Хотя могу сказать, что определенный положительный эффект тут был. Можно было рассчитывать только на себя, но на самом деле в итоге мы создали мощнейшие современные отрасли промышленности – и в Миноборонпроме, и в Минэлектронпроме, и в Минрадиопроме, и в Минсудпроме… Массовая приватизация все это разрушила.
Моя жизнь была в большей степени связана с электронной промышленностью. Помню, в 80-е годы во время одной из встреч министр электронной промышленности СССР, Владислав Григорьевич Колесников, сказал мне: «Жорес, я сегодня проснулся в холодном поту». Я спрашиваю: «А что случилось?» Он говорит: «А мне приснилось, что нет «Планара». А если нет «Планара», то нет электронной промышленности в Советском Союзе. «Планар» – это компания, созданная группой инженеров в Белоруссии, которая обеспечивала нашу электронную промышленность самым современным технологическим оборудованием на уровне мировых стандартов. Например, фотолитографические степперы, которые используются в производстве интегральных схем, делали только в США, Японии и Советском Союзе. Так что сон действительно страшный. Но в тот раз он не сбылся – а вот после распада СССР это произошло. «Планар» остался в Белоруссии, а целый ряд его предприятий, которые размещались в союзных республиках, оказались в других странах. «Планар» выжил с огромными потерями благодаря заказам из Китая.
В свое время шло немало разговоров о бюрократии, о том, что отраслевые министерства привели к гибели советской экономики. Однако, если разобраться, отраслевые министерства – особенно девятка министерств оборонной промышленности – были по сути гениальным организационным изобретением. В каждом из них был собственный исследовательский центр – Главное научно-техническое управление (ГНТУ), и при разумном подходе к экономическим реформам министерства могли бы стать эффективными транснациональными компаниями.
* * *Существует легенда, что на пост первого председателя Госплана было две кандидатуры – академик Глеб Максимилианович Кржижановский и Георгий Леонидович Пятаков, троцкист, впоследствии расстрелянный как враг народа. Кржижановский, блестящий экономист, руководитель работ и соавтор плана ГОЭЛРО, был замечательным ученым, но очень слабым управленцем. Пятаков же проявил себя как прирожденный администратор. Все эти соображения были изложены в докладе, представленном Ленину. И тот рассудил так: председателем Госплана должен быть человек, который прекрасно разбирается в науке и экономике, то есть Кржижановский, а Пятаков будет заместителем и на своем посту хорошо наладит административную работу. Интересно, что Маслюков, как и бывший в течение недолгого времени председателем Госплана Алексей Николаевич Косыгин, в определенной степени сочетал в себе оба эти качества: понимание конкретных экономических проблем, умелое использование административного ресурса и в то же время – осознание необходимости серьезного научного подхода.
Маслюков прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько велико значение науки для развития экономики и создания новых технологий. Он знал это по своему опыту работы и на производстве в Ижевске, и в Миноборонпроме, и в Госплане. К сожалению, это плохо понимают сегодняшние управленцы. Большинство выдвигаемых ныне идей основной своей целью имеют получение автором идеи нового статуса, который необходим для получения новых денег, – а новые деньги помогают новому повышению статуса. Но ведь в науке деньги нужны не для статуса, а для решения конкретных задач.
Вопрос постановки задач во многом принципиален. В последнее время принято критиковать Российскую академию наук. Здесь необходимо вспомнить опыт Академии наук СССР, полноправной наследницей которой является РАН. Исследования, которые проводила АН СССР, касались всего спектра человеческих знаний, однако предварительно перед учеными ставились конкретные задачи и выделялись ресурсы на их решение. Нельзя ставить задачу таким образом: вот вы подумайте, что-нибудь изобретите, продайте и на эти деньги оснастите институт. Это прямой путь к подмене серьезных научных исследований шарлатанством.
Вспомним историю США. Исследовательские центры при крупных американских корпорациях явились одним из самых мощных стимулов, сыгравших огромную роль в послевоенном развитии Соединенных Штатов. Там велись фундаментальные исследования, из которых рождались новые технологии. Так, одна из крупнейших компаний, Bell Telephone (ныне AT&T), сыграла в свое время по-настоящему революционную роль в развитии физики, и в первую очередь электроники. В 1945 г. исполнительный директор, а впоследствии вице-президент Bell Telephone Мелвин Келли пригласил на работу Джона Бардина (впоследствии дважды становившегося нобелевским лауреатом), Уолтера Браттейна и Уильяма Шокли, поставив перед ними задачу – создать переключатель и электронный усилитель на твердом теле. Результатом стало открытие транзистора, за которое группа Бардина, Браттейна и Шокли в 1956 г. получила Нобелевскую премию и которое оказалось из разряда тех, что становятся поворотными этапами в развитии науки и экономики. Как мы знаем, транзисторы стали основой современных информационных технологий и фактически положили начало очередной промышленной революции.
