Руки поднялись вверх, и это было удивительно точным подражанием человеческому жесту, своего рода пожатие плечами.
— Все сделано, — сказал Нунули. — Больше ничего не нужно. Твоя планета давно завоевана нами.
Голос, которым были произнесены эти слова, звучал нежно, но не был женским. Сами слова были сказаны на универсальном земном языке без акцента. Или, по крайней мере, если и был акцент, он казался легкой местной вариацией.
Модьун оценил ситуацию.
— И какие у вас планы относительно меня и других человеческих существ? — спросил он.
— Никаких, — ответил пришелец. — Что вы можете сделать против нас?
— Мы обладаем системой управления разумом, — заявил Модьун.
— Сколько вас здесь?
— Около тысячи, — неохотно ответил Модьун.
На мгновение, только на мгновение, его поразило такое малое количество оставшихся людей.
— Когда мы впервые прибыли сюда, — сказал Нунули, — здесь было около четырех миллиардов человеческих существ. Они могли оказаться опасными. Но теперь, я говорю вам, что мы позволим этой тысяче делать все, что угодно… даже сопротивляться нам. Но почему они должны беспокоить нас, если мы не беспокоим их?
Модьун с чувством облегчения выслушал его ответ. Его мускулы и нервы напряглись, и сигналы, которые они посылали в мозг, были слишком сильными.
Наконец, Модьун сказал:
— Но почему вы вообще завоевали нас? Что вы собираетесь делать с таким разнообразием разумных форм жизни?
— Что делать с этой планетой, — ответил Нунули официальным тоном, — мы еще не решили. Решение будет принято на будущем собрании комитета.
Существо вытянуло руки и сказало:
— Трудно выносить такие вопросы на повестку дня.
— Но почему же вы завоевали нас? — настаивал Модьун.
Нунули вернулся к официальному тону.
— Мы получили инструкции уничтожить руководящую группу, после чего будет принято решение, как распорядиться планетой. Наш метод завоевания Земли заключался в том, чтобы предложить человеческим существам усовершенствовать их тело и мозг. Ваших предков сразу привлекли возможности, которые открывались перед ними. Люди не заметили, что среди стремлений, которые поощрялись при этом, оказался и всеподавляющий импульс к философскому существованию. Так как процесс продолжался, то скоро человеческие существа захотели оставить свою цивилизацию животным и насекомым. Позже, когда мы решили, что нас должна представлять группа животных, мы выбрали людей-гиен. Естественно, четко не представляя ситуацию, они мало знают о вас. Поэтому вам причинили беспокойство.
Модьун решил, что инопланетянин намекает на два покушения на его жизнь. Объяснение показалось неудовлетворительным, но Модьун воздержался от комментариев.
— Этого, — продолжал Нунули, — снова не произойдет, если вы не проявите упрямство.
Модьун быстро оценил сказанное, глубоко вздохнул и сказал:
— Ваши действия едва ли похожи на завоевание.
— Человек фактически исчез. Это завоевание!
Модьуну было трудно оценить все с такой позиции. Сокращение человеческого рода до тысячи особей казалось ему разумным. За людьми в этом вопросе могли бы последовать Нунули и огромное количество животных и насекомых, кишевших по всей Земле.
Он так и сказал.
Нунули отверг эту идею.
— Наше предписание — завоевать Вселенную и размножить людей-рабов в количестве, необходимом для выполнения этой задачи.
— Но почему?
— Это решает комитет, — последовал холодный ответ.
В мозгу Модьуна начала формироваться смутная картина иерархической структуры захватчиков. Он сказал:
— Этот комитет… Вы общаетесь с его членами?
— Нет, они сами связываются с нами. Мы получаем инструкции.
— Значит, они не живут среди вас?
— О, нет! — ответил потрясенный Нунули. — Они живут за барьером, и никто не ходит туда.
— Они похожи на вас? По форме, я имею в виду.
— Конечно, нет. Это было бы смешно. — Нунули вдруг возмутился. — Члены комитета — особая раса.
— Сколько же их там?
— Около тысячи, — был ответ.
— Я вижу, — протянул Модьун.
Из слов, произнесенных созданием, было очевидно, что оно само ничего не понимает.
— Комитет не должен быть больше. Он стал бы слишком громоздким.
— Конечно, — поспешно согласился Модьун.
Через минуту он добавил:
— Я вижу, что наших людей-животных посылают в космос к другим мирам. Очевидно, вы используете их, как часть ваших войск захвата?
— Конечно. Они действуют как дополнительные силы в нашей схеме завоевания.
