Когда со всем этим было покончено, семья мясника приготовила гроб и все необходимое для погребения. Покойника перенесли в кумирню, и родственники стали готовиться к похоронам.
Затем был отдан приказ в определенный срок найти и арестовать преступника. Привлеченных же по этому делу лиц отпустили на поруки, однако всех их приговорили к ударам палками – соседей мясника за то, что они вовремя не оказали ему помощи, а хозяина Лу Да и живших с ним рядом за то, что они дали возможность преступнику бежать.
Повсюду были срочно разосланы распоряжения и расклеены объявления об аресте Лу Да, с указанием его примет, возраста и места рождения. Тому, кто задержит преступника, была обещана награда в тысячу связок медяков.
О том, как происходили похороны мясника, мы рассказывать не будем, а вернемся к Лу Да.
Он бежал из Вэйчжоу в полном смятении и, не зная, что делать, брел куда глаза глядят. Так он прошел несколько областей, и в дороге ему пришлось перенести немало трудностей. Правильно говорит пословица: «Голодный – не привередлив в еде, замерзающий не прихотлив в одежде, беглец не выбирает дороги, бедный не разборчив в выборе невесты».
Так было и с Лу Да. Он шел наудачу, все еще не зная, где ему лучше укрыться. Спустя полмесяца беглец достиг, наконец, уездного города Яньмынь, в области Дайчжоу. Войдя в город, он увидел шумные рынки и большое скопление народа. По улицам разъезжало множество повозок, в лавках продавались самые разнообразные товары. Повсюду царил образцовый порядок, и, хотя Яньмынь был всего лишь уездным городком, по своему благоустройству он смело мог поспорить с большим областным городом.
Блуждая по городу, Лу Да вдруг заметил на одном из перекрестков толпу, стоявшую около доски с объявлением. Он протискался вперед, чтобы узнать, о чем читают, так как сам был неграмотен. И тут он услышал следующее: «Согласно полученному начальником уезда Яньмынь, округа Дайчжоу, указанию ревизора Тайюаньской области и на основании отношения окружного управления Вэйчжоу предлагается задержать преступника Лу Да – бывшего начальника отрядов пограничной охраны, в связи с убийством им мясника Чжэна. Виновные в укрывательстве Лу Да или в предоставлении ему приюта и пищи будут привлечены к ответственности наравне с преступником. Тому, кто задержит указанного преступника и передаст его властям или же сообщит о его местопребывании, будет выдана награда в тысячу связок медяков».
В этот момент Лу Да услышал за своей спиной возглас:
– Почтенный господин Чжан! Как это вы сюда попали? – И он почувствовал, как кто‑то обхватил его сзади и потащил прочь.
Если бы этот человек не заметил его и не увел, тогда не случилось бы, что Лу Да обрил голову, сбрил усы и бороду, изменил свою фамилию, под которой был известен как убийца, и в припадке гнева перебил много почтенных монахов. Ведь недаром говорится:
Многих злодеев повергнуть жало кинжальное может.
Многих напастей избегнуть посох монаха поможет.
Но кто же спас Лу Да? Об этом речь пойдет дальше.
Глава 3
в которой рассказывается о том, как Лу Чжи‑шэнь учинил скандал на горе Утай и как богач Чжао заново отстроил монастырскую беседку
Обернувшись, Лу Да сразу же узнал человека, который оттащил его в сторону. Это был не кто иной, как тот самый старик Цзинь, который уехал с его помощью из Вэйчжоу. Отойдя с Лу Да в безопасное место, старик испуганно зашептал:
– Благодетель! Слишком уж вы смелый человек! Ведь повсюду объявлено, что тому, кто задержит вас, будет выдана награда в тысячу связок медяков, а вы, как нарочно, стоите около этого объявления! Если б мы не встретились, боюсь, вас схватили бы стражники. Ведь там указаны все ваши приметы!
– Мне нечего от тебя скрывать, – ответил ему Лу Да. – В день, когда ты уехал, я отправился к мосту Чжуанюань и расправился с этим подлецом – мясником Чжэном. Тремя ударами кулака я убил его и теперь вынужден скрываться. Много дней я бродил без всякой цели и неожиданно очутился здесь. Почему ты не вернулся в Восточную столицу, а приехал сюда? – в свою очередь спросил он старика.
