— Фу, — поморщилась Нинка. — Влюбленные. Аж противно. Вот видишь, как ей повезло, Кривому Носу. Если я это проделаю над Кеем, то он точно моим станет. Увидит и обомлеет.
— Пока что от тебя млеет твой Сеточкин.
— Не напоминай мне об этом выродке человечества! — потеряла привычное хладнокровие подруга и выхватила вдруг у меня из рук бутылку колы.
— А чего вдруг? Все вокруг, между прочим, вас знатной парой считают… — продолжала я.
— В прошлый раз мне пришлось вынести пытку! Этот кадр полез ко мне целоваться! Могильное проклятие. Он даже не знал, что изобрели жвачку! Фу-у-у! — она резко открыла крышку от газированной воды, а та, жизнерадостно шипя, полилась на ее новый светлый свитерок, приобретенный в модном магазине не ранее как вчера.
— Твою ж дивизию, а! — не по-женски выругалась Нинка, нашаривая салфетки в своей новой бездонной сумке. Ее настроение портилось все сильнее. — Что за день сегодня такой? Но ничего, я все ради своего Кея вытерплю.
— Фанатичка ты все же, — я помогла оттереть от колы свитер.
— Завистница.
— Клоунесса.
— Крети… а тебе чего здесь надо? — рявкнула вдруг подруга.
— Ты чего? — аж вздрогнула я, проследила за ее недобрым взглядом и обернулась. Возле нас стоял все тот же Антон. В мешковатой толстовке с капюшоном, потертых джинсах, с рюкзаком за плечами, с большими глазами, скрывающимися за стеклами очков, он вообще больше походил на школьника-старшеклассника, чем на студента.
— Чего стоишь? — недовольным тоном спросила подруга у парня. — Иди куда шел.
С теми, кому Нинка отказывала, она вела себя по-хамски — то есть показывала истинную себя. Вроде бы как раз не нужен ей этот человек, так и незачем перед ним строить из себя ангела.
Антон несмело, но по-доброму улыбнулся. Пальцами, наполовину скрытыми длинными рукавами толстовки, он поправил очки в черной толстой оправе.
— П-привет, Нина, — несколько заикаясь от волнения, начал он. — Я хотел бы тебе…
— Что хотел бы? — волком уставилась на парня Нинка.
— Ниночка, я хотел бы…
— Слушай, мальчик, иди-ка ты отсюда со своими хотелками, — бесцеремонно перебила его моя подруга. Парень несколько оторопел, но все же продолжил: — Сделать тебе подарок… Сегодня день анг… — он опять замолчал, видя, какими злыми глазами смотрит на него «истинное лицо» Журавля.
— Какой анг? — прервала его девушка. — Ты задолбал меня, честное слово! Чего надо?
— Нин, да ладно тебе, — тронула я ее за руку. — Прости… — Я хотел подарить тебе подарок, — не мигая смотрел в лицо злющей Нины Антон и медленно протянул небольшой нежно-фиолетовый сверток, который все это время держал спрятанным за спиной.
Нина взглянула на подарок, который, кажется, своим внешним видом ей совсем не понравился, скорчила какую-то страшную гримасу, подняла выразительно брови и сказала:
— Выброси. Вот дурак. Что там?
— Конфеты… — прошептал он едва слышно.
— Наверняка дешевка, — презрительно скривила ярко накрашенные губы Журавль. — Мне такое дерьмо не нужно. И вообще запомни: я люблю успешных, богатых и красивых. Ты не попадаешь ни под одну категорию, неудачник. Я в туалет, — бросила она мне без перехода, — эта проклятая кола везде. И, Кать, позаботься, пожалуйста, о том, чтобы к моему приходу этого несчастного здесь не было.
Спрыгнув с высокого подоконника, где мы, собственно, и сидели, она, громко стуча каблуками, удалилась. Мне стало неловко. Протянутая рука молодого человека так и застыла в воздухе. На его губах застыла полуулыбка. Наверное, ему неприятно. Мне бы тоже было неприятно на его месте…
— Извини, ты просто подошел в самое неподходящее время. У Нины сегодня… э-э-э… плохой день, — сказала я.
Он молчал, склонив голову так, чтобы я не видела его глаз, скрытых длинной челкой.
Вот же ситуация, а!
— Руку-то опусти, — посоветовала я. — Антон, не обращай внимания на нее, в душе Нина очень хороший человек, только резкий. Она просто постеснялась взять твой подарок, поэтому и повела себя так. Вот.
О, что же я чушь несу. Постеснялась взять, как же! И одновременно унизила. Ну что же такое? Почему Нинка унижает и обижает, а виноватой я себя чувствую? Я что — мать Тереза?