— Тогда слухи о том, куда направится большой корабль, который теперь готовится к полету, просто маскировка?
— На Земле мы поддерживаем видимость демократии, первоначально установленной человеком, — сказал Нунули. — Поэтому мы выслушиваем и создаем впечатление свободы выбора для большинства. Но, в действительности, планеты, которые должны быть захвачены, уже выбраны.
— Сейчас у вас нет плана, что делать с людьми, которые живут на Земле… окончательного плана? — спросил Модьун.
— Пока комитет не примет решение в связи с тем, что нужно сделать с Землей, плана у нас не будет, — сказал Нунули. — Что будут делать тем временем обитатели Земли, неважно. Ведь теперь Земля — завоеванная планета.
Существо сделало вывод:
— Я понимаю, что для нас может быть неудобно, чтобы вы находились поблизости, когда приближается время перемен. Поэтому я рекомендую вам вернуться за барьер.
— Мне кажется, что до тех пор, пока я буду находиться под личиной обезьяны, я не создам для вас проблем, находясь поблизости, — ответил Модьун.
— Рано или поздно кто-нибудь узнает вас, и это создаст сложности, — был ответ. — Поэтому, покиньте город… это мой совет.
— Хотя, как вы знаете, мы, люди, не ведем себя агрессивно, у меня создается впечатление, что, если бы я захотел, я мог бы уничтожить всех Нунули на этой планете, — настаивал Модьун. — Разве не так?
— Очевидно, — раздраженно ответило существо, — мы должны будем доказать вам, что то, что вас в настоящее время мало, делает вас бессильными. Итак, я думаю, на этом наша беседа должна окончиться. Вы можете выйти из этого здания тем же путем, каким вошли.
Наступило утро.
Когда Модьун проснулся, он подумал, что не чувствует разницы между нынешним своим состоянием, когда знает, что живет на захваченной Земле, и прежним состоянием, когда он не знал этого. Четыре миллиарда мужчин и женщин постепенно умирали и всегда по очень важным причинам. Жизнь была слишком беспокойной. Никакой резни. Или еще хуже, вероятно, что тех, кто остался, еще предстоит уничтожить.
Дело было сделано и сделано тихо, самим человеком. Могла такая судьба человечества оказаться связанной с преднамеренным завоеванием?
Вопрос относился к области философии.
7
Размышления закончились.
Модьун отказался от дальнейших раздумий и встал с постели.
Когда он оделся, то услышал шаги на маленьком крылечке. Он открыл дверь.
За дверью стояли четверо его друзей-животных; они были одеты иначе, чем за день до того. Теперь на них были не только широкие брюки, но и подходящие пиджаки, под пиджаками — белые рубашки с высокими воротниками, яркие цветные шарфы, завязанные вокруг шеи и свисающие вниз. Даже их ноги выглядели иначе. За день до этого они носили комнатные туфли неопределенного фасона. Но сегодня утром их сменили блестящие черные туфли.
Модьун удивленно смотрел на людей-животных. Прежде чем он смог заговорить, человек-медведь сказал веселым голосом:
— Может быть, вы захотите пойти с нами завтракать?
Приглашение было радушным. И Модьун не колебался. Ему, действительно, нечего было делать до приезда Судлил из-за барьера. Ему пришло в голову, что, может быть, интересно совершить путешествие по планете; когда он снова присоединится к человеческой расе, от него потребуют отчет. Но путешествие может подождать. По крайней мере, сначала он позавтракает. Модьун улыбнулся.
Он вышел на крыльцо. Повернулся. Закрыл за собой дверь. Снова повернулся. И на этот раз пожал руки каждому человеку-животному. Неррл оказался последним. Неррл сказал:
— У нас масса времени. Заседание комитета не возобновится до одиннадцати.
Этот день тоже выдался ясным. Когда они отошли, Модьун глубоко вдохнул и обнаружил, что воздух чистый и свежий. Модьун непринужденно спросил:
— Как прошло вчерашнее слушание?
Ответом было четыре негодующих вздоха.
— Напыщенные гиены, — жаловался Дуулдн.
Другие выражали те же чувства, и из их слов вскоре выяснилось, что им не разрешили высказать свое мнение лишь потому, что они не были одеты, как положено; поэтому они сидели среди публики и расстроенные слушали, а неуместные свидетельства в пользу их точки зрения поставили их в глупое положение перед комиссией.
— Мы уверены, что сегодня этому будет положен конец, — пробормотал Дуулдн мурлыкающим голосом.
