Форкосиган вернулся из кабины пилотов и сел рядом с ней.
— Как вы?
Корделия кивнула.
— В порядке. Немного ошарашена этими толпами мальчишек. Кажется, вы, барраярцы, — единственные, у кого нет смешанных экипажей. Интересно, почему?
— Отчасти — по традиции, отчасти, — чтобы поддержать боевой дух. Они вам не досаждали?
— Нет, только позабавили. Скажите, а они догадываются, как ими манипулируют?
— Ничуть. Они считают себя властителями вселенной.
— Бедные ягнятки.
— Я бы не стал их так характеризовать.
— Я имела в виду жертвенных животных.
— A-а. Это уже ближе.
Двигатели завыли, и катер поднялся в воздух. Он облетел вокруг усеянной кратерами возвышенности, а потом взял курс на восток, набирая высоту. Корделия видела в иллюминатор, как под крылом за считанные минуты пронеслась вся местность, по которой они с такими мучениями шли несколько дней. Корабль взмыл над огромной горой — где-то там, на склоне, спит вечным сном лейтенант Роузмонт… Внизу промелькнули снега и ледники, озаренные заходящим солнцем. Они летели на восток — через сумерки, через ночь, потом горизонт ушел вниз, и они вырвались в вечный мрак космического пространства.
Когда они приблизились к планетной орбите «Генерала Форкрафта», Форкосиган снова ушел к пилотам, чтобы проследить за сближением. Казалось, его все больше поглощает привычный круг обязанностей и общество сослуживцев, из которого он был вырван. Хотя, конечно, у них еще будет возможность видеть друг друга — и даже не один месяц, судя по тому, что говорил Готтиан. «Ты антрополог, — внушала себе Корделия, — и изучаешь племя диких барраярцев. Рассматривай это как отдых, все равно ты хотела после этой экспедиции уйти в длительный отпуск. Ну, вот он и наступил». Но пальцы нервно теребили обивку обшарпанного сиденья. Нахмурившись, она заставила их успокоиться.
Стыковка прошла гладко, и через несколько минут толпа рослых солдат, собрав снаряжение и, шумно топая, потянулась к шлюзу. У локтя Корделии возник Куделка, сообщивший, что назначен ее проводником. Скорее, охранником, — мелькнуло у нее в голове — а может, нянькой: в эту минуту она не чувствовала себя особо опасной. Подхватив Дюбауэра, она прошла на корабль Форкосигана.
Тут все было иначе, чем на «Рене Магритте»: холодно, масса некрашеного металла, экономия на удобствах и обстановке — в общем, та же разница, что между жилой комнатой и гаражом. Прежде всего они отправились в лазарет. Это был длинный ряд аккуратных помещений, гораздо более обширных, чем на ее экспедиционном корабле, даже в относительных измерениях. Сейчас в лазарете почти никого не было: только главный хирург и несколько рядовых, занятых инвентаризацией, да еще один скучающий солдат со сломанной рукой. Дюбауэра осмотрел врач, и Корделия скоро поняла, что в последствиях, вызванных действием нейробластера, он разбирается даже лучше, чем доктор их корабля. Затем он передал больного санитарам, чтобы те его вымыли и уложили.
— Скоро у вас будет еще один пациент, — сообщила Корделия хирургу. — У вашего капитана на щиколотке отвратительная инфицированная рана. Началось общее заражение. И еще… Не знаю, что за голубые таблетки у вас в аптечках, но, судя по его словам, та, которую он принял сегодня утром, вот-вот перестанет действовать.
— Чертова отрава, — проворчал хирург. — Не спорю, она работает, но могли бы придумать что-нибудь менее истощающее организм.
Доктор принялся готовить к работе синтезатор антибиотиков, а Корделия наблюдала, как укладывают в постель бесчувственного Дюбауэра. Она поняла, что для него начинается бесконечная вереница больничных дней, однообразных и пустых, — и так до конца жизни. Не оказала ли она ему дурную услугу? Может, барраярец был прав? Она немного помедлила в лазарете, надеясь дождаться своего второго спутника.
Наконец, появился Форкосиган. Он пришел в сопровождении — а вернее, с помощью — двух офицеров, которых Корделия до этого еще не видела. Ясно было, что он не рассчитал время, потому что смотреть на него было просто страшно. Смертельно бледный, он ругался, отдавая распоряжения, и дрожал с головы до ног. Корделия подумала, что уже сейчас заметно, где у него на лице лягут морщины, когда ему будет семьдесят.
— О вас еще не позаботились? — спросил он, увидев ее. — Где Куделка? Я же сказал ему… А, вот ты где. Помести ее в адмиральскую каюту. Я уже говорил? И зайди на склад, найди ей какую-нибудь одежду. И ужин. И заряди ей парализатор.
