– Фамилия Шторин вам ни о чем не говорит? – Глафира показала ему фоторобот Шторина.
– Нет-нет, никогда не слышал и не видел. А это кто? – Леров пристально вглядывался в рисунок.
– Возможно, это он убил вашу подругу. Но перед тем как убить, он ее пытал, понимаете! Он пытался чего-то от нее добиться!
– Интересно, чего? Ее изнасиловали?
– В том-то и дело, что нет. Больше того, скажу я вам: она никогда не была любовницей Северцева! У нее не было любовников! – И тут Глафира, не выдержав, тихо добавила: – Да она вообще была ангелом в вашей компании...
– Постойте... Я что-то ничего не понимаю! Вы сказали, что ее пытали?! Да это какая-то ошибка, нелепица! Ее пальцем тронешь – ей уже больно! Она была нежная очень... И какой смысл ее было пытать? Может, ее с кем-то спутали?
– Она могла обладать какой-то ценной информацией? Или же хранить чужую тайну?
– Как вы сказали? Чужую тайну? Вот здесь вы в самую точку попали! Она никогда не была болтушкой, никогда не сплетничала и знала, как мне думается, многое о тех, с кем общалась. Мы, ее друзья, полностью доверяли ей. Вот только не представляю, чтобы ей доверили нечто такое, представляющее интерес для кого-то, что ее стали пытать!
– Фамилия Желткова вам тоже незнакома?
– Нет! Уж поверьте, такую яркую фамилию я бы точно запомнил. Желткова... Надо же, как не повезло девушке с этой желтой фамилией... – пробормотал он.
* * *Поговорив еще немного с Леровым, Глафира, записав с его слов номера телефонов и адреса интересовавших ее людей, поехала к Саше Горевому.
17
На кладбище к Кате Желтковой подошел незнакомый ей молодой мужчина в черном костюме. Она заметила его во время погребения – он стоял поодаль от могилы, и складывалось такое впечатление, будто он не хочет, чтобы его увидели.
Катя искала среди пришедших проводить Вику того парня, который был у нее дома и представился женихом сестры, Виталием, но так и не нашла. Видимо, он решил не искушать судьбу и забыть о своей невесте, не говоря уже о том, чтобы принять участие в судьбе Ларочки.
– Вы Катя Желткова? – спросил мужчина и кашлянул в кулак. От него пахло хорошим одеколоном. Хотя сейчас, на кладбище, этот запах казался неуместным, вульгарным.
– Да, а вы кто? – Ей так и хотелось спросить этого красавца-брюнета, уж не очередной ли он жених сестры или любовник, явившийся, чтобы вернуть себе очередное кольцо или вообще – деньги! Какая-то агрессия появилась в Катиной натуре после всех этих похоронных хлопот, после разговоров с родственниками, которые сейчас уже прямо в лицо выговаривали ей свое возмущение из-за того, что она все еще не удочерила Ларочку.
– Поговорить надо.
– Знаете, я спешу. Меня машина ждет. Мне надо домой.
– Хорошо, тогда поговорим по дороге. Я провожу вас...
Ей было неприятно, что именно в тот момент, когда ей захотелось остаться одной у могилы сестры, какой-то Викин любовник собирается пристать к ней со своим разговором. Да и о чем можно вообще с ним говорить, когда Вики уже нет?!
– Хорошо, пойдемте, – сердито ответила она и в последний раз поправила венки на могиле. – Вы кто и что вам от меня нужно?
– Меня зовут Виталий. Я, можно сказать, жених... Вернее, был женихом вашей сестры Виктории.
– Что-что?! – Катя даже остановилась, чтобы взглянуть в лицо этому прохвосту. – Мне вот даже интересно, и сколько же женихов с именем Виталий было у моей бедной сестры? Может, еще и фамилия ваша Юдин?
– Ну да... – Он ошарашенно посмотрел на нее. – А вы откуда знаете мою фамилию?!
Ей даже показалось, что он испугался.
