— Дай Бог вам здоровья, молодой человек, — с поклоном произнес старик.
— Дедушка, а как нам пройти в Боброво? — спросил Степан.
— Я тоже туда иду и могу проводить. Вот только ножки меня плохо слушаются. Ранен я был в русско-японскую войну.
— Сколько же вам лет? — удивился Степан.
— Я уже со счета сбился, — вздохнул старик.
— Врет он все, — ухмыльнулся Григорий.
— Ничего удивительного здесь нет, — возразил Степан. — В глубинке люди долго живут.
— Блажен, кто верит.
— Скажите честно, что жалко денег.
— Да богатству этого типа могут позавидовать многие олигархи, — рассмеялся Григорий.
— Злой вы, — обиделся старик.
— Не слушайте вы его. Давайте я вам помогу встать, — Степан протянул руки старому человеку. — Обопритесь на меня.
Старик с помощью молодого человека поднялся, но тут же опять сел на землю.
— Что-то совсем ноги перестали держать.
— Мы вас понесем, — предложил Степан. — Далеко до деревни?
— Всего три километра.
— Григорий, помогите мне.
— Я этого халявщика на себе не потащу.
— Сердца у вас нет, — возмутился Степан.
Старик оседлал студента, и они тронулись в путь. Через двести метров Степан понял, что взял на себя непосильную ношу. Дед оказался очень тяжелым.
— Ты не торопись сынок, следи за дыханием, — посоветовал старик. — Если хочешь, то я песню спою. Под музыку в походе завсегда веселее шагалось.
— Лучше про войну расскажите, — попросил Степан.
— Про какую войну тебе рассказать? У меня, их много было.
— А про какую хотите. Мне все интересно будет.
— Тогда я тебе поведаю про русскую компанию.
— Что-то я не помню такой компании, — наморщил лоб Степан.
— Ну, как же? Война тысяча восемьсот двенадцатого года.
Ноги у Степана подкосились, и он рухнул на землю. Трудно было понять, что больше способствовало этому падению — физическая усталость или последнее заявление деда. Когда студент поднялся на ноги, то застал старика сидящим на пне. Тот достал трубку и начал набивать ее табаком.
— Вы ошиблись, Григорий, утверждая, что он врун. У дедушки явно поехала крыша.
— Ты как всегда ошибся, — возразил Григорий. — Он вполне в здравом уме.
— При Бородино мы красиво пошли в атаку. Видели бы вы молодой человек это зрелище. Весь эскадрон на лошадях черной масти. Гусарские мундиры блистали позолотой, всадники, как на подбор — все красавцы, — тем временем невозмутимо рассказывал старик.
— Это вы называете здравым умом? — возмутился Степан.
— Странный ты человек Степа. С удовольствием растопыриваешь свои уши, позволяя повесить на них лапшу, и возмущаешься, когда слышишь чистую правду, — рассмеялся Григорий.
— Прекратите смеяться, и переведите свой бред на нормальный язык, — попросил Степан.
— В русско-японской войне старик не участвовал, а при Бородино действительно мчался на своей кляче в атаку. Один хорунжий взял его на пику, после чего бравый гусар свалился в лужу.
— Боже мой, посмотрите на этого хвастуна, — возмутился старик. — Тебе повезло, что в это время мне попала в глаза пыль.
— Плохому танцору все время, что-то мешает, — язвительно заметил Григорий.
— Какой ты злопамятный. Я мог бы напомнить, как при Аустерлиц сшиб тебя с коня.
— Я разрешил тебе это сделать. Мой срок службы в кавалергардах заканчивался. Нужно было менять имя. Вот я и воспользовался героической смертью.
— Григорий, вы знаете этого старика? — возмутился Степан. — Что за спектакль вы пере до мной разыграли?
— Я пытался тебя отговорить делать глупости, но ты меня не захотел слушать, — напомнил Григорий. — Разреши представить тебе моего давнего друга — Гуго Лангонский.
Француз поднялся на ноги и церемониально поклонился.
— Гуго, мне тоже очень интересно, зачем этот нелепый маскарад? — спросил Григорий.
— Мне пришлось удариться в бега. После того, как ты позвонил и сообщил о своем приезде, случилась маленькая неприятность.
— На тебя ополчились мужья-рогоносцы? — предположил Григорий.
— Хуже. Жители трех деревень жаждут моей смерти.
— Что ты натворил в этот раз?