Быстрый взгляд его глаз — намек на ярость ягуара, о чем свидетельствовал яркий румянец на щеках, придавали его словам определенную свирепость.
Помня, что сказал Нунули — цель для большого корабля уже выбрана, — Модьун почувствовал жалость к своим спутникам. Тут его что-то словно подтолкнуло.
— Почему бы мне не пойти с вами? — предложил он. — Я хотел бы сам посмотреть на этих людей-гиен. Я не буду выступать. Только понаблюдаю.
Модьун сказал правду. Он, действительно, хотел посмотреть на них.
Четверо людей-животных были в восторге.
— Мы хотели бы, чтобы вы рассказали им о Нунули, — сказал Иггдооз.
— Но он должен найти другую одежду, — проворчал Руузб. — Оденьтесь так, как мы.
— Я не собираюсь выступать, — повторил Модьун.
Они позавтракали, нашли для Модьуна костюм, и он поспешил вместе с другими на улицу, где мчались автомобили. Почти сразу подъехал автомобиль, и они сели.
Целью их поездки оказалось высокое здание в центре города. Они поднялись на лифте на верхний этаж. В коридоре на лицах спутников Модьуна появилось выражение подобострастного уважения. Скоро они шепотом сообщили о своих намерениях восьмифутовому человеку-гиене, который стоял перед закрытой двойной дверью, ведущей, вероятно, в зал заседаний. Человек-гиена кивнул, попросил соблюдать тишину и очень тихо открыл дверь достаточно широко, чтобы они могли войти по одному.
Модьун сидел сзади и смотрел поверх множества голов странных существ. Здесь было даже несколько мелких насекомых, конечно, не носильщиков. Выяснилось, что они тоже явились сюда, чтобы отстаивать свою точку зрения. Модьун не слушал их доводов и поэтому не понимал, что они хотят.
Его внимание приковала к себе комиссия: одни люди-гиены. Удивительно. Модьун чувствовал сильное желание подойти к ним поближе. Он видел, что ближе всего подходили те, кто выступал, и поэтому решил, что должен как можно больше узнать о людях-гиенах, если собирается оспорить право комитета принимать решение. А почему бы нет?
Поэтому, когда Неррл высказал свои страстные доводы и был отпущен, Модьун сделал ему знак рукой, чтобы он подошел. И шепотом сказал ему, что передумал и хотел бы, чтобы его имя записали в список выступающих.
Человек-лиса, который наклонился, чтобы выслушать его просьбу, выпрямился в полный рост, семь и три четверти фута, и громко сказал с удивлением:
— Конечно, мы запишем ваше имя. Мы хотим, чтобы вы рассказали им о Нунули.
Его голос прозвучал громко и беспокойно, и секретарь собрания резко постучал по столу, призывая к порядку и тишине. Но в нужное время Модьун оказался на месте оратора. Тогда один из членов комитета вежливо обратился к нему:
— Здесь сказано, что вы обезьяна. Я видел обезьян и считаю, что вы не совсем похожи на обезьяну.
— Есть много видов обезьян, — Модьун повторил аргумент, выдвинутый в машине одним из его товарищей.
— А к какому виду относитесь вы? — настаивал спрашивающий.
Модьун не обратил внимания на вопрос. Ему было интересно поближе увидеть правящих животных Земли. Люди-гиены, которых он видел раньше, возле столовой и в своей спальне позавчера, в своем болезненном состоянии были неподходящим объектом для изучения.
Модьун предполагал, что, наверное, так же трудно изучать человека, страдающего жестокими желудочными спазмами или артритом.
Поэтому теперь он внимательно осмотрел своего собеседника.
Действительно, разница существовала… и она сразу бросалась в глаза.
Хотя внешне председательствующий напоминал обычных измененных животных. Форма головы у него была как у настоящей гиены, но только… как другие животные, гиены напоминали зверя, породившего их. Как и у других людей-животных, выражение лица человека-гиены было почти человеческим, таким тщательным было биологическое приближение к человеческой форме.
Но существовала разница — неуловимая, но очевидная. Модьун ощутил их превосходство. Логика людей-гиен была проста: они управляют планетой, поэтому стоят выше.
В голове Модьуна возник вопрос: знают ли гиены, что они служат агентами инопланетной расы? Был ли сознательным союз с Нунули? Ответ на этот вопрос нельзя было получить от человека-гиены при данных обстоятельствах.
Когда цепь ощущений завершила свой путь в мозгу Модьуна, он решил прямо бросить вызов имеющемуся порядку вещей.