— Я в порядке. Не лучше ли вам лечь? — обеспокоенно спросила Корделия.
Но Форкосиган продолжал кружить по комнате, как заводная игрушка со сломанным колесом.
— Надо выпустить Ботари, — пробормотал он, — а то у него, наверное, уже начались галлюцинации.
— Вы это только что сделали, сэр, — напомнил один из офицеров. Хирург перехватил его взгляд и многозначительно кивнул головой в сторону операционного стола. Лейтенанты взяли своего командира под руки, почти силой отвели к столу и заставили улечься.
— Все эти чертовы пилюли, — объяснил Корделии хирург, видимо, сжалившись над нею. — Он уже утром будет в порядке, если не считать сонливости и страшной головной боли.
И доктор склонился над своим пациентом. Он ловко разрезал натянутую распухшей ногой брючину и тут же разразился проклятиями при виде того, что оказалось под ней. Куделка заглянул ему через плечо и обернулся к Корделии с неестественной улыбкой на позеленевшем лице.
Корделия кивнула ему и неохотно удалилась, оставив Форкосигана на попечении специалистов. Куделка, которому понравилась новая роль — сопровождающего (несмотря на то, что из-за нее он пропустил эффектную сцену возвращения капитана на борт корабля), отвел ее на склад за одеждой, потом исчез с парализатором и вернулся, зарядив его, как и было приказано. Казалось, это далось ему нелегко.
— Я все равно не стану бунтовать, — заверила Корделия, уловив борьбу чувств, отразившуюся на бесхитростной физиономии прапорщика.
— Нет-нет, старик распорядился, чтобы он у вас был. Я не собираюсь спорить с ним относительно пленных, для него это больной вопрос.
— Я так и поняла. Кстати, должна напомнить вам, что наши правительства, насколько мне известно, не находятся в состоянии войны. Следовательно, мое задержание незаконно.
Куделка поразмыслил над этим заявлением, но привычный образ мыслей, по-видимому, возобладал. Прихватив вещи, он провел Корделию в ее каюту.
Глава 5
На следующее утро, открыв дверь, Корделия обнаружила часового. Ее макушка еле доставала ему до плеча, а лицо стража напомнило ей морду борзой собаки: узкое, длинноносое, со слишком близко посаженными глазами. Она сразу же поняла, где видела его: возле ущелья, в пестрой тени деревьев — и в ней зашевелился прежний страх.
— Сержант Ботари?
Он отдал ей честь — первый барраярец, сделавший это.
— Сударыня, — отозвался он низким монотонным басом и замолчал.
— Я хочу пройти в лазарет, — неуверенно проговорила она.
— Да, сударыня.
Четко повернувшись, он зашагал по коридору. Корделия уже догадалась, что Ботари сменил Куделку в качестве ее охранника и гида, и последовала за ним. Она не задавала по пути никаких вопросов, да и внешность сержанта не располагала к светской беседе. Наблюдая за ним, она вдруг подумала, что охрана могла быть поставлена не только для того, чтобы не выпускать ее, сколько затем, чтобы не впускать к ней других. Парализатор на поясе неожиданно сделался удивительно тяжелым.
В лазарете сидел чистенький Дюбауэр, одетый в черную форму без знаков различия — такую же выдали и ей.
Ему остригли волосы и побрили. Она попыталась говорить с ним, пока собственный голос не показался ей бессмысленным шумом. Дюбауэр смотрел на нее и молчал.
Форкосиган помещался в отдельной палате, дверь которой выходила в общую. Он сделал ей знак войти. Сидя на кровати в зеленой пижаме стандартного образца, капитан тыкал световым карандашом в экран компьютера, подвешенный над постелью. Она заметила, что даже пижама не делает его штатским — в любой одежде Форкосиган оставался командиром своего корабля. Казалось, он может работать хоть голым — и тогда все окружающие ощутят себя нелепо расфранченными. Только и всего. Чуть улыбнувшись своим мыслям, Корделия приветствовала его небрежным взмахом руки. Около постели стоял один из двух офицеров, которые накануне привели его в лазарет.
— Командор Нейсмит, это — командор-лейтенант Форкаллонер, мой второй заместитель. Подождите минутку, пожалуйста: капитаны приходят и уходят, но отчетность вечна.
— Аминь.
Лощеный Форкаллонер мог послужить идеальной моделью для армейской рекламы. Но за внешней бесстрастностью скрывался юмор, и Корделия подумала, что таким лет через десять-двенадцать станет мичман Куделка.
— Аминь.
Лощеный Форкаллонер мог послужить идеальной моделью для армейской рекламы. Но за внешней бесстрастностью скрывался юмор, и Корделия подумала, что таким лет через десять-двенадцать станет мичман Куделка.