– Мой высокий благодетель! – ответил Цзинь. – После того как вы спасли нас, я нанял повозку и хотел было отправиться в Восточную столицу, но потом, опасаясь, как бы этот негодяй не нагнал нас, – ведь мы погибли бы без вашей помощи, – я решил свернуть на север. По дороге повстречался нам старый сосед, который направлялся сюда торговать, и взял нас с собой. Благодаря его сватовству дочь моя вышла замуж за местного богача Чжао, который поселил нас в отдельном доме. Ваше благодеяние помогло нам, и сейчас мы живем в полном довольстве, не зная нужды. Моя дочь часто рассказывает своему покровителю о той милости, которую вы оказали нам. Он любитель фехтования и не раз говорил: «Хорошо было бы познакомиться с вашим спасителем!» Но разве могли мы надеяться на такой счастливый случай! Прошу вас, благодетель, пойдемте к нам в дом. Вы поживете немного у нас, мы все обдумаем и обсудим.
Пройдя не более половины ли, они подошли к дому, и старый Цзинь, приподняв занавеску двери, крикнул:
– Дочка! Наш спаситель приехал сюда!
Из внутренней комнаты вышла Цуй‑лянь, пышно разодетая и разукрашенная. Она попросила Лу Да сесть на почетное место посредине комнаты и шесть раз низко поклонившись ему, сказала:
– Вы наш спаситель! Вашему заступничеству мы обязаны всем, что имеем! Разве могли мы иначе дожить до счастливого дня! Прошу вас, благодетель, взойти наверх и отдохнуть.
– Не беспокойтесь, – ответил Лу Да, – мне нужно идти.
– Да разве мы так скоро отпустим вас, – запротестовал старый Цзинь и, взяв у Лу Да палицу и узел, проводил его в верхние комнаты. Усадив его там, он сказал дочери:
– Займи нашего благодетеля, а я похлопочу об угощении.
– Не затрудняйте себя, пожалуйста, – вежливо уговаривал его Лу Да. – И не затевайте никаких особых приготовлений.
– Я готов жизнь отдать за нашего благодетеля, – произнес старик. – Стоит ли говорить о каком‑то скромном угощении!
Дочь Цзиня оставила Лу Да у себя наверху, а старик спустился вниз и, приказав служанке развести огонь в очаге, сам отправился в лавку, захватив с собой недавно нанятого мальчика‑слугу. Там он купил свежей рыбы, цыплят, особо откормленного гуся, маринованной рыбы, самых свежих фруктов и вместе со слугой все это принес домой, где уже были приготовлены вина и закуски, Затем был накрыт стол на троих, служанка внесла подогретое вино в серебряном чайнике. Отец и дочь по очереди подносили гостю чашки с вином. Выполнив все положенные церемонии, старый Цзинь отвесил Лу Да земной поклон.
– Ты ведь старик! – взволнованно воскликнул Лу Да. – Зачем же совершать передо мной такие церемонии! Я не могу допустить, чтобы мне оказывали такой почет.
– Благодетель наш, – возразил Цзинь, – послушайте, что я вам скажу! В первые же дни, как мы сюда приехали, я взял лист красной бумаги, сделал на нем благодарственную надпись, и мы с дочерью каждое утро и каждый вечер возжигали перед этой бумагой жертвенные свечи и возносили вам благодарность. Как можем мы не проявлять нашей благодарности теперь, когда вы сами прибыли сюда!
– Таким выражением своих чувств вы ставите меня в неловкое положение – скромно ответил Лу Да.
Так они сидели за ужином, неторопливо попивая вино. Уже стемнело, когда на улице внезапно послышался шум. Выглянув в окно, Лу Да увидел толпу человек в тридцать с белыми палками в руках. Слышались крики: «Давай его сюда!» Среди толпы был чиновник, который, сидя на коне, выкрикивал, обращаясь к толпе:
– Смотрите не упустите этого разбойника!
Увидев, что дела плохи, Лу Да вооружился скамейкой и приготовился было спуститься вниз, чтобы проложить себе дорогу. Но старый Цзинь решительно замахал руками и с возгласом: «Стойте, подождите! бросился на улицу. Подбежав к чиновнику, Цзинь шепнул ему несколько слов, и тот, громко рассмеявшись, приказал всем разойтись. Толпа быстро рассеялась.
Сойдя с лошади, чиновник вошел в дом и, когда старый Цзинь пригласил Лу Да спуститься вниз, прибывший пал перед ним на колени и, земно кланяясь, сказал:
– Примите, благородный герой, мое самое искреннее уважение. Правильно говорится: «никакая молва не заменит личного знакомства».
– Кто это? – спросил Лу Да, обращаясь к старому Цзиню. – Мы не встречались с ним раньше, почему же он так приветствует меня?
– Это и есть муж моей дочери – господин Чжао, – улыбаясь, ответил Цзинь. – Он узнал о том, что я привел наверх к дочери какого‑то мужчину и что мы здесь сидим и выпиваем. Вот он и поспешил собрать своих людей и привести их сюда, желая проучить непрошенного гостя. Когда же я рассказал ему, в чем дело, он всех отпустил.
