— … будь готов явиться в любое время, когда бы ни призвали тебя должные обращения и заклинания, — голос мага стал беспечнее. — Повелеваю тебе удалиться тихо…
Солдат заставил гнедого приблизиться к оккультисту и вытянулся вдоль лошадиной шеи:
— Страйит, что за?..
— … и мирно, и пусть вечно продолжается покой Божий между мной и тобой, — закончил Страйит, и в комнате не стало ни красного солдата, ни его красного коня.
Проведя тыльной стороной ладони по влажно блестевшему лбу, маг при помощи камфары и бренди стал оживлять зачахшее пламя жаровни. Ученики в это время ёрзали за его спиной, не поднимаясь с колен и чересчур шумно дыша открытыми ртами.
Уголь ярко вспыхнул, и Страйит убрал скляночки. Крепко стоя на своих коротких ногах, он вновь обратил лицо к западу и словно бы превратился в железный рог, из которого загремел призыв к Корсону, королю Запада. Никакого эффекта это не произвело, за исключением того, что двоих за спиной Страйита охватила дрожь. Маг опустил голову, ухмыльнулся улыбкой василиска и принялся с ожесточением произносить Проклятие Цепям. Немой мальчик хотел было заткнуть уши пальцами, но Саймон помешал ему, ударив по руке.
Когда прозвучало последнее зловещее слово Проклятия и ничего нового в комнате не появилось, Страйит вытащил из-под мантии чёрную коробочку, стиснул в руке, а другую руку протянул за спину. Талмид вложил в его ладонь свежий пергамент, на который была нанесена печать Данталиана. Пергамент отправился внутрь коробочки, где находились асафетида и сера, крышка захлопнулась, вокруг трижды обмоталась железная проволока, затем в проволочную петлю проник меч Страйита, и коробочка окунулась в пламя жаровни.
Иззубренные, скрежещущие фразы Огненного Проклятия отняли яркость у вышивки на стенах, заставили мальчика свернуться в маленький клубок, окрасили подбородок талмида кровью, которая брызнула из закушенной губы — так он пытался сдержать рыдания. Лицо Страйита стало холодным, бесчувственным, белым пятном, когда коробочка сползла с меча и улеглась среди горячих углей.
Между жаровней и окном стояло нечто многоликое, похожее на человека. Лицо, видневшееся над шеей, не было уродливым даже при всей той угрюмости, с которой это необычное существо переносило страдания. А вот другие его лица были искажены гримасами боли. Лица на кончиках пальцев правой руки сплющились о книгу, которую прижимал к себе прибывший.
Страйит выдернул коробочку из огня и бросил на её место щепотку ладана. Комната сразу же наполнилась пряной сладостью. Вежливо приветствуя существо у окна, оккультист, тем не менее, отогнул складку своей мантии, за которой обнаружилась Печать Соломона. Заклинатель не прикрывал её, пока существо не вошло в ту часть начерченного треугольника, которая лежала за пределами круга.
— Я здесь, Страйит, — произнесло одно из лиц вполне смиренным голосом, но остальные повторяли за ним слово в слово, и это несколько сбивало с толку. — Повелевай мною.
Маг не стал тратить время на перебранку, на ругань из-за своенравия, которое выказал дух. Заведя руку за спину, Страйит принял от Саймона два бумажных листа с записями. Бросив взгляд на первый из них, заклинатель обратился к демону:
— Человек по имени Итон прежде владел несколькими морскими судами вместе с человеком по имени Дирк. Недавно они поделили суда, и каждый забрал свою долю. Теперь я должен узнать, преуспел ли Дирк больше, чем Итон, который, похоже, не слишком преуспел.
Данталиан поднял правую руку с книгой, и маленькие лица на кончиках его пальцев перелистнули страницы крохотными белыми зубками.
— У Дирка дела идут лучше, — подтвердил он тремя ртами.
— Вот как? Тогда вложи в разум Дирка мысль вернуться к Итону, чтобы они вновь объединили суда на равных правах.
Женское лицо на левом плече Данталиана улыбнулось медленно и томно под грузом своей обольстительности, и ответило за всех:
— Может быть, лучше сначала вложить эту мысль в голову супруги Дирка?
Страйит пожал плечами:
— Да, я слышал эту сплетню. В общем, вопрос улажен, дальше справишься сам. Но есть ещё одно задание. Ювелир Баклип желает любви от женщины, чьё имя, — Страйит склонил голову ко второму листку и скрипнул зубами, — Белла Чара. Ты…
— Остановись! — грянули вразнобой все рты Данталиана. — Не совершай глупость!
