– О, о! У меня оно не одно, – похвастался Гоша.
– И какое? – захлопал глазами Моцарт-Бах.
– Гоша, Гошка, Гошарик, Гошан, – он замолчал и добавил, – Геродот. Но это, – лицо у Гоши стало суровым, – когда мы серьёзными делами занимаемся, когда взрослые не знают. Для серьёзных дел серьёзным ребятам мы придумываем серьёзные имена! Но тебе, – Гошка подумал, – тебе надо сначала доказать, что ты тоже можешь быть серьёзным. Ведь пока ты этого не доказал.
Но Моцарт-Бах перебил его своим вопросом.
– А чем надо доказать? – поинтересовался волшебник, чтобы тут же стать таким же серьёзным, как и Гошан.
– Чем, чем?! – торжествующе сказал Гошка. – Придумать что-то нужно. Удивить. Ну, или, – Гошка задумался, – голы, например, забивать, когда в футбол играешь летом, а зимой в хоккей. Но если забивать не умеешь, тогда в воротах стоять и, наоборот, голы не пропускать. Можно, конечно, и пропускать голы. Но хотя бы иногда кидаться на мяч и не бояться. Вот.
Он посмотрел на Моцарта и понял, что тот совсем не понимает, о чём идёт речь, и тут же пожалел его.
– Но ты не переживай, – продолжил Гошан, – я придумаю тебе что-нибудь этакое, тяжёлое, с чем ты не сможешь справиться, но потом, когда научишься, будешь легко выполнять это задание. Вот у нас недавно спор был. Кто сможет выпить три кружки кваса. По пол-литра. По две многие выпивают, но редко. А вот три никто не может. Этот рекорд свободен. Так что можешь его совершить. И сразу станешь серьёзным пацаном.
Моцарт услышал про три кружки кваса и озадаченно посмотрел на Гошку.
– А если я пять или шесть выпью, прямо сейчас, но воды? – Моцарт вспомнил, что он волшебник и такой трюк ему ничего стоит.
– Э, нет! Хитрый какой. Вода – это вода. Это и дурак сможет. А вот квас – это квас! Это только серьёзным людям под силу. Тем более, если кроме меня никто не увидит, кто же подтвердит мои слова. Надо, чтобы по-честному было. Пусть несколько человек увидит. И тогда все про тебя скажут.
Моцарт расстроился, что у него не получилось так сразу стать похожим на Гошку и, как он, быть серьёзным пацаном. А в том, что он серьёзный парень, Моцарт не сомневался.
– Ладно, Гош, я тебя слушаю. И как только у меня появится возможность доказать, что я серьёзный парень, ты мне тут же скажи. Может, каким другим способом доказать. Я попробую!
– Ладно, Бах-ба-бах. Скажи, а ты не можешь сделать так, чтобы сосиски появились? – почему-то вспомнил про сосиски Гошка. Он решил, что если сосиски понравились Моцарту, то значит, он сможет наколдовать так, что целая гора сосисок вырастет перед ними. – Моцарт, а сделай, чтобы здесь выросла целая гора сосисок. С кетчупом. Конечно, если не сложно. Но если сложно, то без кетчупа.
– Зачем тебе целая гора? – полюбопытствовал Моцарт-Бах.
Гошан и сам не знал, зачем он сказал про целую гору. И теперь ему показалось, что таким образом он выглядит не серьёзным парнем, а наоборот, ребёнком. Разве это не ребячество, попросить у настоящего волшебника гору сосисок?
– Ладно, я пошутил, – отмахнулся Гошка от своей просьбы. – Пойдём гулять.
Обрадованный Моцарт согласно кивнул.
– А познакомишь меня… – но Гоша уже мотал головой.
– Нет, Бах, не познакомлю. Слюнтик сегодня с матерью за путёвкой поехали. Отдыхать собрались. А Балбес со всей семьёй, матерью, отцом, сестрой, – Гошка жалобно выдохнул, – уехали к бабушке. А так, конечно, мне и самому жаль, что так вышло. Встретился с волшебником, а друзей нет рядом. Ведь тоже не поверят.