– Так вот оно что! – сказал Лу Да. – Тут вы, конечно, не виноваты.
Обменявшись приветствиями, хозяин пригласил гостя пройти наверх. Когда они уселись за стол, старый Цзинь снова наполнил чашки вином и приготовил закуску, а Чжао попросил Лу Да занять почетное место.
– Что вы! Зачем это! – стал отказываться гость.
– Примите этот скромный знак нашего уважения к вам, – сказал Чжао. – Я много слышал о вашем благородстве, и вот сегодня мне посчастливилось познакомиться с вами. Это для меня огромная радость!
– Я простой и невежественный человек, – возразил Лу Да, – да к тому же еще совершил такое тяжкое преступление. Но если вы не брезгуете моим обществом и считаете меня своим добрым знакомым, то я в случае надобности всегда готов быть вам полезным.
Эти слова обрадовали Чжао. Он расспросил Лу Да об обстоятельствах смерти мясника Чжэна, потом они заговорили о приемах фехтования и просидев за столом до полуночи, разошлись, наконец, по своим комнатам.
На следующий день, рано утром, Чжао сказал гостю:
– Боюсь, что здесь оставаться вам небезопасно. Я хотел бы пригласить вас на некоторое время в свое поместье.
– А где оно находится? – спросил Лу Да.
– Более десяти ли отсюда, – отвечал Чжао, – Местность эта называется Цибаоцунь.
– Лучшего и быть не может, – согласился Лу Да.
Чжао послал в поместье слугу, который к полудню привел второго коня. Простившись с Цзинем и его дочерью, Лу Да и Чжао сели на коней и отправились в поместье Цибаоцунь, дружески беседуя по дороге. Работник Чжао нес вещи Лу Да. Вскоре они прибыли в усадьбу, и Чжао, поддерживая Лу Да под руку, провел его в дом. Распорядившись, чтобы зарезали барана и приготовили вино и угощение, Чжао усадил гостя на подобающее место и сам сел напротив. Поздно вечером Лу Да проводили в его комнату на покой. А на следующий день его снова ждали и вино и яства.
– Не знаю, как благодарить вас, – обратился Лу Да к хозяину, – я совсем не заслужил такого приема!
– Стоит ли говорить об этом! – воскликнул Чжао. – Ведь правильно сказано: «Среди четырех морей все люди братья».
Не будем многословны и скажем лишь, что Лу Да так прожил в поместье Чжао семь дней. Вдруг однажды, во время их мирной беседы в библиотеке, явился старый Цзинь. Он быстро прошел прямо к ним и, увидев, что, кроме Лу Да и Чжао, в комнате никого нет, обратился к гостю:
– Благодетель мой! е сочтите это за мнительность старика, но когда вы были моим гостем и господин Чжао, введенный в заблуждение ложным доносом, собрал своих слуг и поднял на улице шум – у соседей возникли подозрения. Пошли всякие слухи, и вот вчера четыре стражника посетили наших соседей и подробно расспрашивали их обо всем. Боюсь, как бы они не добрались сюда и не задержали вас! Тут надо быть начеку!
– В таком случае я тотчас уйду, и все! – ответил Лу Да.
– Если оставить вас здесь, – начал рассуждать Чжао, – боюсь, это может плохо кончиться, и тогда вы вправе будете презирать меня. Но в то же время мне очень не хочется отпускать вас при таких обстоятельствах. Есть один верный способ избавить вас от всех неприятностей и поселить в надежном месте. Не знаю только, согласитесь ли вы на мое предложение?
– Я человек обреченный, – сказал опечаленный Лу Да, – могу ли я отказываться, когда мне предлагают убежище?
– В таком случае все в порядке! – радостно воскликнул Чжао. – В тридцати ли отсюда есть гора Утай. Там находится буддийский монастырь, где живет около семисот монахов. Настоятель монастыря по имени Чжи‑чжэнь – мой побратим. Еще мои предки вносили пожертвования на этот монастырь, и потому нашу семью считают его покровителями. Когда‑то я дал обет отыскать кого‑нибудь, желающего постричься в монахи, и даже приобрел свидетельство на право пострига, но до сих пор еще не нашел подходящего человека. Если вы, господин Лу Да, согласны идти в монастырь, то все связанные с этим расходы я беру на себя. Только следует решить, в самом ли деле вы готовы обрить голову и стать монахом?
«Если я сейчас и уйду отсюда, – подумал Лу Да, – то деваться мне все равно некуда. Придется поступить так, как он предлагает». И, обращаясь к Чжао, он сказал:
– Раз вы советуете, я с охотой пойду в монахи. Только надеюсь, что и в дальнейшем вы не оставите меня своей помощью.
