— Вы дочь Ма Хозяйки?
Она кивнула:
— Меня зовут Булочка.
Нетрудно было догадаться.
— Хорошее имя. А меня зовут Пламенный Лис.
— Какое пылкое имя!
— А ваш отец?.. Он жив?
Глаза Булочки заблестели, то ли от горя, то ли от гнева.
— Бедный Па, он ушел в море, и теперь никто во всей Райской бухте не возьмет меня в жены.
— А зачем люди уходят в море?
Она понизила голос:
— Поговорить с морем — так он мне сказал.
— А вы можете говорить с морем?
— Я? Нет-нет, конечно, нет.
— А кто-нибудь может?
— Поймите, это болезнь, которая случается весной. Она поражает некоторых людей, но стоит им покричать и покружиться — все проходит. А мой Па просто ушел!
— И никто не хочет брать вас в жены, потому что у ваших детей может оказаться такая же болезнь?
— Мне нужно выйти за чужака. Но стоит в наших краях появиться какому-нибудь моряку, как его тут же предупреждают. Я думаю, — заявила Булочка, — мне придется стать женой звездного путешественника. Конечно, я выложу ему про Па все, и если он хороший человек, без глупых предрассудков, то ему будет наплевать. Я хочу ребенка!
Самое разумное — сразу поднять флаг. Намерения Булочки весьма прозрачны. Похоже, ее поразил мой бритый подбородок, как мужчину завораживает внезапно обнажившаяся женская грудь.
Я потер подбородок, и мне показалось, что Булочка слегка покраснела.
— Я пыталась представить, как будет выглядеть ваша борода, — призналась она.
— Вам не придется долго ждать. Через несколько дней вы ее увидите.
— Ах, вот как… — Мне показалось, что Булочка разочарована.
— Тебе не следовало этого говорить. Теперь она придет к тебе прямо сегодня. И ты ей выболтаешь какой-нибудь наш секрет, — Лилл была обеспокоена.
В бар заходили все новые посетители, и Булочка отправилась их обслуживать. Я размышлял, не присоединиться ли мне к одной из групп. Но тогда Булочка может подумать, будто я решил посплетничать о ней, поэтому я сидел один и читал статью из своего карманного компьютера о земном художнике Винсенте Ван Гоге, в которой рассказывалось о феерических сочетаниях цветов в его картинах, а еще о том, что в конце жизни он стал есть свои масляные краски. По-видимому, это было связано с содержанием терпена в красках — а терпен напоминает туйон в абсенте, который он так любил и который вдохновлял его искусство. В состоянии опьянения Ван Гог воспринимал цвета и формы совсем иначе. Какой стул ему удалось нарисовать! Обычный деревянный стул, но взгляните повнимательнее на изображение! Здесь, на Черводреве, плотники производят очень хорошие стулья, но не более того. Возможно, они потеряли потенциальных гениев.
Как только я заснул — или же мне показалось? — передо мной явилась Лилл. Обычно, для того чтобы утешить меня, Лилл превращалась в соблазнительную красотку, и мы вместе играли в воображаемые игры в воображаемом окружении. В эту ночь Лилл постоянно меняла формы, они перетекали из одной в другую и доставляли мне огромное удовольствие. Я не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что уже обессилел от пережитых волнений, когда меня разбудил стук в дверь.
Я зажег фонарь. Моя дверь была закрыта изнутри на деревянную задвижку. Кто-то пытался ее открыть. Дрожа от холода, я босиком подошел к двери.
— Кто там?
— Булочка. Я хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь?..
Хитрая Лилл позаботилась о том, чтобы сегодня ночью я и помыслить не мог о повторении любовных игр. Пусть первые протекали только в воображении.
— Мне очень жаль, Булочка! Я ужасно устал. Посадка, долгий путь до гостиницы и ваше замечательное пиво… Сейчас мне хочется только одного — спать.
Однако я никак не мог заснуть. Я знал, что моя лампа не будет служить вечно, поэтому пришлось ее выключить, и в комнате воцарился абсолютный мрак. У Черводрева имелась небольшая луна, но либо она зашла за горизонт, либо была недостаточно яркой.
Насколько мне было известно, Черводрево получило свое название благодаря деревянному морю и червям, однако существовало и другое значение этого слова — полынь, из рода артемизия, член семейства нивяника, земного растения.
Из цветов Черводрева, как из полыни, можно выделить туйон. Если соединить его с другими компонентами, получится легендарный абсент, названный «Зеленой феей» за свой ослепительный изумрудно-зеленый цвет. Абсент становился молочно-белым, когда в него сквозь сахар добавляли холодную воду — чтобы немного убрать горечь. Louche — так называется его новый цвет. На французском языке старой Земли это слово означает «темный» или «сомнительный»: эпитеты, которые нередко употребляются рядом с моим именем. Среди других компонентов, необходимых для приготовления абсента, следует назвать анисовое семя, фенхель, иссоп и мелиссу лимонную — они достаточно дешевы.
Все эти растения, объединившись, придают напитку столь необычный зеленый цвет. А «феей» его назвали из-за влияния, которое он оказывал на сознание человека, вызывая галлюцинации. Отсюда и привлекательность абсента для великих художников и поэтов прошлого — Ван Гога, Рембо, Бодлера, Пикассо, Гогена, Хемингуэя… Напиток гениев. Скорее всего, нам больше не суждено услышать новые имена. Путешествия человечества по бесконечным просторам космоса почему-то не способствовали появлению мятежников духа. Возможно, пока мы были замкнуты на Земле и ограничены ее пределами, срабатывал эффект скороварки. Теперь у нас есть суфле искусства, очень милое и вполне съедобное, но не производящее никакого впечатления.
К сожалению, одним из побочных эффектов употребления абсента является наркотическая зависимость, а дальше — приступы бреда, конвульсии, отказ почек, атрофия мышц. Довольно быстро изготовление чудесного напитка на Земле было запрещено, и я бы назвал это произволом.
После запрещения абсент стал легендарным напитком, который стоило возродить. И я сделал шаг к этому. Мне удалось обнаружить источник супертуйона. После перегонки листьев мы получили жидкость идеальной прозрачности, лишенную токсичных составляющих, но, по всей видимости, вызывающую зависимость.
Теперь нам стало ясно, что делать. Мы выясним метаболизм дерева, весь химический состав его листьев. Затем мы накроем куполом астероид сферической формы и при помощи нанотехнологии создадим на нем необходимую почву и атмосферу. Попробуем создать такое же море-дерево. Конечно, расходы будут велики, но риск того стоит…
Мои соратники — это так называемый Синдикат. Именно они настояли на внедрении в мой мозг Лилл, чтобы она присматривала за мной и их капиталовложениями.
— Вам необходим спутник, — сказал один из представителей Синдиката. — И мы требуем, чтобы вы взяли его с собой.
Сначала я протестовал: личная жизнь и тому подобное! Меня вполне устраивало собственное общество. Люди со спутниками вызывали у меня содрогание.
— А вы сможете провести переговоры с обитателями Черводрева так, чтобы жители планеты ничего не заподозрили и не проболтались другим межзвездным торговцам о возможностях, заключенных в листьях? — спросили они меня. — Пусть все считают, что листья служат сырьем для производства ткани.
Получив Лилл, я остался доволен. И сейчас я не боялся, что мы можем разойтись во мнениях. Разве что по поводу Булочки.
— Теперь, полагаю, ты покараешь меня ночными кошмарами? — мысленно обратился я к Лилл. Если она может вызывать такие чудесные и возбуждающие сны, то ей вполне под силу доставить мне ужасные неприятности.
— Не будь параноиком, Лис. Я твоя спутница и должна всячески тебе помогать, а не выводить из строя. Спи-ка лучше. Утром тебе потребуется ясность мыслей. Я спою колыбельную.
— Подожди, я хочу еще немного подумать, — возразил я.
И с гордостью вспомнить свои предложения Синдикату.
Мои прошлые предприятия были самыми разнообразными. Мой гениальный прием…
Если вам интересно, то мой особый прием состоял в том, чтобы найти свою нишу на рынке и убедить инвесторов помочь мне ее заполнить. Задача формулировалась следующим образом: я должен заработать независимо от того, насколько успешным окажется предприятие — станет ли оно приносить устойчивый доход или быстро рухнет. Я всегда свято верил в первое, пока не получил убедительных доказательств противоположного.
Первое мое предприятие я осуществил в отважной юности, на своей родной планете, Эпсилон Эридана III, которая больше известна под названием Блин… ну, вы знаете, говорят: плоский, как блин. Конечно, на Блине имеются большие и малые впадины, где соответственно располагаются моря и озера. Однако глаз воспринимает лишь плоские пространства. Суша состоит главным образом из прерий, равнин и степей, а самый крупный материк называется Возвышение. На просторах Возвышения степи постепенно поднимаются вверх, но так медленно, что глаз ничего не желает замечать — у нас не найдешь горных хребтов, которые высились бы над равнинами.
Жизнь на планете Блин, если забыть об океанах, представлена растительностью и птицами — огромными и злющими. Если тварей приручать с самого детства, их можно использовать в качестве тягловой силы — они давно не умеют летать. Однако стоит зазеваться, как птичка норовит лягнуть тебя или больно ударить острым клювом. Древний кратер на том континенте, что поменьше, называется Оспина и является подтверждением теории глобального цунами, уничтожившего всю жизнь на планете, за исключением птиц. Представьте себе целый мир, временно накрытый беснующейся водой, и стаи птиц, пытающихся удержаться в воздухе. Возможно, вода не добралась до самых высоких участков степи на Возвышении, иначе птицам было бы нечего есть после того, как она отступила, оставив на суше гниющие трупы животных. Поскольку потоп расправился с естественными врагами птиц, они смогли развиваться без помех, постепенно увеличиваясь в размерах и утратив способность летать.
Мои родители были мелкими торговцами. Они перевозили разные товары из одного места в другое на повозках, запряженных пернатыми. Еще в детстве мне довелось видеть, как две сильные птицы устроили драку, и я вдруг понял, что поединки всадников могут оказаться весьма привлекательным спортом, который легко экспортировать — виртуально или непосредственно (в виде яиц) — в другие миры. Такой замысел требовал крупных вложений: стадионы, тренировочные базы и оборудование, подготовка птиц и жокеев-гладиаторов, реклама, поскольку жители планеты Блин не имели представления о новом виде спорта. Ну а потом, когда удастся развернуться, рекламу надо будет сделать межзвездной. Планета Блин, несмотря на использование тягловых птиц, не такая уж отсталая…
— Это становится утомительным. Пора спать, — брюзгливо заметила Лилл.
Вовсе нет. Мои родители занимались старомодным бизнесом, но они сами его выбрали, чтобы иметь возможность странствовать вдали от больших городов под открытым небом, сочиняя стихи во время своих долгих путешествий. У нас имелась связь с гипербиблиотекой, и меня всячески поощряли, если я в нее заглядывал — в особенности, если мне удавалось найти какие-нибудь удивительные факты. Так поэт располагает слова, чтобы они поясняли друг друга (во всяком случае, в произведениях моих родителей — они принадлежали к Ассоциативной школе). И я узнал о петушиных боях.
— Я все поняла. Они не были провинциалами, как и ты. Теперь можешь отдохнуть, ты выиграл дело.
Сделаем короткие выводы: регистрация концепции в соответствии со Статьей 90 планетарной Конституции, готовая программа, в которой представлялись петушиные бои в докосмическую эпоху (Ангкор Ват[4], Кентукки и так далее). Тогда использовались птицы значительно меньших размеров, причем их схватки привлекали людей всех сословий — от крестьян до аристократов и богатых бездельников. Позднее этот вид спорта запретили. Я уже не говорю о тотализаторе — сейчас самое время для возрождения древних развлечений.
— Возрождение петушиных боев с использованием крупных птиц и жокеев было твоим самым удачным предприятием. Вдохновение юности, — подбодрила Лилл.
— Мои более поздние идеи тоже совсем неплохи. Как насчет… — напомнил было я.
— Давай не будем, — оборвала спутница. — Сейчас ты размышлял о возрождении древнего напитка абсента, обладающего эффектом привыкания.
— Верно, и о Синдикате.
— Лис, нам незачем думать о Синдикате. Синдикат предпочитает не привлекать к себе внимания!
А потом я услышал мягкие баюкающие слова колыбельной.
Утром я вновь позавтракал перегноем — на сей раз его вкус напоминал овсяную кашу — и сладкой молочной жидкостью, которая не имела никакого отношения к коровам. Обслуживал меня Птенчик. Ма Хозяйка, не торопясь, наводила порядок за стойкой, бросая на меня задумчивые взгляды — наверное, размышляла о том, побывала ли у меня ночью Булочка и каковы результаты нашей встречи.
Я улыбнулся.
— Ваша замечательная дочь заслуживает достойного мужа. Разве вы йе будете скучать, если им окажется звездный моряк?
— Нет-нет, — покачала головой Ма Хозяйка. — Главное, чтобы Булочка была счастлива.
Похоже, я правильно оценил ситуацию. Булочка пыталась соблазнить и других межзвездных торговцев, но они находили ее слишком простодушной. Или ночевали в своих челноках. Или я был ее последним шансом.
— Ма Хозяйка, если Булочка покинет Райскую бухту, что станет с «Домом у моря»? Птенчик сможет дергать за веревочки?
