— Теперь мы покинем это неприятное место, — сказал он, — и я проведу вас в святая святых — небольшую комнату, где я время от времени развлекаю друзей. Туда принесут еду, и мы поужинаем. Но перед этим, я думаю, вы пожелаете умыться и, может быть, снять плащ.
Он дернул за шнур, и я услышала звон колокольчика. Сразу появилась молодая служанка.
— Проведи госпожу в комнату, которую для нее готовят, — сказал он.
Она сделала книксен, и я последовала за ней. Мы поднялись по лестнице и пошли по галерее. Распахнулась дверь, мерцали свечи в подсвечниках. В комнате две женщины готовили постель. Они повернулись и присели в реверансе при моем появлении.
Комната была обставлена очень продуманно. По углам кровати возвышались четыре столбика с замысловатой резьбой. Это была большая кровать с расшитым пологом. Я хотела остановить их, потому что не намеревалась там спать. Я проведу ночь, прислушиваясь и ожидая новостей.
Одна из женщин принесла теплой воды и таз, в котором я вымыла руки и лицо. Сняв плащ и капор, я встряхнула волосы. Матушка говорила, что они были очень красивыми: темнее, чем у отца, светло-каштановые с золотистым оттенком; целая копна, которую трудно было уложить, и лучше всего они смотрелись в беспорядке. Я была слишком обеспокоена, чтобы заниматься сейчас волосами, и испытала большое облегчение, распустив их.
Женщина ждала, чтобы отвести меня к своему хозяину. Высоко держа свечу, она провела меня в комнату рядом со спальней. Здесь были зажжены свечи и накрыт стол.
Был подан горячий суп в оловянных мисках, и, хотя есть мне совсем не хотелось, я поняла, что голова у меня кружится от голода.
Колум ждал меня. Он поклонился и подвел меня к стулу.
— Позвольте мне угостить вас этим каплуном! Я уверен, он вам понравится. Я вижу, что вы голодны и хотите пить, хотя не расположены разделить со мной трапезу. Полноте, что хорошего в воздержании? Я уже послал своих людей на поиски и навести справки в ближайших гостиницах. Не сомневаюсь, что скоро ваша матушка будет здесь… или, во всяком случае, у нас будут вести о ней. Это вас успокоит.
Меня действительно успокоила еда. Каплун был вкусный, и силы мои восстанавливались.
— Вот хорошее вино, оно вас подбодрит. Попробуйте его, и вы почувствуете себя лучше.
Он взял себе большой кусок пирога и стал с аппетитом есть. Затем выпил вина.
— Теперь на ваших щеках появился румянец, — сказал он. — Ну-ка, еще вина! Скажите, разве вы не чувствуете себя лучше? Завтра вы и ваша матушка будете смеяться над этим приключением!
— А я думаю, что при воспоминании об этом мы всегда будем вздрагивать от ужаса.
— Был опасный момент, когда негодяй ринулся вскачь вместе с вами, хотя я не сомневался, что догоню вас. Очень сожалею, что не смог воздать ему по заслугам, но он от меня не уйдет!
— Вы не узнали бы его, если бы встретили?
— Конечно, он был в маске, но я узнаю его лошадь! — Он наполнил мой бокал.
— Достаточно, — сказала я.
— Бросьте, вы должны быть в хорошем настроении, когда приедет ваша матушка!
— Вы действительно думаете, что они ее найдут?..
— Они обязательно ее найдут. Их четверо, поехали они в разных направлениях… Они должны найти ее — или на дороге, или в одной из гостиниц.
— Но ведь была только одна — «Красная и белая роза». Ее там не было!
— Может быть, она приехала туда позже?
— Мне надо было остаться там.
— Нет, вам лучше здесь…
У меня слегка закружилась голова. Думаю, из-за шока, да еще вино. Голос его стал звучать приглушенно, будто издалека.
