Ситуация сложилась пикантная. Перед ним лежали три документа, все с моей фотографией, и все на разные фамилии. Зеленая книжечка обозревателя «Географического еженедельника», бордовая книжечка криминальной полиции, которую я из-за переполоха с оживающими непоседливыми трупами забыл вернуть Зипперлейну, а он забыл ее забрать, и, наконец, удостоверение сотрудника МСБ, прямоугольник из особого сплава, защищенный от подделки кое-какими хитроумными способами. Краснолицый их, без сомнения, знал. Он жестом указал мне на стул, придвинул белую коробочку акустического анализатора.
— Сижу за решеткой в темнице сырой, — сказал я, наклоняясь к прибору.
Спектр голоса столь же уникален и неповторим, как отпечатки пальцев. Краснолицый пару минут забавлялся с дисплеями и сверхсекретными кодами. Потом жестом приказал молодому поколению снять с меня наручники и выметаться.
— Радужку проверять будете? — спросил я.
— Нет нужды. Мне извиняться?
— Ладно уж, — великодушно сказал я, распихивая по карманам свое добро. — Спишем на издержки вредного цеха. Лучше объясни, к чему такие предосторожности?
— Вы — Голем?
— Так точно.
— У нас неспокойно, — сказал он. Вынул из стола пачку фотографий и веером, словно опытная цыганка, стал раскладывать передо мной. — Все они здесь. Вот… вот… вот…
Я узнал многих старых знакомых — главарей, атаманов подполья. Едва ли не с каждым у меня нашлось бы о чем побеседовать и немедленно.
— Вот так, — сказал он. — По неполным сведениям, — в городе до двухсот их мальчиков с оружием. Целый зверинец. Дело пахнет «концертом». Притом не простым «концертом», понимаете? И вот теперь полковник Артан, он ткнул себя большим пальцем в грудь, — сидит и ломает голову, чего от них ждать. Ломает совместно с Конни Чавдаром. На днях мы перехватили шифровку от Дикого Охотника к Дальрету, и в ней Охотник с несвойственным ему пафосом, едва ли не поэтическим слогом сообщает, что они собираются провернуть «небывалое» по масштабам, поистине «эпохальное дело», в результате чего «нынешняя система правления рухнет навсегда, и мы будем господами мира». Я цитировал подлинник.
— Бред, — сказал я. — Охотника я знаю. Мерзавец он умный, экстремист заматеревший, но фантазером его нельзя назвать. Приземлен, как крот.
— Вот именно, — согласился Артан. — Но объясните вы мне, отчего вдруг такая трезвая и приземленная до идиотизма личность, как Дикий Охотник, вдруг начинает изъясняться так поэтически и обещать коллегам сияющие горизонты?
— В принципе можно объяснить…
— Объяснить? — гаркнул он, по-медвежьи вскидываясь на дыбки. — Вы мне вот это объясните!
Он рывком распахнул дверцу высокого сейфа и через стол швырнул мне короткий десантный автомат. Я поймал его за цевье. Покачал головой и присвистнул — дуло автомата завязано узлом, но металл нисколько не деформировался, даже воронение не пострадало…
— Впечатляет? — спросил полковник Артан, забрал у меня автомат и водворил его в сейф. — Вот такие метаморфозы иногда происходят по ночам с автоматами патрульных. Можете также посетить вычислительный центр. Тоже… метаморфозы. Загляните еще на завод реактивных авиадвигателей — право слово, не пожалеете…
— Кто такой Даниэль Регар?
— Астроном местной обсерватории, — ничуть не удивившись, ответил полковник. — У вас на него что-нибудь есть?
— Нет. Пока нет. А у вас?
— Все, что у меня на него есть, это обвинение в сотрудничестве с дьяволом или марсианами — в зависимости от интеллекта информатора. Какие события привели к возникновению таких слухов — неизвестно.
— Так, — сказал я. — Полковник, а как по-вашему, что происходит с детьми? Как вы объясните происходящее?
— Не знаю.
— Честное слово, неплохой ответ, — сказал я. — По чести, он удовлетворяет меня больше, чем попытки свалить вину на бога или дьявола…
— Вообще-то у меня была версия…
— Ну-ка!
— Инопланетная агрессия, — признался он стыдливо. — Пришельцы с коварными целями обучили детей всякой чертовщине. Или — с благими целями. Попытка контакта…
— Но доказательств нет… — сказал я. — Ну ладно, всего хорошего, я пошел к мэру.
Увидев меня вторично, девица в приемной опешила. Видимо, предвкушала уже, как будет рассказывать подругам о своем героическом участии в поиске опасного террориста. Я молча показал ей удостоверение криминальной полиции. Залившись краской, она молча показала на дверь в кабинет мэра.