— Вы заметили, что веревочка связала язык моему мальчику! И хотя он получит хорошее наследство, ему трудно общаться с девушками. И все же я не теряю надежды.
— И я тоже рассчитываю поскорее выйти в море. Мне необходимо вернуться к звездам с достаточным количеством листьев — пока их не унес ветер. А когда я покину вашу планету, кто знает, возможно, я улечу не один? Но только в том случае, если мне будет сопутствовать успех! Неудача оставит меня в долгах…
— Осторожнее, — услышал я предупреждение Спутницы.
— …перед Институтом ксеноботаники на Мондеверте. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?
— Вам следует встретиться с Хранителем Света.
— В космопорте мне сказали то же самое.
— Только не с Хозяином Порта — он повинуется Хранителю.
— Может быть, мне следует захватить с собой подарок для Храни-теля?
— Нет-нет, он получает все, что ему нужно, от города.
Какая жалость! Остается рассчитывать на собственное красноречие.
Когда я добрался до маяка, Хранитель был чем-то занят в Райской бухте — до самого полудня, как известил меня его мускулистый молодой помощник. Я прогуливался вдоль берега деревянного моря и разглядывал корабли. Матросы потихоньку готовили суда к выходу в море. Я хотел наведаться к своему челноку, но потом решил, что это будет бесполезной тратой времени. Мимо проносились гонимые ветром оранжевые и алые листья, то опускаясь, то вновь вздымаясь ввысь. Интересно, а что будет, если начнется гроза с громом и молнией? И молния ударит в одно из многочисленных скоплений смолы, а потом разгорится пожар? По-видимому, в море не бывает гроз. Какое-то неизвестное мне явление мешает образованию крупного электрического заряда в облаках, равномерно распределяя его и исключая вспышки молнии. К тому же я ни разу не заметил, чтобы небо затянули тучи — ветер нес лишь перистые облака.
Так стоит ли удивляться, что здесь никто не курит? Легко представить себе, что произойдет, если матрос выбросит за борт горящий окурок или вытряхнет табак из трубки. У меня перед глазами возникла картина полыхающего деревянного моря… вот стена огня стремительно приближается к берегу…
Нет, чушь какая-то! Морские путешествия начинаются только после того, как ветер унесет почти всю листву на берег.
— А что если кто-то по злому умыслу подожжёт листья, пока они в море? Или само море прямо из челнока? — подкинула мысль Лилл.
Какая ужасная мысль!
— Если бы ты собрал достаточно образцов листьев, пожар помешал бы всем желающим получить доступ к местным запасам супертуйона, после того как абсент войдет в обиход, станет общеизвестен, и наши конкуренты сообразят, где мы его раздобыли.
— Лилл! Планета сгорит. Даже если земля и города не пострадают, люди умрут от жара и дыма. Но даже если они не погибнут, как им жить дальше? Ты шутишь!
— Конечно, шучу. Просто стараюсь чем-нибудь занять твои мысли, чтобы ты не скучал.
Я смотрел на Недосягаемого и размышлял, не предложить ли ему в качестве блефа фантазии Лилл: если я не получу образцы листьев, то никто и никогда их вообще не увидит. В общем, гляди в оба.
Пауза затянулась секунды на три, поскольку мы как раз глядели в оба — причем с вершины маяка. Сколько времени потребуется моему телу, чтобы долететь до земли, если его сбросит вниз мускулистый помощник Хранителя? Мысль о собственной скорой гибели помешала мне высказать вслух свои угрозы — вот если бы я сначала задраил люк челнока и обратился к менеджеру космопорта по громкой связи, тогда другое дело. Но тут я вспомнил о мономолекулярных пилах.
Нет, это не мой стиль!
— Иногда приходится применять самые жесткие методы, — не унималась Лилл.
— Нельзя угрожать сжечь целую планету ради производства выпивки! Даже очень дорогой! — парировал я.
— Послушайте, господин Недосягаемый, — начал я изобретательно лгать, — в моем мире довольно жесткие законы. Если человек не добивается поставленной цели и огорчает своих спонсоров, он должен покончить с собой вполне определенным способом. — Я говорил так, словно цитировал свод планетарных законов Монтеверте. Едва ли кто-нибудь на Черводреве имеет доступ к гипербиблиотеке, чтобы проверить мои бредни. Я воодушевился еще сильнее: — Институт ксеноботаники потеряет деньги и реноме. И я буду вынужден взрезать себе живот при помощи жесткого листа с планеты Си-риан.