— Вы — капитан Нейсмит!
Сердце на секунду замерло, потом отчаянно заколотилось. «Нет… Спокойнее…»
— Да. Э-э… Понимаете, журналисты меня совсем одолели. Вы небось знаете, что это за братия. — Корделия одарила девушку взглядом, признающим в ней родственную душу. — Как бы мне от них отделаться? Может, мы могли бы пройти в какой-нибудь кабинет? Мне кажется, что если кто-нибудь здесь и уважает человеческое достоинство, так это вы. Просто вижу это по вашему лицу.
— Правда? — Польщенная и взволнованная служащая уже увлекала ее за собой. Очутившись в кабинете, она вызвала расписание всех полетов, и Корделия быстро их просмотрела.
— Хм-м… Вот это, кажется, подходит. Вылет на Эскобар меньше чем через час. Вы не знаете, пилот еще не на борту?
— Этот корабль не берет пассажиров.
— Ничего. Я просто хочу переговорить с пилотом. В частном порядке. И наедине. Вы мне его не поймаете?
— Попробую. — Ей это удалось. — Он встретится с вами у посадочного узла 27. Но вам надо торопиться.
— Спасибо. Э-э… Знаете, журналисты меня совсем доконали. Ни перед чем не останавливаются. А двое самых настырных даже переоделись в форму экспедиционного корпуса, чтобы ко мне пробиться. Представляются капитаном Мехтой и коммодором Тейлором. Настоящее бедствие. Если они начнут здесь разнюхивать, вы не могли бы вроде как забыть, что меня видели?
— Ну конечно, капитан Нейсмит.
— Зовите меня Корделия. Вы просто молодец! Спасибо вам!
Пилот оказался совсем молодым: набирался опыта на грузовиках, прежде чем получить более ответственные пассажирские корабли. Он тоже узнал ее и сразу же попросил автограф.
— Вы, наверное, удивляетесь, почему выбрали именно вас, — начала Корделия, дописывая автограф.
— Меня, сударыня?
— Сотрудники службы безопасности проверили всю вашу жизнь. Вы надежны. Это определенно. По-настоящему надежны.
— Ох! Неужели они узнали про кордолит?
Тревога боролась в нем с гордостью.
— И к тому же находчивы, — импровизировала Корделия, гадая про себя, что такое кордолит. — Как раз то, что нам нужно.
— Для чего нужно?
— Ш-ш, не так громко. У меня секретное поручение президента. Оно настолько ответственное, что о нем не знает даже военное министерство. Если это когда-нибудь выплывет, то последствия могут быть просто ужасными. Дело в следующем: мне надо передать тайный ультиматум императору Барраяра. Но никто не должен знать, что я улетела с Колонии Бета.
— А я должен вас туда доставить? — изумленно спросил он. — Мой маршрут…
«Наверное, я могла бы уговорить парнишку довезти меня на хозяйском топливе до самого Барраяра, — подумала она. — Но это испортило бы ему карьеру».
— Нет-нет. Ваш маршрут ничем не будет отличаться от обычного. Мне предстоит встреча с секретным связным на Эскобаре. Вы просто повезете один груз, который отсутствует в таможенной декларации. Меня.
— Мне не разрешено возить пассажиров, мадам.
— Вы думаете, мы этого не знаем? Как по-вашему, почему президент лично выбрал именно вас среди множества других кандидатов?
— Ух ты! А я даже за него не голосовал!
Он провел Корделию на катер и устроил ей местечко в грузовом отсеке.
— Вы знаете всех больших шишек экспедиции, верно, капитан? Лайтнера, Парнелла… Вы не могли бы когда-нибудь меня с ними познакомить?
— Не знаю. Но… когда вы вернетесь с Эскобара, то встретитесь со множеством шишек из экспедиционного корпуса и службы безопасности. Это я могу обещать.
Да уж, что правда, то правда.
— А можно мне задать вам личный вопрос, мадам?
— Почему бы и нет? Все это делают.
— Почему на вас тапочки?
Корделия уставилась на свои ноги, потом поглядела парню в глаза.
— Извините, пилот Мэйхью. Это — секретные сведения.
— О!
Пристыженный пилот скрылся в кабине.
Оставшись одна, Корделия прижалась лбом к прохладному гладкому боку какого-то контейнера и беззвучно заплакала.
Глава 14
Было около полудня по местному времени, когда легкий флайер, взятый напрокат в Форбарр-Султане, перенес ее через озеро. Берега заросли лозняком, а сразу за ними вздымались крутые холмы. Жителей здесь было немного, и только у воды раскинулась небольшая деревушка. Скалистый мыс венчали развалины старинной крепости. Корделия облетела вокруг него, сверяясь с картой, и отсчитала три крупных поместья к северу от крепости. Оказавшись над четвертым, она спикировала вниз и посадила флайер на дорожку, вьющуюся по склону холма.