Я прошел по зеркальному паркету и представился:
— Адам Гарт, обозреватель «Географического еженедельника».
— Садитесь, — сказал мэр, мужчина лет шестидесяти с длинным интеллигентным лицом. Седой, похожий на пианиста. — Меня зовут Адриан Тарнот. Вы давно у нас?
— Второй день.
— Успели что-нибудь узнать?
— И не так уж мало, — сказал я. — Я узнал, что с помощью старины Льва можно заглянуть в прошлое, что иногда с автоматами патрульных случаются странные метаморфозы, что человек по фамилии Тамп убил свою жену, но потом она воскресла…
— Что? — подался он вперед. — Что вы сказали о Льве?
Я кратко рассказал, подчеркнув, что версию с гипнозом не исключаю — о случае с Дарином, естественно, умолчав. Он как будто ничуть не удивился. Может быть, они здесь ничему больше не удивляются, и я их прекрасно понимаю…
— Что происходит с детьми? — спросил я. — И каково количество ретцелькиндов, кстати?
— Девять тысяч шестьсот тридцать пять, в возрасте от пяти до восьми лет. Но число наверняка неточное — ЭТО настигает, когда ребенку переваливает за пять лет, и наверняка, пока мы здесь с вами беседуем…
— Понятно. Продолжайте, прошу вас.
— Во-первых, они замкнулись в себе, сведя контакты с родителями и прочими неретцелькиндами к минимуму. Во-вторых, те из них, кто достиг школьного возраста, категорически отказываются посещать школу. Младшие классы практически прекратили существование. В-третьих, доказано, что они обладают способностями, которые принято называть сверхъестественными, и само существование их отвергалось современной наукой — телепатия, телекинез, левитация. Есть скудные метры видеопленки и заслуживающие доверия свидетельства очевидцев. О некоторых способностях, которыми обладают ретцелькинды, я не в силах сказать ничего определенного — этим явлениям мы не в состоянии дать название и подобрать аналогии в земных языках… Вы понимаете, что я имею в виду?
— Скажем, дружеское общение с ядовитыми змеями?
— Это еще цветочки… Итак, мы не знаем, чем вызван процесс превращения нормального ребенка в ретцелькинда, мы знаем лишь, что он настигает ребенка к пяти годам… При соблюдении некоторых условий. Если поместить ретцелькинда в группу нормальных детей — в девяноста трех процентах случаев его чудесные способности исчезают, а у семи процентов количество способностей сокращается до, какой-то одной, проявляющейся спорадически, слабо. Если же поместить в группу нормальных детей двух и более ретцелькиндов, максимум через две недели ретцелькиндами станут все остальные дети. Ставилось много экспериментов — за пределами города.
— И они позволяли… помещать себя?
— Ну, это обставлялось тонко — выезд родителей на жительство в другие города и так далее… Похоже, они ничего не заподозрили, это все-таки дети… Короче, говоря, один ретцелькинд подчиняется влиянию среды, два и более — перестраивают среду по своему образу и подобию. Эти выводы и привели к рождению проекта «Гаммельн» (я навострил уши) — вывезти отсюда всех до единого ретцелькиндов, понятно, вместе с родителями, в другие города нашей страны, Европы и всего мира, для вящей надежности по одному на город. Проект, конечно, требует гигантских затрат, но осуществить его нужно как можно скорее. Они ведь уничтожают материальные ценности! Второй по величине в Европе завод авиадвигателей безвозвратно разрушен. Мы лишились вычислительного центра. Не знаю, когда нам удастся пустить вновь нефтепромыслы — с оборудованием происходят пугающие метаморфозы, на пособие по безработице пришлось перевести несколько тысяч человек…
— Значит, вы уверены, что в появлении и поведении ретцелькиндов нет разумного, рационального начала?
— Ни малейшего. Гипотез выдвигалось множество. К сожалению, даже от людей, долгие годы полагавших себя атеистами, пришлось услышать тирады о происках дьявола или ниспосланном господом испытании. Но это — самые примитивные гипотезы. Выдвигалось множество более изящных, однако лично мне, как и многим другим, и они показались несостоятельными. Я бы принял следующие: некие неизвестные факторы, скажем, комбинация новооткрытых химических препаратов или комбинация излучений, коих в технотронном мире наберется великое множество, вызвали это своеобразное, оригинальное уродство, пагубно воздействовали на детский мозг…
— Логично, — сказал я. — Увы, эта гипотеза, мне кажется, не объясняет экспериментов с ретцелькиндами и средой… Верно?
— Верно.
