От этой мысли я задохнулась и почувствовала, как упало куда-то сердце. Мысли бешеным роем засуетились в голове. Игорь. Папа. Арест. Я быстро прокручивала в голове последние события. Конечно, за своими переживаниями я была такой невнимательной — откуда вдруг появился этот Игорь? Что ему нужно в нашей дыре, в Бетте?
Я постаралась взять себя в руки. Глубоко вздохнула, тряхнула головой и направилась к выходу. Я все узнаю. Я выведаю все у Надьки.
Однако мои переживания, видимо, отразились на моем лице — когда я, отодвинув тяжелую занавесь, вышла, щурясь на свет, Игорь искренне (по крайней мере, мне так показалось) развел руками:
— Да ты что такая бледная? Ты себя хорошо чувствуешь? Не знал, что эта детская комната страха так на тебя подействует...
Он выглядел умиротворенным, и я поняла: он не догадывается, что я подслушала его разговор. Тем лучше.
— Да, я, оказывается, темноты боюсь, — протянула я, выпрямившись. Я не должна показывать, что что-то заподозрила.
— Тогда больше не буду таскать вас по глупым аттракционам. Погуляем еще часок, и в Бетту поедем — кое-какие дела появились…
Я посмотрела на Игоря в упор. Он не отвел взгляда и спокойно, как мне показалось, чуть холодно улыбнулся. В это время из вагончика, будто черт из табакерки, с хохотом вывалилась Надька.
— Ой, ну и умора! Видели Бабу-ягу? Да ее и пятилетний ребенок не испугается! Это надо было назвать комнатой смеха, а не страха! — крикнула она продавцу билетов. Тот пробурчал что-то типа «не нравится не ходите» и отвернулся. В этот момент вновь раздался звук уже знакомой мне мелодии, от которого я слегка вздрогнула. Игорь взглянул на экранчик.
— Упс, один момент! Я на несколько минут! — галантно сказал он Надьке, ответил в трубку «алло» и направился к парапету. Облокотившись на него, он встал к нам спиной, показывая тем самым, что разговор у него предстоит долгий.
Я не смогла удержать в себе свои подозрения.
— Надь, ты уверена в Игоре? — зашипела я, схватив ее за локоть. От такой прямоты она оторопела.
— В смысле? Что за вопросы?
— Ну просто скажи — уверена или нет? — Я старалась говорить как можно быстрее, пока Игорь не вернулся.
— Ты что, дура? Конечно, уверена! Да в чем дело-то? Отпусти мою руку!
— Извини. Я кое-что узнала о нем. — Я обернулась. Он все еще разговаривал. — Мне кажется, он замешал в одном не очень хорошем деле, а нас с тобой только использует…
Надька вылупилась на меня как на умалишенную.
— Полин, ты что? Солнцем напекло? Какое еще нехорошее дело?
— Я понимаю, это прозвучит глупо, но мне кажется, Игорь нас всех подставил. Только я еще толком не разобралась, как...
— Подставил? В чем же, хочется мне знать?
— Я пока не могу тебе сказать, но он совершил что-то плохое, и это касается меня.
— Тебя? Да у тебя после похищения мания преследования, что ли? Или мания величия — типа нашей москвичке все хотят насолить? Хотя нет, подожди, не говори ничего! Извини, подруга, но ты мне просто завидуешь! С Семеном поссорилась, а тут мы тебе глаза мозолим своей любовью! Вот в чем дело!
— Да тише, тише! — зашипела я на нее, пропустив все сказанное мимо ушей. Сейчас не до глупых девчачьих разборок. Впрочем, какой реакции я ждала от нее? Смешно было бы думать, что Надька обнимет меня и скажет: «Ну конечно, Полиночка, Игорь настоящий злодей и всех нас использовал». Черт! Он уже идет сюда!