Я посмотрела на виднеющиеся из-под светлых волос широкие дужки очков и почему-то вспомнила собственного брата. А если бы его кто-нибудь такой же умный, как Нинка, унизил бы? Конечно, сомневаюсь, что братец способен признаться в чувствах кому-то кроме собственного системного блока, ну, или материнской платы, на худой конец. Но все же… Мой родственничек и этот паренек, похоже, одного поля ягодки — оба неуклюжие и зашуганные обществом ребята.
Мне стало жалко этого Антона. К тому же он показался мне по-своему милым.
— Антон, не переживай ты так, — я вновь принялась говорить ему, стоящему с опущенной головой, слова утешения бодрым голосом, — найдешь другую девушку. А у Нины характер сложный. Да… Она и послать может. И таких трехэтажных матов наговорить, что потом аж уши вянут. Давай свой подарок. Я передам его этой сбежавшей зануде. Давай, не бойся.
Я аккуратно взяла из его рук шуршащий оберткой сверток. На миг наши пальцы коснулись друг друга. Я вдруг замерла на мгновение, а когда посмотрела на парня, то заметила, как вдруг его плечи дернулись, а подбородок опустился еще ниже. Я вдруг поняла, почему он так до сих пор не поднял головы.
Мальчики не любят, когда девочки видят, что они плачут.
О Боже!
Он что, плачет?
Даже мой брат последний раз плакал в 13 лет, когда сломал ногу, неудачно поскользнувшись на банановой кожуре в коридоре.
Или, может быть, просто я не видела слез Эдгара?
— У нее сегодня день ангела, — просто сказал Антон, словно перебивая тишину. Голос его был тихим.
— Да? Э-э-э… Ладно, — не зная, как поступить, неуверенно произнесла я. — Я поздравлю ее от тебя. Просто не бери в голову случившееся.
Он очень медленно кивнул мне.
— Вот и отлично. А я пойду, хорошо? Подарок Нина с удовольствием съест — ты не думай. Она жуткая обжо… сладкоежка! Ну, пока!
И я неожиданно для самой себя улыбнулась ему и быстрым шагом направилась в сторону туалетов, чтобы встретить Нинку там. Если она узнает, что взрослый парень из-за нее разрыдался, она всему универу об этом растрезвонит.
Мне казалось, что Антон пристально смотрит мне в спину, но когда я все же оглянулась, его в коридоре уже не было.
Подругу, мрачно оглядывающую себя в большое зеркало, нашла в туалете. Ее свитер был безнадежно испорчен.
— Катрина? А я домой пойду. Не смогу отсидеть в таком убожественном виде еще пару.
Об Антоне она больше не вспоминала. Подарок я ей отдавать не стала — выкинет же еще, а мне отчего-то не хочется, чтобы она делала это.
Прости, парень, если обнадежила.
Нинка не вспоминала больше об Антоне, зато это пришлось сделать мне. И произошло это уже через два или три дня. Почему мы встретились опять и почему наша встреча была именно такой, я не знаю. Может быть, нам просто суждено было встретиться вновь?
Я, разговаривая по телефону, переходила улицу. Обе руки у меня были заняты: в одной держала мобильник, в другой — объемный пакет с книжками. Это была учебная литература, которая понадобилась мне для выполнения одного из многочисленных практикумов. Хорошо, что большая городская библиотека находилась совсем недалеко от моего дома. Честно сказать, обычно все эти практикумы помогала мне делать Нинка, но на этой неделе ее общее количество тараканов в голове невероятно повысилось, поэтому она почти совсем забила на учебу — все готовилась к встрече со своим любимым принцем со странным холодным именем Кей. Вот же у человека упорство, вот же стремление! Поставь она перед собой задачу завоевать Нобелевскую премию, у нее и это получилось бы.
Я шла, разговаривая с подружкой Настей по телефону, и не думала ни о чем плохом. А плохое случилось почти что незамедлительно.
Перед проезжей частью пришлось остановиться — пешеходам мрачно горел красный свет. Даже пришлось немного отойти на тротуар — из-за многочисленных дождей дорога была единой сплошной лужей, и брызги грязной воды так и летели из-под колес пролетающих мимо авто.
Рядом со мной стояло еще несколько человек: немолодой курящий мужчина, две бабульки, одна из которых держала за руку непослушного внука, явно желающего искупаться в луже, и паренек-эмо с большими наушниками на черных крашеных волосах.
— Нет, Настя, — говорила я в трубку, не обращая внимания на окружающих, — я даже не знала об этом! У тебя новый парень на примете? А как ты…
И в это время какой-то дурак на той стороне решил перейти дорогу, не дожидаясь зеленого. Он, не очень думая о возможных последствиях, неспешным шагом поперся через проезжую часть. И этого смертника едва не сбила ярко-фиолетовая машина, успевшая затормозить, но все же слегка задевшая парня. Он, естественно, упал на дорогу под громкое оханье бабок. Кажется, не пострадал. Зато в фиолетовую машину чуть было не врезались две другие. Все это произошло едва ли не за долю секунды.