– Как так? Друзья и не поверят, – Моцарт удивился.
– Поверят! Конечно, поверят, – загадочно ответил Гошка. – Вот только вместе бы оказаться. Такого бы натворили. Таких бы чудес насовершали. А пока их нет, можно сказать так: «Всё, что происходит, всё понарошку». Ладно, пойдём на улицу! Может быть, и встретим кого во дворе.
Глава 5 Первое приключение. Римма Леонидовна или Фейна Зломировна?
ОНИ побежали по ступенькам подъезда, перепрыгивая, кто дальше. Гошка знал способ перепрыгнуть много ступенек за раз. Нужно было схватиться за перила и сместить центр тяжести на неё. И тогда можно было прыгнуть далеко. Сначала он прыгнул по-простому, через четыре ступеньки, а Моцарт прыгнул сразу через пять. Тогда Гошка предложил ему прыгнуть первым, а уж он, Гошка, покажет ему, на что способен.
Моцарт вытянул ногу так быстро, что Гоша не заметил, как всё произошло, но что у Моцарта получилось переступить целый лестничный пролёт за один шаг.
Гошка понял, что Моцарта удивить не получится, но он всё равно прыгнул, как умел. И приземлился, не долетев всего три ступени до самой нижней.
– Знаешь, Моцарт. Прыгать надо было не по-волшебному, а по-настоящему.
– А я по-настоящему и шагнул, – возразил Моцарт. – До того, как сделать шаг, я подумал, что я уже там. И это случилось так быстро, что мне не пришлось лететь, как тебе. Всё произошло с такой скоростью, что ты не заметил. Да и я тоже не обращал внимания, как быстро я шагаю.
– С тобой, Моцарт-Бах, конечно, интересно. Но ты каждый раз поступаешь так, что трудно догадаться, как будет на самом деле.
Ребята вышли на улицу. Навстречу им к дому шла соседка.
– Здравствуйте, Римма Леонидовна! – поздоровался с ней Гошан.
– Здравствуй, Гоша! – поприветствовала она его радостно.
Только она собралась пройти мимо, как оглянулась и окликнула Гошу.
– Гош, а почему твой новый друг не здоровается со мной. Или у него не принято?
Гошка быстро сообразил и ответил ей.
– Римма Леонидовна, он приехал с другого города и пока ещё не знает, что к чему. И вас он пока тоже не знает, может поэтому.
Римма Леонидовна открыла рот и хотела что-то сказать, но в итоге промолчала.
– Нет, Гошан. Я поздороваюсь. Просто я думал – надо мне это делать или не надо. Раз Римма Леонидовна говорит, значит надо.
В этот миг Моцарт вытянулся по стойке смирно, сложил руки перед собой и поднялся в воздух.
Римма Леонидовна даже не сразу поняла, в чём дело. Она улыбнулась, когда услышала ответ Моцарта. Но сейчас происходило что-то совершенно невероятное! Римма Леонидовна закрыла глаза и потёрла их. Потом снова открыла и, увидев, что Моцарт продолжает висеть в воздухе, снова зажмурила. И открыла. В эту минуту она подумала, что у неё что-то случилось со зрением, и ей всё это только кажется.
Она тёрла и зажмуривала глаза несколько раз. Ей казалось очень и очень странным, что Гоша стоит на земле и улыбается, а его друг завис в воздухе над землёй. И очень даже похоже, что со зрением у неё всё хорошо. А этот мальчик из другого города действительно висит в воздухе.
Римма Леонидовна посмотрела в лицо Моцарта, чтобы попытаться понять, что же он задумал и спросить, как его зовут. Но язык Риммы Леонидовны не ворочался.
Мальчик из другого города опустил в поклоне голову, чем хотел показать, как он уважает Римму Леонидовну.
Наконец Римма Леонидовна собрала все свои силы, быстро подошла к Моцарту и взяла его за плечи, чтобы поставить на землю, боясь, что он упадёт.
И действительно, Моцарт опустился на землю, как ни в чём не бывало.
Римма Леонидовна, бледная, отошла от ребят в сторону, достала платок и утёрла лоб, на котором появился холодный пот.