Страйит посмотрел на демона и воздержался от дальнейших слов, хотя ни малейшей уступки в холодных глазах мага не было.
— Не действуй опрометчиво! — продолжался перезвон голосов. — Ты же сам….
Страйит оборвал его, подняв жезл левой рукой, на которой пылала печать демона. Момент был непростой, и заклинатель покосился через плечо сперва на одного из коленопреклонённых помощников, затем на другого.
— Примем как данность, — сказал он, — что и тебе, и мне всё это известно. Давай больше не будем отвлекаться, если нет возражений.
— Но зачем тебе отдавать её? — спросил Данталиан несколькими голосами, а голова куртизанки на его плече глянула со значением. — Возможно, честнее будет не принуждать её к тому, на что она сама не согласна? Она твоя — не отпускай её.
— А как же подарки ювелира?
Куртизанка захихикала, но самое участливое из лиц Данталиана мягко откликнулось:
— Ты же неделями с ней не видишься из-за своих постов и воздержаний, так? Каждый раз ей приходится сидеть дома сложа руки и в полном неведении ждать, когда же ты выкроишь время на визит к ней. А подарки от ювелира… Его приход к тебе показывает, что драгоценности не помогают, верно?
Страйит нахмурился и произнёс:
— Я заключил договор. Чтобы его исполнить, я задействовал свои теургические умения. Ты…
— Остановись! — снова крикнул Данталиан и начал глумиться: — Хорошо, ты заключил договор. А твой договор с ней? Превратился в пустой звук, стоило затронуть твоё глупое тщеславие! Соглашение с ней не способно перевесить страх, что болван Баклип станет рассказывать, будто колдовство его соседа Страйита оказалось бесполезным. Разве ты ребёнок, Страйит — отбрасываешь то, что ценишь, ради людской молвы, которой сам не доверяешь? Неужели тебе так важно называться магом?
Насупив брови, Страйит начал говорить:
— Ты даруешь… — и сразу прервался, глядя на книгу, страницы которой быстро перелистывались щёлкающими ротопальцами Данталиана. Белое шелестящее пятно становилось всё меньше пятном, всё меньше книгой…
И вот в руке демона возникло женское лицо.
Прежде ничто в этой комнате не появлялось настолько жутко. Материализация демона, какой бы эффектной и быстрой она ни была, ни в коем случае не может происходить по-настоящему странно, поскольку это не в природе духов. Совсем иное дело, когда из книги рождается спелая розовая плоть — тёплый овал лица, смеющиеся губы и полные веселья глаза, — которая так ужасно разлучена с нежным живым телом.
— Вот этим ты хочешь оплатить себе право распускать хвост! — обвинил мага Данталиан. — Вот это ты в пустом тщеславии швырнёшь ничтожному ювелиру!
Страйит сглотнул, облизнул губы и отвёл взгляд от притягательного женского лица в руке демона. Маленькие лица на кончиках пальцев целовали и ласкали алыми язычками округлое горло, которое находилось в их полной власти. Страйит уставился в пол и нахмурил лоб под льняным колпаком. Казалось, он раздавлен бременем вины. Так продолжалось достаточно долго. Наконец Страйит заговорил:
— И всё-таки будет так, как я сказал: ты даруешь ювелиру Баклипу любовь этой женщины, и пусть никогда она не посмотрит с любовью на другого человека.
Данталиан превратился в пандемоний голосов, которые лаяли, рычали и вопили, превратился в ужасающую галерею гневных масок, которые гримасничали и плевались.
Страйит продолжил:
— О дух Данталиан, поскольку ты старательно исполнил мои требования, позволяю тебе удалиться, не причинив вреда ни человеку, ни животному. Удались, говорю я, и будь готов явиться в любое время, когда бы ни призвали тебя должные обращения и заклинания. Повелеваю тебе удалиться тихо и мирно, и пусть вечно продолжается покой Божий между мной и тобой.
Страйит взмахнул мечом, жезлом и медным кольцом с печатью — ив комнате не осталось ничего, кроме самого мага с его принадлежностями, бледного Саймона, который раскачивался, стоя на коленях, и лежавшего без сознания мальчика, чьё лицо было запачкано углём.
Талмид Саймон коснулся рукава учителя:
— Ох, господин! Если бы я только знал, когда ювелир называл её имя, что вы…
Но Страйит строго сказал, что это ерунда. Сказал, что всё это не имеет значения, а Данталиан просто делал из мухи слона. Сказал, что в его годы не следует тратить время на любовь.
