- Я уже десять лет слишком занятой человек, - ответил Каррсбери. - Конечно, я читаю официальные сообщения о происходящем и иногда бросаю взгляд на дайджесты художественных книг.
- Дайджесты, это официальная информация, - согласился Фи и посмотрел на стену, полную книжных полок, за письменным столом. - Ты знаешь, что мы сделаем? Мы оставим однотонные обложки, но содержание книг совсем другое, такое же, как и в прежние времена. Контраст щекочет нервы людей. Не забывай, что многие из твоих законов, о которых уже я упоминал, принесли много добра. Например, они устранили огромное количество шума и беспорядка.
Это официальная информация. Выражение было почему-то неприятно для ушей Каррсбери. В его взгляде были следы нескрываемой подозрительности, когда он быстро оглянулся через плечо на полки с книгами.
- Ax, да, - снова продолжал Фи, - и этот закон по предотвращению увлечений, связанных с необычным или непристойным поведением с длинным списком специфических катастроф. Он будет действенным, но с небольшим примечанием. Это будет так, если у вас действительно будет желание выполнять его. Мы находим это абсолютно необходимым, ты понимаешь? - Пальцы его неторопливо мяли газоида. - Что же касается запрета на различные стимулирующие напитки... Ну, здесь они давно уже подаются под другим названием, и развилась очень интересная привычка после их принятия вести себя тихо и робко. Теперь перейдем к восьмичасовому рабочему дню.
Почти против своей воли Каррсбери встал и направился к внешней стене. Проведя рукой через невидимый V-образный луч, он включил окно. Казалось, что внешняя стена исчезла. Через нее, ставшую почти совершенно прозрачной, он с напускным любопытством посмотрел на гладкие, блестящие фасады зданий, на террасы и аллеи внизу.
Огромные толпы людей производили впечатление спокойствия и порядка. Но потом возник беспорядок: группа людей - с такого расстояния не более чем кучка крошечных голов, рук и ног - далеко внизу оторвалась от дела и начала забрасывать другую группу чемто похожим на продукты питания. Две маленькие яйцеобразные машины, серебристые капли, лишенные с такого расстояния всяких швов, играючи свернули на боковой съезд. Кто-то побежал.
Каррсбери поспешно выключил окно и повернулся. "Это были лишь случайные инциденты", - сказал он самому себе. Они не имели никакого статистического значения. Уже десять лет человечество, несмотря на случайные происшествия, постепенно обретало душевное здоровье. Он видел собственными глазами, как развивается его программа - или, по крайней мере, достаточно, чтобы сделать заключение. Он был глупцом, позволил болтовне Фи повлиять на себя, - в этом были виноваты только его усталые нервы.
Он посмотрел на хронометр.
- Извини меня, - коротко сказал он и прошел мимо кресла Фи. - Я охотно продолжил бы нашу беседу, но я должен отправиться на первое совещание нового правительства.
- О, но ты этого не сможешь! - Фи вскочил и схватил его за руку. - Ты просто не сможешь, понимаешь? Это невозможно!
Молящий голос перешел в крик. Каррсбери нетерпеливо попытался стряхнуть с себя мирового секретаря. Щель на боковой стене расширилась, превратившись в выход. Оба они тотчас же услышали шум.
В проходе стоял высокий и тонкий, как скелет, гигант-мужчина с компактным темным оружием в руке. Черная встрпорщенная борода покрывала его щеки. На его лице была жуткая смесь подозрения и фанатической преданности; он направил оружие на Фи, а лицо с блуждающими глазами повернул к Каррсбери.
- Он вам угрожал? - спросил бородач хриплым голосом, выразительно поводя оружием.
Глаза Каррсбери нехорошо сверкнули гневным, мстительным блеском. Потом они погасли. "Что он тут вообразил?!" - спросил он самого себя. Этот бедный сумасшедший мировой секретарь был не тем, кого следовало бы ненавидеть.
- Нет, нет, Хартманн, - спокойно ответил он. - Мы кое-что обсуждали, мы были возбуждены и повысили голоса. Все в полном порядке.
- Хорошо, - удовлетворенно сказал бородач после паузы. Он с неохотой убрал пистолет в кобуру, но положил на него руку и остался стоять в проходе.
- А теперь... - Каррсбери освободился, - я должен идти.
Он вышел в коридор, встал на ленту транспортера и был уже на пути к лифту, когда заметил, что Фи следует за ним и уже робко дергает его за рукав.
