двери.
– Эй! Куда? – крикнул мне в спину мужчина.
– Домой, – пояснила я, – Сан-Валентино оказался совсем не тем местом, где я хочу провести две недели.
Владелец санатория заржал.
– Уехать отсюда невозможно. Без моего приказа машина из гаража не выедет!
– Не переживайте, – улыбнулась я, – поймаю на шоссе попутку или такси.
Борис опять расхохотался и поманил меня рукой.
– Пошли, многоуважаемая Дарья Ивановна, и остальные следуйте за нами, думаю, всем интересно и полезно поглядеть на пейзаж. Пора пройти курс молодого бойца.
Хозяин схватил лежащий на столе пульт от телевизора и нажал на кнопку. Одна из зеркальных панелей на правой стене бесшумно отъехала в сторону, открылась узкая галерея.
– Вау! – воскликнул симпатичный блондин невысокого роста. – Тайный ход! Прикольно.
– Да, Вадим Гуськов, – проговорил Борис, – тебе понравится. Дамы, осторожнее, иначе сломаете свои красивые ножки. Видите винтовую лестницу? Она ведет в башню Терпения, оттуда открывается наилучший вид на окрестности. Держитесь за перила, дорогие.
Мне вдруг стало страшно. По какой причине этот хам неожиданно стал приторно-любезным? Интересно, сколько ему лет? Он худой, даже изможденный, под глазами синяки, волосы седые… Похоже, милому хозяину стукнуло шестьдесят. Хотя… У тощего человека всегда много морщин, а темные круги под глазами могут появиться от какой-нибудь болезни. Спина у Эпохова не сутулая, ходит он прямо и быстро… Нет, ему сорок пять, просто он плохо выглядит. Или нет? Вероятно, Борису пятьдесят.
– Идем, шагаем, – напевал тем временем Эпохов, – дышим свежим воздухом, он здесь изумительный. Сейчас налево. Опаньки. Как впечатление, Дарья Ивановна? Чего притихла?
Я не сразу ответила, потому что у меня захватило дух. Я стояла на круглой, обрамленной невысокой балюстрадой площадке, а вокруг возвышались бесконечные горы, поросшие лесом. Деревья поднимались не до вершин, верхняя часть гряды каменная, она терялась в облаках.
– Красота! – раскинул руки Эпохов. – Мы находимся в стране, названия которой вам знать не надо. А сейчас краткая историческая справка. В тысяча двести сорок пятом году некий граф женился на простолюдинке. Для удобства восприятия вами информации назову аристократа… э…
– Атос, – предложил старичок.
– Очаровательно, – кивнул владелец санатория.
– А она – Фекла, – подсказала темноволосая толстушка.
– Рита Баркова, браво, прекрасное имя для крестьянки, – одобрил Эпохов, – вот Аманда или Шанталь совсем не подходит. Говорили Атосу умные люди: не бери в супруги пейзанку. Да, молодуха хороша, горяча в постели, но из койки-то рано или поздно придется вылезти. О чем будешь беседовать с необразованной девкой? Фекла к большим деньгам не приучена, станет безудержно тратить мужнино состояние. В люди ее не вывести, нет у нее шарма, аристократизма, как ни наряжай лошадь, та никогда не станет трепетной ланью. Плохо закончится ваша семейная жизнь.
Но Атос уперся, отвел Феклу под венец и первое время был счастлив, потом ускакал по делам в столицу, оставил молодую госпожу одну. Стоит ли упоминать, что в те времена телевизора не было, айпада-айфона тоже, фитнес не придумали, СПА-салоны тоже и по магазинам бабы не шастали. Какое развлечение женскому полу оставалось? Детей рожать! А у Феклы Атос уехал!!! Соломенная вдова погоревала, потосковала, помаялась со скуки и решила утешить естество с садовником.
Граф вернулся через три года, а у жены двое по лавкам и живот до носа. Щекотливая ситуация!
Атос бастардов сдал в монастырь, прелюбодейку запер в подвале и выстроил для нее в горах замок, который народ прозвал Волчья пасть.
Борис показал рукой налево.
– Если издалека на замок смотреть, оно напоминает оскаленную морду хищника. Когда домишко возвели, Атос с Феклой и кучей слуг перебрались в него. И тут случилось самое интересное, граф запер жену в одной половине, сам обустроился в другой и заявил прелюбодейке: «Живи тихо, молись. Убежать не пробуй, ничего не получится. Горы неприступны, в лесах живут дикие звери. И повсюду ловушки на тропах расставлены».
Хозяин скрестил руки на груди.
– После смерти Феклы и Атоса замок пустовал, в шестнадцатом веке в нем устроили тюрьму, казематы просуществовали несколько столетий, из них ни разу никому не удалось удрать, хотя попытки побега имели место. Например, пират Джек Броуди смог выбраться за крепостные ворота, но далеко не ушел, его разорвал медведь. Да, уважаемые господа, тут мишек полно, а в реальной жизни косолапые совсем не милые плюшки, как в сказках, Машеньку в корзине с пирожками на горбу не понесут. Но потом острог закрыли. Знаете почему? Его признали слишком жестоким, считали негуманным держать в каменных стенах даже убийц. И это в прошлые времена, когда с заключенными обращались, как с падалью. Замок стал переходить из рук в руки, он был слишком большим, много денег требовалось на его содержание. Владельцы часто менялись, все они закрывали большую часть помещений, дабы сэкономить на отоплении и уборке. Позднее, в девятнадцатом-двадцатом веках, здание пытались приспособить под жилой дом, школу-пансион, музей, резиденцию иностранного посла, гостиницу для богатых и знаменитых. Но ни один проект успехом не увенчался. И вдруг Волчью пасть купил богатый, умный, красивый, гениальный ученый и писатель Борис Валентинович Эпохов.
Хозяин поклонился.
– Прошу любить и жаловать. Владелец Волчьей пасти перед вами. Пару слов о себе. Я доктор наук, профессор, психолог, пишу научные труды, которые публикуют во всех странах мира. Я умен, сразу предупреждаю: врать мне бессмысленно, ложь чую за километр. Я возвел на руинах бывшей средневековой темницы исправительное заведение, перевоспитываю в нем преступников.
Борис Валентинович заложил руки за спину.
– Скажу без хвастовства, моя система работает безукоризненно. Сюда прибывают крайне неприятные личности, ближайшая родня Сатаны, а уходят ангелы. Подопечных я беру группами по семь человек, приезжают они одновременно, с разницей максимум в один день. Вот у нас Дарья Ивановна сегодня появилась, остальные еще вчера подтянулись. Покидают же заведение в разное время, тут уж все зависит от того, когда человек за ум возьмется. Некоторым приходится оставаться надолго, но больше трех лет никто не задерживается. Если кто-то в течение столь длительного времени так и не осознает пагубность своих поступков и мыслей, то я его считаю неисправимым и прощаюсь с ним навсегда. Пока все ясно?