На Петровке Гуров не был давно. Чуть меньше года. Как-то получалось, что в случае служебной необходимости туда ездил Крячко, чаще сотрудников вызывали к себе в кабинет в Главк. А еще, не считая Рязани, Гуров в этом году уже дважды ездил в командировки в разные города. Летит время, думал он, идя по коридору и встречая на своем пути множество новых лиц.
Давно полковник Гуров не сталкивался с таким явлением, как текучка кадров. Нет, в районах, областных центрах он с ним сталкивался практически постоянно, но чтобы в МУРе… Лев вспомнил свою работу на Петровке еще в советские времена. МУР был МУРом потому, что здесь концентрировались самые опытные, грамотные, талантливые оперативники. Отсюда выходили руководители оперативных подразделений. А теперь? Текучка… Чего ждать от организации, когда молодым оперативникам не у кого учиться, да и они сами, покрутившись здесь пару или тройку лет, уходят в поисках работы поспокойнее или подоходнее.
Грусть о прошлых годах навалилась на плечи. Что-то безвозвратно утеряно, и от этого становилось на душе совсем тоскливо.
— Сюда, Лев Иванович, — вывел Гурова из задумчивости голос Крячко. — Ты что, дорогу уже забыл?
— Нет, — проворчал Лев, — просто задумался.
— Я тоже скучаю, — не догадался о тайных мыслях шефа Крячко. — Все-таки хорошие были времена. Живая работа, настоящая! Варились в самой гуще, ерундой не занимались.
— Напиши рапорт и возвращайся, — посоветовал Гуров. — Возьмут с удовольствием.
Станислав некоторое время молча смотрел на него, потом улыбнулся:
— Я тебя понимаю. Но кто-то же должен их учить. Таких, как мы, Лев Иванович, старых зубров, еще поискать надо. А мы с тобой на своем месте. Это просто грусть по молодости. Знаешь, я иногда вспоминаю…
Договорить Крячко не успел, потому что открылась дверь и перед полковниками выросла мощная фигура капитана Афанасьева.
— Приехали? — кивнул он и посторонился в дверях. — Проходите, вот она, красавица.
Гуров вошел в кабинет первым. У одного из столов у окна сидела на стуле с поникшим видом молодая женщина. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы сразу определить ее тип. Такие встречались сыщику Гурову в жизни очень часто, потому что именно этот тип женщин всегда попадал во всякие неприятные истории и ситуации, благодаря своим особенностям, своему характеру. А характер, как известно, отражается на поступках, которые, в свою очередь, определяют жизненную линию индивидуума.
Своенравная, импульсивная, завистливая, стремящаяся жить одним днем, ищущая выгоду во всем, но не обременена интеллектом, а потому все ее попытки быть публичной дамой, заниматься творчеством или удачно выйти замуж разбиваются о подводные камни течения жизни. И все по причине нелепости поступков и неправильно сделанных выводов. Наверняка любит всевозможные тусовки, клубы, наверняка имеет в числе знакомых различных представителей богемы, но сама туда не вхожа, потому что в богему войти сложно. Не с такими данными, к тому же без денег. Наверняка курит, наверняка балуется травкой, любит крепкие спиртные напитки. Наверняка легко возбудима под воздействием алкоголя, а значит, связи беспорядочные, и мужчины той среды, в которой она вращается, ее избегают. Раз случилось переспать, и хватит. От греха подальше.
— Здравствуйте, Алина, — спокойно произнес Гуров, подходя к Игониной и вставая так, чтобы она полностью сфокусировалась на нем, а не тупо пялилась в стенку.
Выводы были сделаны правильные, тут все однозначно. Только она еще настолько в растрепанных чувствах, что находится сейчас почти в прострации от страха.
— Алина, меня зовут Лев Иванович Гуров. Я полковник полиции и работаю в Главном управлении уголовного розыска. Понимаете, на каком уровне расследуется это преступление? На уровне Министерства внутренних дел.
— Он… этот, такая важная шишка? — одними губами спросила Алина. — Сынок чей-нибудь… из правительства, депутата?
— Это очень крупный преступник, Алина, это представитель страшной среды, с которой вы столкнулись. И поэтому я решил с вами побеседовать лично. Прошу вас очень серьезно отнестись к нашей беседе и отвечать вдумчиво.
Гурову понадобилось все его умение, весь его талант, чтобы от вопросов об этом загадочном убийстве в квартире Северцевой перейти к ее личной жизни, чтобы Игонина не поняла, что ее подозревают, иначе она моментально замкнется и начнет выпускать шипы.
Вопросы ставились и так и сяк, но, видимо, Игонина в самом деле не видела того, кто в отсутствие соседки приходил к ней в квартиру. И о том, что у Северцевой уже почти месяц кто-то живет, она тоже не знала.