- Ты не можешь идти, - настаивал Фи, опасливо оглядываясь. Каррсбери увидел, что Хартманн тоже следует за ним зловещая тень в двух шагах. - Ты должен дать мне шанс объяснить тебе это, сказать тебе, - почему, как ты сам этого потребовал.
"ВЫПОЛНИ ЕГО КАПРИЗ!" - продолжало звенеть рефреном в голове Каррсбери, но из чистой усталости он был готов продолжить это.
- Ты можешь рассказать мне все в лифте, - согласился он и сошел с ленты. Пальцы его скользнули через луч, и мигающий световой указатель показал, что лифт послушно поднимается вверх.
- Понимаешь, это было не только дело с запретами, - быстро продолжал Фи. - Есть множество других вещей, которые функционируют совсем не так, как утверждают твои официальные доклады. К примеру, бюджет министерств. Я знаю, в докладах говорится о регулярных сокращениях средств на выделенные исследования. В действительности же эти средства за десять лет твоего правления увеличились в десять раз. Конечно, у тебя нет никакой возможности узнать об этом. Ты не можешь быть одновременно во всех местах на планете и наблюдать за каждым стартом стратосферной ракеты.
Движущийся огонек застыл. Щель расширилась. Каррсбери вошел в лифт. Он подумал, не послать ли ему Хартманна обратно. Бедный бормочущий Фи не представлял никакой угрозы. Но, несмотря на это - "хитрость душевнобольного", - он решил взять Хартманна с собой и прервал контрольный луч в секторе, который мог доставить их на сотый этаж. Дверь тихо закрылась. Кабина наполнилась волнующейся тьмой, бесшумно замелькали цифры. Двадцать первый, двадцать второй, двадцать третий...
- И еще военные ведомства. Ты сильно сократил им средства.
- Конечно, - устало ответил Каррсбери. - В мире есть только одна-единственная страна. Совершенно очевидно, что не нужно больше никаких военных сил, кроме одного специального отряда полиции. Я уже не говорю о риске дать оружие в руки современному населению планеты.
- Я знаю, - виновато ответил Фи во тьме. - Несмотря на это, на самом деле армия набирает силу без твоего ведома и скоро у нее будет уже ракетное оружие.
Пятьдесят седьмой, пятьдесят восьмой... ВЫПОЛНИ ЕГО КАПРИЗ!
- Почему?
- Понимаешь, мы узнали, что на Земле есть шпионы. Может быть, с Марса. У них могут быть враждебные намерения. Нужно быть ротовыми. Мы ничего тебе не говорили... ну, потому что мы боялись, что ты будешь излишне возбужден.
Голос его дрожал. Каррсбери закрыл глаза. Как долго, спросил он себя, как долго? С тупым удивлением он понял, что в последние часы такие люди, как Фи, которых он выносил в течение всех десяти лет, стали неслыханно докучливыми. В данное мгновение его не возбуждала даже мысль о совещании, на котором он должен был председательствовать, совещании, которое должно, было открыть двери в мир духовно здоровым. Реакция на успех? На конец продолжающегося десять лет напряжения?
- Ты знаешь, сколько этажей в твоем здании? - Каррсбери не сразу заметил новую интонацию Фи, но все же отреагировал сразу.
- Сто, - быстро сказал он.
- А где мы сейчас? - спросил Фи.
Каррсбери открыл в темноте глаза. Сто двадцать седьмой, метались цифры у двери, сто двадцать восьмой, сто двадцать девятый...
Что-то холодное рвануло желудок Каррсбери, подкатилось к горлу. Ему показалось, что мир его неудержимо переворачивается. Он подумал о скрытых изменениях, о неожиданной дыре в пространстве. Кое-что из начального курса физики мелькнуло в его голове если лифт будет продолжать подниматься с постоянным ускорением. никто внутри этого лифта не сможет узнать, действительно ли продолжается подъем, если это сила тяжести - стоит ли лифт неподвижно на планете или с постоянно возрастающей скоростью мчится в пространстве.
Сто сорок первый, сто сорок второй...
- Или когда ты поднимешься над сознанием, над всем, к неожиданному духовному царству, - продолжал Фи своим новым голосом с намеком на смех.