– Да просто несколько дней тому назад у меня дома уже был один мужчина, который назвался точно так же, как и вы, – Виталием Юдиным.
* * *И тут этот Виталий номер два как-то нехорошо улыбнулся и покачал головой, ухмыльнувшись:
– Вот гад, опередил меня... Значит, он успел застать вас еще в вашей квартире, да? У меня и адрес ваш есть, он был записан вот здесь, – и он достал из кармана листок с написанным на нем почерком Вики телефоном и адресом Кати. – Это страница из тетрадки вашей сестры, той, что она держала в салоне. Узнаете?
– Ну да, узнаю. И что же?
– Тот парень, назвавшийся Виталием, был такой высокий, крупный, с худыми ногами, да? Ну, у него еще скулы такие широкие и глаза тоже широко расставлены...
– Да, это он. И что? Кто же из вас настоящий Виталий? Кстати говоря, он плел мне что-то о деньгах, которые якобы оставались в машине Вики...
– Каких еще деньгах? – нахмурился «Виталий».
– Ну, о тех, которые он якобы дал для того, чтобы Вика готовилась к свадьбе, на кольца там... Он сказал, что у нее должно было быть что-то около ста тысяч рублей..
– Вот как? Странно... Что ж, он явно человек с фантазией.
– Послушайте, оставьте меня наконец в покое! Я не хочу знать ни о каких женихах своей сестры! Ее нет, и все остальное уже не имеет смысла. Может, у нее в машине и были какие-то деньги, но мне в полиции сказали, что денег там не было. Вам, мужикам, от нас только одно нужно, и все эти разговоры о свадьбе и подарках... Все это чушь собачья! Потому что, если бы вы или тот, другой Виталий, любили Вику по-настоящему, то знали бы, что у нее есть дочка и что она сейчас в детском доме. Может, я и удочерила бы Ларочку, да мне ее не отдадут – по той простой причине, что у меня нет денег, а вот другой дамочке, с деньгами, отдадут... Точно отдадут! Непонятно, откуда она вообще взялась?! Позвонила, попыталась со мной поговорить, нахалка! Мол, девочке с нами будет лучше! Да почем она знает?! Конечно, когда деньги есть, все проблемы решаются сами собой! Вы все смотрите на меня как на захватчицу Викиной квартиры... – вдруг не выдержала она, – ...и не понимаете, что я – ее единственная наследница, и ничего нет особенного в том, что ее квартира до-сталась мне!
– Да мне по фиг, кому досталась ее квартира, – от голоса мужчины повеяло холодом. – И дочка ее мне по фиг. Просто там, в ее машине, были важные документы. Мои документы. Поняла? Я дал их ей на хранение. А тот, другой, который застал тебя, видимо, когда ты жила еще у себя, пришел к тебе, назвавшись моим именем, чтобы выяснить, где они. Вот и вся история! И мне до лампочки, веришь ты мне или нет. И никаких денег в машине не было и быть не могло. Потому что, если бы потребовалось покупать кольца или что-то там к свадьбе, то я сам бы это купил или с ней вместе. И вообще забудь все. Живи себе спокойно... А вообще-то суки вы все, бабы, вот что я хочу сказать!
И он, сплюнув себе под ноги, быстрым шагом бросился от нее прочь.
18
На какое-то время – минуту или несколько секунд – она почувствовала, что выпала из реальности. Вот так, вероятно, люди и разбиваются в машинах. И это не киношное клише, когда показывают главного героя, находящегося в крайней степени нервного расстройства, да еще и за рулем... Мгновение – и машина летит куда-то в тартарары.
Представить себе такого любящего и надежного, как ей казалось, Гурьева на даче в объятиях другой женщины – да так вообще можно сойти с ума!
Но факт оставался фактом, и все, что она рассказала недавно Глафире, было чистой правдой! Гурьев собрался и отправился за город. И это сразу после того (она уже не верила в совпадения), как она сообщила ему, что летит в Москву. То есть что ее пару дней минимум не будет в городе, а потому его некому будет контролировать.