Люди вокруг зашептались, заволновались.
— А чего там дядя в луже сидит? — немедленно заныл ребенок. — Я тоже хочу туда.
— Помолчи, Саша, — поморщилась его бабушка. — Это плохой дядя.
— Самоубивец, что ли? — неодобрительно спросила вторая старушка. — Развелось иродов…
— Дурак он, а не самоубивец, — хмыкнул дядька.
Эмо с очень сочувственным видом поглядел на жертву неудавшегося самоубийства и тяжело вздохнул. Он еще бы руку ему пожал в знак солидарности!
Тем временем загорелся зеленый, и все поспешили перейти улицу. Из фиолетовой машины вылезла тетка в дорогом пальто и с красивой, только что уложенной у парикмахера прической. Она, заламывая руки, бросилась к пострадавшему, сидевшему на коленях прямо на асфальте.
— Я вас не убила? — кричала она истерически. — Как вы?! Что с вами?
— Смотреть нужно, куда бежишь, придурок! — были настроены не столь миролюбиво водители из других машин, которые чуть не попали в ДТП. — Вот же козел!
— Женщина за рулем — вообще упадок общества, — вставил какой-то из мужчин в авто. — Не орите на пацана.
— Со мной все в порядке, извините, — говорил чуть не рыдавшей от ужаса женщине в пальто парень, поднимаясь с асфальта. Кажется, его слегка шатало.
Я, до этого, как и все, глядевшая на молодого человека со смесью жалости и испуга, вдруг поняла, что где-то слышала этот голос. И темно-зеленая куртка кажется знакомой… И фигура, и прическа…
— Настя, я тебе потом перезвоню, — поспешно сказала я в трубку и тут же приблизилась к парню.
— Ты! — обличительно ткнула в него пальцем я. — Это же ты, Антон! Эй, ты как?
Это точно был он. Увидев меня, одногруппник даже попятился.
Чего это у него лицо такое отстраненное? Наверное, от страха, как и расширившиеся зрачки (это я чуть позже углядела).
— Мальчик, ты в порядке? — продолжала взывать к нему владелица фиолетовой машины. — Может, в больницу?
— Нет-нет. Не надо, — кинул на нее затравленный или одурманенный взгляд тот. — Извините, я не хотел.
— Ты, правда, в порядке? — сочувственно спросила я.
— Вы его знаете, девушка? — обрадовалась женщина. — С ним все в порядке?
— Э-э-э… наверное, — внимательно посмотрела я на вроде бы живого и не покалеченного парня, опустившего голову, как нашкодивший котенок.
— Девушка, милая, присмотрите за ним, а то я на свадьбу к сестре опаздываю!
— Конечно! С ним все хорошо. Кажется…
— Вот, возьмите мой номер телефона, — сунула почему-то мне визитку она. — Если что, я оплачу медицинские услуги!
Усевшись в свое красивое авто, она умчалась. А мы наконец оказались на другой стороне улицы. Я с жалостью посмотрела на Антона. Его куртка и штаны были мокрые и грязные. На ладонях виднелись ссадины.
— Нигде не болит? — спросила я сочувственно.
— Нет, — помотал головой он, все такой же, наверное, из-за случившегося, отстраненный.
На раздумья мне хватило пары секунд. Почему бы не помочь человеку?
— Пошли, чучело садовое, со мной, — как можно более решительно заявила я. — Ты чего, дальтоник? Цвета не различаешь, что ли, у светофора? Ну же, пошли.
— Куда? — обронил он, но послушно пошел за мной.
— Туда, — кивнула я в сторону своего дома.
Только тогда, когда мы оказались на безопасной дороге, я вдруг поняла — этот чудик хотел совершить самоубийство! И единственная причина такого странного поведения этого парня — моя собственная лучшая подруга. Наверное. Мало ли какие у него еще неприятности в жизни есть? Я ведь о нем почти ничего не знаю, хоть мы и учимся в одной группе с первого курса…
Я похолодела. Несчастные влюбленные — странные создания. Мало ли на что он способен? Ведь бросился под машину, хотя все обошлось. А если завтра он с горя таблеток наглотается? Или утопиться вздумает? А что, мост у нас высокий, хороший. Прыгай — не хочу.
И как раз вчера по местному телеканалу показывали длиннющий репортаж о самоубийцах: по статистике, в год из жизни добровольно уходит около одного миллиона человек в мире. Жителей нашей страны — около пятидесяти пяти тысяч. За последнее десятилетие число самоубийств среди молодежи выросло в три раза, и одна из главных причин этого — неразделенная любовь. К тому же наша страна занимает первое место по количеству подростковых самоубийц. А, да и мужчины доводят это дело до конца куда чаще, чем женщины… К тому же считается, что большой процент ДТП с единственной жертвой — фактически суициды.