— А ваша личная гипотеза? — спросил я. — Мне кажется, она у вас есть. В таком, как наш, случае у каждого появляется собственная гипотеза.
— Моя? — неуверенно улыбнулся он. — Знаете… Вы верите в высокоразвитые цивилизации, погибшие в давние времена в результате каких-то катаклизмов?
— Наслышан, — сказал я. — Но не уверен, что доказательств их существования достаточно.
— Это мой конек, — немного смущенно пояснил мэр. — Интересуюсь с детства, знаете ли… Так вот, я считаю: то, что мы наблюдаем, — своего рода вспышка атавизма. Почему это случилось именно у нас? А почему до сих пор рождаются порой волосатые или хвостатые дети? Неожиданно проснулись способности, которыми некогда обладала давно погибшая раса, — но, как мы убедились, никакой пользы это не принесло. История повторилась в виде фарса. Но трагического в этом фарсе больше, чем смешного. Миллиардные убытки — не посмеешься… Постарайтесь представить, каково нам здесь каждый день ждать нового удара, не зная, с какой стороны он последует и что разрушит…
Послышались легкие шаги — секретарша принесла поднос с бутылкой коньяка и двумя пузатенькими рюмочками.
— Прошу, — мэр наполнил рюмки. — Честное слово, кажется, еще немного и я начну пить. Кое-кто уже начал…
Я встал и прошелся по кабинету. Подошел к высокому окну, смотрел на пустынную площадь, и думал, почему Святой Георгий так поступил со мной. Оказывается, все (точнее, почти все) исследовано, запротоколировано, заснято. Разработан даже план спасения от напасти. Для чего же я здесь? Исключительно для того, чтобы допросить Регара?
— Когда начнется операция «Гаммельн»? — спросил я.
— Никто из нас не знает. Руководство МСБ заявило, что для окончательного вердикта и подачи сигнала сюда прибудет их человек, особо доверенный и облеченный полномочиями, кто-то из членов Коллегии. С ООН согласовано. С тех пор мы пристально следим за теми визитерами, чье поведение внушает… э-э, некоторые надежды. У нас был некто Лонер, социолог, он внушал нам своим поведением некоторые надежды, но вскоре повел себя странно и уехал. Потом прибыл крупный журналист Некер, но вскоре стал пьянствовать и пустил себе пулю в лоб — из пистолета образца, состоящего на вооружении войск ООН и офицеров МСБ… Завтра ожидается фантаст Догарда — кто знает… Но еще раньше пожаловали вы, человек, которому усиленно протежирует комиссар Зипперлейн, начальник созданной при криминальной полиции группы «Болид», которой вменено в обязанность сотрудничать с МСБ в деле о здешних чудесах. В первый же день вы беседовали с покойным Некером, сегодня посетили тюрьму, наконец, только что имели беседу с полковником войск ООН Артаном, который взял вас с оружием, но вскоре отпустил…
— Артан вам позвонил?
— Нет. Селектор был включен, и я слышал, как вас брали.
— Играете в сыщика-вора?
— Приходится, — сказал он. — И кроме того… Видите ли, три года назад я в течение семи месяцев занимал довольно ответственный пост в аппарате Совета Безопасности ООН! Ушел из-за здоровья, чувствую себя более-менее сносно лишь здесь, у моря…
— Так-так-так… — сказал я. — Мы встречались в Совете?
— Да, — сказал он. — Не помню вашей фамилии, кажется, ее вообще не называли. Но помню, как вам вручали орден — за операцию «Жером-2». У меня хорошая память на лица, как у большинства юристов…
— У вас хорошая память. Простите за маскарад. — Я встал и щелкнул каблуками. — Полковник Кропачев, отдел кризисных ситуаций МСБ, член Коллегии…
Черт! Неужели я и есть тот, кто должен подать сигнал? Я — член Коллегии. Ими были и Некер с Лонером. В таком случае, поведение Святого Георгия легко можно объяснить. Меня послали сюда, умышленно снабдив крохами информации, — чтобы я собрал недостающую сам, чтобы свежим, непредвзятым взглядом осмотрел и оценил происходящее. Вроде бы все объяснялось, однако сомнения есть…
— Значит, вы — тот, кто должен… — начал мэр.
