– И что же вы сделали?
– Спустя какое-то время я нерешительно подошла к аквариуму, вынула старую панель и опустила туда новую, смазанную лекарством Тома. Потом я попыталась завязать разговор об этих рыбках. Сказала, что они очень красивые. Спросила, есть ли у мистера Стаунтона еще какие-нибудь рыбки и как давно он приобрел этих.
– И что она вам ответила?
– Сказала, что рыбки, по ее мнению, безобразные, откуда он их привез, она не знает – он раньше никогда не интересовался рыбками. Потом добавила, что этих рыбок ему, кажется, дал один из его друзей и что они уже были больны, когда он их привез. Сказала также, что этот друг, если она не ошибается, даже дал ему инструкцию, как за ними ухаживать, а она была бы рада, если бы ее супруга занимали только такие вот рыбки, хотя кто-то и назвал их рыбами смерти.
– Что было потом?
– Ну, я еще поговорила с ней, приврала немножко. Сказала, что в последнее время чувствую себя неважно. Она же ответила, что последний раз болела год назад, а потом начала делать холодные обтирания и регулярно принимать витамины, и такое сочетание удивительно благотворно подействовало на нее.
– Дальше!
– А потом я внезапно поняла, что мистер Стаунтон может вернуться с минуты на минуту, и поэтому решила побыстрее исчезнуть. Я очень боюсь, что, когда он придет домой, его жена расскажет ему, о чем мы говорили, какие вопросы я задавала, и тогда он постарается как-нибудь отделаться от рыбок.
– Почему вы решили, что это именно те рыбки, которые были украдены у мистера Фолкнера?
– О, я уверена, что это они! И по виду они тоже больны. К тому же эти рыбки очень редкие. А человек, решивший заняться аквариумными рыбками, никогда не начнет с того, что приобретет больных, хотя и редких рыбок. Если еще учесть, что он бесстыдно лгал Раулинсу насчет больной жены… Ведь он просто не хотел, чтобы рыбок кто-нибудь видел.
– Вы рассказали об этом Тому? – спросил Мейсон.
– Нет. Я вообще никому об этом не говорила. Выйдя из дома Стаунтонов, я сразу же направилась в вашу контору, но ночной дежурный сказал мне, что вас уже нет и что он не знает, где вас найти. Тогда я вспомнила, что вашу секретаршу зовут Делла Стрит, но не смогла найти ее номера в телефонной книге. Потом я припомнила, что мистер Дрейк является шефом детективного агентства, снова открыла телефонную книгу и нашла его номер. Я позвонила туда, но ночной дежурный сказал, что Дрейка нет на месте, но он имеет обыкновение заглядывать в контору, прежде чем уехать домой на ночь. Он предложил, чтобы я оставила ему свой номер телефона, и, если мистер Дрейк зайдет в агентство, он передаст ему мою просьбу.
– И вы никому больше ничего не говорили?
– Нет. Я даже мистеру Дрейку ничего не рассказала. Я решила, что мне в первую очередь нужно связаться с вами.
– Почему вы ничего не рассказали Тому Гридли?
– Потому что он и без того очень расстроен. И чувствует себя неважно. У него каждый вечер поднимается температура. Понимаете, мистер Фолкнер слишком сурово обошелся с ним.
– Он приостановил выплату денег по счету?
– Не совсем так. Он сказал, что меня арестуют в ту самую минуту, когда я предъявлю чек к оплате, поскольку я заполучила от него этот чек обманным путем. И заявил также, что Том сделал свое открытие, находясь на службе у Раулинса, и, значит, это открытие является собственностью Раулинса, которую он, Фолкнер, уже купил.
– Он действительно купил все дело Раулинса?
– К сожалению, да. Купил все за две тысячи долларов, но договорился с ним, что тот будет получать от Фолкнера жалованье. Мне кажется, никто не любит мистера Фолкнера. Живет по своим правилам и слишком много мнит о себе. Думает, что закон законом, а бизнес бизнесом. Он, наверное, искренне считает, что Том слишком многого хочет, а я его граблю.
– Он предложил вам свои условия?
– О да.
– Какие же?
– Том дает ему рецепт своего лекарства, а я возвращаю чек на пять тысяч долларов. Кроме того, Том должен продолжать работать в течение года у него в зоомагазине, получая то же жалованье, и знакомить его с составами всех новых лекарств, которые он изобретет в будущем. За это он обещает Тому, помимо жалованья, выдать наличными семьсот пятьдесят долларов.
– Великодушно, не правда ли? – сказал Мейсон. – А Том, не имея доходов, не может уволиться, так ведь?
– В том-то и дело! И это бесит меня больше всего. Если Том проработает в этом зоомагазине хотя бы еще год, имея дело с химическими реактивами, ему потом не поможет никакое лечение.
– И Фолкнер не хочет пойти навстречу?