— Капитан Форкосиган очень высоко о вас отзывается, — проговорил лейтенант, начиная светский разговор. — И я полагаю, что раз уж нам удалось захватить только одного пленного, то вы — бесспорно лучший вариант.
Форкосиган поморщился. Корделия чуть качнула головой, призывая его не обращать внимания на лейтенантскую болтовню. Он пожал плечами, и его пальцы быстро забегали по клавиатуре.
— Поскольку все мои люди благополучно летят домой, я тоже могу считать это удачным обменом. По крайней мере, почти все, — ответила она, но тут же вспомнила мертвого Роузмонта, и молодой барраярец показался ей уже совсем не таким забавным.
— И вообще, почему вам так хотелось нас изловить?
— Ну, так было приказано, — просто ответил Форкаллонер, как древний фанатик, готовый на все вопросы отвечать: «Потому что так угодно Богу». Впрочем, на какой-то миг на его лице отразилась легкая неуверенность. — А я уж было решил, что нас послали сюда на дежурство в качестве наказания, — пошутил он.
Эти слова развеселили Форкосигана.
— За твои грехи? Ты мыслишь чересчур эгоцентрично, Аристид. — Предоставив Форкаллонеру разбираться в смысле сказанного, он обратился к Корделии: — Ваше задержание должно было пройти бескровно. Так оно и было бы, не начнись у нас мятеж… В определенных случаях извинения бесполезны (Корделия поняла, что и ему вспомнились ночные похороны Роузмонта). — Ответственность за происшедшее лежит на мне, и меня за этот инцидент еще приласкают в генеральном штабе, как только прочтут мое донесение.
Он вымученно улыбнулся и снова забарабанил по клавишам.
— Ну, я тоже не стану извиняться за то, что подпортила планы вторжения, — отважно выпалила Корделия и замолчала, ожидая их реакции.
— Какого вторжения? — вскинулся Фор калл онер.
— Этого я и опасался. Так и думал, что вы сообразите, увидев пещеры со складами, — досадливо заметил Форкосиган. — Он помолчал. — Дело только обсуждалось, когда мы вылетали, и наши «ястребы» размахивали идей внезапности — для них это дубинка, которой можно побить партию мира. Говоря как частное лицо… впрочем, я не имею такого права, пока на мне военная форма. Оставим это.
— Какое вторжение, сэр? — В эту минуту обнадеженный Форкаллонер напоминал ребенка, услышавшего о Новой игрушке.
— Если повезет — никакое, — отрезал Форкосиган. — Мне и одного до конца жизни хватит.
Казалось, он ушел в какие-то личные, неприятные воспоминания.
Форкаллонер явно не одобрял такую сдержанность со стороны героя Комарры.
— Это же была великолепная победа, сэр. С очень небольшими потерями.
— Да. С нашей стороны.
Форкосиган допечатал свой доклад, подписал его и ввел требование о новом бланке.
— Но ведь так и планировалось, разве нет? — допытывался лейтенант.
— После Комарры осталось грязное политическое наследство. Я не хотел бы передать такое следующему поколению. Давайте прекратим этот разговор.
Он кончил заполнять последний бланк.
— Куда вы собираетесь вторгнуться? — настаивала Корделия.
— Почему я ничего об этом не слышал? — вторил Форкаллонер.
— Отвечаю по порядку: это секретная информация, на уровне главного командования, центрального комитета Двух советов и императора. Это значит, что данный разговор не должен выйти за стены этой комнаты, Аристид.
Форкаллонер выразительно взглянул на Корделию:
— Она-то ведь не в главном командовании. И если уж на то пошло…
— И я тоже уже в него не вхожу, — признал Форкосиган. — Но я не сказал ничего, о чем бы она сама не могла догадаться, будучи нашей гостьей. Что же касается причин моей осведомленности, то мое мнение спрашивали… по нескольким вопросам. А когда я изложил его начальству, оно не понравилось.
И он довольно неприятно улыбнулся.
— Вас поэтому и выслали с планеты? — спросила Корделия, чувствуя, что начинает понимать, как делаются дела на Барраяре. — Похоже, командор-лейтенант Форкаллонер все-таки прав относительно этого патрулирования. А ваше мнение запросил… э-э… некий старый друг вашего отца?
— Да уж конечно не Совет министров, — ответил Форкосиган и решительно переменил тему разговора. — Мои люди обращались с вами как подобает?
— Да, очень хорошо.
— Хирург клянется, что отпустит меня сегодня днем, если я все утро буду себя хорошо вести. Могу я попозже зайти к вам в каюту для небольшого разговора? Мне надо кое-что выяснить.