— Позвольте дать вам немножко куропатки. Комната слегка покачивалась. Я думала: «Боже, помоги мне!»— вино было крепкое. Он с улыбкой наблюдал за мной, разрезая куропатку ножом. Лицо его стало расплываться. Я услышала свой голос:
— Я думаю… я думаю, мне лучше уйти! Я встала. Он был рядом. Вдруг комната и все остальное стали куда-то уплывать, и только лицо его было предо мной… Глаза его были огромными… Не было ничего, кроме этих больших темных омутов… Мне казалось, я пытаюсь плыть, в этих темных омутах, но я тонула. Внезапно я почувствовала, что меня подхватили. Я знала, что это он держал меня. Я услышала его голос, странный и вкрадчивый:
— Все хорошо! Все очень хорошо!
Я очнулась, что-то случилось со мной. Я не знала, где находилась. Откуда-то на стену лился свет. Я была другая, что-то изменило меня. Я ахнула — я была голой! На мне была только легкая простыня и больше ничего!
Я села. Я была в кровати… Это была та кровать с четырьмя столбиками, которую я видела вечером. В эту минуту память вернулась ко мне: я приехала в замок Пейлинг, моя матушка и я были разлучены, я сидела за столом, ела, пила — и все!
Ужасная мысль сверлила мой мозг. Что произошло ночью? Этого не могло быть! И все же я знала, это было! Память постепенно возвращалась ко мне. Это вино притупило мое сознание, оно изменило меня. Я знала, Эдвина говорила мне, что есть такие травы, которые действуют на сознание, и ты уже не понимаешь, что происходит… Должно быть, я видела сон, и все же я чувствовала изменения в теле.
Это было невозможно! Я осторожно встала на колени и отодвинула полог. Дневной свет пробивался сквозь занавеси. Моя одежда лежала кучей на полу. Я посмотрела на свое тело и увидела синяки. И тогда я все поняла. Касвеллин вошел через дверь, ведущую, должно быть, в эту комнату, из прихожей. Он был в халате, надетом, как я догадалась, на голое тело. Я схватила платье и прикрылась им.
— Такая скромность тебе идет! — сказал он. Он засмеялся и снова стал тем, кем был тогда в гостинице, во всем своем наглом триумфе. Если я колебалась раньше, то теперь все сомнения исчезли.
— Я должна знать, что произошло! — сказала я.
— Ты ничего не помнишь?
— Что было в вине?
— Немного моего специального… лекарства!
— Вы… вы все это подстроили?
— Так получилось!
— Мой отец убьет вас!
— Полагаю, он ловко дерется на шпагах? У меня такая же репутация.
— Вы думали, вам разрешат сделать… то, что вы сделали, и оставят безнаказанным? Вы поплатитесь за это жизнью!
— Я был очень галантен: ничего против вашей воли!
— У меня не было воли! Что вы со мной сделали?
— Сделал из тебя женщину, Линнет! Какое глупое имя: коноплянка, птичка! В тебе нет ничего от птицы, ты — тигрица в своей страсти!
— Моей страсти?..
— О да, страсть была! Тебе это понравилось, верь мне! Это было чудесно для нас обоих.
— Уходите, я хочу одеться и немедленно уехать!
— Жаль, мы были так счастливы вместе… ты и я. И у меня новость: твоя матушка дома. Я послал гонца вчера вечером заверить ее, что ты в безопасности.
— В безопасности?
— Конечно. Я сказал, что ты сегодня вернешься к ней.
— О, Боже, — пробормотала я, отвернувшись, — что мне делать?
— Есть несколько вариантов на выбор. Сначала — самый привлекательный: мне нужна жена, и, попробовав, я нахожу тебя вполне подходящей.
— Вы оскорбляете меня, я скорее умру!
— Но ты не была так уж несчастлива ночью: ты откликалась с большой охотой.
— Я ничего не помню. По крайней мере, я могу быть благодарна за это.