Из последних сил я постаралась изобразить на лице равнодушие, но, взглянув на Надьку, Игорь понял, что между нами бурлит ссора. Она выглядела оскорбленной, буравила меня глазами, но ни слова все-таки не сказала.
— Девочки? Что стряслось? — спросил удивленно Игорь, оглядывая нас. — Что-то не поделили?
— Да не, у Полины голова разболелась, она собирается домой… — процедила сквозь зубы Надька. Она была похожа на разъяренную мегеру. Вот что делает влюбленность: сейчас моя подруга стояла на стороне Игоря, возможно, моего врага. Что ж, тем лучше — мне не придется изобретать предлог, чтобы смыться отсюда.
— Да, я тут подумала… — начала было я, но Игорь перебил меня:
— Да, ты что-то плохо выглядишь! Наверное, зря мы тебя вытащили! Ты правда домой поедешь?
— Да, поеду, — ответила я, как мне показалось, слишком растерянно, но тут же взяла себя в руки. — Я тогда на автобусе доберусь, а вы оставайтесь!
Мне показалось, или Игорь усмехнулся?
— Ну, смотри сама, давай мы тебя тогда хотя бы на автобус посадим! — Он вновь стал приветливым и дружелюбным. Надька, сложив на груди руки, молчала. — А вот, кажется, и автобус!
Действительно, как будто по заказу, из-за угла выехал «Мерседес» с надписью «Бетта — Геленджик» на лобовом стекле.
— Хорошо повеселиться! — выдавила я из себя, натянуто улыбнувшись.
Я быстро заскочила в автобус, уселась на сиденье и посмотрела в окно. Игорь одной рукой обнимал за талию Надьку, которая надулась как мышь на крупу, а второй махал мне, как бы желая счастливого пути.
Пока мы тащились до Бетты, я впала в какое-то оцепенение и очнулась, только увидев знакомые улочки. Почти бегом я помчалась к дому. Еще не стемнело, но на кухне горел свет.
Громко работал телевизор. За столом сидела мама и плакала, закрыв лицо руками. Над нею стояла растерянная бабушка, она гладила маму по плечу, что-то тихонько приговаривая.
Вот оно — страшный сон, будто вдруг произошедший наяву. А я так надеялась увидеть сидящих за чашкой чая маму, рассказывающую больничные истории, и смеющуюся бабушку. Я почувствовала, как ноги становятся ватными, а сердце бешено колотится.
— Что случилось? — закричала я, и голос показался мне чужим, каким-то неестественным и скрипучим.
Мама подняла на меня заплаканное лицо, промычала что-то в платок, который сжимала в кулаке, и снова, всхлипывая, уткнулась в ладони. Она будто и не увидела меня. Дикими глазами я уставилась на бабушку. Та тяжело вздохнула и тихо пояснила:
— Отца арестовали сегодня за получение взятки.
Пошатываясь, я села на табурет. Мама продолжала плакать, я начала разбирать то, что она бормотала: «Родной... что же теперь будет-то... о Господи, помоги...» Не в силах выносить это зрелище, от которого внутри у меня все разрывалось, я вскочила с места. Мне трудно было дышать — не хватало воздуха.
Глава 13
Я вышла за дверь и присела на ступени старенького крыльца. Отсюда до меня доносились всхлипывания мамы. Как она переживает за отца! А ведь столько раз заявляла во всеуслышание, что он испортил ей жизнь и загубил ее молодость. Что видеть больше его не хочет. Что знать о нем не желает. Наверное, я что-то не поняла в их отношениях...
Конечно, с папой все подстроено — это ясно как Божий день. Более честного человека, чем мой отец, не найти. Я совсем не удивилась, что мама и бабушка не сказали мне: «Ты же понимаешь, Полиночка, что папа невиновен?» Мне не требовалось говорить об очевидном. Думаю, в милиции Бетты все это тоже отлично понимают.
