Эсаул распорядился о баране и костре.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками,812 послав партию к караулке, поехали влево по дороге, ведшей в Шамшево, и выехали на опушку леса, у которой, следя за движениями французов, неподвижно стояли два гусара.813
— Ну что? — понижая голос, сказал Денисов, подъехав к ним.
— Становятся, —отвечал также таинственно, но не громко хохол гусар с стекающими по нем ручьями дождя.
— Ну, а Тихон814 что? Не видать?
— Проволок одного низом, вон тама, — сказал хохол, указывая направо.
— Он опять пошел, — сказал другой гусар.
— Брешешь, — сердито проговорил хохол.
— Ну-ка, посмотрим!
Денисов выехал на самую опушку леса, так что только голый ореховый куст отделял его от поля, шедшего за опушкой. Петя продвинул свою лошадь рядом с Денисовым и тоже стал смотреть. Лес, в котором они были, находился на бугре, по которому на пол версты шло полубугром яровое поле до дороги, шедшей низом, так что прямо перед собой не видно было дороги. Левее и назади к Микулиной дорога шла выше, и по ней сквозь дождь виднелось что-то, двигавшееся по дороге верстах в двух расстояния. Но не вперед и влево, а вправо почти вперед невольно обращалось всё внимание смотревших. Вправо, почти перед ними, выходил крутой голый овраг из леса, расширяясь по мере того, как он отдалялся, и сливавшийся с болотцами, поросшими кустами, и речкой, вившейся под противуположным бугром. За этой речкой был пруд, над прудом сад и выше сада на бугре небольшая деревушка с домами с одной левой стороны улицы. На правой стороне к саду была господская усадьба. От этой деревушки вниз по бугру шла между рытвинами глинистая дорога к мосту чрез речку и скрывалась за буграми, бывшими впереди смотревших. В этой деревне в разоренных мужицких и в барском доме и по всему бугру у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более, как 200815 саженях расстояния, виднелись из-за косого дождя подходившие, устанавливавшиеся в деревне и разбредавшиеся по саду и около пруда люди. Слышны были явственно их крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг к другу.
— Устанавливаются, устанавливаются, — говорил Денисов.
— Вон пехота. А видите — козла.816
— А смотрите: из-под горы-то кавалерия рысью, — сказал эсаул.
— Э! Это — не кавалерия, это с конвоем в карете кто-то на рысях. Да так и есть, сторонятся. Вот кабы Наполеон.
— Да, как же!
— А пожалуй, что маршал какой-нибудь. Вишь, чешут.
Карета, ясно видная на горе, четверкой, с конвоем впереди и сзади, проехала рысью в гору в деревню, остановилась там и поехала дальше.
— Где Тишка проклятый? — опять сказал Денисов. — Где ты его видел, Грицук? — спросил он опять у гусара.
Гусар показал на лощину по болотам и на пруд.
— Тут прополз, вашбородие. Мы видали: увалился в саду. А тут один ихний за водой сошел, он его и взял, да опять лощиной кустами в лес ввалился. Ему ужо придти надо.
Другой гусар опять заспорил, утверждая, что действительно Тихон провел кустами и болотом француза, но потом вернулся опять в сад.
Петя,817 быстрым движением поворачивая голову, оглядывался818 то на Денисова, то на эсаула, отыскивая в их лицах объяснение того, что занимало его. Эсаул, как будто с улыбкой щуря узкие глазки, всматривался в деревню.
— Должны быть 4 батальона, — сказал он.819
— Как же вы будете атаковать? — спросил Петя.
— Как атаковать? — сказал Денисов с серьезным лицом.
— Нет, пожалуйста, мне расскажите и дайте мне отряд.
Денисов улыбнулся.
— Пехота наша, 60 человек, полезут этими болотами к саду. Мы — лощиной через мост и в гору. Долохов оттуда — видишь, проехавши деревню, лесок. Он там с партией.
— Лощиной нельзя будет, Василий Федорович, — сказал эсаул. — 820Топко, надо будет объезжать полевее...
В то время, как они вполголоса говорили таким образом, внизу в лощине от пруда щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой, и послышался дружный крик, больше — веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. Низом, по болотам, изогнувшись, бежал человек в лощине. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы. Несколько человек бежало за ним и наперерез, и сверху, тах-тах — послышались выстрелы.
— Наш Тихон, ей-богу, — сказал Грицук.