— Ты вспомнишь! Память будет прятаться в темных уголках твоего сознания. Маленькая девственница, которой ты была, не хочет помнить? Но ты забыла, что ты уже не девственница. Повторяю: ты сама этого очень хотела, а как я могу отказать леди, чьи желания совпадают с моими собственными?
— Замолчите!
— Ты не должна так говорить с твоим хозяином.
— Вы никогда им не будете.
— Почему же? Мы можем быть просто нетерпеливой парой, которая опередила свои свадебные клятвы.
— Это кошмар! Это не может быть правдой!
— Это правда, и это довольно обычное дело. Ты пришла сюда, выпила слишком много вина, и это высвободило твои природные инстинкты. Как я уже сказал тебе, я не тот мужчина — и ты немного таких найдешь, — чтобы отказать себе в том, что так изумительно предлагают! Ты никогда не найдешь себе такого любовника, как я, никого, кто галантно предложил бы тебе руку и сердце после твоего распутного поведения, как многие бы это назвали. Полно, не смущайся, я видел тебя голой, вспомни. Ты красива, а с годами будешь еще красивее. Что же? Как тебе нравится стать хозяйкой замка Пейлинг?
— Уйдите, — сказала я, — я хочу уехать! Я больше ни минуты здесь не останусь.
К моему удивлению, он встал и поклонился:
— Прежде чем мы поедем, ты должна поесть. Я велю, чтобы тебе что-нибудь приготовили, а потом провожу тебя домой.
Я осталась одна, посмотрела на кровать, занавеска была отдернута. Я вздрогнула: какой же я была дурой! Мне не следовало сюда приезжать! Какая злая шутка судьба — так отдать меня в его руки! Он сказал, что я буду помнить. Могла ли я вспомнить странные ощущения, которые страшили меня и приводили в восхищение… как и он сам. Я торопливо оделась, стремясь скрыть свои синяки.
Вошла одна из служанок с кружкой эля, куском кукурузной лепешки и мясом. Я не могла есть, но немного попила.
Я осталась одна, посмотрела на кровать, занавеска была отдернута. Я вздрогнула: какой же я была дурой! Мне не следовало сюда приезжать! Какая злая шутка судьба — так отдать меня в его руки! Он сказал, что я буду помнить. Могла ли я вспомнить странные ощущения, которые страшили меня и приводили в восхищение… как и он сам. Я торопливо оделась, стремясь скрыть свои синяки.
Вошла одна из служанок с кружкой эля, куском кукурузной лепешки и мясом. Я не могла есть, но немного попила.
Во дворе стояли уже оседланные лошади. Колум выглядел свежим и энергичным.
Он помог мне сесть на лошадь, взял мою руку, посмотрел мне в лицо, будто умоляя о чем-то, но я видела насмешку в его глазах.
Он сказал:
— Впереди у нас длинный путь, госпожа.
— Я хочу ехать как можно быстрее!
Мы двигались молча, дорога шла вдоль побережья.
— Только пятнадцать миль, — сказал он. — Видишь, не такие уж мы дальние соседи.
— Тем хуже, — резко ответила я.
Моя матушка была в безопасности. Я верила этому и, так мне не надо было бояться за нее, могла думать о чудовищности того события, которое со мной случилось.
Не я первая, не я последняя: многие мужчины, такие, как он, даже не утруждали себя тем, чтобы сначала дурманить свою жертву. По крайней мере, я была избавлена от сознания того, что делала. Что бы он ни говорил, я не могла вспомнить, что произошло. Были только слабые, неясные шевеления где-то внутри… только знание того, что я изменилась.
День был яркий, ослепительный, совсем не под стать моему настроению: он должен был бы быть серым, мрачным. Раз или два Колум вдруг запевал — это были охотничьи песни. Впечатление такое, будто он доволен жизнью и собой и не может скрыть удовольствия.
Я молчала, отвечая только на его реплики, и то как можно резче. Когда мы проехали несколько миль, он сказал, что лошадям надо отдохнуть да и нам тоже.