— Конечно, — откликнулась она, решив про себя, что его просьба звучит довольно тревожно.
Вошел недовольный врач.
— Вы должны отдыхать, сэр. — И он выразительно покосился на Корделию и Форкаллонера.
— А, ладно. Отошли это со следующим курьером, Аристид, — Форкосиган указал на экран, — вместе с речевыми записями и обвинительным заключением.
Доктор выпроводил их из палаты, а Форкосиган снова принялся печатать.
Остаток утра Корделия бродила по кораблю, исследуя его в границах дозволенного. «Генерал Форкрафт» оказался лабиринтом коридоров, отсеков, переходов и узких Дверей. В конце концов до нее дошло, что все это рассчитано на оборону от ворвавшегося вражеского десанта. Сержант Ботари неспешно шагал следом, молча нависая над ее плечом, словно тень смерти. Когда же она поворачивала в какую-нибудь запретную дверь или коридор, он резко останавливался и произносил: «Нет, сударыня». Кроме того, оказалось, что ей запрещено дотрагиваться До чего бы то ни было — она выяснила это, когда небрежно провела рукой по пульту управления, заработав очередное «нет, сударыня» от Ботари. Корделия почувствовала себя двухлетним малышом, которого выпустили погулять по комнате.
Она все же сделала слабую попытку его разговорить:
— Вы давно служите у капитана Форкосигана?
— Да, сударыня.
Молчание.
— Он вам нравится?
— Нет, сударыня.
Молчание.
— Почему?
Уж на этот вопрос он не сможет ответить так односложно. Какое-то время ей казалось, что сержант не ответит вовсе, но после долгой паузы прозвучало:
— Он фор.
— Классовый конфликт? — предположила она.
— Я не люблю форов.
— Я не фор, — подсказала Корделия.
Он мрачно посмотрел сквозь нее.
— Вы — как фор, сударыня.
Беседа закончилась.
После полудня она удобно устроилась на койке и принялась изучать каталог компьютерной библиотеки. Выбрав видеоролик под названием «Города и население Барраяра», Корделия набрала его код.
Текст, как и следовало ожидать, оказался банальным, но зрелища, с бетанской точки зрения, были просто волшебными. Перед ней открывался дивный, зеленый, залитый солнцем мир. Люди ходили по улицам без носовых фильтров, без регенераторов воздуха и даже без летней тепловой защиты. Климат и ландшафт планеты были удивительно разнообразны. Континенты омывались океанами — настоящими океанами, со штормами и приливами. Разве это сравнимо с плоскими солеными лужами, которые у нее дома принято называть озерами…
В дверь постучали.
— Войдите, — пригласила она. Появился Форкосиган; он приветствовал ее коротким кивком. «Странное время суток для парадной формы, — подумала Корделия, — но, видит Бог, выглядит он превосходно. Славно, очень славно». Сопровождавший капитана сержант Ботари остался снаружи, а Форкосиган обошел комнату, словно что-то искал. Наконец, он снял посуду с подноса, на котором ей принесли ленч, и прислонил его к двери, чтобы удержать ее в приоткрытом положении. Корделия удивленно подняла брови.
— В этом действительно есть необходимость?
— Я так считаю. Если слухи будут распространяться с прежней быстротой, я наверняка очень скоро услышу какую-нибудь шуточку о привилегиях моего звания. Боюсь, что тогда мне придется осадить несчастного… э-э… шутника. И вообще у меня неприязнь к закрытым дверям. Никогда не знаешь, что происходит по другую сторону.
Корделия расхохоталась.
— Это напоминает старый анекдот о девушке, которая говорит: «Давай не будем, а всем скажем, что было».
Форкосиган поморщился, нехотя соглашаясь, и уселся на вращающееся кресло у встроенного в стену металлического секретера. Он откинулся на спинку, вытянув перед собой ноги, и лицо его стало серьезным. Корделия с полуулыбкой наблюдала за ним, склонив голову набок.
— Что вы смотрели?
— Барраярскую географию. Какая прекрасная планета! Вы когда-нибудь бывали у океанов?
— Когда я был маленьким, мать каждое лето возила меня в Бонсанклар. Это было нечто вроде аристократического курорта на побережье. Мой отец, как правило, отсутствовал: был в столице или в войсках. Праздник Середины лета совпадал с днем рождения Старого императора, и это отмечалось совершенно фантастическими фейерверками над океаном — по крайней мере, тогда они казались мне фантастическими. Весь город выходил на набережные, и никто не был вооружен. В день рождения императора дуэли запрещены, и мне разрешали бродить где угодно. — Он уставился в пол. — Я не был там Уже много лет. Мне хотелось бы когда-нибудь свозить вас туда на праздник Середины лета — если представится такая возможность.