— Но, господин, ювелир старше вас по крайней мере лет на десять, разве нет? А она — ей двадцать пять, раз она в самом расцвете!
Тогда Страйит улыбнулся краем рта, посмотрел в бледное лицо талмида и спросил, не считает ли Саймон лицо той древней ведьмы — желанным?
Саймон пристыженно вспыхнул и попробовал отмыться от обидной снисходительности наставника:
— Нет, господин! Она… если бы она была моей, я бы никогда… — он замялся, потому что его слова вели к ещё более унизительной снисходительности.
Но Страйит оставил это без внимания. Он признался, что прекратил играть роль человека. Сказал, что Саймон в своё время сам поймёт: человеческие свойства сохраняешь в себе всё меньше и меньше по мере того, как становишься магом. И добавил, что это верно также для моряков, ювелиров и банкиров, — но тут зашевелился мальчик, и Саймон приступил к очищению комнаты, а маг пошёл на рынок за жирным гусём и чем-нибудь ещё, что сгодилось бы им на ужин. Пост завершился.
Перевёл с английского Андрей Бударов
Оригинал: Dashiell Hammett, «Magic»
Рассказ впервые опубликован в сборнике «Hie Hunter and other stories», 2013.
Андрей Бударов Фантастический Хэммет
Нет, это не однофамилец. Перед нами всё тот же Сэмюэл Дэшилл Хэммет (1894–1961), известный американский писатель, один из родоначальников «крутого» детектива, а также первооткрыватель той стилистико-мировоззренческой системы, которую сейчас принято обозначать словом «нуар». Какое отношение он имеет к фантастике?
Самое прямое.
Но обо всём по порядку. Литературная карьера Хэммета заняла всего двенадцать лет (с конца 1922 по начало 1934). За это время им написано пять романов, три повести и более семидесяти рассказов. Большинство произведений публиковалось в дешёвых палповых журналах, но на общем фоне талант Дэшилла Хэммета выделялся так ярко, что оказал влияние и в целом на американскую литературу, и на мировое искусство.
Хэммет произвёл революцию в детективном жанре, отступив от канона рафинированного «аналитического» детектива, сюжеты которого зачастую были умозрительной выдумкой, и показал реалистично, едва ли не документально, настоящие преступления и настоящую работу сыщика (работая в молодости в агентстве Пинкертона, Хэммет на собственном опыте познал, как в действительности происходят уголовные расследования).
Фактически, писатель боролся с фальшью в литературе, с кабинетными фантазиями предшественников по детективному жанру. Его герой тоже всегда крепко стоит на почве рационализма. Встречая мистические явления, он разоблачает их как наведённые иллюзии и уловки шарлатанов. Исключения единичны. Но даже когда автор описывает фанатика, убеждённого в том, что его действия направляет божественная воля, для объяснения происходящего можно не привлекать фантастические допущения.
Впрочем, хотя Дэшилл Хэммет неуклонно опровергал существование сверхъестественных явлений, он пробовал взглянуть на мистические силы и с другой стороны: составил в 1931 году антологию «хоррор»-рассказов Creeps By Night: Chills and Thrills (можно перевести как «Ночные мурашки: озноб и дрожь»), которая неоднократно переиздавалась и публиковалась на других языках.
Но в собственном хэмметовском творчестве есть лишь одно отступление от прагматичного взгляда на мир.
В середине ревущих двадцатых Дэшилл Хэммет написал рассказ «Магия» — и это единственное его фантастическое произведение. До недавнего времени оно оставалось для читателей неизвестным. Ричард Лэймен, исследователь творчества Хэммета, утверждает, что нет чётких признаков того, что автор когда-либо отдавал «Магию» на публикацию.
Неудивительно, ведь от Хэммета ждали в первую очередь детективов. Покоряясь издательской конъюнктуре, он вновь и вновь обращался к этому жанру. Но в тех произведениях, где у писателя не было необходимости выстраивать детективную интригу и методично показывать ход расследования, его литературная одарённость проявляется гораздо сильнее. Рассказ «Магия» служит этому новым подтверждением.
В 2014 году, когда исполняется 120 лет со дня рождения Дэшилла Хэммета, перед русскоязычными читателями предстаёт ещё одна грань его писательского таланта.
Дмитрий Калюжный[2] Страшная девушка и пришелец
В это летнее утро Мэри Брайн вдруг осознала, что больше не может быть полезной семейному бизнесу.