Просторное старинное здание, построенное из местного камня, почти сливалось с растительностью. Она втянула крылья, выключила двигатель и осталась сидеть, неуверенно глядя на согретый солнцем фасад.
Из-за угла неспешно вышел высокий человек в странной, коричневой с серебром, форме. Рука его привычно покоилась на кобуре. Она поняла, что Форкосиган где-то неподалеку, потому что это был сержант Ботари. Он казался совершенно здоровым, по крайней мере физически.
Она выскочила из флайера.
— Э-э… добрый день, сержант. Адмирал Форкосиган дома?
Ботари, щурясь от солнца, вгляделся в гостью, потом лицо его разгладилось, и он отдал ей честь.
— Капитан Нейсмит? Да, сударыня.
— Вы выглядите гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи.
— Последней встречи?
— На флагманском корабле. У Эскобара.
Вид у него был неспокойный.
— Я… не помню Эскобар. Адмирал Форкосиган говорит, что я там был.
— Понятно. — «Забрали у тебя память, да? Или ты сам это сделал? Теперь не узнаешь». — Мне жаль это слышать. Вы храбро служили.
— Правда? Меня комиссовали, потом.
— А что на вас за форма?
— Родовые цвета графа Форкосигана, сударыня. Он зачислил меня в личную охрану.
— Я… уверена, что вы будете хорошо ему служить. Можно мне видеть адмирала?
— Он за домом, сударыня.
И Ботари побрел дальше, очевидно, совершая обход парка.
Корделия двинулась вокруг дома. Солнце пригревало ей спину, непривычная юбка взлетала над коленями. Она купила это платье вчера в Форбарр-Султане — отчасти ради удовольствия, отчасти потому, что ее бетанская форма со споротыми нашивками привлекала всеобщее внимание. Распустив волосы, Корделия расчесала их на пробор и закрепила двумя эмалевыми гребнями, тоже купленными накануне.
За домом начинался сад, окруженный низкой стеной из серого камня. Нет, не сад, поняла она, подойдя ближе, а кладбище. Там трудился старик в потрепанном комбинезоне, высаживая с лотка рассаду. Когда Корделия прошла в узкую калитку, старик поднял голову, и она безошибочно узнала его. Граф оказался немного выше сына, мышцы его от возраста истончились и вытянулись, но черты лица были те же.
— Генерал граф Форкосиган? — Она привычно козырнула, только потом поняв, как странно это должно выглядеть в ее наряде. — Я кап… я Корделия Нейсмит. Друг Эйрела. Я… не знаю, говорил ли он вам обо мне. Он здесь?
— Очень приятно, сударыня. — Старый граф встал почти по стойке «смирно» и приветствовал ее до боли знакомым коротким кивком. — Сын мне мало что сказал, и я никак не думал, что буду иметь честь встретиться с вами. — Он с трудом улыбнулся, словно отвечавшие за это движение мускулы заржавели от долгой неподвижности. — Вы даже не представляете, как я рад, что ошибся. — Он махнул через плечо, в сторону холма. — Там, на вершине, небольшая беседка с видом на озеро. Он… э-э… большую часть времени проводит там.
— Понятно. — Она увидела тропинку, вьющуюся за кладбищем. — Гм-м… Я не знаю, как лучше выразиться… Он трезв?
Граф Форкосиган взглянул на солнце и сжал морщинистые губы.
— Вероятно, в этот час — уже нет. Первое время, вернувшись домой, он пил только после обеда, но постепенно стал начинать все раньше. Очень тревожно, но я ничего не могу с этим поделать. Конечно, если у него опять начнется кишечное кровотечение… — Старик запнулся и неуверенно всмотрелся в нее. — Эйрел принял свой эскобарский провал слишком близко к сердцу… Его отставка была совершенно необязательной.
Граф явно не был посвящен в секреты императора. «Это не провал убил в нем дух, сэр, а успех», — мысленно проговорила Корделия. Вслух же она сказала:
— Я знаю, что преданность императору всегда была для него делом чести.
«Последним бастионом этой самой чести, а ваш император сравнял его с землей ради своей прихоти».
— Почему бы вам не подняться наверх, — предложил старик. — Хотя я вынужден предупредить вас: сегодня у него не очень хороший день.
— Спасибо. Я понимаю.
Корделия пошла вверх по извилистой Тропе, затененной деревьями, в основном привезенными с Земли, и какой-то незнакомой растительностью, очевидно, местной. Особенно привлекательно выглядела живая изгородь из чего-то вроде цветущих метелок (по крайней мере, она решила, что это цветы, Дюбауэр знал бы точно), похожих на розовые страусовые перья.