Мы нашли гостиницу и остановились там. Он въехал во двор в своей обычной напыщенной манере, которая тем не менее немедленно привлекла к нему внимание. Пока смотрели за лошадьми, мы вошли в гостиную, где нам принесли эль и пироги.
Мы были в гостинице одни, что мне не понравилось. Лучше бы, если кто-нибудь там был, чтобы я могла не разговаривать с ним.
— Не будь такой мрачной, — сказал он. — Девушка не должна скорбеть о потере своей девственности! Знаешь, не такое уж это сокровище. Только те, кто боятся, что никогда не потеряют ее, так ее ценят.
Я молчала.
— Ты глупа, моя девочка. Я не буду называть тебя твоим смешным именем.
— Я не принадлежу к числу ваших девочек!
— Но ведь ты моя любовница и знаешь это. Я встала и подняла было руку, чтобы ударить его, но он поймал ее.
— Спокойно! — сказал он. — Мы не хотим шуметь, не правда ли? А если бы хозяин вошел? Что я должен сказать? Что мадам делила со мной постель этой ночью и теперь жалеет об этом?
— Вы лжете!
— Это ты лжешь, а я говорю правду, и скажу больше: ты мне нравишься… очень нравишься. Я женюсь на тебе!
— Я никогда не выйду за вас замуж!
— Вполне возможно, что ты захочешь выйти за меня.
— Захочу?!
— Это была такая ночь! — сказал он, глядя в кружку с элем. — Редкая ночь. А если у тебя будет ребенок?
Я уставилась на него:
— Это невозможно!
— Посмотрим, и это меня не удивит. Я бы сказал, ты оказалась довольно страстной девицей. У тебя будет ребенок, у тебя и у меня! Я клянусь, мы заложили начало.
— Нет! — взвизгнула я. — Нет! Поедем, я не могу больше выносить ваше общество!
— Тогда поедем, я довезу вас до дома вашего батюшки.
— Чем скорее я избавлюсь от вас, тем лучше. Выходя, он сказал:
— Не раздумывай слишком долго. Кто знает, я могу найти кого-нибудь еще, кто мне придется по вкусу. Я готов взять себе жену, но терпение не относится к числу моих достоинств!
— Мне будет жаль ее. Он засмеялся.
— Будем надеяться, что это будешь ты. Себе всегда сочувствуешь больше, чем другим, моя птичка. Брр! Линнет, коноплянка! Скорее, орленок, я бы сказал! Для меня ты будешь «Девочкой», пока не станешь «Женой».
— Я думаю, что после сегодняшнего дня у вас никогда не появится случая назвать меня как-нибудь!
— Посмотрим, — сказал он.
Мы продолжали ехать, и я в жизни так не радовалась, когда увидела знакомый портик со львами по бокам. Матушка, услышав, как мы подъезжаем, выбежала из дома. С ней были Дженнет и моя сестренка Дамаск. Я спрыгнула с лошади и кинулась в ее объятия.
— Дорогое дитя! — шептала матушка. — О, моя дорогая Линнет! Какая ужасная ночь!
Какое счастье было видеть ее перед собой, и я забыла обо всем, кроме того, что мы, наконец, вместе. Она смотрела на меня, а я подумала, какое ужасное волнение она испытала, пока не получила известие обо мне.
Я задрожала при мысли, что ей еще предстоит испытать, когда она узнает обо всем, со мной случившемся.
И вдруг я вспомнила о Колуме. Он стоял там, широко расставив ноги, снисходительно наблюдая за нами, будто отдавая нас друг другу. Мне хотелось вбежать в дом и спрятаться. Я видела, что он ехидно смотрит на меня. Ждал ли он, когда я назову его своим соблазнителем, чтобы он мог заявить, что я и не думала сопротивляться? Вероятно, он считал, что ему поверят больше, чем мне.