А вот о работе своей Игонина говорила не совсем внятно. По сути, у нее не было определенного места работы, а зарабатывала она тем, что периодически кому-то в чем-то помогала. Можно было назвать ее профессиональным организатором, мелким агентом в творческой среде. Жила она на комиссионные от выставок, которые помогала организовывать, от разных творческих встреч, корпоративов. Она знала многих, и многие знали ее в огромной Москве, но уровень знакомств оставался довольно низким, скажем, уровень осадка столичной богемы.
— Хорошо, Игонина, — перешел Гуров на новый виток допроса. — Вы знали, что Северцева ранее судима по уголовной статье?
Женщина замялась, в ее глазах лихорадочно отразилась внутренняя борьба. Наконец она решилась ответить, но при этом бросилась в атаку на сыщика:
— Да, знала, а что это вам дает? Чтобы я сказала, что Катька этого мужика убила? Не дождетесь, не подловите! Мало ли с кем что в молодости было.
— К чему вы произнесли «не подловите»? — поинтересовался Гуров.
— К тому! — веско ответила Игонина. — А то я не знаю, какими вы методами работаете.
— И какими же? Вы в полицейской академии учились или детективов начитались?
— Да все знают… — начала остывать женщина, поняв, что завела не тот разговор.
Гуров специально заострил внимание на этом «выпаде» в адрес полиции. Ему нужно было столкнуть Игонину с позиций упорного молчания, пробить психологическую стену, которой она отгородилась.
— Если вы наслушались граждан, которые постоянно находятся в конфликте с полицией, то не советую делать поспешных выводов. Если насмотрелись телевизора с разоблачительными сюжетами, то тоже посмотрите на это более внимательно. Много сюжетов проходит и на тему, как мы изгоняем из своей среды взяточников и преступников. И если говорить уж совсем откровенно, то в любой семье не без урода. В вашей среде разве нет откровенно преступных элементов?
— Я… извините, конечно, товарищ полковник…
— Терпеть не могу этого обращения, — поморщился Гуров. — Предпочитаю или просто полковник, или по имени-отчеству. Извинить я вас могу, но вы сами себя загнали в ситуацию, когда мне приходится быть с вами снисходительным. Вам это ведь неприятно? Так зачем же вы нападаете на полицию? Давайте обсуждать то, ради чего мы тут собрались: в соседней квартире убили человека. И неважно, что он сам преступник, важно, что там совершено преступление, а в нашей стране за это карают по закону. И вы, Игонина, почти свидетель.
Игонина взяла себя в руки и стала добросовестно вспоминать всех, кого она видела в тот день в подъезде, кого видела приходившими к соседке, разговоры о том, не угрожал ли кто Северцевой в прошлом, не жаловалась ли она на кого.
Арестовывать Игонину следователь, конечно же, не стал, даже подписки о невыезде с нее не взял, но провести еще одну серьезную беседу пришлось.
А вот Северцева в камере успела за сегодняшний день посидеть. Заодно и вспомнить, как это было в ее молодости. На допросе у Гурова она выглядела собранной, сосредоточенной и хмурой, отвечала на вопросы неторопливо и вдумчиво, чувствовалось, что тщательно подбирает слова, что тоже было показателем — боится сболтнуть лишнего. Не порвала Катька Северная с преступным миром, как заявляла, и понимала, что вляпалась по полной программе и что колонии ей снова не избежать.
Причина убийства и личность убийцы Мирона ее вряд ли интересовали. Знала, кто он такой, знала, что в бегах, предполагала, что и бывшие дружки-подельнички могли Мирона искать. Наверное, и разыскали его те, кому он задолжал, кого кинул. А уж найти человека, который «пришьет» — пара пустяков. Катьку беспокоило другое — в каком положении лично она оказалась в связи с этими событиями? С одной стороны, выдавать в уголовке на допросе вообще кого-то из уголовного мира ей не велел их закон. Как ни крути, а кое-что от него осталось и в наше время, и болтовня не поощрялась. Но, с другой стороны, по тем же уголовным законам разрешалось принимать все меры к тому, чтобы скостить себе будущий срок.
Еще один важный момент существовал в этой ситуации, как его понимал Гуров. Катька всегда может оправдаться перед «своими», особенно если возникнет такая тема на «толковище», что ее подставили. Нужно вам кого-то наказать, «грохнуть», так зачем же другого под «уголовку» подводить? Не по-людски это, тем более что в квартирку Катьки Северной много людей было вхоже, «товара» много через нее проходило. Убийство Мирона в ее квартире — это как бы вызов местным уголовникам, наезд на местное общество, беспредел. И тут уж она могла смело попытаться сдать этому полковнику нарушителей «понятий». Вроде как святое дело.