– Ой, мальчишки! Ох, и научились вы хулиганить, а может, шутить. До чего прогресс довёл нашу ребятню! Спасу нет!
Она побрела к подъезду и забыла обо всём, что хотела сказать.
– Ты что, Моцарт, напугал соседку? – зашептал Гошка так тихо, чтобы не услышала Римма Леонидовна.
– Чем же я её напугал? – не понял Моцарт. – Она просила с ней поздороваться. А у нас в школе так со взрослыми здороваются. Тем более, ты и сам видел, что она тоже с нашими правилами знакома. Она поставила меня на землю. По нашей волшебной философии это означает, что не надо взлетать высоко, и взрослые об этом напоминают – перед ними ты всё равно меньше, как бы ты ни пытался высоко подняться. То есть, когда она ставит тебя на землю, то ставит тебя на место. На языке жестов это означает: «Мол, всё поняла, молодец».
Гоша слушал и не верил.
– Нет, Моцарт, она не знает твоих правил. Она ведь так и не поздоровалась с тобой. Скорее, она чуть с ума не сошла от того, как ты её удивил.
– Да ты что, Гошан! Она очень даже похожа на Фейну Зломировну. Может, она её сестра или родственница. Я сначала подумал, откуда ей взяться здесь? Но потом, когда она ко мне подошла и взяла за плечо, чтобы поставить на землю, то сразу понял, что она знакома с нашими правилами. И может оказаться, что она и правда родственница нашей Фейны Зломировны.
– Нет, Моцарт! Ты не прав. Тебе об этом любой скажет. Вот мои друзья придут к нам, они подтвердят мои слова.
Моцарт посмотрел на Гошку в раздумье.
– Правда, Гош? – и скрестил руки на груди. – Ты не обманываешь?
– Ты чего, Моцарт-Бах, зачем? Я переживаю теперь, она всем расскажет, что мы над ней пошутили. А ведь может получиться, что мы вовсе над ней не шутили, а решили испугать. Вот тут-то мне и несдобровать! Родители нагоняй сделают. И хоть они никогда меня не наказывают и не ругают, им придётся наш уговор нарушить и за Римму Леонидовну пожурить.
– И что же ты такого наделал, что тебя родители начнут журить?
– Что, а вот что! Мы с тобой – взрослые ребята. И вместо того, чтобы поздороваться, как это принято, мы взяли и испугали Римму Леонидовну. Я стоял рядом, значит, тоже принимал участие. Не остановил тебя.
– Как думаешь, она, твоя Римма Леонидовна, к нашей волшебной школе отношения не имеет?
– Не имеет, точно тебе говорю. Она даже и слышать не могла про вас. Она и не знает, что волшебники существуют на самом деле. Это я тебе обещаю. И клянусь. Пусть мои руки бородавками покроются. Или Настька с параллельного класса больше на меня никогда не взглянет, если я тебя обманываю.
– Какие бородавки? Какая Каська? – снова не расслышал Моцарт незнакомое имя.
– Не Каська, а Настька. То есть Настя, это настоящее её имя.
– Послушай, объясни мне, что всё это значит!
– А то и значит, – сказал вслух Гошка, который догадался, что Моцарту незнакомы некоторые условности мира, в котором живёт он, Гошан. И он решил объяснить Моцарту, как следует понимать те или иные вещи. – Ну, например, если я тебя обманываю, значит, мои руки должны покрыться бородавками. Ну, как бы в отместку. А я потом куда с такими руками, бородавочными? Со мной дружить никто не будет. Все догадаются, что я кого-то обманул, раз мои руки в бородавках.
Моцарт внимательно слушал и о чём-то сосредоточенно думал.
– А Настя кто? Что тебе за дело, если она на тебя смотреть не будет? – спросил Моцарт, прищурив хитрые глаза на любопытном лице.
– Ты Настьку не тронь! – взволновался Гошка.
– Я не трогаю. Я лишь спрашиваю, – ответил Моцарт и специально принял равнодушный вид.