Казалось, эти минуты во дворе длились целую вечность. Будто само время остановилось, ожидая, что же я сделаю. Я могла разоблачить его.
И что потом? Моего отца не было дома, но, когда он вернется, он убьет Колума Касвеллина или сам будет убит. В этом не было смысла: что сделано, то сделано.
Я сама себе удивлялась. Неужели я уже смирилась? Я хотела уйти от него и подумать, что же делать дальше. Я должна подождать, подумать над тем, что произошло, спросить себя, что мне теперь делать.
Теперь моя матушка говорила:
— С вашей стороны было очень любезно послать сообщение, что моя дочь в безопасности, и как можно скорее доставить ее домой.
— Я сделал только то, что на моем месте сделал бы любой джентльмен! — сказал он, склонив голову.
Мне стоило большого труда не закричать на него и не разоблачить его, рассказав, какой он негодяй, но я понимала, что это еще более огорчит мою матушку.
— Войдите в дом и подкрепитесь, — пригласила матушка.
Она ввела его в Лайон-корт. Он сделал ей комплимент, сказав, что дом просто прелестный.
— Он такой современный по сравнению с замком Пейлинг. В старые времена строили просторно, но не обращали внимания на уют. Конечно, время от времени мы улучшаем замок, но куда лучше делать все, как надо, с самого начала.
— В старых домах есть что-то завораживающее, — сказала матушка.
— О да, в них так много происходит! Когда я размышляю о тяжких преступлениях моих предков, то начинаю думать, что замок должен быть населен злыми духами.
Матушка провела его в комнату, выходящую на галерею. Дамаск смотрела на Колума с восхищением: он, наверное, казался ей великаном. Он взял ее на руки и поднял высоко над головой. Меня раздражало то, что она так явно восхищалась им.
— Вы понравились Дамаск, — сказала матушка.
— Мне она тоже понравилась. Какое необычное имя! В вашей семье все имена оригинальны!
Матушка была польщена. Она не замечала, что он насмехался над ней — Дамаск названа в честь бабушки: та родилась в год, когда доктор Линакр привез дамасскую розу в Англию.
— А Линнет? — спросил он, ласково улыбаясь мне.
— Мы думали, что будет мальчик, и решили назвать ее Пени — семейным именем. В последний момент мы раздумали, а она была так похожа на птичку…
Я готова была сгореть со стыда. Что случилось со здравым смыслом матушки? Неужели она не понимала, что этот человек был врагом? Конечно, она же не знала, как он обошелся со мной! Она видела в нем только моего спасителя.
Я хотела сказать всю правду. У меня было такое чувство, будто он ждет, когда же я это сделаю, и даже надеялся на это, но что-то удерживало меня. «Подожди, — говорила я себе. — Не действуй сгоряча, подумай сначала».
Я ждала, что он уйдет и я смогу пойти в свою комнату. Я хотела снять с себя одежду, рассмотреть синяки, вымыться и надеть все чистое. Как будто я могла очиститься… когда-нибудь!
— Дорогая Линнет, — сказала матушка, — ты совсем без сил.
— Я хотела бы пойти в свою спальню, помыться и отдохнуть…
— Ну конечно. — Она улыбнулась Колуму Касвеллину. — Вы извините. Умоляю, не торопитесь уезжать! Очень жаль, что мужа нет дома. Вам могут приготовить комнату, где вы отдохнете после такой поездки.
— Я привык к путешествиям, а поскольку моя миссия закончена, я должен возвращаться. Я поднялась, матушка позвала Дженнет.
— Ты должна отдохнуть, дорогая, — сказала она мне. — Это было тяжелое испытание.
Я хотела крикнуть: «Ты не знаешь, что это за испытание!»Я чувствовала на себе насмешливый взгляд Колума, как бы вынуждающий меня сказать матушке всю правду.
Вошла Дженнет, и матушка велела ей принести в мою комнату горячей воды, а она сама принесет мне посеет , который ее бабушка готовила, чтобы восстановить силы.