— Шельма,821 растревожил, — с досадой сказал Денисов.
— Уйдет, — щуря свои глаза, сказал эсаул, и вдруг и Денисов, и эсаул, и оба гусара, и Петя — все822 захохотали.
Бежавший человек, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Tax, тах, — провожали его выстрелы.
— Ушел-таки, шельма.823
— Ради бога, позвольте, — сказал Петя Денисову, указывая на бежавших за Тихоном французов. — Мы их отхватим.
Денисов улыбнулся.
— Погоди, постой, до завтра. Спасибо еще, не к нам бежит, — сказал Денисов, глядя на подбегавшего к лесу Тихона. — Ну, поедем. Экий шельма.
И, повернув лошадей, Денисов, эсаул и Петя поехали назад по дороге к караулке, в которой они должны [были] обсушиться и поесть.
— Я только не понимаю, что такое наделал этот Тихон, — сказал Денисов, обращаясь к эсаулу. Петя жадно прислушивался.
— А видите ли, Василий Федорович, я знаю, — сказал эсаул, щуря глазки. — Он взял одного, да и привязал его в лесу или так обобрал, да полез за другим.
— Куда же он его дел? — спросил Петя.
— Убил, — отвечал824 эсаул. Петя с возбужденным лицом, подергивая поднятой кверху головой, смотрел на казака.
— Экая бестия, — сказал Денисов.
— Набаловался, — сказал эсаул, смеясь. — Это еще с Кукуевской сцены (казак любил употреблять иностранные слова).
— А что? — спросил Денисов.
— А как же, ему в это место, — эсаул указал на спину, — всадил пулю француз.
— Я и не знал, — сказал Денисов, — ранили?
— Да, и сильная рана была. Он не сказывал, над ним все казаки смеялись.825
— Об чем? — спросил Петя.
— Да об пульке об этой. Ну, с той поры он уж пардона не дает. Должно быть, убил, да и полез за другими.
Петя с той способностью очень молодых людей глотать, не пережевывая, непонятные нравственные вопросы, поспешно проглотил то, что сказал эсаул. Что-то ему показалось неловко и страшно, но он только почувствовал необходимость повыше поднять голову и подбодриться, чтобы не быть недостойным того, общества, в котором он находился.
— А, что он, молодец, этот Тихон? — спросил Петя у Денисова.
— 826Такая шельма, что не хуже казака, — сказал эсаул.
— Ну, не хуже, батюшка. Ни один ваш казак ему в, подметки не годится. Что этот человек делает — это непостижимо, — говорил Денисов всё подбадривающемуся Пете. — Куда хочешь, пошли, он как по своему огороду ходит. Я его взял, так уж он их, я думаю, сотню уложил. С робятами баловался, — он говорил.
— Рожа — так вы испугаетесь, — вставил эсаул827
— Ему828 80 верст пройти ничего. Он всегда с нами с кавалерией пешком бегает и никогда не отстанет.
— Что ж, силен очень?
— Не сила (эсаул сам хвалился своей силой), а здоровенный меренина, так сказать. Здоров, чорт.
— Да как же не сила. Он при мне за хвост один выворотил лошадь, а как завязла наша фура, как подопрет плечом Тихон и выдерет, — сказал Денисов, видимо любивший своего Тихона.
— Что же, скоро он придет? — спрашивал Петя.
________
Когда Петя с Денисовым и эсаулом подъехали к караулке, уже было темно. На поляне вокруг караулки в полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики и в лесу в овраге (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь. В караулке в сенях казак жарил шашлык на угольях, в самой избе сидели три офицера из партии Денисова перед устроенным из двери столом на лавках из жердей. Петя никак не ожидал такого благоустройства, которое он нашел в караулке. Были и стол, и полотенце, и водка в фляжке, и ром, и белый хлеб, и баранина с солью, и огонь в печи согреться и обсушиться, и ловкие казаки, которые, казалось, понимали мысли начальства и всё умели устроить. Петя снял и отдал сушить сапоги и чекмень, присел вместе с офицерами за стол, выпил водки и, разрывая руками, по которым текло сало, ел жирную душистую баранину. Восторженное состояние духа Пети — глупого и милого детского самодовольства и желания быть прекрасным — дошло до высшей степени после выпитой водки и съеденной пищи. Он был смешон, никому не давал говорить, но все — от Денисова и до Лихачева, казака, прислуживавшего господам, с улыбкой веселья смотрели на него. Все ласкали его, и он всё больше и больше осмеливался и громче и больше говорил.