Мелвин Келли, приглашая на работу Бардина, Браттейна и Шокли, сказал им, что основной их целью является создание электронного ключа, однако не менее важной частью работы станет проверка основных принципов квантовой механики для конденсированного состояния. Вот этот момент принципиально важен: когда исполнительный директор крупнейшей промышленной компании говорит на таком языке с научными работниками, от этой компании – или, допустим, министерства – можно ожидать очень многого.
И в науке, и в производстве помимо общего плана всегда важны детали, но при этом не все, а только вполне определенные, и важнейшее качество лидера – уметь видеть за общим руководством те конкретные вещи, которые двинут дело вперед. Маслюков был человеком, который понимал, какие задачи нужно ставить и для промышленности, и для развития науки, и наша беда в том, что людей аналогичного склада сегодня очень мало. Таким же чутьем на постановку научных целей обладал Дмитрий Устинов – Жорес Алферов вспоминал свое общение с ним как очень показательный пример.
В 1958 г. мы в физико-техническом институте, в нашей лаборатории, делали специальное полупроводниковое устройство для первой советской атомной подводной лодки. Прямо из лаборатории наши устройства устанавливали на подлодки. А я занимался как раз разработкой самих полупроводниковых элементов. Как-то раз в лаборатории раздается телефонный звонок, к телефону попросили младшего научного сотрудника Алферова – я еще не был тогда кандидатом наук. Говорил со мной Дмитрий Федорович Устинов. Он объяснил, что по определенным причинам установка должна быть готова хотя бы на две недели раньше, и попросил меня ускорить работу.
Я после этого переселился в лабораторию, и мы все сделали на две недели раньше. И, знаете, это серьезный показатель, когда первый заместитель председателя Совета Министров страны знает такие детали, как то, что именно делает конкретный человек для того или иного важного дела. Вообще, в советское время было не так уж мало очень ярких фигур, настоящих лидеров, в том числе в оборонных отраслях. Таким был наш многолетний министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский, с ним я встречался и общался. Или Борис Львович Ванников – нарком боеприпасов в войну и руководитель первого главного управления управляющей компании советского атомного проекта, с ним я не был знаком, но слышал очень много отзывов. Когда Борис Львович возглавил ПГУ, он много не знал, но он учился. Курчатов быстро понял, что руководителей можно и нужно обучать. Ефим Павлович Славский или Алексей Николаевич Косыгин тоже умели говорить с учеными и понимать то, что они говорят, чтобы ставить определенные задачи.
Глава 5
В 1988 г. Маслюков был назначен первым вице-премьером в правительстве Николая Рыжкова. Об этом периоде его работы много рассказывал академик Леонид Иванович Абалкин, занимавший тогда должность заместителя председателя Совета Министров и председателя Государственной комиссии по экономической реформе. В тот момент состав правительства резко обновился – заменили весь экономический блок, и Маслюков, работавший в Совмине с 1985 г., был там практически старожилом. И снова все, кто работал вместе с Юрием Дмитриевичем, отзываются о нем как о специалисте высочайшего класса и опытном организаторе.
Конечно, наши отношения складывались непросто, – рассказывал Абалкин, – подспудно я чувствовал, что одно время нас как бы пытались столкнуть с ним. Вот, мол, пришел один из Академии наук, никогда в правительстве не работавший, другой – старослужащий правительственный чиновник, председатель Госплана. Некоторые пытались поиграть на этом. Надо сказать, что ничего у этих людей не получилось. Мы с Маслюковым начали понимать друг друга, готовили ряд совместных документов. Помню ситуацию – это было начало 1990 г., – когда были такие варианты: либо откат, который так или иначе должен был вернуть нас к концу 1930-х гг., либо переход к планово-рыночной экономике. Именно такой документ мы подготовили на имя Рыжкова, и Юрий Дмитриевич и я подписали. Спустя месяц, в начале марта, правительство приняло постановление по нашим рекомендациям о постепенном переходе к планово-рыночной экономике.