Он просто забыл, этот Гурьев, что у нее в Москве есть друзья, которые, как она надеялась, помогут ей с информацией о господине Мещерском, причем результаты должны появиться уже ближе к вечеру. Ее интересовало буквально все: его семейное положение, чем он занимается, круг общения, связь с литературными кругами, достаток, связи с провинциальными друзьями, в частности с Северцевым, и, наконец, один из самых важных вопросов: пересекались ли когда-либо жизненные пути Любови Гороховой и Мещерского.
* * *Она отчаянно обгоняла машины, на дороге постоянно прибавляя скорость и понимая, что рискует не справиться с управлением и разбиться в пыль. И только мысль о дочери как-то сдерживала ее, придавала сил.
Она неслась к зеленому, пронизанному солнцем горизонту, успевая, как это ни странно, обращать внимание на зеркальные блюдца маленьких озер, дубовые, со свежей листвой, рощицы, бархатные пшеничные зеленые одеяла по обеим сторонам шоссе... Как если бы подсознательно сравнивала величественную невозмутимость и спокойствие природы со своим теперешним нервным состоянием и обступившими со всех сторон ее страхами.
* * *Она окончательно пришла в себя уже в лесу, когда увидела – еще издали, возле забора, – машину мужа. Она не хотела, чтобы он увидел или услышал, как она подъезжает к этой избушке. Ей важно было застать его врасплох. Поэтому она заглушила мотор, вышла из машины и тихо, стараясь не производить никакого шума, двинулась к домику.
Убогий, страшненький, похожий на ведьмину избу домик. Дача! Слово-то какое! Избушка на курьих ножках. Нашел куда привозить любовницу! Интересно, и где это он ее подцепил, да еще и напрочь лишенную претензий?! Может, это какая-нибудь служанка, продавщица, библиотекарша? Но тогда что же такого он нашел в ней, чего нет в Лизе?
Убогий, страшненький, похожий на ведьмину избу домик. Дача! Слово-то какое! Избушка на курьих ножках. Нашел куда привозить любовницу! Интересно, и где это он ее подцепил, да еще и напрочь лишенную претензий?! Может, это какая-нибудь служанка, продавщица, библиотекарша? Но тогда что же такого он нашел в ней, чего нет в Лизе?
* * *Она приблизилась к дому. Было тихо. Она открыла покосившуюся калитку, поднялась на шаткое крыльцо и открыла дверь. И, только уже находясь в темных сенях, пропахших сыростью, лесом и керосином, услышала голос своего мужа.
– ...тебе нужно есть, а то ты растеряешь последние силы. И не раскисай! Говорю же тебе – все устроится лучшим образом. Нет, гарантий здесь никаких не может быть...
* * *Ба! Девушка «раскисла»! Расстроилась, что ее любовничек не сообщил жене о намерении развестись с ней? Или забеременела, милая? «Тебе нужно есть!» Ну надо же, какая забота! Вот не услышала бы своими ушами, ни за что бы не поверила, что ее Гурьев так заботится еще о ком-то, кроме жены и дочери.
Слезы вдруг полились обильным весенним дождем, а в горле образовалась опухоль, мешавшая ей дышать. Это была физическая реакция на измену мужа.
Не в силах больше слушать всю эту бредятину Гурьева по отношению к своей пассии и не желая так вот просто покидать поле брани, Лиза со всей своей решимостью вдруг распахнула тяжелую, словно отлитую из чугуна, а на самом деле просто невероятно толстую дубовую дверь и шагнула, зажмурившись, в чужой тайный мир теперь уже бывшего мужа.
* * *– Лиза?! Ты?! – услышала она первое, что произнес Гурьев, увидевший ее. – Откуда?!
Лиза смотрела на устроившегося на маленькой тахте в глубине узкой кухни человека, больше похожего на скелет, чем на соблазнительную женщину, небритого, в несвежей клетчатой рубахе, и ничего уже не понимала.
На языке вертелся один-единственный вопрос: «Дима, ты что, гей?»
– Что вы здесь делаете? – строго, обретя голос, спросила она, медленно переводя взгляд с растерянного Гурьева на небритого незнакомца.
