– Придя домой, я долго стояла под душем, будто хотела себя выстирать изнутри, – продолжала свой рассказ Яна. – Но раскисать мне нельзя, и я снова открыла газету объявлений. И снова была озадачена – вся страница пестрела объявлениями такого содержания: «Воспользуюсь услугами суррогатной матери», «Супружеская чета из зарубежья ищет здоровую мать своему ребенку»,«С удовольствием выношу вашего малыша»,«Стану отличной мамой вашему ребенку», «Рожу вам собственного сына или дочку», «Требуются женщины для донорства яйцеклеток»... Надя,не знаю почему, но мне от этого стало страшно. Мир сошел с ума,или я сошла с ума. Неужели,чтобы прокормить одного ребенка, женщина должна продать своего другого ребенка? – чуть не плача, спрашивала впечатлительная Яночка.
Я тоже впервые столкнулась с этой темой, я еще не знала, как к этому относиться, но радости на душе не было. А моя душа всегда знает больше, чем я.
УЛЬТИМАТУМ
Каждую среду я провожу клиентскую терапевтическую группу по семейным расстановкам. В ходе шеринга обычно всплывает какая-то общая тема, которая интересна всем присутствующим. В этот раз это была тема супружеских измен и любовных треугольников. Люди горячо обсуждали животрепещущий вопрос, делились историями из своей жизни, жизни своих близких и знакомых, высказывали противоположные мнения, говорили о чувствах. Атмосфера накалялась, в помещении нарастал шум, становилось жарко от споров. Но когда о своей недавней ситуации заговорила Олеся, «черноокая казачка» со щеками, как спелые яблоки, все притихли, многие были в недоумении.
– Я уже пять лет одна воспитываю двоих сыновей. Сегодня им 7 и 11 лет. Муж уехал в Москву на заработки – он у меня строитель, там «выбился в люди» да и остался. Вначале звонил, писал, высылал деньги. А потом как в воду канул. Ни весточки, ни помощи детям. Только от свекрови и знаю, что жив-здоров. Пять лет назад приехал, потребовал развод. Заплатил кому надо – нас сразу и развели, несмотря на то, что двое маленьких деток.
Не ждала я такого от своего Михаила, ведь по любви поженились, и детей он так хотел. А тут будто подменили мужика. Я перемучилась, но жить как-то дальше надо, детей на ноги поднимать. Работа, слава Богу, у меня есть – я медсестра, иногда по две смены дежурю, по домам с уколами бегаю. Живем.
А на прошлой неделе Михаил заявляется – и «бух» мне в ноги: «Роди, – говорит, – мне сына!» Можете представить, что за считанные минуты я пережила, перечувствовала: и счастье, и радость, и удивление, и боль, и снова счастье. Не думала я уже, что так люблю этого человека, растоптавшего всю мою жизнь. Но рано я, дура, радовалась, не сразу до меня дошло, чего он от меня хочет. А хочет он, оказывается, чтобы я выносила и родила им – ему и козе его драной, артисточке столичной, – ребеночка. И не потому, что у нее проблемы с деторождением, а потому что фигуру свою она портить боится, растяжек на груди и бедрах не хочет, вздутых вен на ногах опасается. Да и карьеру прерывать зачем же?
– А для чего же ей ребенок? – не удержалась и спросила я.
– А он ей не нужен. Это я хочу, может, она остепенится. Всю душу она из меня вынула, а я жить без нее не могу, будто опоила чем, – ответил мой бывший.
И хоть мне жалко его стало, я ему отказала: «Найдите себе другую дурочку. А мне надо о своих детях думать. О наших, Миша, детях».
На что он мне ответил: «Ну как знаешь. Мы бы тебе денег дали. Или соглашайся, или никаких алиментов от меня никогда не получишь!» Ушел и хлопнул дверью. Так больно, ничего не понимаю, мир перевернулся с ног на голову.
Олеся давно замолчала, горестно подперев рукой подбородок. В полной тишине многие лишь сочувственно кивали головами. Слов не было. Потом вдруг заговорили все и сразу.