Желтый кленовый лист тихо опустился рядом со мной. Где-то в кустах нежно-нежно зачирикала какая-то маленькая птичка. Тоже, наверное, чья-то мама… Впервые за этот бесконечный день слезы наконец-то хлынули из глаз. И на душе стало немного легче: конечно, я должна быть рядом с мамой, должна помочь ей, поддержать ее. Как ни странно, груз ответственности немного отвлекал от другой боли. О Семене я еще успею подумать, главное сейчас — помочь маме. И папе.
Нужно привести в порядок эмоции. Никаких слез, ахов и охов. Я взрослый человек — с сегодняшнего дня. Но глаза не желали подчиняться, слезы все текли и текли по щекам теплыми струйками. Я так решительно поднялась с крыльца, что старенькие ступени затрещали. Нужно хотя бы полчаса побыть одной, собраться с мыслями. Ноги сами понесли меня к узкой тропинке, на которой я уже знала каждую кочку и каждый торчащий из земли корень. Через несколько минут я была внизу, на пляже. Уже почти совсем стемнело, пляж пустовал, и я старалась не смотреть на запертую будку спасателя. Я подошла к самой кромке воды. Море сегодня было удивительно тихим, как будто сонным.
«В третий раз он закинул невод». Смилуйся, государыня-рыбка! Пуще прежнего старуха лютует, не дает старику мне покоя...» — Чтобы заглушить душевную боль, я повторяла про себя эти знакомые с детства строки. Помню, как бабушка читала мне сказку о золотой рыбке: на улице лил дождь, а мы с ней уютно расположились за кухонным столом под розовым абажуром, пили чай и осуждали жадных старух... Я решительно отмела от себя это теплое воспоминание. Все, с детством покончено, начинается моя взрослая жизнь, где я отвечаю за себя и за других людей. Я опустила руки в холодную морскую воду и склонилась, чтобы умыть ею горящее от слез лицо. Ниже, еще ниже. И вдруг моя голова оказалась под водой. Это произошло молниеносно — чья-то сильная рука схватила меня за шею и втянула в воду. Галька больно царапала лицо, вода тут же залилась в нос, рот, легкие. Инстинктивно я попыталась вырваться из цепкой хватки, но она была железной. В голове поплыло. «Скорее бы все закончилось, — безвольно подумала я. — А как же мама?» — промелькнула было мысль, но на смену ей тут же пришло безразличие. Я ждала смерти как избавления.
Вдруг резкий рывок за волосы — и я снова смогла дышать. Кашляла, задыхалась, снова кашляла, но дышала! «Так это была шутка!» — поняла я, услышав спокойный разговор позади себя. Я оглянулась и увидела Александру. Ее стройную фигурку не спутаешь больше ни с чьей. Она тихо беседовала с бледной сухопарой женщиной, и обе они не обращали на меня ни малейшего внимания. Слов я не могла расслышать, они говорили почти шепотом. Александра в чем-то убеждала женщину, она то успокаивающе поглаживала ее по плечу, то дотрагивалась до ее руки. «Кто же из них меня окунул?» — задалась я вопросом. Собеседница Александры совсем не походила на шутницу. Пожилая, какая-то вся усохшая, даже в темноте было видно, что у нее очень бледная кожа, а коротко стриженные волосы тронуты сединой. Внезапно незнакомка повернула ко мне голову, и мы встретились взглядами. Ее светлые холодные глаза сверлили мое лицо. Я вдруг остро ощутила, что ледяной холод сковал тело. Это была «синяя шапочка» — та самая женщина, которая пыталась утопить меня в бассейне. Она двинулась ко мне, но Александра положила руку ей на плечо. «Не надо, Николь», — тихо сказала она, и незнакомка остановилась. Потом она сняла руку Александры с плеча и, сутулясь, побрела вдоль берега.