— Так что ж вы думаете, Василий Федорович, — обращался он к Денисову, — ничего, что я с вами останусь на денек? — И не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: «Ведь мне велено, но вот я узнаю. Только вы меня пустите в самую... штуку. Мне не нужно наград. А мне хочется». — Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой.
— Да ничего, ничего, — сказал Денисов и, обращаясь к эсаулу, сказал.
* № 278а (рук. № 98. T. IV, ч. 3, гл. VI, VIII—XI).
829 Одет он был в синие штаны, в когда-то красную со снурками французскую гусарскую куртку, подпоясанную кушаком, и в лапти. В руке он держал пуховую казанскую шляпу. Вода капала с его локтей, и там, где он стоял, скоро налилась лужа.830
Длинное лицо его с повисшим набок носом, которым он беспрестанно втягивал в себя дух с особенным звуком, и с редкой, бурого цвета бородой было все изрыто оспой. Один зуб в верхней челюсти у него был выбит, отчего его и звали Щербатым. Шея у него была толстая, как у быка, и коричневая. В одеяньи и фигуре своей он был странен и смешон, и, казалось, ему самому это доставляло удовольствие. Так заключил Петя по взгляду, которым он ответил на улыбку казака.
— Куды ты пропал? Что ж не привел? — спросил Денисов.
— Да что ходить-то, — сказал Тихон, всасывая носом.
— Что ж,831 взял? — сказал Денисов.832
— Взять-то взял (за каждым словом он сопел). Да будь ему неладно. Сорвался.
— Как сорвался.
— Да я его взял одного-то сперва-наперво, — начал Тихон, переставляя ноги в луже, которая натекла с него, — да и свел в лес, привязал как следувает к березке. Думаю, дай схожу, другого,833 поакуратнее какого, возьму.
— Ишь, шельма, так и есть, — сказал Денисов эсаулу. Петя с раскрытым ртом с восторгом глядел прямо в рот Тихону, слушая его слова.
— Подполз я таким манером. А ихний кашовар и огляди меня. — И Тихон, засопев, замолчал.
— Ну что ж?
— Загалдели по-своему, палить принялись. В меня-то, — сказал он, как бы сам удивляясь тому, что они в него палили.
— То-то мы с горы видели, как ты стречка задал, — сказал эсаул.
— Тоже ловить стали. Я и пошел к лесу...
— Ну, а первый-то где ж, — [спросил] Долохов, — что к березке-то привязал?
Тихон не отвечал, пока Денисов не спросил у него того же.
— Да затянулся, — быстро сказал Тихон и, опустив голову, сильно потянул в себе дух.
— Как же ты сказал, сорвался? — сказали в один голос эсаул и Денисов.834
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову. Его уже несколько раз бранили за это. Он почесал спину и улыбнулся. Лицо Тихона, казалось, было лишено способности улыбаться, и потому неожиданная улыбка, открывавшая недостаток зуба, всегда неотразимо заразительно сообщалась другим. Денисов, Долохов улыбнулись, Петя залился, сам не зная чему, веселым смехом, к которому невольно пристал и барабанщик.
— Как же ты сказал, сорвался? — напрасно стараясь удержать свой смех, спросил Денисов.
— Да что, совсем несправный был, — сказал Тихон, махнув рукой.
— Ах, шельма!
— И одежонка плохенькая такая на нем... Что же, я не видал разве хранцузов-то. — Тихон опустил глаза. — Да и грубиан, ваше благородие, — сказал он вдруг, видимо довольный найденной отговоркой.
— Чем же он грубиан? — спросил Долохов.
— Как же, говорит: я сам анаральский сын, не пойду, говорит.835
Денисов нахмурился.
— Эка скотина, — сказал Денисов, — послал836 взять, а ты... Расспросить надо.
— Да я его спрашивал, — сказал Тихон. — Он говорит: плохо знаком. Наших, говорит, и много, да все плохие, только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете.
И Тихон засопел пронзительно.
— А, скотина, — сказал Денисов.
— Да что же, коли надо, я сбегаю, еще возьму какого, теперь темно, — сказал Тихон.
Денисов, не отвечая ему, обратился к Долохову, совещаясь, что теперь делать.
Петя не слушал их, он стоял подле Тихона и не спускал с него удивленных глаз.
Тихон оглядывался вокруг себя. Увидав барабанщика, он подмигнул ему и улыбнулся.