— Мне захотелось пожить в этом замечательном крае. Я построил в чаще леса избушку и наслаждался жизнью. Иногда посещал близлежащие деревни, чтобы не одичать. Народ здесь собрался религиозный, но вот беда — священников в эту глушь на аркане не затащишь. Пришлось взять на себя обязанности проповедника. В одной деревне живут православные, в другой мусульмане, а в третьей буддисты. Один раз в месяц, но в разные дни, я приходил в деревни и просвещал этих несчастных, отвечал на их вопросы, разъяснял сложные религиозные постулаты. Видел бы ты, как светились лица этих людей после моих проповедей.
— Большего кощунства ты придумать не мог, — горестно вздохнул Григорий.
— Какое кощунство? Я все эти религии знаю лучше любого святоши. Могу наизусть цитировать и Коран, и Библию. От чистого сердца рассказывал людям то, что они хотели слышать.
— Не трудно догадаться, что тебя, в конце концов, разоблачили.
— Думаю, что на меня кто-то настучал. В один прекрасный день, к моей хижине пришли мужики из всех трех деревень. Нашли мои парики и одежды священнослужителей.
— Улики на лицо, — рассмеялся Григорий. — После этого начался суд.
— Какой суд? Мне даже слово не дали сказать. Огрели по спине колом, мусульмане схватились за ножи. Удивляюсь, как я вырвался из рук этих кровожадных фанатиков. Все мои проповеди, в которых я призывал к миру и любви были забыты, — вздохнул Гуго.
— Не переживай. Своим ужасным поступком ты смог добиться того, чего не могут сделать многие политики, — попытался успокоить своего друга Григорий.
— Ты это о чем? — подозрительно спросил Гуго, почувствовав в словах своего друга подвох.
— Тебе удалось объединить людей разных религий. По твоим словам, они выступили дружным и единым фронтом на борьбу с шарлатаном, — рассмеялся Григорий.
— Вместо того, чтобы смеяться, посочувствовал бы. Они сожгли мой дом. Теперь я, как последний бомж, вынужден скитаться по бескрайней России с протянутой рукой, жить подаяниями и вести нищенское существование.
Степан растерянно слушал горестное повествование Гуги. Сначала ему было смешно, но под конец монолога у него невольно увлажнились глаза. Это заметил Григорий.
— Гуго, хватит паясничать. Ты довел до слез молодого человека.
— Это от того, что у него доброе сердце, а у тебя вместо него камень.
— Нет. Это от того, что юноша твое кривлянье принимает за чистую монету. Он не знает, что у новоиспеченного бомжа под Парижем стоит особняк, похожий на дворец, а в швейцарских банках открыты счета с бесконечной вереницей нулей после цифры один.
— Прекрати считать чужие копейки. Лучше скажи, зачем ты сюда приехал?
— Я тоже в бегах. За мной началась настоящая охота. Вот и решил у тебя отсидеться.
— Время ты выбрал неудачное, — вздохнул Гуго. — Как ты понимаешь, мне отсюда надо срочно удалиться.
— Тогда наш путь лежит в Германию, — сообщил Григорий. — Думаю, что Бертольд не откажется принять старых друзей.
Глава пятьдесят вторая
Поезд быстро мчался по бескрайним просторам Сибири. Чтобы не скучать в пути, Григорий набрал кучу различных газет. Гуго часами раскладывал пасьянсы, а Степан развлекался детективами.
— Чем сейчас занимается Роберт? — спросил Гуго.
— Организовал археологическую экспедицию в Аргентину. Хочет найти вещественные доказательства пребывания там европейцев до открытия Америки Колумбом, — ответил Григорий.
— Не проще было поискать в архивах тамплиеров?
— Ты же знаешь, что большая часть архивов бесследно исчезла.
— Почему Бертольд к нему не присоединился?
— Он сейчас увлекся клонированием.
— Хочет создать своего двойника? — рассмеялся Гуго.
— Нет. Хочет решить продовольственную проблему для будущих поколений.
— Эти трудоголики никогда не успокоятся.
— Тебе бы не мешало тоже чем-нибудь полезным заняться. Сколько можно развлекаться?
— Ты же знаешь, как много я сделал полезного, — обиделся Гуго. — Это столетие я решил посвятить отдыху.
— Все твои труды праведные были направлены на индустрию развлечений и наслаждений, — усмехнулся Григорий.
— Что в этом плохого? Люди получили прекрасное вино, которое из столетия в столетие не теряет своей популярности. Женщины наслаждаются прекрасными духами, которые сводят с ума мужчин. Все довольны, все смеются.
— Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но не мог ли бы вы просветить меня, о чем идет речь? — спросил Степан с верхней полки.
— Прожив несколько столетий, мы пришли к выводу, что наше предназначение состоит в том, чтобы помогать не отдельному человеку, а всему человечеству, — стал пояснять Григорий. — Сейчас для нас не имеет значение, в какой стране мы проживаем. Мы не работаем на правительства, не решаем проблемы отдельно взятых государств.
— Прожив несколько столетий, мы пришли к выводу, что наше предназначение состоит в том, чтобы помогать не отдельному человеку, а всему человечеству, — стал пояснять Григорий. — Сейчас для нас не имеет значение, в какой стране мы проживаем. Мы не работаем на правительства, не решаем проблемы отдельно взятых государств.
— Нельзя ли привести пример вашей деятельности? — попросил Степан.
— Тебя никогда не удивляло, что очень часто различные умельцы создавали технику, которая никак не вписывалась в то время, в котором они жили? Леонардо да Винчи, например, конструировал самолет и подводную лодку. Некоторые открытия в области науки появлялись не после длительных экспериментов и размышлений, а неожиданно. Многие из них перевернули сознание человечества и открыли величайшие перспективы развития науки и техники.
— Хотите сказать, что все открытия в области науки и техники были сделаны благодаря вам? — не поверил Степан.
— Нет. Наши знания на начальном этапе были очень ограниченными. Я тебе рассказывал, что меня часто посещали различные видения. То же самое происходило с Гугой, Бертольдом и Робертом. Каждый видел что-то свое. Это были видения из прошлой жизни человечества и из будущего. Применить эти знания на практике было невозможно.
— Почему? — не понял Степан.
— Представь себе средневекового ученого, который во сне увидел паровоз. Естественно, что утром он будет вспоминать это, как кошмарный сон. Для всякого прогрессивного новшества человек должен созреть, набраться необходимых знаний и опыта. Когда мы поняли, что наши видения не являются кошмарами, то уже по-другому стали к ним относиться.
— Так как же вы тогда помогали двигать науку вперед, если не понимали того, что видели?
— Учились. Я тебе говорил, что каждый из нас закончил не меньше сотни различных университетов. У меня докторских степеней больше двух десятков. Каждый из нас мог стать знаменитым ученым, но это было равносильно смертному приговору. Наш удел всегда быть в тени. Мы спокойно делились своими видениями с писателями, которые потом издавали фантастические романы. Таким простым способом формировалось новое мышление общества. Самолеты, подводные лодки, лазеры и многое другое пришли к людям через фантастические произведения писателей, которых все считали фантазерами, но никак не сумасшедшими. Постепенно общество привыкало к мысли, что в будущем все это человек сможет создать. Увидев решение математической задачи, я шел к математикам. Под видом любознательного студента общался с профессорами. Подсовывал им решение, в которое была внесена незначительная ошибка. Умные головы эту ошибку исправляли и создавали новые теоремы. Химикам и физикам задавал наводящие вопросы, которые заставляли их по-другому смотреть на ту или иную проблему и делать новые открытия. Геологов и археологов приводили в те места, где они были обречены сделать знаменитые открытия, прославившие их имена на весь мир. Сами мы редко делали действительно выдающиеся открытия в науке, так как наше взросление не намного опережало развитие всего человечества. Как правильно сказал один мудрец: «Хороший учитель не кормит своего ученика рыбой, а учит ее ловить». Примерно так поступали и мы.
— Атомную бомбу тоже вы создали?
— Ты плохо меня слушал, — огорчился Григорий. — Мы очень редко сами что-то создаем в материальном плане. Нам нельзя устраиваться на работу в какой-нибудь исследовательский институт. Оставлять свои отпечатки пальцев и фото было бы самоубийством. Наша задача подталкивать человечество к разгадке тайн и новым открытиям. Поэтому мы помогли расщепить атом, вооружив ученых теорией и расчетами.
— Лучше бы вы этого не делали, — возмутился Степан. — Теперь, благодаря этому открытию человечество стоит на краю пропасти. Все стали заложниками маленькой группы людей, которые будут решать — состоится ядерная война или нет.
— Видишь ли, на протяжении всей истории человечества, ученые делали открытия, надеясь улучшить жизнь людей. Но даже самые безобидные изобретения и знания, в первую очередь начинали использовать в военных целях. Человек всегда мечтал летать, как птица. Самолеты решили многие проблемы и улучшили нашу жизнь. Но в первую очередь их приспособили для войны. Так же произошло и с атомом. Ты прекрасно знаешь о его применении в мирных целях. Но так устроен человек, что обязательно из любого блага умудряется сделать зло.
— Дорога в ад устлана благими намерениями, — вставил Гуго. — Говорил я им, что не стоит нянчиться с этими дикарями. Они еще не скоро повзрослеют.