В журнальчике «Еl Popular» (всю редакцию которого составляли она, её мать и отец) на ней лежало сочинение статей про инопланетян, про снежного человека Абрама и тайные знания майя (которые она сама и выдумывала для англоязычной версии журнала). А ещё она решала все компьютерные проблемы семейного коллектива.
Её отец Джон кроме общей редактуры, печати и распространения журнала, писал серию приключений женщины-зомби Сатва Галиндо, а мамочка Марджори публиковала гороскопы, толкования снов и рецепты блюд-афродизиаков. Она воровала эту чушь из англоязычного Интернета, переводила на испанский, и считала, что издание держится на плаву исключительно благодаря ей.
К счастью, ни в грош не ставя литературный труд супруга и дочери, Мардж и не тратила времени на чтение их статей, а потому Джон беззастенчиво срисовывал с неё придуманную им с нуля ужасную женщину-зомби, а дочь по мере сил помогала ему в создании этого литературного монстра.
Отец честно признавал, что по умению фантазировать Мэри его превосходит.
Они были американцами, сбежавшими из Техаса после того, как новый губернатор штата вчинил Джону иск о неуплате налогов. Да, с налогами вправду были проблемы, но на деле губернатор злобствовал оттого, что в ходе предвыборной кампании Джон Брайн, издававший тогда газету в Далласе, ярко выступил против его кандидатуры. А больше всего разозлила будущего губернатора публикация в газете фальшивого гороскопа: будто звёзды мало расположены к нему, и если он вдруг победит в выборах, то доведёт весь штат до ручки, а население — до сумы и тюрьмы. В итоге тюрьма стала жуткой перспективой для самого Джона — что, кстати, подтверждало правдивость гороскопа.
Брайны взяли ноги в руки, всей семьёй переселились в Гватемалу, и основали здесь журнал «Еl Popular», благо, испанский для них был вторым родным языком.
И вот сегодня, прекрасным, казалось бы, утром прекрасного дня Мэри поняла, что тема инопланетян исчерпана ею досуха, как немного раньше — тема снежного человека, и при всей своей фантазии она уже не может сочинить про них ничего нового.
Но чем-либо другим, что давало бы деньги, она заняться не могла!
Имея недоверчивый, логический, едкий ум, Мэри, увы, была невыразимо страшна. Серая бугристая кожа лица навевала мысли о больнице; жидкие волосёнки мышиного цвета не укладывались ни в какую причёску; очки с толстенными линзами совсем не делали краше её мелкие косые глазки. Её кривоватые зубы, с трудом прятавшиеся за бледными тонкими губами, можно было бы похвалить разве что за их длину; грудь у неё отсутствовала вовсе, а спина была сутулая. Про ноги лучше не вспоминать.
Мэри понимала: при таких внешних данных ей, североамериканке, при всём её умище не найти работы в латинской стране. Из-за тех же внешних данных у неё не было никакой личной жизни, кроме той, что она вела в соцсетях.
Короче, ей ничего не оставалось, кроме как сочинять сказки об инопланетянах для «Еl Popular», но она уже решительно не знала, что про них ещё можно сочинить. К тому же было жалко пропадать в девках. Вот почему в это прекрасное утро она, забросив работу, размышляла, по какой такой причине пресса, поднимая столько криков о правах геев на ненормальный образ жизни, ни словом не защищает права страшных девушек на нормальную жизнь. Почему анонимные алкоголики легко сбиваются в стаи, а Обществ некрасивых девушек нет ни в одной стране мира?.. «Надо поднять эту тему в нашем журнале», думала она.
В разгар её драматических размышлений в кабинет ворвался отец и привёл за собой мужчину с большущими усами.
— Мэри! — воскликнул он. — Этот парень говорит, что он — инопланетянин. — И добавил со значением: — Не забудь, последний срок сдачи материала — завтра.
— Квет Сантос, — представился мужчина.
* * *Квет Сантос прошёл полный курс наук на своей планете, после чего прибыл на Землю, прошёл акклиматизацию в тайной от землян колонии в горах Съерра-Мадре, и затем в одиночку отправился в годичный тур, чтобы познать жизнь людей в реале, а не только в виртуале. По окончании путешествия он собирался учиться в Йельском университете, чтобы уже дома посвятить остаток жизни анализу состояния земной науки.
В кармане у него лежал настоящий мексиканский паспорт, на счету в банке — настоящие американские доллары. И кстати, тайна денег особо интересовала Квета: он намеревался изучить их значение в общественной и личной жизни землян.