Беседка оказалась строением из потемневшего от непогоды дерева в неопределенно-восточном стиле. Отсюда открывался прекрасный вид на сверкающее озеро. По ажурным стенкам вились лозы — они словно прикрепляли ее к каменистой почве. Беседка была открыта со всех четырех сторон. Вся обстановка состояла из пары потрепанных шезлонгов, большого выцветшего кресла, скамеечки для ног и маленького столика. На нем стояли два графина, несколько рюмок и бутылка с каким-то молочно-белым ликером.
Форкосиган сидел, откинувшись в кресле: глаза закрыты, босые ноги на скамье, сандалии небрежно брошены сбоку. Корделия остановилась у беседки, разглядывая его с тайным удовольствием. На нем были старые форменные брюки и очень гражданская рубашка с неожиданным кричащим цветочным узором. Она разглядела, что на пальцах ног у него растут небольшие жесткие черные волоски, и решила, что его ноги ей определенно нравятся. Но в целом его вид не радовал — усталый и даже более чем усталый. Больной.
Чуть приоткрыв глаза, Форкосиган потянулся было за хрустальной рюмкой, наполненной янтарной жидкостью, но передумал и взял вместо нее белую бутылку. Рядом с ней стояла небольшая мерная стопка, но он пренебрег ею и сделал глоток белой жидкости прямо из горлышка. Издевательски ухмыльнувшись бутылке, он сменил ее на хрустальную стопку. Отхлебнул, подержал напиток во рту, наконец проглотил и еще глубже погрузился в кресло.
— Жидкий завтрак? — осведомилась Корделия. — Так же вкусно, как овсянка с заправкой из рокфора?
Глаза его широко распахнулись.
— Ты… — хрипло сказал он через секунду. — Не видение.
Он начал вставать, потом передумал и снова упал в кресло, весь одеревенев от смущения.
— Я не хотел, чтобы ты увидела…
Корделия поднялась по ступеням, придвинула поближе шезлонг и уселась. «Дьявольщина, я сразу поставила беднягу в неловкое положение, застигнув в этаком виде. Как же мне его успокоить? Мне так хочется, чтобы он был спокоен — всегда…»
— Я вчера прилетела и пыталась позвонить, но никак не могла тебя застать. Раз ты ждешь видений, то, видно, питье это необыкновенное. Налей и мне тоже.
— По-моему, тебе больше понравится другое. — Форкосиган налил ей из второго графина. Вид у него был по-прежнему потрясенный. Любопытствуя, она пригубила его рюмку.
— Фу! Это не вино.
— Бренди.
— Так рано?
— Если я начинаю сразу после завтрака, — объяснил он, — то как правило к полудню уже теряю сознание.
А полдень уже близко, поняла она. Сначала его речь ввела ее в заблуждение: адмирал говорил так же внятно, как всегда, только чуть медленнее и нерешительнее обычного.
— Наверное, существует и менее ядовитая анестезия. — Золотистое вино оказалось превосходным, хотя и слишком сухим на ее вкус. — И так каждый день?
— Господи, нет! — содрогнулся он. — Самое большее — два-три раза в неделю. Один день пью, другой — болею: похмелье отвлекает не хуже выпивки. А еще выполняю разные поручения отца. В последние несколько лет он довольно заметно сдал.
Постепенно он приходил в себя, первоначальный страх показаться ей отвратительным начал отступать. Форкосиган сел, знакомым жестом потер лицо, надеясь протрезветь, и попытался завести непринужденный разговор:
— Славное платье. Гораздо лучше, чем та оранжевая штука.
— Спасибо, — она охотно ухватилась за предложенную тему. — К сожалению, не могу сказать того же про твою рубашку: это, часом, не образчик твоего вкуса?
— Нет, это подарок.
— Ах, вот как. Ты меня успокоил.
— Нечто вроде шутки. Несколько моих офицеров скинулись и купили ее мне, когда меня в первый раз произвели в адмиралы, перед Комаррой. Когда я ее надеваю, я всегда их вспоминаю.
— Очень мило. В таком случае я, наверное, смогу к ней привыкнуть.
— Трое из четырех уже погибли. Двое — на Эскобаре.
— Ясно. — Вот вам и непринужденный разговор. Она поболтала вино, оставшееся на дне рюмки. — Ты выглядишь отвратительно. Весь опухший…
— Да, я перестал тренироваться. Ботари совсем разобижен.
— Я рада, что у Ботари не было слишком больших неприятностей из-за Форратьера.
— Все висело на волоске, но мне удалось его оправдать. Помогли показания Иллиана.
— И все же его уволили.
— Почетная отставка. По медицинским показаниям.
— Это ты присоветовал отцу его нанять?