Вспомнив все это, я похолодела и сжала руки в кулаки. Тропинин, ты что, дурак?!
— Эй, — окликнула я однокурсника, — ты специально это сделал?
Антон очень медленно кивнул. Расширившимися зрачками он глядел прямо на меня, склонив голову, и молчал.
Мои страшные догадки подтвердились. Теперь надо во что бы то ни стало отвлечь его от грустных мыслей. Почему этим должна заниматься именно я, я в тот момент не думала. Просто хотела помочь парню.
— Куда мы? — вновь спросил он тихо.
— Пошли ко мне, одежду почистишь, — вздохнула я. — Я как раз недалеко живу.
— Но… — попытался, было возразить этот неудачник.
— Не бойся. У меня дома только брат. Вы с ним роста одного, он тебе одолжит одежду.
— Я не хочу тебя беспокоить, — почти прошептал он.
— Ты меня и так уже побеспокоил. Пошли-пошли. Мой дядя вчера вкусные пирожные сделал. Попробуешь.
Ой, что же за чушь я несу? Леша действительно сделал пирожные. Но, думаю, этому Антону от такого заявления радостно не будет.
— Пошли, — я улыбнулась во все зубы, хотя мне было страшновато. — Тут пару минут всего идти.
И он пошел. Двигались мы странно. Я впереди, а он позади меня, ступая след в след. Ну прямо как собачка. Иногда я оборачивалась на него и пару раз видела, как он прикрывает закушенные губы ладонью. Ему плохо?
Вот же Нинка гадина! Сама напортачит, а я разгребай! А ведь моя подружка сейчас сидит в салоне красоты — ей то ли новый дизайн ногтей делают, то ли прическу. Я же тут фактически психологом-спасателем работаю. Но все-таки как можно взять и оставить на улице несчастного человека, похожего на котенка со светлой шерсткой?
— А вот и мой дом, — радостно изрекла я, указывая на родную двенадцатиэтажку. — Мы на последнем этаже живем. Вид с окна — закачаешься! Посмотришь сверху на мир, на реку, на городской парк, и жить хочется, — выделила я слово «жить» интонацией.
Антон почему-то неуверенно улыбнулся. А я обрадовалась этому и сама не поняла почему.
— Нас ждут препятствия, — честно предупредила я. — И путь наш будет далеким. Лифт сломан уже второй день, и идти надо пешком. Но если ты устанешь, мы остановимся и отдохнем, — коварно добавила я. Обычно никогда не говорю таким тоном, но около Антона во мне прямо-таки просыпается желание ехидничать.
Или привлекать к себе его внимание?
— Я не устану, — ответил он и поправил свои очки.
— Ну и хорошо. А я устану. Я совсем не спортивная. Вот Нинка — другое дело, она… Ладно, не будем о неприятном, — я поняла, что сболтнула глупость про подружку. Ее сейчас вообще лучше не упоминать при этом потенциальном самоубийце.
Господи, как он вообще до такого додумался?
До квартиры мы добрались на удивление нормально. Он дошел, я доползла. Где-то на этаже третьем Антон заметил тяжелый пакет у меня в руках и по-рыцарски взял его. Я, честно говоря, думала, он надорвется вместе с этими книгами и мне придется нести и их, и одногруппника, но ничего страшного не произошло. Парень даже тяжело не дышал после двенадцатиэтажного забега и шагал легко и быстро. А я, когда мы оказались на нашей лестничной площадке, думала, что умру.
— Вэлком, — открыла я перед ним дверь, и Антон, осторожно оглядываясь, зашел.
— Не пугайся и не кричи, — участливо предупредила его я.
— Чего? — удивленно произнес он.
— Я сейчас в оборотня превращаться буду, — я засмеялась. — А если серьезно, то по всему коридору навешаны ужасные картины.
И я, нашарив в темноте, включила свет.
— Кто меня потревожил? — громовым басом разнеслось над нашими головами. — Убью на хре-е-еен!
— Это что? — опешил Антон и стал оглядываться.
— Это не что, а кто, — мрачно ответила я. — Один дурак, которому скучно просто так жить. Вообще это просто прикол такой — когда свет включаешь, слышится голос. Все пугаются — я не стала вдаваться в подробности.
На самом деле постарался один из многочисленных папиных друзей. Это он так нас на прошлое первое апреля разыграл: свистнул ключи у Томаса-раззявы, пришел, когда дома был только Эдгар, и подсоединил к выключателю какие-то проводки и схемки. Брат его не выдал. Более того, помог: записал голос дяди Бори (так звали этого мужика) на компьютер и переработал его. После они уже вдвоем поколдовали над проводками, и получилось то, что получилось. Включаешь в коридоре свет — орут про хрен.