Он сказал:
— Не могли бы вы процитировать мне указания людей, позволяющие человеку-гиене рассматривать вопросы, подобные этому?
В публике началось волнение. Шарканье ног. Даже тяжелое дыхание и бормотание. Председатель опустил молоток, требуя тишины. Член комитета, который ораторствовал ранее, поднял брови и откинул голову, потом сел в прежнее положение и сказал:
— Ваш вопрос не относится к тем, по которым этот комитет может выносить решения. Мы работаем по указанию правительственного департамента, и круг вопросов, которые мы рассматриваем, строго ограничен. Вас удовлетворяет этот ответ?
Модьун вынужден был молча согласиться. Он не заботился о том, кому бросал вызов, ведь он обнаружил, что противостоит второстепенной организации. Это была одна из тех — не бесконечных, но кружных — цепей — вроде разговора с компьютером вместо человека, который его программировал,
— совершенно бесполезное действо.
И еще Модьун подумал, что гиены — джентльмены.
Действительно, все выглядело очень цивилизованно и благопристойно. Модьун понял, что не может испытывать вражды ни к кому, кто достиг их уровня культуры.
— В таком случае у меня теперь нет других аргументов, — заявил Модьун комитету.
Когда он поднялся, чтобы сойти с помоста, человек-ягуар выкрикнул из публики:
— Эй, а как насчет Нунули?
Очевидно, для человека-гиены это было слишком. Председатель в ярости опустил молоток. Стремительно вошли люди-гиены в форме. Через несколько минут комнату заседаний освободили от публики и в коридоре зачитали сообщение, что заседание продолжится сегодня в три часа дня.
Когда Модьун пошел с друзьями к лифту и завернул за угол, то увидел, что множество людей-гиен в форме блокировало коридор в сотне футов впереди. Когда зрители и выступающие, которые присутствовали на заседании, подходили к этому живому барьеру, каждый останавливался и что-то говорил. Во всех случаях, которые наблюдал Модьун, ответ оказывался удовлетворительным, и ответившему разрешали пройти по узкому проходу, сделанному между двумя рядами людей-гиен в форме.
Маленькая группа из пяти существ должна была ждать своей очереди. Неррл, который стоял впереди, сказал, обернувшись назад:
— Они спрашивают у каждого его имя. Как только получают ответ, разрешают пройти.
У человека-гиены, который задавал вопросы, было суровое лицо; в одной руке он держал какие-то бумаги. После того как Модьун произнес обезьянью версию своего имени, офицер посмотрел на свои бумаги и сказал официальным тоном:
— Вы не можете произнести свое имя по буквам?
Модьун терпеливо проделал это. Существо еще раз изучило бумаги, которые были у него в руке.
— Это для вас, — сказал человек-гиена.
Он протянул документ Модьуну. Тот взял, но спросил удивленно:
— Для меня? Что это?
— Повестка.
— Какая повестка? — заинтересовался Модьун.
Человек-гиена рассердился.
— Прочитайте, — ответил он. — Тогда вы узнаете, что это такое.
Он махнул рукой другому человеку-гиене в форме. Вся группа застыла.
— Направо! Марш! — скомандовал командир.
Звук их шагов быстро затих.
Модьун стоял рядом с Руузбом, другие трое его спутников смотрели на него.
— Что это было? — спросил Руузб. — Что он дал вам?
— Повестку, — ответил Модьун.
— Что?
Модьун протянул повестку человеку-медведю. Медведь посмотрел на сложенную бумажку, затем медленно и громко прочитал сверху: «Государство против Модиунна». Он поднял глаза.
— Модиунн — это вы, все правильно, — сказал он. — Но кто это «государство»?
Модьун не смог подавить улыбку.
— Государство — это правительство.
Он замолчал. Его улыбка погасла, когда до него дошел смысл собственных слов. Наконец, он сказал:
— Вероятно, это относится к людям-гиенам, захватившим власть.
Он увидел, как бледно-розовое лицо Дуулдна нахмурилось.
— Вы задали на заседании хороший вопрос, Модиунн. Какое право люди-гиены имеют решать, куда должен направиться космический корабль?
Теперь он хмурился. Мускулы его челюстей странно двигались. Он сжал зубы с почти металлическим звуком и закончил:
— Я никогда раньше не думал об этом.
— Да, это был хороший вопрос, — сказал Руузб. — Вы и я, черт возьми,
— он посмотрел на человека-ягуара — можем же сражаться с дюжиной людей-гиен, без поддержки? Почему же они говорят нам, что делать?