– Видимо, нет. Он считает, что Том может наслаждаться свежим воздухом и солнцем во время уик-эндов, а если мистер Гридли так тяжело болен, он вправе не принимать предложения, это его личное дело, Фолкнера это не интересует. Он заявил, что, если интересоваться здоровьем подчиненных, не останется времени для бизнеса.
– Значит, Фолкнеру вы тоже не сказали, что нашли его рыбок?
– Нет.
– И не собираетесь?
Она подняла глаза.
– Я боюсь, что он обвинит нас в краже рыбок или еще в чем-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы урегулировали этот вопрос. Я чувствую, вы каким-то образом… каким-то образом можете повернуть оружие Фолкнера против него самого. То есть сделать что-нибудь для Тома.
Мейсон улыбнулся и взял свою шляпу.
– Ваш рассказ затянулся. Пойдемте!
– А вы не думаете, что… Что сейчас слишком поздно что-либо предпринимать?
– Узнать новые факты никогда не поздно, – заметил адвокат. – Во всяком случае, попытка вреда не принесет.
Глава 5
Вечер был прохладным, небо чистым. Мейсон вел машину на большой скорости, хотя движение на улицах было довольно интенсивным. В этот час люди возвращались домой из театров.
Салли Медисон рискнула высказать предложение:
– Может, было бы лучше нанять детектива, чтобы он понаблюдал за домом Стаунтонов, а самим подождать до завтра?
Мейсон покачал головой:
– Все нужно выяснить как можно скорее. Дело начинает меня интересовать.
Они продолжали путь молча; наконец Мейсон остановился перед довольно претенциозным зданием с красной черепичной крышей и широкими окнами.
– Кажется, здесь, – сказал он и, выйдя из машины, направился по бетонированной дорожке к дому.
– Что вы собираетесь ему сказать? – спросила девушка тонким голоском.
– Не знаю, – ответил Мейсон. – Там будет видно. Я всегда разрабатываю план разговора только после того, как увижу, с кем имею дело.
Он нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь открыл довольно элегантный джентльмен лет пятидесяти с небольшим.
– Мистер Джеймс Л. Стаунтон? – спросил Мейсон.
– Угадали.
– Это Салли Медисон из зоомагазина, – представил девушку Мейсон. – А меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат.
– О, да, да, конечно. Я прошу прощения, мисс Медисон, за то, что меня не оказалось дома, когда вы приходили. Должен сказать, что лекарство очень благотворно подействовало на рыбок. Я полагаю, вы хотите получить оставшиеся деньги? Вот они. Я их уже приготовил.
Стаунтон вынул из кармана пятьдесят долларов и, стараясь придать голосу небрежность, добавил:
– Только не забудьте оставить мне рецепт этого лекарства, мисс Медисон.
Вмешался Мейсон:
– Я думаю, этот вопрос придется решить несколько иначе.
– Что вы хотите сказать?
– Я думаю, сперва нужно выяснить, откуда у вас появились эти рыбки. Вы не могли бы сказать нам, где вы их взяли?
Пытаясь сохранить хладнокровие, Стаунтон сразу же надел маску надменности.
– Конечно, могу, но, полагаю, это не ваше дело.
– А если я скажу вам, что эти рыбки украдены?
– Украдены?!
– Собственно, я не совсем уверен в этом, – признался Мейсон. – Но из-за этих рыбок произошел целый ряд довольно загадочных событий.
– И вы обвиняете меня?
– Отнюдь нет.
– Тогда другое дело. Значит, мне показалось. Мне доводилось слышать о вас, мистер Мейсон, и я знаю, что вы очень способный адвокат, но, мне кажется, вам следует выбирать слова. Простите, но я предпочитаю справляться со своими проблемами собственными силами, а вам рекомендую не вмешиваться в чужие дела. Так будет лучше.
Мейсон улыбнулся и вынул из кармана пачку сигарет.
– Хотите закурить? – спросил он.
– Нет, – сухо ответил Стаунтон и сделал такое движение, словно собирался закрыть дверь.
Мейсон, предложив сигарету Салли Медисон, обратился к Стаунтону:
– Мисс Медисон попросила меня помочь ей советом. Если вы немедленно не дадите нам удовлетворительного ответа, откуда у вас взялись эти рыбки, я посоветую ей сразу же обратиться в полицию. Конечно, это довольно неприятно, но, если вы предпочитаете этот путь, ваше дело. Тут я ничего изменить не могу.
Он зажег спичку, дал прикурить Салли, а затем прикурил сам.
– Вы что, угрожаете мне?! – запальчиво воскликнул Стаунтон, видимо, готовый перейти в атаку.
Но к этому времени Мейсон уже понял, с каким человеком имеет дело. Он выпустил дым прямо в лицо Стаунтону и сухо сказал:
– Вы не ошиблись.
Тот даже отшатнулся, пораженный нахальной бесцеремонностью адвоката.
– Мне не нравятся ваши манеры, мистер Мейсон. И я не люблю, когда меня оскорбляют.
– Не удивительно, – согласился Мейсон. – Но вы сами напросились. Сейчас уже слишком поздно что-либо менять.
– Что вы имеете в виду?
– То, что, если бы вам нечего было скрывать, вы бы, черт возьми, уже давно выставили меня вон! Но нервы у вас оказались недостаточно крепкими, а любопытство и страх довершили дело. Правда, какое-то мгновение вы колебались, раздумывая, не прогнать ли нас с порога и не позвонить ли тому человеку, который поручил вам заботу о рыбках.
– Как адвокат, мистер Мейсон, вы, несомненно, талантливы, но в данном случае ошибаетесь.
– Возможно. Но как адвокат я знаю, что правда – лучшая защита от сплетни. Так что призадумайтесь над этим, мистер Стаунтон, да решайте поживее. Или вы поговорите со мной, или вам придется держать ответ перед полицией.
Несколько секунд Стаунтон еще держался за ручку двери, словно раздумывая над этой альтернативой, а затем внезапно посторонился и сказал:
– Входите!
Мейсон пропустил вперед Салли Медисон, а затем вошел сам.
Справа, со стороны гостиной, послышался женский голос:
– Кто там пришел, дорогой?
Он распахнул дверь и пригласил гостей войти. Кабинет выглядел довольно строго: портьеры, письменный стол, сейф, столик для секретаря. В оконной нише стоял аквариум, где плавали две рыбки.
Как только Стаунтон зажег свет в кабинете, Мейсон подошел к аквариуму и начал разглядывать рыбок.
– Вы знаете, – сказал он Стаунтону, – что некоторые народности называют вуалехвостых телескопов «рыбами смерти»?
Тот ничего не ответил.
Мейсон снова стал с любопытством рассматривать черных рыбок с большими вуалеобразными плавниками и хвостами, выпуклыми глазами, такими же черными, как и все тело.
– Что ж, – вздохнул он, – теперь я знаю, как они выглядят. В них действительно есть что-то зловещее.
– Может быть, вы присядете? – несколько неуверенно предложил Стаунтон.
Мейсон подождал, пока не сядет Салли Медисон, а потом сам удобно устроился в кресле. Улыбнувшись Стаунтону, он сказал:
– Вы сможете избежать многих неприятностей, если сразу же расскажете нам все, что знаете.
– Что именно вас интересует?
Мейсон сразу повернулся в сторону телефона.
– Не люблю повторяться. Я сказал: все! И я не собираюсь вытягивать из вас слово за словом. Предпочту позвонить в полицию.
– Я не боюсь полиции. И не надо меня запугивать, мистер Мейсон.
– Начинайте!
– Мне нечего скрывать. Я не совершил никакого преступления. И я принял вас в этот необычно поздний час только потому, что знаю, кто вы, и питаю уважение к вашей профессии. И тем не менее я не позволю себя оскорблять.
– Откуда у вас эти рыбки? – спросил Мейсон.
– На этот вопрос я не могу ответить.
Мейсон вынул изо рта сигарету, не спеша направился к телефону и снял трубку.
– Соедините меня с главным полицейским управлением, – бросил он телефонистке.
– Минутку, минутку, мистер Мейсон! – быстро проговорил Стаунтон. – Вы уж слишком рьяно беретесь за дело. Если вы оговорите меня в полиции, то сами об этом пожалеете.
Не поворачиваясь и не отнимая трубки от уха, Мейсон повторил свой вопрос:
– Откуда у вас эти рыбки, Стаунтон?
– Если уж вам так хочется знать, – с раздражением ответил тот, – это рыбки Харрингтона Фолкнера.
– Я так и думал, – ответил Мейсон и повесил трубку.
– Да, да, – вызывающе продолжал Стаунтон. – Эти рыбки принадлежат Харрингтону Фолкнеру. Он дал мне их на хранение. Я составлял много страховок для фирмы «Фолкнер и Карсон инкорпорейтед риелторс», и я был рад оказать мистеру Фолкнеру услугу. Полагаю, ничего незаконного в этом нет, и, обвиняя меня в воровстве, вы рискуете навлечь на себя неприятности.
Мейсон повернулся в кресле, закинул ногу на ногу и, с улыбкой посмотрев на раздраженного Стаунтона, спросил:
– Как их привезли к вам? В том аквариуме, в котором они сейчас находятся?
– Нет. Если мисс Медисон действительно работает в зоомагазине, она должна знать, что это аквариум из магазина, в котором можно лечить рыбок с помощью панелей.
– Так в чем же они были доставлены к вам? – настаивал Мейсон.