— Да. По-моему, самый разумный выход. Он никогда не будет нормальным в нашем понимании этого слова, но так, по крайней мере, у него остались форма, оружие и какие-то правила, которые надо выполнять. Это помогает ему найти равновесие. — Он медленно провел пальцем по краю стопки с бренди. — Видишь ли, он четыре года был ординарцем Форратьера. Когда его в первый раз перевели на «Генерал Форкрафт», он уже был не вполне Здоров. На грани шизофрении: раздвоение памяти, голоса и все такое прочее. Довольно жутко. Похоже, единственная роль, которую он может играть в человеческом обществе, — роль солдата. Так у него есть некое самоуважение. — Он улыбнулся ей. — А ты, наоборот, выглядишь просто чудесно. Ты сможешь… э-э… погостить подольше?
На его лице читалось неуверенное желание, безмолвная страсть, спрятанная за смущением. «Мы так долго колебались, — подумала она, — что это стало привычкой». Потом до нее дошло: он боится, что она всего лишь приехала в гости. Чертовски долгий путь, чтобы просто поболтать. Ты-таки пьян, мой друг.
— Сколько захочешь. Когда я вернулась домой, то увидела, что… дом изменился. Или я изменилась. Все разладилось. Я поссорилась практически со всеми и улетела, еле опередив… э-э… немалые неприятности. Я не могу вернуться. Я подала в отставку — отправила письмо с Эскобара, и все мое имущество находится на заднем сидении флайера там, внизу.
Какое наслаждение — видеть этот восторг, вспыхнувший в его глазах! Ну, значит, все в порядке.
— Я бы встал, — проговорил он, потеснившись в кресле, — но почему-то сначала у меня отказывают нош, а уж потом — язык. Я бы предпочел упасть к твоим ногам несколько более достойно. Я скоро приду в себя. А пока, может, ты переберешься ко мне?
— С радостью. — Она пересела. — А я тебя не раздавлю? Я все-таки не статуэтка.
— Ничуть. Ненавижу крошечных женщин. Ага, вот так лучше.
— Да. — Корделия пристроилась рядом, положив голову ему на плечо, и обвила его руками. Взятый ею в плен, Форкосиган издал какой-то непонятный звук — то ли вздох, то ли смех. А ей хотелось бы сидеть так вечно.
— Тебе придется отказаться от идеи алкогольного самоубийства.
Он наклонил голову набок.
— А я-то думал, что действую достаточно тонко.
— Не слишком.
— Ну что же, не возражаю. Это чертовски неудобный способ.
— Да, и ты напугал отца. Он так странно на меня посмотрел!
— Надеюсь, не гневно. У него есть совершенно особый, испепеляющий взгляд. Отработан за долгую жизнь.
— Ничуть. Даже наоборот. — Корделия рассмеялась и довернула голову, чтобы получше рассмотреть его лицо. Да, так-то лучше…
— Я и побреюсь, — пообещал он в порыве энтузиазма.
— Не надо так стараться из-за меня. Я ведь тоже вышла в отставку. Как говорят, сепаратный мир.
— Действительно, мир. — Он уткнулся ей в волосы, вдыхая их аромат.
Через несколько недель после свадьбы они впервые совершили совместную поездку: Корделия сопровождала Форкосигана в императорский госпиталь в Форбарр-Султане. Они ехали в лимузине старого графа. Ботари сидел за рулем, совмещая обязанности шофера и телохранителя. Корделии, которая только недавно научилась разбираться во всех оттенках его молчания, показалось, что сержант напряжен. Он неуверенно взглянул поверх ее головы, когда она уселась рядом с Форкосиганом.
— Вы сказали ей, сэр?
— Да, сказал. Все в порядке, Ботари.
Корделия ободряюще добавила:
— Я считаю, что вы поступаете правильно, сержант. Я... э-э… очень рада.
Он как будто успокоился и теперь казался почти довольным:
— Спасибо, миледи.
Она исподтишка рассматривала острый профиль Ботари и думала о тех проблемах, которые он скоро привезет к нанятой им деревенской женщине в Форкосиган-Сюрло. Найдет ли он силы с ними справиться? Она рискнула задать вопрос.
— Вы подумали, что… скажете девочке о ее матери, когда она подрастет? Она ведь наверняка захочет о ней узнать.
Сержант молча кивнул, потом ответил:
— Скажу, что она умерла. Скажу, что мы были женаты. Здесь незаконнорожденным плохо живется. — Его пальцы сжались на руле. — И она ею не будет. Никто не будет ее так называть.
— Понятно. — «Желаю удачи», — подумала она. Потом задала более легкий вопрос: — А вы уже знаете, как ее назовете?
— Элен.
— Красиво. Элен Ботари.
— Так звали ее мать.
Корделия так изумилась, что неосторожно воскликнула: