Тася была девушкой воспитанной, и она вежливо поздоровалась с дедушками и дяденькой, которые сидели за столом и пили пиво.
Дедушки и дядя тоже с ней поздоровались.
Пройдя несколько шагов, Тася замедлила шаги и потом приостановилась.
Что-то было неладно.
Мужчины на нее неправильно смотрели.
В семнадцать лет хорошенькая девушка отлично знает, как мужчинам полагается на нее смотреть. И она, хоть, может быть, вслух возражает против таких наглых взглядов, понимает, что они — своего рода комплименты. И пока взгляды несутся к ней со стороны половозрелых мужчин, у нее еще все впереди.
А Тася, миновав мужчин за столом, вдруг поняла, что они на нее смотрят не так. Равнодушно смотрят. Как Лидия Семеновна в поликлинике на профилактике.
Она обернулась.
Никакой реакции. Флюиды до нее не долетели.
Тася пожала плечами и быстро пошла дальше, подчеркнуто раскачивая бедрами.
Никаких взглядов.
А через минуту и мужчины сообразили, что происходит нечто неладное.
— Видно, я совсем старым стал, — сказал Минц. — Гляжу на это лолитское создание, и ничто во мне не трепещет.
— Это пиво виновато, — сказал Удалов.
— Пиво ли? — произнес Ходжа Эскалибур. — Мне на возраст жаловаться рано. Еще второй тысячи лет не разменял.
— Климат, — сказал Минц. — Совершенно испортился климат.
За воротами заиграла музыка.
Они повернули головы.
У дома напротив остановилась кавалькада в составе двух иномарок и туристической пролетки. Именно в ней сидели жених с невестой.
Жених спрыгнул с пролетки.
Гости стали хлопать в ладоши.
Жених протянул руки к невесте.
— Ты чо? — строго спросила невеста. — Платье помнешь.
— И то правда, — сказал жених и первым пошел в дом.
— Невесту забыл! — крикнули из толпы родственников.
— Да ладно, — отмахнулся жених. — Выпить хочется.
— Как выпить, так без меня! — возмутилась невеста, спрыгнула с пролетки и, подобрав подол, ринулась в дом.
За ней потянулись зрители и свидетели.
Минц нахмурился.
— Неладно, — сказал он. — Не нравится мне это.
Со стороны площади Землепроходцев послышался страшный рев, земля вздрогнула. Именно в этот момент самка с планеты Два-икс заглотнула своего любимого мужа.
— Разгул желаний, — произнес Ходжа Эскалибур. — Мы стоим на краю пропасти.
Во двор вошел Максимка-младший, внук Удалова.
— Вас отпустили на каникулы? — спросил дедушка.
— Отпустили, — ответил Максимка, вынул из ранца учебник «Родная речь» и принялся на ходу вырывать из него страницы. Страницы летели позади него, как стая чаек.
— Ты что делаешь? — испугался Удалов.
— Так ведь нас отпустили! — сказал Максимка.
— Это не означает, что вас не призовут в школу в будущем учебном году, — сказал дедушка.
— Черта с два! — ответил внучек. — Не видать им меня больше там, как своих ушей.
Он продолжал рвать учебник, и Удалов не выдержал, вскочил, выхватил остатки книжки у ребенка, дал ему подзатыльник. Не успел еще Максимка зареветь, как профессор Минц спросил:
— И чем ты намерен отныне заниматься?
— В спецназ пойду, — ответил ребенок. — Буду террористов мочить.
— Славный мальчик, — заметил Ходжа. — Наверное, он будет решать национальный вопрос.
— Мальчик переутомился, — сказал Удалов и потащил сорванца домой.
Переутомился крошка, ничего страшного. С другими что-то происходит, но с нашими отпрысками дурного быть не может.
По детским воплям и мужскому крику было понятно, как они взбираются по лестнице на второй этаж.
Минц отпил из горлышка.
— Не может ли поведение ребенка, — сказал он, — быть связано с преступными или легкомысленными желаниями наших сограждан?
— Я вас не понимаю, коллега, — ответил Ходжа Эскалибур.
Минц слегка поморщился. В устах Ходжи Эскалибура слово «коллега» несло несколько издевательский оттенок. Минц был естественником, трезвым профессором и скептиком. Ходжа Эскалибур, появившись в Великом Гусляре, начал создавать какую-то языческую секту, соблазнять своих юных жриц, строить трехэтажный коттедж из вишневого датского кирпича, давать объявления в городскую газету о сеансах черной и белой магии и печатать гороскопы, которые совершенно не сбывались, но в которые верил весь город. Может быть, Ходжа Эскалибур был жуликом, а может быть, ловким фокусником, а может быть, там что-то было нечисто, но он так ловко умел втереться в доверие к достойным людям, что отделаться от него было невозможно. Даже Минца он смог обаять, причем совершенно нестандартным образом. Он стал ходить на стадион «Речник» и болеть за местную футбольную команду, причем всегда оказывался на соседнем с Минцем месте. А вы не представляете себе, как сближает совместное лицезрение спортивных состязаний. Люди высокого ранга смотрят теннис или даже делают вид, что играют в теннис, а вот демократы духа всегда идут на стадион болеть за футболистов.
Кстати, с Удаловым Эскалибур сблизился еще проще, потому что, когда в том месяце Удалов приехал на озеро Копенгаген порыбачить, то увидел на своем любимом и постоянном месте черноглазого мошенника. При виде Удалова он освободил место и уселся неподалеку. И надо вам сказать, что у Удалова, как всегда, не клевало, а у Эскалибура клевало сказочно. Настолько, что Удалову захотелось поднырнуть под его поплавок и поглядеть, нет ли там, на дне, большого ведра со стерлядью, судачатами, подлещиками и иными редкими обитателями озера.
— Если желаете, — сказал Эскалибур, — могу уступить место. По-моему, мне незаслуженно везет.
Конечно же, Удалов стал отказываться, но потом дал себя уговорить и перешел на пригорок Эскалибура.
И знаете, что произошло? Удалову стало везти.
Если бы у Корнелия Ивановича и на новом месте не клевало, то никаких добрых чувств в его сердце не возникло бы. Но когда он легко вытащил налима длиной в сорок шесть сантиметров, то в его душе шевельнулось что-то хорошее. Можете ли вы поверить: не успел Корнелий Иванович насадить нового червя и забросить крючок в воду, как поплавок нырнул, словно клюнул крокодил, а ведь существует легенда, что некогда они в озере водились и даже не боялись морозов, а зимой дышали через лунки.
Но это был не крокодил.
Это был небольшой поджарый осетр. А уж эта рыба встречается в наших водоемах куда реже крокодилов.
— Удалов, ты гений рыболовства, — искренне воскликнул Эскалибур.
И Удалов предпочел ему поверить…
— Мне хотелось бы провести дополнительную проверку, — сказал Минц.
— Я бы предпочел подождать, пока обстоятельства станут яснее, — не согласился Ходжа.
— Почему? — спросил вернувшийся Удалов.
— Желания, — сказал волшебник, — в любом случае ведут к неприятностям. Не бывает безвредных желаний. Но их последствия не всегда очевидны.
— Не все желания вредные, — возразил Удалов. — Если ты желаешь хорошего для других, это ничего, кроме хорошего, не дает.
— Минц, объясните дяде Корнелию, насколько он наивен, — посоветовал волшебник.
— Мы столкнулись здесь с двумя школами мысли. Удалов представляет собой христианскую мораль. Воздаяние, самопожертвование, доброе дело и грех…
— Сейчас меня определят в кришнаиты, — улыбнулся волшебник.
— Скорее, я назову вас буддистом, — сказал Минц. — Любое желание опасно, любое ведет к беде, и цель человеческого существования — достичь отсутствия желаний, то есть нирваны.
— Какой еще ванны, — обиделся Удалов, который решил, что волшебник над ним смеется. — Я хочу людям помочь.
— А людям нельзя помогать, — сказал волшебник. — Люди от этой помощи обязательно погибнут.
Удалов в отчаянии развел руками.
— Это садизм какой-то!
— Это жизнь, — возразил волшебник. — Мы можем проверить исполнение всех желаний, какие были загаданы в этом городке. И я вам грантирую, что в конечном счете ни одно из них до добра не доведет.
— Спорю! — вскинулся Удалов. — Спорю на миллион долларов.
— Хотите их попросить у золотой рыбки? — спросил волшебник.
— Неважно!
— Важно. Потому что тогда вы становитесь в стройные ряды просителей. Не ожидал я этого от вас, Корнелий Иванович.
— Но ведь я же ради правды, и даже справедливости!
— Не спешите расставаться с чужим миллионом, — остановил его волшебник, — ведь я его у вас еще не потребовал. Я бесплатно докажу вам свою правоту.
— Сейчас? Немедленно? — спросил Минц.
— Пожалуй, спешить не стоит, — откликнулся Эскалибур. — Ведь последствия могут проявляться не сразу. Но, в любом случае, я могу их предсказать. Это моя специальность.
— Начинайте, — потребовал Удалов.
— Я уже окинул наш город мысленным взором и понял, что в нем исчезла любовь. Я имею в виду любовь плотскую, которая всегда ведет к поддержанию вида. Отменены все свадьбы и свидания, разорваны все фотографии и отправились на помойку эротические издания. В городе творится нечто несусветное, хотя никто толком не сообразил, что надвигается гибель земной цивилизации. В то же время дети и подростки потеряли тягу к знаниям, вскоре полностью опустеют школы и техникумы, и репетиторы останутся без работы. Затем остановятся институты и заводы, люди начнут забывать достижения науки и техники, хотя бы потому, что они им не понадобятся.
— Сейчас? Немедленно? — спросил Минц.
— Пожалуй, спешить не стоит, — откликнулся Эскалибур. — Ведь последствия могут проявляться не сразу. Но, в любом случае, я могу их предсказать. Это моя специальность.
— Начинайте, — потребовал Удалов.
— Я уже окинул наш город мысленным взором и понял, что в нем исчезла любовь. Я имею в виду любовь плотскую, которая всегда ведет к поддержанию вида. Отменены все свадьбы и свидания, разорваны все фотографии и отправились на помойку эротические издания. В городе творится нечто несусветное, хотя никто толком не сообразил, что надвигается гибель земной цивилизации. В то же время дети и подростки потеряли тягу к знаниям, вскоре полностью опустеют школы и техникумы, и репетиторы останутся без работы. Затем остановятся институты и заводы, люди начнут забывать достижения науки и техники, хотя бы потому, что они им не понадобятся.
— Чье это желание? — спросил Минц.
— Это желания неизвестного мне пока инопланетянина, который выполняет задание своего злодейского центра. Он таится среди нас и тихо посмеивается.
— Надо его немедленно найти и изобличить! — воскликнул Удалов.
— Пока он этого не захочет, ничего у вас, Корнелий Иванович, не выйдет.
— Но это же опасно!
— Еще как опасно. Из всех опасных желаний это, пожалуй, самое опасное.
— Это желание — исключение, — сказал Удалов. — Мы постараемся вывести его на чистую воду.
— Тогда пойдемте по городу, — предложил Ходжа Эскалибур. — Проведем блиц-опрос граждан. И я в каждом конкретном случае докажу вам, что исполнение желаний приведет к беде. И правы буддисты, которые учат, что чем меньше мы будем желать, тем дольше проживем на белом свете.
* * *На первый взгляд, Великий Гусляр выглядел как обычно.
Город как город. Ездят машины, снуют торговцы, бегут купаться дети, мамаши с колясками стоят у фруктовых киосков… Владельцы золотых рыбок не спешат со своими достижениями, но если знаешь, что искать, и если у тебя развита интуиция, то сможешь отличить вчерашний город от Места исполнения желаний.
Друзья вышли на высокий берег реки Гусь.
Впереди поблескивало нечто массивное.
Вокруг происходило движение людей.
Обнаружилось, что там лежит задавленный до полусмерти золотыми цепями будущий бандит Мирослав, а возле, пользуясь его неподвижностью, трое или четверо жителей из соседних домов пытаются ножовками отпилить куски золота, чем причиняют Мирославу неудобство и даже боль.
Мародеры стали огрызаться при приближении зрителей, потому что решили, что Минц с товарищами включатся в грабеж.
— Уйди! — кричали они.
— Убьем!
— Долой!
— Спокойно, — ответил им волшебник Эскалибур.
Мародеры захохотали.
Мирослав устало плакал.
— Пойдем отсюда, — прошептал Удалов. Он давно жил в городе и был уверен, что не надо злить плохих мальчиков, потому что они могут тебя побить.
Но Эскалибур не боялся бандитов.
— Замри! — приказал он.
Бандиты замерли, как в детской игре.
— Спасибо, — прошелестел губами Мирослав.
— Сейчас мы освободим вас от цепей, — сказал волшебник.
— Век буду Бога молить, — откликнулся на это предложение молодой человек.
С помощью легких пассов волшебник освободил шею и грудь Мирослава от невероятного груза и сказал, обращаясь к Удалову:
— Как вы видите, это пример горьких последствий неверно загаданных желаний.
— Я не хотел, — ответил Мирослав. — Я думал, как красивше, понимаешь? Я хотел цепь носить.
— Бросай ее, — сказал волшебник, — иди в народ, работай, будут у тебя честно заработанные цепи.
— Не цепи, — резонно возразил Мирослав, — а цепочки.
— И что ты будешь делать! — спросил Минц.
— Вы, граждане, пока посторожите золотишко, — ответил Мирослав, — а я за тачкой сбегаю. У нас в сарае где-то стояла.
И он, прихрамывая и клоня голову набок, умчался.
— Вот видите, — произнес Ходжа Эскалибур, — последствия ужасны и необратимы.
— Разрешите сказать фаталисту, — попросил профессор Минц. — Я убежден, что в споре не правы обе стороны. За исключением нескольких особых желаний, порожденных, вернее всего, иноземным мозгом, все остальные ничего не меняют. Да, молодой человек возжелал золотую цепь особого размера. Не случись золотой рыбки, он все равно со временем купил бы или отнял у кого-то свою золотую безделушку. Рыбки — это лишь ускоритель, катализатор естественных процессов.
— Точка зрения не хуже других ложных точек зрения, — заметил волшебник. — Обратите свои взоры на Коровий спуск.
На Коровьем спуске, не справившись с управлением дорогой и быстроходной машины, врезалась в дерево Лика, могучая красавица, ограбившая Мирослава.
Лика вылезла из автомобиля и, глядясь в зеркальце, вытирала кровь с царапины на щеке, при том грубо высказывалась, подобно современным писателям, полагающим почему-то, что некоторые мысли без помощи мата выразить невозможно. А ведь это не так. Без помощи мата нельзя выразить лишь катастрофическое отсутствие мыслей.
— Вот еще одно желание, которое привело к дурному результату. Приобретя автомобиль, эта прелестная женщина не подумала, что им еще надо научиться управлять, — сказал волшебник.
— Но не было бы желания… — начал свое возражение Удалов.
— Не было бы — завела бы нового любовника, и все точно так же повторилось бы через две недели.
У зоомагазина, куда они попали после всех приключений, наши друзья встретили старика Ложкина. По слабости зрения и от большого волнения Ложкин оттолкнул Удалова, ворвался в магазин и принялся кричать:
— Прошу, требую, настаиваю, наконец, в том, чтобы мне, как ветерану войны и труда, немедленно выдали новую запасную рыбку, потому что выданный мне экземпляр оказался провокатором! Вы меня слышите?
Оля с Леной, которые как раз пили чай за прилавком, стали улыбаться, и беременная Оля сказала:
— Да их в десять минут не осталось, Николай Иванович. Даже если вы партизанским отрядом в войну командовали, все равно для вас рыбки не найдется.
— Тогда закажите в области, пускай со склада пришлют.
— Прости, сосед, — спросил Удалов. — А ты все желания испробовал?
— Кто мне позволит! — взъярился Ложкин. — Провокаторы! Все было подстроено.
— Да, — вздохнул Удалов. — Даже самый главный наш революционер остался без кардинального желания. А я на него так надеялся!
Ходжа Эскалибур, пока шел обмен репликами с Ложкиным, внимательно приглядывался к сестрам.
В отличие от их собственной матери, он точно знал, у кого из них на какой щеке есть родинка.
— А ну-ка, — сказал он, — какими желаниями вы воспользовались?
— Ах, это неважно! — отмахнулась Лена.
— А мне кажется, что это пока самое важное, с чем мне пришлось здесь столкнуться, — сказал Ходжа так, что его друзья насторожились, а Ложкин, видя, что на него не обращают внимания, кинулся прочь, чтобы побывать в мэрии и поговорить с начальством. Он был искренне убежден, что начальство наверняка обеспечило себя резервом и ему, как почетному ветерану, должны запасную рыбку выдать. Ведь цель у него совершенно благородная: вернуть к жизни Советский Союз.
— И я тоже так думаю, — сказал Минц.
Ведь мать или мужа всегда можно провести, но провести чужого дядю Минца слишком сложно.
И, немножко поплакивая, девицы рассказали о том, что поменялись нерожденным младенцем.
Это сообщение прибавило остроты к спору Удалова с Эскалибуром.
— Девушки сами уладили все свои проблемы, — сказал Удалов. — Раньше был нежеланный младенец, а теперь у него будет любящая мать. И Боря улетел в Патагонию. Может быть, там его исправит тяжелый труд на ферме.
— Чепуха, — отмахнулся Эскалибур. — Когда младенец родится, обездоленная мать захочет вернуть его себе обратно, а мать приемная, разумеется, этого не захочет — она же мучилась, рожала! В семье возникнет неразрешимый конфликт… А еще хуже будет, если Ольга раскается и скажет себе: «И зачем мне этот чужой ребенок?»
На этот спор Минц ответил так:
— А ничего не изменилось и не изменится. Потому что, кто из сестер даст жизнь ребенку — не столь важно. Он все равно родится. И в той же самой семье. От перемены мест слагаемых, как учит элементарная арифметика, сумма не меняется.
Как и положено в интеллигентных спорах в нашей стране, до истины никто еще ни разу не докопался, ибо суть российского спора состоит не в достижении истины, а в доказательстве своей правоты. Помните, как на заре Средневековья монах Тертуллиан произнес: «Верую, ибо нелепо»? Подобно этому, у нас сейчас говорят: «А пошел ты со своими аргументами!» Менталитет разнится, но словосочетания близки.
И тут позиции спорщиков подверглись неожиданному испытанию.