— Как чувствует себя несостоявшаяся утопленница? — улыбнулась Александра. Даже в полутьме было видно, что эта девушка сказочно пре-красна Я молча смотрела на нее снизу вверх, дрожа от холода. Смысл сказанного доходил до меня медленно. Утопленница? Значит, все-таки меня пытались утопить. «Синяя шапочка» никак не успокоится? Получается, что я обязана Александре жизнью. Ну да, почему бы ей не проявить благородство, если Семен принадлежит теперь ей безраздельно! Сонное отупение схлынуло с меня в одну секунду.
— Ждешь от меня благодарности? — рявкнула я. — За что? Еще минута — и для меня бы все закончилось! Все вот это!
— Что — вот это? — Она явно не понимала.
— Мучения!
— Ты хотела умереть?— В ее голосе звучал неподдельный интерес.
— Да!
— Почему?
— Сущие пустяки! Я полюбила парня всем сердцем, а он меня бросил!
— Эго ты так думаешь, — загадочно протянула Александра и добавила оживленно: — И от одной мысли об этом ты хочешь расстаться с жизнью?! Боже, как это… удивительно! Как я тебе завидую, Полина! — Она плюхнулась на гальку рядом со мной и радостно подытожила: — Это просто здорово!
— Здорово что? Что мне так плохо? — Я постаралась вложить в свои слова максимум сарказма. Мне казалось, что мокрому с головы до ног человеку как нельзя лучше подходит саркастический тон. Да и что еще остается гадкому утенку в присутствии прекрасной лебеди, как не язвить?
— Здорово, что ты так любишь его! Что ты ощущаешь… вот… все это... — Она явно не заметила моего тона. Да и вообще вела себя странно, обращалась со мной не как с соперницей.
— Н-н-не пон-н-нимаю... — От холода у меня зуб на зуб не попадал, и скрывать это уже не получалось.
— Ой, да ты вся дрожишь! Может, продолжим нашу беседу в помещении? — предложила Александра.
— Давай, — согласилась я, гадая, какое место она выберет. С Морскими никогда не угадаешь, куда попадешь — в соседнее кафе или в Турцию.
— Тогда придется провести несколько минут в холодной воде.
Я молча встала, показывая, что готова к любому испытанию. Александра взяла меня за руку и повела в воду. Через несколько мгновений мы с огромной скоростью плыли вдоль берега. Держась за ее плечи, я не могла не вспоминать, как точно так же плыла с Семеном по ночному морю в сопровождении дельфинов. Сердце вновь тихонько заныло.
Путешествие оказалось коротким. Действительно, через несколько минут мы уже вышли на береги быстро зашагали вверх. Впереди показался причудливый забор и крыша большого дома. Да это же дом Семена! Неужели сейчас я увижу его?
— Ты здесь была? — спросила Александра.
— Д-д-да, — клацая от холода зубами, выговорила я.
— Ну тогда ты знаешь — это дом Саймона. Только сейчас его здесь нет, — у меня внутри все оборвалось, — мы тут обсохнем и поговорим, ты погреешься...
Резные ворота послушно распахнулись перед нами, мы прошли по аккуратной дорожке в дом. Александра нажала на кнопку, и все осветилось уютными огоньками, как будто ожило. Она уверенно направилась к шкафу:
— Нам придется одолжить тут кое-что.
Ревность заскреблась в сердце острыми коготками — как по-хозяйски чувствует себя здесь эта девушка! Невольно я взглянула на джакузи, но тут же отвернулась. Вспоминать было слишком больно. И вообще — чего удивительного в том, что гадкому утенку предпочли прекрасную лебедь? Даже промокшая насквозь Александра была потрясающе красива. Мне оставалось только признать свое несовершенство перед этой длинноногой богиней в синих джинсах.
Через несколько минут мы обе облачились в рубашки Семена. От запаха его парфюма у меня закружилась голова.