Глава 5
В 1988 г. Маслюков был назначен первым вице-премьером в правительстве Николая Рыжкова. Об этом периоде его работы много рассказывал академик Леонид Иванович Абалкин, занимавший тогда должность заместителя председателя Совета Министров и председателя Государственной комиссии по экономической реформе. В тот момент состав правительства резко обновился – заменили весь экономический блок, и Маслюков, работавший в Совмине с 1985 г., был там практически старожилом. И снова все, кто работал вместе с Юрием Дмитриевичем, отзываются о нем как о специалисте высочайшего класса и опытном организаторе.
Конечно, наши отношения складывались непросто, – рассказывал Абалкин, – подспудно я чувствовал, что одно время нас как бы пытались столкнуть с ним. Вот, мол, пришел один из Академии наук, никогда в правительстве не работавший, другой – старослужащий правительственный чиновник, председатель Госплана. Некоторые пытались поиграть на этом. Надо сказать, что ничего у этих людей не получилось. Мы с Маслюковым начали понимать друг друга, готовили ряд совместных документов. Помню ситуацию – это было начало 1990 г., – когда были такие варианты: либо откат, который так или иначе должен был вернуть нас к концу 1930-х гг., либо переход к планово-рыночной экономике. Именно такой документ мы подготовили на имя Рыжкова, и Юрий Дмитриевич и я подписали. Спустя месяц, в начале марта, правительство приняло постановление по нашим рекомендациям о постепенном переходе к планово-рыночной экономике.
С профессиональной точки зрения правительство Рыжкова было очень сильным: стоит лишь заметить, что в Президиум входили три академика и один Герой Социалистического Труда. При этом возраст большинства работавших там людей не превышал 60 лет – исключение составляли лишь несколько «ветеранов», перешедших из старого состава. К моменту формирования нового правительства ситуация в стране качественно изменилась. Уже прошел Съезд народных депутатов СССР, уже был избран Верховный Совет, который, в свою очередь, утверждал состав правительства и был для него управляющим органом. Согласно постановлению Верховного Совета разработанный правительством проект плана на 1990 г. сразу передавался на рассмотрение депутатам – впервые это происходило без предварительного обсуждения на Политбюро. Привычная парадигма, устоявшаяся жизненная модель менялась на глазах.
В ноябре 1989 г. состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция, где речь шла о радикальной экономической реформе. Заседания конференции и пленарные заседания проходили в Колонном зале, и на каждом заседании, начиная с самого первого, в полном составе присутствовали члены Политбюро ЦК КПСС, причем не в роли пассивных слушателей, а как активные участники процесса. Разумеется, идея реформы была воспринята неоднозначно – консерваторов в Политбюро хватало. Однако общее мнение все-таки склонялось к тому, что перемены необходимы.
Юрий Дмитриевич был в числе сторонников реформирования. Будучи человеком, мыслящим очень реалистично и прагматично, он понимал, что старая система стала тормозом на пути прогресса страны. В начале 1990-х было модно говорить об ускоренных сроках перехода к рынку – вспомним программу «500 дней». Маслюков считал, что движение в этом направлении займет лет двадцать, а то и пятьдесят.
На конференции мы предложили программу, – вспоминает Леонид Иванович, – рассчитанную на ряд этапов: как надо двигаться к рыночной экономике. Никто не ждал, что это можно сделать за пятьсот дней. Это вообще в голову здоровым людям не приходило. Мы понимали, что это длительный период. Рассчитали три этапа реформы. В том числе планировались достаточно радикальные перемены: переход от снабжения к оптовой торговле средствами производства, поставке продукции по заказам потребителей – то есть это работа на конечного потребителя, на рынок, – создание банковской структуры, поскольку уже были приняты соответствующие решения, постепенная демонополизация экономики, развитие кооперативов, развитие арендной системы подряда. В общем, все это было сформулировано. Надо сказать, что Маслюков не выступал сам на конференции, но в принципе он поддерживал эти позиции. Что касается самих темпов роста, я повторю, что вообще темп – всегда очень условный показатель. Может произойти сокращение объемов промышленного производства в «группе А», в средствах производства, куда попадает вся военная техника. Но это ничего страшного для страны не представляет, если одновременно вы насыщаете рынок потребительскими товарами.
* * *В том же 1988 г. Юрий Дмитриевич возглавил Госплан. Его заместителем стал Артем Андреевич Троицкий, начальник отдела энергетики, в чью компетенцию входили вопросы развития топливно-энергетического комплекса, то есть нефтяной, нефтеперерабатывающей, газовой, угольной промышленности и электроэнергетики. Вместе они проработали четыре года, до момента ликвидации Госплана.