На это и стал давить Гуров на допросе. Вбивать Катьке, что нечего ей выгораживать чужих, которые ей же могут жизнь поломать. Но беда в том, что Катька, похоже, понятия не имела, кто и почему Мирона убил.
— О чем вы разговаривали, что он о себе рассказывал? — зашел Гуров с другой стороны.
— Ничего, — хмуро покачала головой женщина. — Он больше телевизор смотрел да ерунду всякую болтал.
— Обхаживал тебя?
— Чего? — вспыхнула Катька, но тут же взяла себя в руки. — Не было у нас ничего. Парень он симпатичный, статный. Да только не по возрасту я ему, это же сразу понятно. У него молоденьких столько, что с закрытыми глазами выбирать можно.
— Это он так говорил?
— И без того понятно.
— Почему? — стал наставить Гуров. — Кать, я почему так подробно на этом останавливаюсь, ты постарайся понять. Я ведь мужик, я по-вашему, по-женски думать не умею. У вас глаз другой, интуиция другая, вы видите то, что мимо мужиков проходит.
— А потому, что на меня не соблазнился, — серьезно пояснила женщина. — Вроде и не уродина, и фигура у меня еще приличная, не расползлась. И, чего уж тут греха таить, пыталась я ему глазки строить, подкатываться. Не то чтобы в постель тащила, а так, намекала, что не прогоню, если забредет не в ту комнату. Не забрел, другие у него в голове. Да и уходил он иногда по вечерам. Когда на час-другой, когда подольше. Я же не спрашивала. Но видно было, что иногда и по бабам ходил. У вас, извините, это хорошо видно. Когда вы с… ну, после этого дела, то у вас глаза блестят и морды, извините, лоснятся, как у котов мартовских. Не скроешь.
— Вечером накануне убийства Миронов уходил куда-нибудь?
— Уходил. Часа два его не было. Говорил, что гулял, свежим воздухом дышал. Так это у него называлось.
— И в этот вечер он просил тебя свежих овощей купить, салат сделать с помидорами?
— Д-да, — согласилась Северцева.
— Кать, а что тебе твой глаз женский подсказал, в этот последний вечер Миронов от женщины вернулся или правда гулял?
— Да поняла я, поняла, куда ты, полковник, клонишь, — вдруг разозлилась Катька. — Думаешь, что Мирон меня специально из дома спровадил, чтобы бабу привести?
— А ты сама так не думаешь?
Северцева глубоко вздохнула и промолчала, уставившись в окно.
— Ладно, с этим вопросом мы выяснили, — решил сменить тему Гуров. — А соседка твоя Алина не могла о Мироне узнать, не видела она его?
— Кто? Алинка? — пренебрежительно спросила Северцева. — Да ладно! Она, кроме себя, никого не видит. Да и не заходила она ко мне уже месяца три. Как Мирон у меня стал квартировать, так я к ней больше ходила. Ну, чтобы она не заподозрила ничего. А то получается, дружили-дружили, а потом и на порог не пускаю. А чтобы она ничего такого не думала, я к ней приходила с разговорами всякими о делах бабских. Ну, она на эти темы падкая.
— А у Алины тоже бабья доля не очень? — на всякий случай забросил удочку Гуров.
— Не знаю. Болтала всякое. Я так думаю, что она мужика на один-то раз найти всегда могла. Ей сто пятьдесят водки налей, танцы с ней станцуй под музыку, она и готова…
— Неразборчива была в связях с противоположным полом? — сформулировал Гуров.
— Ага, неразборчива, — усмехнулась Катька. — За эту неразборчивость ее мужик и бросил.
— Какой мужик? У нее любовник был?
— Ну не муж же. Да при ее характере кто с ней уживется? А мужик этот, она еще про него рассказывала, что талант он какой-то. Только не признают его. Вроде бывший актер, даже в фильме каком-то сыграл.
Гуров быстро начеркал записку на листе бумаги и протянул Крячко, сидевшему рядом. Тот вышел в коридор и развернул записку:
Пусть Афанасьев немедленно установит личность этого бывшего любовника.
Афанасьев появился из соседнего кабинета, откуда выводили после допроса задержанного Тыкву.
— Давай Андрюха, это очень срочно, — протянул записку капитану Крячко. — Чего-то наш Лев Иванович зацепил, какая-то идея у него в голове созрела. Ты с Тыквой закончил? Перескажи вкратце.
Наконец Северцеву увели обратно в камеру. Гуров сидел задумчивый и смотрел в окно. Он даже не обернулся, когда Крячко загремел чашками и электрическим чайником. А когда перед ним на столе, источая аромат, появилась чашка кофе, очнулся и благодарно посмотрел на Станислава.
— Да, спасибо. Очень кстати.