— А ты разве его знаешь? — сказал Петя.
— Как же, при мне поймали, — сказал Тихон. — Их там пара была. Другой еще пофигуристее был.
— Где же другой? — спросил Петя.
— Из-за сапог что-то у казаков вышло. Вздор какой-то. А тот еще ловчее был, — сказал Тихон и, оглянувшись
на начальство и решив, что его больше не нужно, пошел из избы.
— Я тебе говорю, нельзя наобум, — говорил Долохов, — надо акуратно делать. Надо съездить. Я поеду. Вот и вы, молодой человек, — сказал Долохов, обращаясь к Пете, — не хотите ли, наденем мундиры французские, да и поедем сейчас к ним в лагерь, поговорим, расспросим.837
Петя был в восторге от сделанного ему предложения. Он тотчас обнял Долохова, поцеловал его, предложил ему изюму и кремней и сообщил, что он тоже привык всегда всё делать акуратно и не наобум Лазаря и что он об опасности для себя никогда не думает, потому что, согласитесь, если не знать верно, что там — от этого зависит жизнь, может быть, сотни, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется.
Никакие просьбы Денисова не могли остановить Петю. Одевшись в французский уланский мундир, который был у Денисова, Петя с Долоховым, переодетым в такой же мундир, который он всегда возил с собою, взяв проводником Тихона, поехали на ту просеку, где они стояли вечером, и в совершенной темноте вслед за Тихоном спустились в лощину.
[Далее от слов: Съехав вниз, Долохов велел кончая: И Долохов поцеловал его и, насвистывая «Allons enfants de la patrie», скрылся в темноте близко к печатному тексту. T. IV, ч. 3, гл. IX.]838
Вернувшись к караулке, Петя вошел к Денисову. Денисов лежал под буркой.
— Ну, слава богу! — крикнул он и обнял и поцеловал Петю. Петя рассказал всё, что они узнали, и Денисов, подвинувшись к стене, хлопнул рукой по бурке.
— Ну, ложись сюда, до завтра надо взд’емнуть.
Говоря с Петей, Денисов не мог не улыбнуться, так мил ему был этот маленький герой.
— Нет, благодарствуй, я не буду ложиться. Я себя знаю, ежели засну, так уже кончено.
И Петя пошел на двор, осмотрел свою лошадь, жевавшую с другими овес.
— Ну, Карабах, завтра послужим.
Он понюхал ей нос. Он любил этот запах.
— Что, барин, не спите, — сказал казак, сидевший за телегой.
— Нет. А, Комарев, кажется, тебя звать. Пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю. Затупил — (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была.
— Что ж, можно.
Комарев так же, как и Денисов и все, с лаской и бережностью обращался с Петей. Он встал, достал что-то в телеге, и Петя радостно услыхал воинственный звук стали о брусок. Он подсел в темноте к Комареву и поговорил с ним.
— А что ж, спят молодцы? — сказал Петя.
— Кто спит, а кто так вот.
— Ну, а мальчик что?
— Весенний-то? Вон он завалился. Со страху спится. Уж как рад-то был. Ну, а что ж вы там видели?
Петя рассказал всё Комареву. Потом подошел еще гусар спросить, где чашка, и спросил, что делал Комарев.
— А вот барину наточить саблю. Небось скоро свет.
Лошади вдруг подрались, заржали.
— Ну, черти, разбудите хранцузов.
Храпел кто-то близко. Казак пробовал кремень в пистолете и щелкал. Негромкий говор шел невдалеке.839 Капли капали с листьев. На небе расчищало, и над вершинами быстро бежали облака, как будто открывая звезды.
Казалось, что звезды840 Казалось тоже, что небо черное, что это черная тучка. Казак841 рубил огонь. Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что это казак, лошадь, телега, но он ничего не знал и не хотел знать этого. Всё это было волшебное царство, волшебные люди, возникшие нынче только сейчас на один вечер. Что бы ни увидел теперь Петя, ничто бы не удивило его. Больше всего его удивило бы теперь то, что было самое обыкновенное.
Пете страшно хотелось спать, он влез на телегу и сел, изредка качался, засыпал и опять поднимал голову.
Ожиг, жиг, вжиг, жиг, — свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравший какой-то неизвестный, торжественно-сладкий напев. (Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны.) Хор играл дальше, дальше, напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой, вот скрипочки, вот трубы и литавры, вот он, торжественный победный марш.