Стаунтон мгновение колебался, а потом спросил:
– Не понимаю, какое это может иметь значение?
– Очень большое.
– Не думаю.
– Тогда извольте выслушать меня, мистер Стаунтон, – заявил адвокат. – Если Харрингтон Фолкнер действительно поручил вам заботу об этих рыбках, то он совершил обман, заявив полиции, что рыбки украдены. Полиции такие фокусы обычно не нравятся. Поэтому, если вы замешаны в этом деле, советую вам для вашего же блага сразу поставить все точки над «i».
– Ни в каком обмане я не участвую! Я знаю лишь, что он попросил меня позаботиться об этих рыбках.
– И сам привез их к вам?
– Да. Под вечер в среду.
– А поточнее?
– Точно не помню, в котором часу, но довольно рано.
– До ужина?
– Кажется, да.
– А в чем он их привез?
– Я уже сказал вам, это не имеет значения.
Мейсон снова встал, подошел к телефону и, подняв трубку, опять начал свой диалог с телефонисткой. Судя по выражению его лица, он был настроен весьма агрессивно.
– В ведре, – поспешно сказал Стаунтон.
Адвокат медленно, словно раздумывая, повесил трубку.
– В каком ведре?
– В обычном эмалированном ведре.
– И что он вам сказал?
– Попросил меня позвонить в зоомагазин Раулинсона, сказать ему, что у меня есть очень ценные рыбки, заболевшие какой-то жаберной болезнью, и будто я слышал, что в магазине Раулинсона имеется средство, которое может их вылечить. За лечение этих рыбок я должен был предложить сто долларов. Так что в этом деле я совершенно чист.
– Вы не так уж чисты, как хотите показать. Вы, кажется, уже забыли, что рассказали человеку из зоомагазина?
– На что вы намекаете?
– Вы сказали ему, что ваша жена серьезно больна и ее нельзя тревожить.
– Я не хотел, чтобы моя жена знала об этом.
– Почему?
– Потому что дело есть дело, а я не люблю посвящать ее в свои дела.
– И только поэтому вы солгали человеку из зоомагазина?
– Мне не нравится это слово, мистер Мейсон.
– Можете пользоваться словами, которые вам нравятся, – ответил Мейсон. – Но не забывайте, что вы дали человеку из зоомагазина неверную информацию. И вы сделали это только потому, что не хотели впустить его в дом и показать этих рыбок.
– Опять вы несправедливы ко мне, мистер Мейсон.
Тот улыбнулся:
– Поразмыслите об этом сами, Стаунтон. Подумайте о том, что вы будете чувствовать на суде на свидетельском месте, когда я буду задавать вам вопросы. Как вам кажется, сможете выйти сухим из воды?
Он подошел к окну, откинул тяжелые шторы, прикрывавшие аквариум, и некоторое время стоял не шевелясь, держа руки в карманах.
Стаунтон прочистил горло, словно собирался что-то сказать, но лишь опустился в кресло. Оно заскрипело под его тяжестью.
Мейсон еще тридцать секунд стоял молча, глядя в окно и на рыбок, ожидая, пока его молчание не утомит Стаунтона.
Наконец адвокат обернулся.
– Думаю, – сказал он удивленной девушке, – теперь можно и уходить.
Стаунтон в растерянности проводил их до двери. Раза два он порывался что-то сказать, но замолкал.
Мейсон делал вид, будто вообще ничего не слышал. У двери Стаунтон остановился.
– Всего хорошего, – сказал он каким-то странным, квакающим голосом.
– До скорой встречи! – торжественно произнес Мейсон и направился к машине.
Стаунтон резко захлопнул дверь.
Мейсон сразу же схватил Салли Медисон за руку и потянул ее в сторону, к тому месту, откуда были хорошо видны окна кабинета Стаунтона.
– Давайте немного понаблюдаем, – сказал он. – Я специально оттянул в сторону одну из штор и поставил телефон поближе к окну. По движениям его руки мы сможем хотя бы приблизительно определить, какой он будет набирать номер, во всяком случае, поймем, звонит ли он Фолкнеру или кому-нибудь другому.
Они стояли в сторонке неподалеку от открытого окна, из которого лился свет. С этого места им хорошо был виден и телефон, и стоящий в оконной нише аквариум. Видели они и профиль Стаунтона, выделявшийся на фоне аквариума. Он смотрел на черных рыбок с вуалевидными хвостами, на «рыб смерти».
Так прошло минут пять. Стаунтон разглядывал рыбок, словно они загипнотизировали его, а потом медленно повернулся. Тень его стала постепенно увеличиваться. Он прошел по кабинету и выключил свет. Все погрузилось в темноту.
– Может быть, он догадался, что мы за ним наблюдаем? – прошептала Салли.
Мейсон ничего не ответил; он подождал еще минут пять, а потом снова взял девушку за руку и повел ее к машине.