Волшебник решил: «Раз так, то и вовсе спрашивать не буду. Не хочет говорить – пусть не говорит. Тем более, не он первый затеял этот разговор».
Какое-то время они шли молча. Гошка решил, что Моцарт, конечно, прав, и решил извиниться перед ним.
– Ладно, Моцарт-Бах. Это всё клятва виновата. Клятву просто так не дают.
– Ты, Гошан, сам говоришь, а потом мне запрещаешь об этом говорить. А я, может, хотел тебе помочь. Разве плохо, если я другу помочь хочу? – голос у Моцарта немного задрожал оттого, что он действительно хотел помочь другу, если ему нужна была его помощь.
– Просто мне Настька нравится. И если я клятву не сдержу, то вроде бы соглашаюсь и готов к тому, что Настька не будет на меня смотреть.
Моцарт выслушал внимательно, пару минут подумал и говорит:
– А хочешь, сделаю так, что она на тебя будет смотреть всегда и никогда не отвернётся. В любое время, всегда-всегда.
– И чего ты сделаешь? Фотокарточку мою ей в телефон по блютуз перешлёшь? Или у вас волшебников какой-то другой способ есть?
Моцарт не понял, о чём говорил Гошан.
– Если ты хочешь, чтобы она всегда на тебя смотрела, то это легко! Раз, и готово.
Гошан тоже не стразу понял, что имеет в виду Моцарт, но испугался снова, как бы Моцарт не сделал чего-нибудь лишнего.
– Да, Моцарт. Сейчас есть программа, «Скайп» называется. В ней можно человека всегда видеть. Даже если ты на другом конце света. Но это совсем не то. Просто мне нравится, когда она меня смотрит. И вообще, – признался Гошка Моцарту, – она мне нравится больше всех девчонок из нашей школы.
Моцарт услышал слова Гошки и, чтобы правильно понимать, спросил его:
– А она, Настька, знает об этом?
– О чём? – не поняв, переспросил Гошка.
– Что она тебе нравится?
– Вот это я не знаю. Я ведь ей никогда об этом не говорил… – признался Гошка.
– А ты скажи! – перебил его Моцарт.
– Я как-то стесняюсь. У нас, кажется, мальчишки есть и лучше меня. Взять того же Слюнтика или Балбеса. Чем они хуже? – попытался объяснить Гошка.
– Эх, как у вас всё запутано! – честно поделился своим мнением Моцарт. – Нравишься, не нравишься. Но всё равно у вас прекрасный мир.
– Почему? – удивился Гошка, потому что ему-то казалось, что говорит он об очень даже понятных вещах. И что тут можно не понимать? – А у вас разве не так?
– Нет, Гошан. У нас не так. У нас у каждого своё предназначение. Мы только с виду на вас похожи. А так у нас всё по-другому. И игры не такие. И занятия, не похожие на ваши. И отношения совсем-совсем не как у вас.
Дальше опечаленный Моцарт шёл молча. Гошка, поглядев на пригорюнившегося друга, решил, что не так-то волшебники и счастливы. Раньше Гоша думал, что волшебники могут всё, а потому они должны быть самыми счастливыми людьми на свете. Но, по словам Моцарта, оказалось, что это не совсем так.
Гошан обнял Моцарта за плечо, как старого закадычного друга, и прижал по-дружески к себе.
– Не боись, Моцарт-Бах! Теперь, когда настоящие друзья рядом, всё станет как нельзя лучше, – он посмотрел на Моцарта, который немного повеселел после этих слов. – Хочешь, я тебя с девчонками из нашего класса познакомлю? А ты сам выберешь, с какой дружить. Только Чуньчу смотри не выбери, а то тебя все засмеют. Скажут: «Волшебник, а вкуса нет».
Моцарт обрадовался такому предложению. Он с каждой часом, проведённым с Гошей, испытывал к тому всё больше и больше уважения и симпатии.
Они шли какое-то время молча, после чего Гошка, будто опомнившись, сказал:
– Послушай, Моцарт, а не лучше будет, если мы с тобой договоримся никому не рассказывать, что ты волшебник? – и выжидающе посмотрел на Моцарта.