– Вероятно, я должен был тебе объяснить раньше... Пойдем, Лиза, выйдем, не станем смущать моего гостя... Как видишь, он и так отнюдь не блещет хорошим настроением...
* * *Лиза позволила вывести себя из дома и, оказавшись на свежем воздухе, в окружении высоких елей и непрекращающегося щебета птиц, услышала то, чего меньше всего ожидала:
– Лиза, это же Миша Тайлер! Я его здесь прячу!
* * *Лиза закрыла глаза. Вот это да! Значит, дело настолько опасно, что он спрятал Тайлера в лесу, на даче, а она, вместо того чтобы оценить его желание уберечь ее от «тайлеровского» дела, понапридумывала себе один бог знает что!
– Дима, я думала, что у тебя здесь любовница, – сказала она, вновь собираясь заплакать.
– Какая еще любовница! – уже не на шутку разозлился Гурьев.
Он был такой красивый в эту минуту, растрепанный, сверкавший синими глазами, такой немного чужой и родной одновременно. Ведь еще несколько минут тому назад она была готова расстаться с ним навсегда, готова была отдать его другой женщине, а сейчас вдруг в ней проснулись ее прежние нежные чувства, и она поняла, как же он, верный и преданный, нужен ей!
– Значит, это ты взялся найти этих «гаишников», укравших у него кучу денег?
– Ну да!
– А ты не хочешь, чтобы мы объединили наши усилия? И никто, ни одна душа, ну, кроме Глаши и Сергея, не узнает об этом?
– А что, у тебя есть информация?
– Может, и есть, а может, и нет... Словом, надо поговорить. Пойдем, прогуляемся по лесу...
– Ну, пойдем... – Дима обнял ее, они вышли со двора и двинулись вдоль лесной, посыпанной гравием дороги, в глубь леса.
– А куда вы спрятали «перевозчика»? – спросила Лиза. – Случайно не в соседней комнате?
– Нет, что ты!
– А почему Тайлер так плохо выглядит?
– Да он перепуган насмерть! Я его давно знаю, он вообще-то такой нетрусливый парень, я бы даже сказал, отчаянный!
– Отчаянный... – усмехнулась Лиза. – Между прочим, он свою жену постоянно терроризирует, может, даже и бьет! Не уважаю я таких.
– Да ладно тебе. Все мы, люди, разные. Но сейчас его, видно, так прижало, что он никак не найдет в себе силы не то чтобы решить как-то свои вопросы, он даже есть ничего не хочет! Или не может. Я уж не говорю о том, чтобы он хотя бы побрился. Удивительно, что он нашел в себе силы и более-менее вовремя обратился ко мне за помощью.
– И первое, что ты сделал, – привез его сюда?
– Да.
– У тебя есть что-нибудь по этому делу?
– Мои люди осмотрели местность рядом с аэропортом, как раз там, где, по словам перевозчика, его и остановили эти бандиты. Ну, и нашли там зарытую форму, лопату...
– Лопату?
– Да, маленькую такую лопатку, саперную. Они с ее помощью зарывали яму, куда прятали куртки дэпээсников.
– Дима, на ней должны были остаться отпечатки пальцев!
– Нет. Думаю, они были в перчатках, все-таки...
– Знаешь, я сейчас занимаюсь одним делом, на первый взгляд никак не связанным с тайлеровским. Убита молодая поэтесса, очень талантливая...
* * *И Лиза рассказала Гурьеву об убийстве Гороховой и о предположении Глафиры, что эти два дела связаны и Шторин и Юдин могут быть как раз теми самыми гаишниками, укравшими у перевозчика миллион евро!
– Я понимаю, конечно, что предположение Глаши скорее интуитивное, но, с другой стороны, согласись: погибшая Виктория Желткова не просто же так снимала номер в той же гостинице, и для чего-то она смазывала петли окон машинным маслом? Думаю, что, пока упившиеся на радостях «гаишники» спали, Желткова могла украсть у них – предположительно – сумку с пачками евро, занести ее в свой номер и оттуда уже спокойно, не боясь, что ее кто-нибудь увидит-заметит, выбросить ее на улицу, чтобы потом забрать и с денежками отправиться на море, в Адлер!