ПРЕДАННЫЙ ДВАЖДЫ
Еще через пару дней мне позвонил известный в городе врач-гомеопат,который многим своим клиентам рекомендовал расстановки как дополнение к курсу лечения гомеопатией. И альянс этих двух методов действительно стал чудодейственным для многих обращавшихся за помощью одесситов. На этот раз Александр Петрович был очень взволнован, он попросил сделать заочно расстановку для своей подопечной. Тридцатилетняя Юля находилась в состоянии настолько тяжелой послеродовой депрессии,что ее мать была вынуждена неотлучно находиться возле нее. Старенькая бабушка сидела дома с пятилетним сыном Юли, Олежкой. Других родственников у девушки не было. Когда доктор объяснил суть проблемы, я согласилась расставить ситуацию.
Иногда диву даешься, как судьба парует людей. Юля и Петр. Скрипачка и водитель-дальнобойщик. Чайная роза и мощный дуб. Она могла играть, растворяться в музыке,сочинять,участвовать в конкурсах. Он обеспечивал ей надежныйтыл,любил,сдувалпылинки,мечтало сыне. Погиб за месяц до его рождения. Авария. Непрактичная,хрупкая,витающая в облаках девушка столкнулась с жестокой реальностью. Жили на пенсию бабушки, мама вязала шапочки, Юля давала уроки музыки. Еле сводили концы с концами.
Когда ей предложили стать суррогатной матерью и назвали сумму, которую она за свою «работу» может получить, Юлечка согласилась сразу, сглотнув голодную слюну. Эти деньги давали ей возможность безбедного существования в течение нескольких лет, учитывая почти аскетический образ жизни трех женщин и маленького мальчика.
Носила Юля нелегко, у нее начался токсикоз, кружилась голова, тошнило, крошились, один за другим, зубы. Плод был для нее большим, она несколько месяцев лежала на сохранении в больнице. Она не могла дождаться родов, чтобы, наконец, освободиться и вернуться домой к любимому сыну. Носила она тоже мальчика и в последние месяцы начала к нему прикипать душой. Может быть,из-за тоски по собственному сыну, может быть, проснулся материнский инстинкт. Она щекотала ребенку пяточки, пела песенки, рассказывала сказки об облаках, которые плывут по синему небу.
За неделю до родов в соседнюю палату положили настоящую маму «ее» ребенка. Когда Юля увидела эту холеную холодную даму, первым ее желанием было сбежать. Нет, она не может отдать этой чужой женщине своего родного мальчика, свою кровиночку, свое счастье. Ее хотели «кесарить», но на нервной почве она родила сама прежде намеченного срока. Ребенка ей не показали,сразу отнесли в соседнюю палату. Утром должен был прибыть отец ребенка, передать ей окончательную сумму денег взамен на письменное подтверждение того, что они являются законными родителями мальчика.
Юля вдруг ощутила всем своим нутром,что она не может этого сделать, не может отказаться от этого милого, такого родного, беззащитного комочка – ее мальчика, который почти девять месяцев жил под ее сердцем. У нее поднялась высокая температура, в бреду она шептала: «Мальчик мой, я тебя никому не отдам. Я не отдам сына, лучше я умру». Из-за двери палаты слышался плач, похожий на вой раненой волчицы. Состояние ее не улучшалось.
РасстановкаЧтобы увидеть всю картину в целом, я поставила в расстановку сразу всех. Биологических родителей, суррогатную маму Юлию и новорожденного мальчика. После слов заместительницы Юли (которая все время озиралась): «Здесь кого-то не хватает», я ввела еще ее сына Олега. В пространстве стояла какая-то стылая энергия, никто не улыбался, хотя речь шла о рождении новой жизни.
Родители мальчика оба испытывали сильнейшую тревогу, которая не позволяла им двигаться. Заместитель мальчика сделал несколько шагов к Юле, постояла и развернулась к своим маме и папе. Заместительница Юли расплакалась и сделал шаг вслед за ним: «Внутри все печет, будто с ним уходит часть меня, больно». Сын Юлии, Олег, тоже сделал шаг за новорожденным, говоря: «Меня тянет за ним». Они все были связаны друг с другом, энергия перетекала, как по сообщающимся сосудам. Они все были одной системой!
Заместитель новорожденного не находил себе места, он ни на кого не смотрел, его взгляд был направлен внутрь себя. Когда я спросила, что он чувствует, он, не поднимая глаз, ответил: «Мне очень плохо, я никому из них не доверяю. Я чувствую себя дважды преданным. Здесь не хватает еще кого-то».