Мы уселись прямо на пол, на мягкий белый ковер. «Как две лучшие подруги», — подумала я и тут же с болью вспомнила Надю. Видимо, мне придется привыкнуть к тому, что в ближайшее время почти каждая мысль будет причинять мне боль. Семен. Надя. Отец. Предательские слезы! Они снова потекли по щекам, и я никак не могла с ними совладать. Александра ласково взяла меня за руку:
— Ну не надо, Полина... — И что-то в ее жесте, тоне напомнило мне о том, что она старше меня минимум лет на двести.
Я рассказала ей все. Про папу, про маму, про Надю, про то, что Семен больше не хочет видеть меня после проведенной совместно ночи. Как же все-таки хорошо, когда можно кому-то рассказать все-все-все! Особенно если тебя слушают неотрывно, ловя каждое слово. Но в конце рассказа Александра меня огорошила:
— Знаешь, я так хотела бы быть на твоем месте!
Я смотрела на нее во все глаза: куда делась женщина, прожившая на свете не один век? Передо мной сидела пятнадцатилетняя девчонка, завидующая старшей сестре из-за того, что у той свидание с парнем.
— Мне хреново, — хлюпнула носом я.
— Дурочка! Ты счастливая. Понимаешь, у тебя внутри не пустота, ты заполнена чем-то... Чем-то очень красивым и очень хорошим Ты совершаешь поступки, ты… — она подыскивала нужное слово, — ты живешь! Что ты почувствовала, когда у вас было… это? — спросила она меня точь-в-точь как младшая сестренка.
— Что я больше не принадлежу себе. Что время останавливается, когда я смотрю в его глаза. Что весь мир — это мы с ним, а мы с ним — одно целое... — Я замолчала. Мысль о том, что это никогда больше не повторится, причиняла мне боль. Моя непредсказуемая собеседница тоже задумалась.
— Сейчас я могу только сказать тебе, что насчет Саймона ты ошибаешься, — со мной снова заговорила Александра-старшая. — Больше не спрашивай! — строго наказала она, заметив, как я встрепенулась. — Нужно помочь твоему отцу... С этим Игорем явно что-то нечисто. Саймон сейчас далеко. Поэтому, Полина, нам самим придется кое-что предпринять. Надо бы проследить за Игорем — я думаю, в Бетте он скорее всего не один. Знаешь, где он остановился?
— Надя говорила — в «Адском уголке».
«Адским уголком» местные остряки называли единственную в поселке гостиницу. Вообще-то она называлась «Райский уголок», но шутники были гораздо ближе к истине. Отдыхающих здесь ели клопы, пугали забравшиеся в постель скорпионы и немилосердно обсчитывали официантки. Один из постояльцев, проведя неделю в «Райском уголке», написал на стене номера стихотворение:
Мы решили с Александрой завтра с утра пораньше отправиться в «Райский уголок» и попытаться разузнать что-нибудь об Игоре.
Домой она отвезла меня на «Форде» Семена. Улица уже утонула в кромешной темноте. Особенной бархатной темноте южной деревни, где нет фонарей, не проносятся, слепя фарами, машины, и не светятся окна уходящих в небо высоток. Когда мы приехали, Александра задержала меня:
— Я еще должна рассказать тебе про Николь, это важно.
— Николь — это та женщина… которая была сегодня на берегу?
— Да. Тебе нельзя к ней приближаться, это опасно.
— Семен говорил, что мне опасно подходить к воде.
— Саймон знает не все. Но поскольку это касается тебя, я расскажу. Только обещай не говорить ничего ему.
— Это легко! Скорее всего, я больше никогда его не увижу.
— Не уверена. Но ты обещала… Так вот, Николь — одна из нас. Только в отличие от нас помнит свое земное прошлое. Слишком хорошо помнит, я бы сказала... — Александра усмехнулась. — Некоторые люди влюбляются слишком сильно... Ладно, не буду тебя томить. Николь была возлюбленной Саймона...
— Но она же… старая! — не удержалась я.
— Ну, тогда ей было семнадцать, ему почти столько же. Однажды он пропал... А она не смогла его забыть.