Знаете, вот я прожил уже восемьдесят с лишним лет, трудового стажа, выражаясь старым бюрократическим языком, у меня больше шестидесяти двух лет, – признается Артем Андреевич. – Естественно, я многих людей повидал и как коллег, и как руководителей. И из всего этого калейдоскопа я внутренне выбираю для себя как людей наиболее высокого потенциала – и как руководителей, и по-человечески, – троих человек: Алексея Николаевича Косыгина, длительно бывшего председателем Совета Министров СССР, Николая Константиновича Байбакова – председателя Госплана в период до Юрия Дмитриевича Маслюкова, и самого Юрия Дмитриевича. Для меня эти трое по своим человеческим достоинствам совокупно стоят в одном ряду.
В Госплан Юрий Дмитриевич попал в очень тяжелый период. Если говорить, что тут самое важное, надо прежде всего представить себе ту ситуацию, которая сложилась тогда в стране. Когда уже был, по существу, кризис промышленного производства и когда начались атаки демократов, так тогда называли этих людей, с требованием отказа от плановой экономики и перехода на рыночную. Вот в этот период ему пришлось руководить экономикой. Я бы сказал, что он прекрасно понимал обстановку: страна находилась в таком положении, что уже не было, по существу, планового хозяйства, но еще не было и рынка. И все плыло по течению волн.
Маслюков тогда разработал определенные предложения, они были внесены на рассмотрение в Верховный Совет, больше того, их даже ждали, было уже назначено время. Должен был докладывать об этих предложениях Горбачев. Но Михаил Сергеевич все искал компромисса с теми, кто требовал полного рынка, и в результате, пока продолжались эти уговоры, подошло время обсуждения в Верховном Совете – а обсуждать-то и нечего. Николай Иванович Рыжков вынужден был выйти на трибуну Верховного Совета и сказать: у нас все есть, мы все подготовили, но Михаил Сергеевич считает необходимым это доработать. В конце концов эти предложения так практически и погибли.
Юрий Дмитриевич руководил развитием экономики, которая в стране тогда была. И при нем, в общем, имело место некоторое движение вперед, пусть и небольшое. Он умел гармонично сочетать и развитие различных отраслей относительно друг друга, и развитие регионов в балансе с общим развитием экономики страны. Все это он обеспечивал. Но ситуация была тяжелая, вообще вся экономика в то время пошла на спад – не потому, конечно, что Юрий Дмитриевич пришел на хозяйство, а из-за того, что было сделано до него. Главное то, что он руководил разработкой планов развития народного хозяйства, как это в то время называлось, начиная, по-моему, с плана 1989 г. и заканчивая 1992 г. То есть страна жила – пусть тяжело, потому что уже не было надлежащего потенциала, – но она жила по тем планам, которые разрабатывались под руководством Юрия Дмитриевича Маслюкова.
Ну а вопрос закрытия Госплана, конечно, по большому счету не имеет отношения к экономике, это политический вопрос. Делали это те люди, которые пришли к власти после того, как эту власть взял в руки Борис Николаевич Ельцин, и которые реализацию собственных идей ставили в конечном итоге гораздо выше благополучия страны. Ведь весь внутренний рынок, неподготовленный к конкуренции с западной промышленностью, был по существу отдан в руки Западу. В результате российская промышленность рухнула. И все остальное, что произошло потом, произошло именно в связи с этим.
* * *Многие спрашивают: как так получилось, что Юрий Дмитриевич, занимавший такую высокую правительственную должность, в частности, при Горбачеве, сумел оказаться никоим образом не вовлеченным в ГКЧП? Тем более это странно, если учесть, что многие из руководителей ГКЧП каждый день сталкивались с Маслюковым по работе, а Павлов за излишнюю тягу к алкоголю даже несколько раз изгонялся из дома Светланой Ивановной, бдительно следящей за сохранением нормального рабочего состояния всех членов правительства. Наверное, это было связано с тем, что Юрий Дмитриевич был человеком, к которому грязь не прилипала. Любые сомнительные действия и мероприятия были крайне далеки от него. Хотя при этом он понимал все проблемы, с которыми сталкивалась Россия, и нельзя сказать, что он был поклонником линии, проводимой Горбачевым. Однако несогласие – это одно, а вот предательство – совсем другое.