Первой мыслью было поставить Юлиного погибшего мужа. Я вывела в центр мужчину, но сказала то, что минуту назад и не думала говорить: «Это врач, производивший ЭКО и ответственный за все последствия программы суррогатного материнства». Атмосфера расстановки разрядилась, всем стало легче дышать. Ребенок подошел к врачу и сказал, что на этом месте он чувствует себя в безопасности. После чего Олег вернулся к маме, и она переключила свое внимание, которое было полностью поглощено новорожденным, на сына. Она увидела его и обняла.
Я попросила заместителя врача сказать ребенку: «Я тебя не оставлю, я буду наблюдать за тобой и заботиться как врач». Потом, показывая ребенку на родителей, он спокойно объяснил: «Они очень ждали тебя. Они сделали все возможное, чтобы дать тебе жизнь. Они могли дать тебе жизнь только таким путем». Затем развернул заместителя новорожденного на Юлю: «Благодаря этой женщине ты смог окрепнуть, вырасти и родиться на свет. Девять месяцев ты жил у нее. Но твое место с твоими родными родителями».
Чувствовалось, что врач для ребенка был авторитетом наравне с Богом. Он внимал его словам и успокаивался, благодаря чему стабилизировалось состояние и у остальных. Юля смогла сказать новорожденному: «Я тебя очень люблю, ты всегда останешься жить в моем сердце. Но сейчас я тебя отпускаю к твоим настоящим родителям, там тебе будет лучше». И от себя сквозь слезы добавила: «Я была бы счастлива, если бы ты обо мне помнил, мой мальчик».
Своему сыну Олежке Юлия сказала: «Я сделала это ради тебя, сыночек. Это моя ответственность, ты всего лишь ребенок. Я остаюсь с тобой, Олег. Я остаюсь».
Расстановку мы закончили в 20.30. В 21.00 мне на мобильный пришло СМС от Александра Петровича: «Температура у Юли упала. Она пришла в себя и попросила кушать».
Слава Богу, что по какому-то неведомому наитию мы смогли помочь этой молодой женщине вырваться из кризисного состояния и вернуться к сыну и нормальной жизни. Но для меня вопрос ЭКО и суррогатного материнства остается великой тайной, уравнением со многими неизвестными.
ЗАКОНЫ СИСТЕМЫ
Из теории Берта Хеллингера о семейно-родовых системах следует: «К членам одного рода, независимо живы они или умерли, относятся:
ребенок и его братья и сестры;
родители и их братья и сестры;
бабушки и дедушки;
иногда еще кто-то из прабабушек и прадедушек;
(!) все те, кто дал в системе место другим, например, первый муж или первая жена родителей или бабушек и дедушек (это могут быть и схожие с браком отношения, заканчившиеся расставанием или разводом), или прежняя невеста, или тот, с кем у кого-то из членов рода есть общий ребенок, а также все, чье несчастье, уход или смерть принесли каким-то образом пользу другим членам рода».
По моему мнению, к членам семейной системы, бесспорно, относятся и доноры яйцеклетки, и доноры спермы, и суррогатные матери, которые являются ребенку одновременно генетическими, и, как показала расстановка, женщины, генетически не связанные с эмбрионами, перенесенными в их матку для вынашивания беременности.
Следуя опыту описанной выше расстановки, я прихожу к выводу, что и генетические родители, и суррогатная мама с ее детьми теперь представляют собой единую систему со всеми вытекающими отсюда последствиями. Также очень интересным и неожиданным является всплывший в процессе нашей расстановки факт, что и медицинские работники имеют непосредственное отношение к этой семейной системе!!! Возможно, это скоропалительные выводы, но только работа армии расстановщиков в этом направлении сможет опровергнуть либо подтвердить мое заключение.
Основными условиями для процветания рода,по Хеллингеру,являются привязанность,баланс между «давать» и «брать», порядок и право на принадлежность: «Все, принадлежащие к одному роду, обладают равным правом на принадлежность, и никто не может и не имеет права отказать им в этом. Основная вина любой системы состоит в том, что она кого-то из системы исключает, хотя он имеет право к системе принадлежать.
Родовая совесть заботится о тех, кто был исключен из системы, о непонятых и забытых, о тех, кому не отдали должное, и о тех, кто мертв. Родовая совесть выбирает себе кого-то невиновного из рожденных позже, который под ее нажимом путем идентификации этому исключенному человеку подражает».