— На здоровье. Так что там с этим любовником, что за идея?
— С любовником? Видишь ли, Стас, мне не понравилось, как о нем говорила Катька. Не находишь?
— Я уловил только то, что эти две соседки по лестничной площадке находятся не в очень простых отношениях, — пожал плечами Крячко.
— Поясни, пожалуйста.
— Ну посуди сам. Разница в возрасте у них больше десяти лет. Не аргумент, конечно, но обычно крепко и беззаветно дружат одногодки. Если исходить из характеров обеих дам, то Алине пофигу, с кем дружить, лишь бы сигаретку было у кого стрельнуть да душу излить. Она ведь вся в неудовлетворенности. И, по-моему, не только в творческой, но и в сексуальной. Ее Катька интересует как собеседница. А Катька к Алине относится немного иначе. С одной стороны, она старше соседки, но и по характеру, и по происхождению она проще, бабистей, что ли. Может, надеялась, что Алинка ее с мужиком хорошим познакомит, все-таки у Алинки знакомые не то что у Катьки.
— Хм, заметил, — обрадовался Гуров. — А я думал, что мне показалось. Завидовала Катька ей, ох завидовала. У нее же на лице написано — мне бы твою судьбу, я бы уж мелкими заработками сейчас не побиралась, я бы за народного артиста замуж вышла, хоть за старого, хоть за больного, за профессора какого-нибудь. А ты «косячки» стреляешь и на судьбу жалуешься. Вот почему Катька нам и про любовника брякнула, фактически сдала соседку. Потрясите ее, господа сыщики.
— Странно только, что она этого любовника по имени и фамилии не знает, — покачал головой Крячко. — Врет ведь!
— Не обязательно. Могла пару раз увидеть, если он домой к Алине приходил, и весь образ себе дорисовать, представить, как она могла бы жизнь устроить с каким-нибудь вот таким же фраерком от кинематографии. И учти, что Миронов на ее стрельбу глазками не клюнул, а он парень симпатичный. И как ни крути, а всюду у Катьки Северной облом с мужиками. И не верит она, что Алинка тут ни при чем. Подозревает она ее в убийстве Миронова. У меня полное ощущение, что Катька просто уверена, что Миронова убивать больше некому, что-то она про него знает.
— А вот тут ты, Лев Иванович, ошибаешься. Я успел переговорить с Афанасьевым. Он все это время Тыкву тряс в соседнем кабинете. Тыква связь поддерживал между Мироном и Крестом.
— Крест? — нахмурил брови Гуров. — Это какой Крест? Мищенко? Хотя нет, Мищенко получил «четвертак» и скоро не выйдет. Шура Буравихин?
— Точно.
— Та-ак, Стас, час от часу не легче. Этот откуда взялся в Москве?
Глава 9
Крячко отчаялся отговорить Гурова от участия в операции и погрозил Афанасьеву кулаком за спиной.
— Я все вижу, — надевая подплечную кобуру, сказал Гуров. — Я курирую розыск, Афанасьев обязан был ввести меня в курс проведения очередного этапа работы по делу. Так что не оказывай давления.
— Правильно, курируешь! — возмутился Крячко. — Ты — мозг нашего треста, идейный вдохновитель, генератор идей, а мы — грубая физическая сила. Давай мы без тебя его возьмем!
— Лесть, господин полковник, — ткнул Гуров пальцем в напарника, — украшает официантов, мастеров по индпошиву верхней одежды и секретарш. Сыщик должен резать правду-матку в глаза.
— Истинно! — выпучил глаза Крячко и щелкнул каблуками. — Святые слова!
— То-то же, — хмыкнул Гуров.
— Может, правда не поедешь? — на всякий случай спросил Крячко.
— Стас, я тебе благодарен за заботу, но как профессионал ты должен понимать, что мы находимся в гуще информации. И в какой момент, в каком месте прозвучит то, что приоткроет завесу тайны, мы не знаем. Ты чувствуешь, что цепочка фактов опять повела нас назад в Рязань, опять к этому делу, с которого все и началось. Я просто удивляюсь, как могло так повезти и натолкнуть нас на дело об этих платках и как они совместились.
— А если честно, — выходя следом за Гуровым из кабинета, сказал Крячко, — то я, например, нахожусь в состоянии раздвоения личности. С одной стороны, все опять замкнулось на эту рязанскую наркомафию. Хорошо, это многое объясняет. Но при чем тут смерть менеджера торговой организации Бочарова? При чем тут студентка Чуканова или старый актер Белов? Все логично, кроме подозреваемой Игониной, которая вхожа в кое-какие творческие круги. И сразу проклевывается связь между смертью Миронова и смертью Белова. Все через Игонину или через эту чертову творческую среду! Скажи мне, что тут первично, а что вторично?