Сто сорок шестой, сто сорок седьмой... Теперь они поднимались медленнее". Сто сорок девятый, сто пятидесятый. .Лифт остановился. Это какой-то трюк! Эта мысль была как ушат холодной воды на голову Каррсбери. Какой-то хитрый детский трюк Фи. Было очень просто манипулировать указателем. Каррсбери начал на ощупь искать что-нибудь и нащупал гладкую поверхность кобуры на худом теле Хартманиа.
- Не делай ничего неожиданного! - предупредил Фи, стоя возле его локтя.
Каррсбери обернулся и хотел схватить его. Свет солнца затопил его, затем последовал приступ жуткого головокружения, сердце его почти остановилось.
Он, Хартманн и Фи парили в воздухе вместе с неощутимой материей пары приборов и пульта управления на высоте пятидесяти этажей над крышей стоэтажного правительственного центра.
Он, Хартманн и Фи парили в воздухе вместе с неощутимой материей пары приборов и пульта управления на высоте пятидесяти этажей над крышей стоэтажного правительственного центра.
Несколько минут он судорожно пытался ухватиться руками за пустоту. Потом заметил, что не падает, и глаза его заметили намек на стены, потолок и пол под ними, призрак шахты.
Фи кивнул.
- За этим ничего не скрывается, - небрежно заверил он Каррсбери. - Только одна из этих чарующих новых идей, против которых ты издал столько законов, - как наши несовершенные здания с лестницами и дороги в ничто. Комитет по строительству и другой недвижимости решил для лучшего обозрения расширить зону действия лифта. Шахту сделали прозрачной, чтобы не нарушать первоначальную форму здания и улучшить видимость. Это удалось настолько хорошо, что для безопасности полета реактивных самолетов и других воздушных транспортных средств пришлось вмонтировать электронную систему безопасности. Она находится на том месте поверхности кабинки, которое служит в качестве окна. Он замолчал и загадочно посмотрел на Каррсбери. - Все очень просто, но не видишь ли ты в этом некий символ? Ты на протяжении десяти лет большую часть своего времени провел в этом здании среди нас. Ты каждый день пользовался этим лифтом. Но ни разу, даже во сне, ты не мог себе представить эги пятьдесят дополнительных этажей. Не кажется ли тебе, что нечто в этом роде может соответствовать твоему восприятию других аспектов современной социальной жизни?
Каррсбери, открыв рот, тупо уставился на него.
Фи повернулся и стал наблюдать за все увеличивающейся точкой одного приближающегося летательного аппарата.
- Ты тоже можешь посмотреть на него, - сказал он Каррсбери, - потому что он увез тебя к намного более счастливой жизни, в которой тебе будет гораздо спокойнее.
Каррсбери приоткрыл губы, облизнул их.
- Но... - сказал он дрогнувшим голосом. - Но...
Фи улыбнулся.
- Верно, я еще не закончил объяснение. Ну, ты мог бы всю свою жизнь оставаться правителем мира, изолировавшись в своем кабинете, среди многомильных полок, полных официальных сообщений, со своими случайными беседами со мной и другими, если бы не твой институт политического руководства и не долголетний план. Это меняет все дело. Конечно, мы были так же заинтересованы в них, как и в тебе. Мы видели заключающиеся в них возможности. Мы надеялись на удачу. Если бы это удалось, мы бы с радостью подали в отставку с наших постов. Но, к счастью, этого не пришлось делать. И это означало - скажем так - конец эксперимента.
Он заметил взгляд Каррсбери, направленный вниз.
- Нет, - сказал он, - мне очень жаль, но твои ученики не ждут тебя в конференц-зале на сотом этаже. Они все еще в институте, - в голосе его слышалось сочувствие. - И это... ну... институт стал другим.
Каррсбери стоял неподвижно. Он слегка пошатывался. Постепенно его мысли и сила воли возвращались из переживаемого наяву кошмара, который парализовал его. "ХИТРОСТИ ДУШЕВНОБОЛЬНОГО" - он пренебрег этим настойчивым предупреждением. Именно в мгновение победы...
Нет! Он забыл о Хартманне! Это был тот случай, для которого он приготовил этот ответный удар.
Он уголком глаза взглянул на офицера своей тайной полиции. Черный гигант стоял, не меняя положения, мрачный взгляд устремлен на Фи, словно на злого колдуна, от которого следовало ждать всяких коварных неожиданностей.
Теперь Хартманн почувствовал, что Каррсбери смотрит на него. Он понял, о чем думает его начальник.