Так порешив, они тотчас приготовили шелк и другие подарки для монастыря и собрали все необходимое в дорогу. Поднявшись на рассвете, они сели в носилки и отправились к горе Утай. Часам к девяти утра путешественники были уже у подножья горы, на которой стоял монастырь. Чжао послал вперед слугу известить о своем прибытии, а его и Лу Да понесли дальше.
Когда они добрались до монастыря, навстречу им вышли келарь и казначей. Чжао и Лу Да оставили носилки и вошли в беседку у ворот, чтобы здесь отдохнуть, тем временем об их прибытии было доложено настоятелю монастыря. Последний, в сопровождении надзирателя и монахов, вышел встречать гостей, а прибывшие приветствовали его.
Поздоровавшись с ними, настоятель обратился к Чжао:
– Вы совершили далекое путешествие, благодетель.
Ответив на приветствие настоятеля, Чжао сказал:
– У меня есть к вам небольшое дело, и потому я решился обеспокоить вас.
– Прошу вас пройти в мои покои и выпить чаю, – пригласил их настоятель.
Гости направились к дому. Впереди шел Чжао, а вслед за ним Лу Да. Когда они вошли в келью, игумен пригласил Чжао сесть на почетное место гостя, а Лу Да уселся на место келаря. Чжао тотчас наклонился к его уху и прошептал:
– Вы собираетесь стать монахом, как же вы можете сидеть в присутствии настоятеля?
– А я и не знал, что это недозволенно, – ответил Лу Да и, поднявшись, стал рядом с Чжао.
По правую и левую руку игумена разместились его помощник, келарь, казначей, монах, ведающий приемом гостей, писцы и другие монахи.
В это время слуги Чжао внесли корзины с подарками и поставили их посреди кельи. Увидев множество различных даров, настоятель сказал:
– Опять вы привезли нам подарки! Наш монастырь и без того не оставлен вашими милостями.
– Мои деяния столь незначительны, – ответил Чжао, – что о них не стоит и говорить.
Когда монахи и послушники удалились, Чжао поднялся с места и обратился к настоятелю с такими словами:
– Почтенный отец, я прибыл сюда, чтобы изложить вам одно дело. Я давно дал обет прислать кого‑нибудь в ваш монастырь. Все нужные для этого бумаги у меня на руках, но до сих пор мне не удавалось осуществить своего желания. Наконец, сегодня я привез к вам моего названого брата по фамилии Лу. Сам он из пограничных войск. Убедившись в бренности всего земного, он решил покинуть мир и пойти в монахи. Я выражаю свою искреннюю надежду, что вы проявите милосердие и сочувствие к этому человеку и согласитесь принять его в семью братьев‑монахов. Не откажите ему в постриге ради вашего скромного просителя. Все необходимое для этого уже мной приготовлено. Я искренне надеюсь, почтенный отец, что вы исполните мою просьбу к тем самым доставите мне большую радость.
Настоятель монастыря с улыбкой ответил:
– О, это очень нетрудно сделать. Подобное событие только увеличит славу нашего монастыря. А пока что разрешите угостить вас чаем, – и он приказал послушникам накрывать на стол.
Когда чаепитие было окончено и посуда убрана, настоятель отдал распоряжение казначею и келарю приготовить трапезу и пригласил своего помощника и настоятеля храма обсудить вопрос о пострижении вновь прибывшего.
Обсуждая эту новость, помощник настоятеля вместе с другими монахами говорил с недоверием:
– Какой из него монах! Вы только взгляните на его свирепые глаза!
Монах, ведающий приемом гостей, по просьбе других монахов, отвел Чжао и Лу Да в приемную, чтобы дать возможность настоятелю храма переговорить с игуменом.
– У человека, который изъявил желание принять постриг, внешность преступника, – сказал тогда настоятель храма. – Мы не должны брать его в монастырь, если не хотим навлечь на себя беду.
– Он побратим нашего благодетеля Чжао, и мы не можем отказать ему, – возразил игумен. – Отбросьте ваши сомнения и дайте мне подумать.
Тут зажгли свечу, и, поджав под себя ноги, игумен уселся в кресло, предназначенное для размышлений. Повторяя про себя молитву, он предался самосозерцанию. Когда свеча догорела, он очнулся и произнес:
– Его обязательно надо постричь в монахи. Судьба этого человека предопределена небом, сердце его непреклонно. Хотя сейчас он производит неприятное впечатление и чем‑то напоминает преступника, но жизнь его будет очень богата событиями, и со временем он ступит на стезю праведников. Он не похож на других людей, и ему удастся достичь высшего совершенства. В этом вы не можете с ним сравниться. Когда‑нибудь вы вспомните мои слова, а сейчас не препятствуйте ему.