– Вполне возможно. Но какую же тогда роль сыграла во всем этом Горохова?
– В том-то и дело, что никакую. И это – самое обидное. Понимаешь, если бы она была замешана в этой краже, то ее достаточно было бы просто напугать, и она все-все рассказала бы. К тому же если бы она была соучастницей преступления, то есть была бы заодно с Желтковой, то после такой кражи, понимая, что деньги немалые и за ними обеими начнут охотиться, она уж никак не появилась бы в том ресторане и уж точно не подозвала бы к себе Шторина!
– В самом деле, – согласился Гурьев. – Во всяком случае, эту пытку, которую ей устроил, как ты говоришь, Шторин, можно было объяснить исключительно тем, что она знала что-то очень важное... Если бы речь шла о какой-то сравнительно простой информации, к примеру, она была свидетельницей чего-то важного, опасного, криминального... А так больше похоже на то, что у нее элементарно пытались узнать, куда она дела деньги. Если Желткова погибла, деньги могла присвоить Горохова, тем более что никто не знает, находилась она в то утро в машине Желтковой или нет. Но думаю, что не находилась. Думаю, Желткова провернула все в одиночку. А Горохова, проснувшись утром и обнаружив, что она лежит в постели незнакомого мужчины, просто оделась и молча ушла. А спустя некоторое время отправилась в Париж, так?
– Ну конечно! – вдруг дошло до Лизы. – Она вернулась из Парижа, и, когда Шторин встретился с ней в ресторане, она наверняка, ни слухом ни духом не ведая ни о чем, похвалилась тем, что была в Париже. И Шторин подумал, что она поехала туда на украденные деньги, а теперь просто издевается над ним! Я уверена, что Люба не имеет отношения к этой краже. Но вокруг нее образовалось еще одно криминальное кольцо...
И Лиза рассказала мужу об убийстве Северцева и Мещерского.
– Они оба были отравлены атропином, который можно купить в любой аптеке. И трупы их мы нашли в квартире Гороховой.
– Думаешь, ее хотели подставить?
– Однозначно! Возможно, это сделал кто-нибудь из ее друзей-литераторов. Из зависти, понимаешь? Дима, сейчас, в наше время, литераторам приходится очень туго. Я попыталась собрать материал о местных поэтах и писателях и кое-что нарыла. Смотри: вот раньше, если ты, к примеру, – писатель или поэт, то, если ты талантлив, тебя печатают. Тебя, понимаешь? То есть издательство издает тебя за свои деньги, а тебе, автору, выдают гонорар. И гонорары были вполне приличные. Да и тиражи, как ты понимаешь, не в пример сегодняшним. Поэтов и писателей уважали, любили, государство предоставляло им дополнительные метры жилья, дачи в престижных местах, выдавало им стипендии, давало возможность отдыхать в домах творчества на Черном море, в Коктебеле, например, или в знаменитом Переделкине, в Подмосковье. К тому же тогда было довольно много литературных журналов, альманахов, а еще писателей и поэтов приглашали на творческие встречи в различные государственные учреждения, на заводы, фабрики, в колхозы-совхозы, и за это им платили денежки. А еще давали с собой какие-то продукты, подарки. Помимо этого...
– Лиза!
– Ты подожди... Они время от времени могли зарабатывать на рецензиях! Ты вот, к примеру, начинающий поэт, приходишь в Союз писателей и говоришь, что хотел бы узнать мнение профессионала о своем творчестве. Ты оставляешь свои рукописи и через некоторое время получаешь официальный ответ, рецензию маститого автора: мол, ты – талантливый, и тебя ждет большое будущее или, наоборот, мол, вам, молодой человек, надо бы обратить внимание на то-то и на то-то, а еще лучше приходите к нам в студию, поучитесь у ваших коллег...