А в условиях использования вспомогательных методов репродукции (ВМР) исключенных из семейной системы превеликое множество, начиная от отбракованных живых эмбрионов, уничтоженных путем редукции уже 2–3-месячных плодов до суррогатных матерей, подаривших жизнь детям.
Не соблюдается в этих новых, неизведанных взаимоотношениях между биологическими родителями и женщиной, нанятой ими для рождения их ребенка, и другое условие счастливых отношений – это баланс между «давать» и «брать».
Что получают генетические родители в случае исполнения программы «Суррогатное материнство»? Они получают наследника, продолжателя рода, счастье быть отцом или матерью.
Что получает женщина, выносившая под сердцем чужого ребенка? Если не брать крайности,когда в лучшем случае,как Татьяне Саламатиной, ей покупают квартиру; в худшем – она не получает ничего и остается на руках с невостребованным ребенком, как Зинаида Ракова, то дело обстоит следующим образом. Среднестатистическая суррогатная мать получает возможность полноценного питания и крыши над головой в течение девяти месяцев и материальное вознаграждение, позволяющее ей и ее семье безбедное существование в течение года.
Это много или мало? Уравновешен ли здесь баланс между «давать» и «брать»? Не думаю. Да, в этом случае можно говорить о выборе, согласованности, ответственности каждого и договоренности. Но если смотреть с другой, системной точки зрения, на кого выпадет доля восполнять это неравенство? Не на детей ли, таких вожделенных и таких долгожданных?
Здесь идет речь не только о материальном вознаграждении. Восполнить можно и глубокой благодарностью, искренней признательностью, сердечной молитвой о здравии женщины, выносившей и родившей вашего малыша. Что же получается на самом деле? Суррогатной матери не дают смотреть на ребенка, у нее нет права знать о нем и интересоваться, в хорошие ли руки он попал; она должна хранить тайну; от нее прячутся и бегут как черт от ладана.
Может быть, именно поэтому многие религии и выступают против экстракорпорального оплодотворения и не благословляют суррогатное материнство. Так, Иеромонах Димитрий (Першин), биолог и врач по образованию, пишет:
«Вынашивание ребенка посредством суррогатного материнства унижает человеческое достоинство нанятой матери и причиняет глубокую травму ребенку, отрываемому от нее.
Наконец, появляется опасность превратить суррогатное материнство в профессию. В процессе вынашивания беременности мать и ребенок находятся в состоянии непрестанного взаимообщения, между ними возникает глубинная психосоматическая связь, разрыв которой, обусловленный контрактными обязательствами, может привести к тяжелым душевным недугам.
В частности, в случае суррогатного материнства ребенок становится объектом биологических манипуляций: генетическую составляющую своей телесности он получает от одних лиц, а кровь, питание и жизненное внутриматочное обеспечение – от третьего лица,суррогатной матери. С ним обращаются как с «экземпляром некоего животного,а не как с личностью, которая вправе знать собственных родителей и идентифицировать себя с ними».
Ребенку передаются душевные переживания суррогатной матери, которую используют для вынашивания беременности. И он переживает сильнейший стресс после того,как суррогатная мать передает его «заказчикам». Разрыв теснейшей психосоматической связи, возникшей между ними за время внутриутробного развития, не проходит бесследно для ребенка».
Подвергает себя и своего будущего малыша риску и бездетная пара,осмелившаяся бросить вызов судьбе и решиться на столь радикальные меры ради появления ребенка. Принимая такое решение, вы должны ясно себе представлять все его возможные последствия, а также преграды, сложности и пути их разрешения. Желание иметь ребенка божественно, но не может становиться самоцелью, приобретающей навязчивый характер, доходящий до фанатизма.
Необходимо тщательно изучить всю информацию, знание которой поможет вам избежать непредвиденных ситуаций и ненужных стрессов; ознакомиться с отзывами на форумах в Интернете и в других средствах массовой информации; найти возможность пообщаться с парами, уже прошедшими этот путь.
Перечислю только некоторые подводные камни суррогатного материнства для генетических родителей, с которыми мне пришлось столкнуться при изучении этого вопроса:
- высокий уровень тревожности биологических родителей.
- страх в течение девяти месяцев за жизнь ребенка, доверенную незнакомым людям;