— Не исключено, — сказал я. — Я сам еще не знаю. Не удивляйтесь, в разведке так бывает. — Я отвернулся к окну. — Сложность нашей работы еще и в том…
На столе тихонько засвиристел селектор, и девичий голос сообщил удивленно:
— Господин мэр, к вам рвется советник Фаул…
— Простите, — сказал мэр. — Странно. Видите ли, полковник, муниципальный советник Фаул очень спокойный человек, и слово «рвется» к нему никак не применимо…
Распахнулась дверь, и советник Фаул, низенький, лысый, лобастый, как Сократ, ворвался в кабинет с такой скоростью, словно хотел перепрыгнуть через стол и выпрыгнуть в окно, причем его ничуть не заботило, воспарит он над крышами или рухнет на булыжник. Однако каким-то чудом он все же затормозил у стола, рванул замок своего черного портфеля, вывалил на разноцветные телефоны и деловые бумаги мэра охапку желтых осенних листьев.
— Боже мой, Фаул, что это вы? — изумленно вопросил мэр и рефлекторно потянулся смахнуть листья со стола.
— Я попросил бы вас! — рявкнул Фаул. — Я попросил бы вас аккуратнее обращаться с казенными деньгами! С финансами муниципалитета!
— Что вы этим хотите сказать? — спросил я, потому что мэр безмолвствовал, бледнея.
— Я хочу сказать: вот это, — он сгреб пригоршню листьев и рассыпал их над столом, — находится во всех сейфах городского банка и его отделений вместо неизвестно куда исчезнувших денежных знаков и ценных бумаг. И еще я хочу сказать; я подаю в отставку. Поеду и набью морды этим чинушам в эполетах из МСБ, которые тормозят «Гаммельн». Пусть меня судят, пусть сажают. Морду я им набью. Окопались, зажрались, отсиживаются, благо, над ними не каплет…
Дальнейшие его слова можно было воспроизвести разве что на крайне непритязательном заборе, начисто лишенном чувства собственного достоинства. Как я уяснил из отрывочных выкриков, советник Фаул восемь лет ведал городскими финансами и решительно не понимал, чем ему ведать теперь. Бумажные и металлические деньги превратились в осенние листья — не только в сейфах, но и в карманах тех, кто в данный момент находился в банке. Сейчас возле банка собралась огромная толпа вкладчиков, которую едва сдерживает половина городской полиции и военнослужащие ООН, директора банка только что увезла с сердечным приступом карета «Скорой помощи», остальные служащие разбежались от греха подальше — намерения толпы непредсказуемы…
Выпалив все это на повышенных тонах, советник упал в кресло и неумело заплакал:
— Видите? — сказал мне мэр, растерянно вороша листья. — А понимаете ли вы, во что превратится город с населением в полмиллиона, лишенный казны?
— Ну, дотацию-то вам выделят… — сказал я.
— Еще одна примочка на раковую опухоль. — И мэр спросил ледяным тоном: — Полковник, вы собираетесь действовать?
— Завтра утром ко мне придет человек из Центра, — сказал я. — Если он подтвердит, что на меня возложены полномочия, пустить в ход «Гаммельн» проволочек не будет. Пока что приказа насчет должных полномочий у меня нет, а я человек военный, вы должны меня понять. Я хотел бы взглянуть на ваш вычислительный центр. Нельзя ли попросить у вас машину и сопровождающего?
— Машина будет, — сказал мэр. — Пойдемте. Я еду в банк. Фаул, перестаньте, вы же мужчина. И соберите эти… деньги. Дать вам коньяку?
— Яду мне дайте! — заревел Фаул. — Пистолет! Адриан, можно мне дать по шее этому полковнику?
— Боюсь, он может весьма профессионально дать сдачи, — мягко сказал мэр. — И он ни в чем не виноват.
— Можно, я возьму листок? — попросил я.
— Только обязательно расписку! — горько захохотал Фаул. — Для служебных целей временно заимствован банкнот достоинством… серия… номер… Держите уж! Сейчас я понял, что деньги мусор! — Он сунул мне в карман пиджака горсть листьев, подпрыгнул на месте и сказал: — Гоп, ля-ля! Адриан, дружище, а не сойти ли мне с ума! Свихнуться, чокнуться, сбрендить. Будет гораздо легче. На меня наденут балахончик без рукавов и повезут туда, где много марсиан, пап римских и Наполеонов. А? А то давай вместе, и полковника прихватим. Поехали, полковник? Мы все в конце концов рехнемся здесь, так уж лучше заранее, самим… Давайте вообразим себя святой троицей? Вам кто больше подходит — отец, сын или дух святой?
— Да никто, — сказал я. — Не мой стиль. Когда меня бьют по левой, я бью тому по правой…
— Вот и ударьте. Санкционируйте операцию. Мы вам поставим памятник. Я абсолютно серьезно. Проведем подписку, я первый отдам последнюю рубашку. Хотите увековечиться в облике рыцаря, поражающего дракона?
— Мирская суета, — сказал я. — Господин мэр, у меня к вам еще одна просьба. Поставьте полицейский пост у Льва. Право же, не помешает…