Он вытащил из кобуры темноеоружие и без колебаний направил его на Фи. Его губы в черной бороде скривились. Из них вырвался шипящий звук. Потом он крикнул во весь голос:
- Вы мертвец, Фи! Я дезинтегрирую вас!
Фи забрал из его руки оружие.
- Это еще одно свидетельство того, что ты совершенно неверно оцениваешь новейший темперамент, - сказал он Каррсбери со следами сварливости. - Каждый из нас обладает особенностью характера, в которой он несколько нереалистичен. Это заключено в природе человека. У Хартманна это было недоверие - одержимость идеей, что вокруг все кишит заговорщиками и преследователями. Ты поручил ему задание, самое худшее для него, которое использует его одержимость и еще больше увеличивает ее. В очень скором времени он стал бы совершенно нереалистичен. Он даже не замечает, что многие годы носит кобуру с пистолетом.
Он протянул Каррсбери оружие для проверки.
- Но, - добавил он, - для него есть настоящее задание,. и он сможет действительно принести пользу... скажем, в исследованиях и разработках. Выбрать подходящего человека для определенной работы - искусство с бесконечными возможностями. Ради этого мы дали Моргенштерну финансовое управление, чтобы держать колебание процентов в нормальном, предсказуемом режиме. Ради этого правитель-эйфорик поддерживает внеземные исследования и расширяет их. И почему мы должны доверить развитие культуры консерватору? Хотя с этим, разумеется, не стоит спешить.
Он отвернулся. Каррсбери едва заметил, что летательный аппарат завис возле кабинки и медленно приближается к ней.
- Но почему меня в этом случае... - смущенно начал он.
- Почему тебя сделали правителем мира? - Он небрежно закончил за него предположение. - Разве это не очевидно? Разве я тебя не заверял много раз, что ты - хотя и не намеренно сделал много доброго? Разве ты не понимаешь, что ты нас заинтересовал? Честно говоря, в своем роде ты был практичен. Как тебе известно, наш основной принцип - позволить каждому индивидууму выразить себя, как ему больше нравится. В твоем случае - это быть правителем мира. Принимая во внимание все, это дало очень хорошие результаты. Все развлекались; издав ряд конструктивных законов, мы многому научились - о, мы получили далеко не все, на что надеялись, но иначе и этого мы никогда не получили бы. К несчастью, мы теперь должны прервать эксперимент.
Летательная машина коснулась клетки.
- Ты понимаешь, почему это было необходимо? - поспешно спросил Фи, оттесняя Каррсбери к открывшейся двери. - Конечно, ты это понимаешь? Все это - проблема душевного здоровья. Что наше душевное здоровье - сегодня, тогда, в двадцатом столетии, в любое другое время? Возвращение к норме. Приспособление к определенным основополагающим условиям, определяющим все поведение людей. В нашем времени отклонение от нормы стало нормой, неспособность приспособиться к всеобщим законам поведения. Это все понятно, не так ли? И это делает способным понять самого себя и своих подзащитных, не так ли? На протяжении многих лет мы настаивали на том, что ты соответствуешь норме, определенным основополагающим стандартам. Но ты абсолютно не способен приспособиться к обществу вокруг себя. Несмотря на многие твои привлекательные особенности, тут для нас открыт только один путь.
Каррсбери повернулся в дверях. Он наконец совладал со своим голосом. Он был хриплым, прерывистым.
- Ты хочешь этим сказать, что все эти годы ты только выполнял МОИ КАПРИЗЫ?
Дверь закрылась. Фи не ответил на вопрос.
Воздушная машина отошла в сторону, и он на прощание помахал ему зеленым газоидом.
- Там, куда тебя повезут, очень приятно, - подбадривающе крикнул он. - Удобное жилище, всевозможные приспособления для занятий спортом и полная библиотека литературы двадцатого столетия. Столетия, в котором ты будешь проводить свое время.
Он смотрел на застывшее белое лицо Каррсбери в иллюминаторе, пока машина не превратилась в точку.
Потом он отвернулся, посмотрел на свои руки, заметил газоида, выбросил его из открытой дверцы кабинки, пару мгновений следил за его полетом, а потом нажал на кнопку возвращения.
Огонек начал отсчитывать этажи в обратном направлении.
- Я рад, что никогда больше не увижу этого парня, - пробормотал он скорее для себя, чем для Хартманна. - Он начал сильно мешать мне. Я на самом деле начал уже беспокоиться, лицо его внезапно стало пустым, - за свое душевное здоровье.