— Гуго, откуда у тебя такое презрение к людям? Научился читать в то время, когда нормальный человек уже умирает. Сам еще впадаешь в детство, а берешься учить других.
— Ты слишком много думаешь о высоких материях, а надо быть проще. Я считаю, что развитие человечества надо было остановить в восемнадцатом веке. Жили простенько, но хорошо. Чистый воздух и вода, плодородные земли и здоровая пища. Вы же со своей цивилизацией и продвинутой наукой все изгадили.
— Слава Богу, что у тебя нет мании величия и стремления к власти. Ты бы со своими взглядами на жизнь загнал бы человечество обратно в пещеры.
— Вовсе нет. Из меня получился бы очень даже хороший король. Никаких войн. Желающие блеснуть своей силой и удалью могли бы это сделать на рыцарских турнирах. Остальные трудятся по мере необходимости и радуются жизни.
— Отличная модель общества, — расхохотался Григорий. — Чем-то напоминает упрощенный вариант анархии.
— Ты же знаешь, что идеальной политической системы не существует, — пожал плечами Гуго. — Почему бы немного не пожить при анархизме? Народ должен устать от тунеядства и хаоса, чтобы взяться за ум.
— Все люди произошли от Адама и Евы, а Гуго от змия искусителя.
— Этот мудрый и просвещенный житель райского сада, дал человечеству знания, — напомнил Гуго. — Вывел людей из общего стада и сделал индивидуумом.
— Последствия столь радикального изменения жизни аукаются до сих пор.
— Чем ты со своей компанией энтузиастов лучше этого змия? — ухмыльнулся Гуго. — Помогли людям создать монстров, которые сейчас пожирают своих создателей.
— Действительно, Григорий, зачем было расщеплять атом, развивать науки, которые сейчас приносят вреда больше, чем пользы? — поддержал Гугу Степан.
— Во-первых, мы не пророки. Всего предвидеть не могли. Во-вторых, спичечные фабрики не виноваты в том, что случаются пожары. Любое изобретение можно использовать, как во благо, так и во зло.
— По-моему — это безответственный подход, — не согласился Степан. — Раз уж вы взялись решать проблемы человечества, то уж будьте любезны просчитывать последствия своих действий.
— Этого не смог сделать даже Господь Бог, — усмехнулся Григорий.
— Вы же знаете мои атеистические взгляды. Поэтому ссылка на Бога, в которого я не верю, неуместна.
— Согласен, что часть вины, за происходящее в мире, можно возложить на нас. Но люди не зомби, которые слепо выполняют чужую волю. Может ответственность следует возложить на каждого человека? — предложил Григорий. — Кто мешает им свергать с престолов кровожадных диктаторов или отказаться от использования достижений цивилизации? Люди очень легко поддаются порочным искушениям. Поэтому пользуются всеми предложенными благами, не задумываясь о цене, которую им придется впоследствии заплатить.
— Разве нельзя, зная будущее, изменить его? — спросил Степан.
— Мы не можем заказывать свои видения, — вздохнул Григорий. — У меня иногда создается впечатление, что получаемая информация кем-то дозируется. Кто-то свыше сам решает, что стоит нам давать, а что нет.
— Внеземная цивилизация? — восхищенно спросил Степан.
— Никаких зеленых человечков и внеземных космических кораблей я никогда не видел, — остудил пыл студента Григорий.
— Неужели там никого нет? — Степан ткнул пальцем в потолок.
— Пока на этот вопрос никто однозначно ответить не может.
— А как же Бог? — лукаво спросил Степан.
— За всю мою долгую жизнь, он так и не снизошел ко мне, чтобы поделиться своими откровениями. Случись такое событие, и вся история человечества могла быть совсем иной.
— Вы не верите в Бога? — удивился Степан.
— Сейчас я сомневаюсь в его существовании. Если предположить, что Бог есть, то все твои претензии ко мне нужно переадресовать к нему. Правда, ответ ты получил бы тот же самый — человек сам виновен во всех своих бедах. Знания похожи на джина, выпущенного из бутылки. Но, однажды вырвавшись на волю и завладев умами людей, они уже никогда не возвращаются в заточение. Поэтому, когда мы однажды поделились теми или иными знаниями с отдельным человеком, то уже не могли удержать процесс развития. Любая только родившаяся наука начинала стремительно расти вверх и вширь, словно ветвистое дерево. Ни костры инквизиции, ни тюрьмы диктаторов не смогли остановить тягу людей к познанию. Свободолюбивый человеческий разум всегда стремился вырваться из окружавших его ограничений.