Но сам Гошан думал совсем другое: «Я бы точно не выдержал и всем рассказал о своих способностях, чтобы все знали и только обо мне бы и говорили». Он ждал, что ответит Моцарт.
– Гош, а зачем мне говорить? Да и какой я волшебник, я же только учусь на него. И настоящими волшебниками станут не все из нашей школы. Когда наступят экзамены, те, кто не понравится главным учителям и директору, будут лишены возможности совершать волшебные штучки. Конечно, можно и дальше пойти учиться, и тогда способности останутся.
– Постой, – вмешался Гошка, – так ты не всегда будешь волшебником?
– Нет, всегда. Только полномочиями наделяют не всех. Эх, Гошан, давай сначала познакомимся поближе, я тебе про нашу страну расскажу, про обычаи. Потом посоветуюсь со своими ребятами и, может, сделаем так, что и тебя к нам пригласим в волшебную школу. Всё можно, только надо меньше рассказывать об этом. Это правило. Чем меньше рассказываешь, тем больше шансов, что получится.
– У нас, Моцарт, это называется: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».
– Вот видишь. У вас тоже есть правила, которых надо придерживаться.
Гошка приостановил шаг.
– Знаешь, Моцарт, а если я к тебе, ну, к вам в страну попаду, я тоже потом волшебником стану?
– Вряд ли. Ты не знаешь никаких ритуалов. Для этого тебе надо много чего пройти, учиться, много знать. Ну, например, выучить несколько иностранных языков. Освоить несколько видов спорта, изучить разные формулы.
– Да уж, – вздохнул Гошка, – нелёгкое дело – быть волшебником.
– Ну, это совсем не сложно. Но помнить много чего нужно.
– Моцарт, а разве нельзя загадать, чтобы ты всё помнил и ничего не забывал, – Гошка подумал, что он нашёл выход из положения для Моцарта, который забывал, как правильно совершать свои чудеса.
– Нет, так не получится. Ты же сам не сможешь себя вылечить от некоторых болезней. Тебе нужны врачи. Всякое же бывает. Вот и у нас, у волшебников, не всё так просто. Волшебство на себя не распространяется.
– Скажи, а если я захочу узнать, что потом будет, ну, например, через пять лет или через десять. Я могу узнать? Вот у тебя спрошу, а ты мне возьмёшь и скажешь, – Гошан аж притопнул на месте от восторга, что сейчас, наконец, он узнает много чего интересного.
– Я могу узнать, что дальше будет. Но тогда закрываются все чакры, и становится невозможным повлиять на ход событий. Это у нас в школе все знают. Поэтому у нас этим никто не занимается. Это у нас наподобие вашей грамматики, – Моцарт с удовольствием об этом рассказывал, потому что этот предмет он хорошо усвоил и помнил его до сих пор на «отлично». И более того, Гошан проявил чрезмерное любопытство, которое Моцарту было под силу удовлетворить.
– А как это, когда закрываются чакры? – задал снова вопрос Гошка.
– Очень просто. Всё, что ты узнаёшь, приобретает мёртвую жизнь, – как о своих пяти пальцах рассказывал Моцарт.
– Что за мёртвая жизнь? Ну-ка, ну-ка! Поясни мне, – осторожно коснулся этой темы Гошан. Он сам любил рассказывать страшные истории и запоминал все, которые слышал. Потому что при случае их пересказывал другим, а знал он их много. И хоть в историях мертвецы часто ходят и разговаривают, в жизни, как он знал, такого не встречалось. А отец ему говорил, что страшные истории придумали для того, чтобы пугать и чтобы люди знали, что может быть, если они неправильно будут себя вести. – Так что это за мёртвая жизнь?
– Ничего особенного, – удивился Моцарт Гошкиному интересу. – Мёртвая жизнь, мёртвая жизнь, это, это… – придумывал сравнение Моцарт. – Как книги у вас. То есть то, что написано, и это все знают. И то, что уже было, и уже все знают, разве можно на это повлиять? Разве только по-разному рассказать, – Моцарту стало радостно оттого, что ему так легко удалось объяснить другу странное значение Мёртвой жизни.