- Я не стал журналистом и не стану, - усмехнулся Саня. Он присел на табуретку у плиты и внимательно смотрел на неё снизу вверх. - Я поступил в милицейскую школу и скоро стану самым нас тоящим ментом.
- Надо же... - удивленно протянула Юля. - И долго ты думал, прежде чем поступить?
- Целый месяц. С того вечера, как я позорно удрал и до конца выпускных экзаменов. И понял, что так жить дальше нельзя. Какая там журналистика, если не можешь защитить любимую девуш ку?
- Про любимую - не надо, не хочу этого слышать.
- Юля, ты с кем-нибудь встречаешься?
- Нет, и наверное, долго ещё не буду. Не хочется, - с вызо вом сказала Юля.
- Понятно... - Саня опустил голову, куда подевалась его уверенность! - Если я в этом виноват, может быть... я сумею и помочь тебе?
- Интересно, как?
- Ну-у... пойдем куда-нибудь, я на твоих глазах отлуплю пятерых хулиганов. Теперь я смогу это сделать. Жаль, что этих ублюдков нельзя теперь встретить, я бы им показал! - он стукнул кулаком по колену.
- Они свое получили. А ты не переживай, я в помощи не нуж даюсь.
- Это ты их? Слухи всякие ходили, будто ты сама рассчита лась с Котовым и Кочегаром, да так все устроила, что и следс твие ничего не заподозрило.
- А это неважно.
- Юля... - Саня вскинул голову, заглянул в её глаза. - Пер вый год без тебя я нормально выдержал. Много тренировался, и потом - вокруг же Москва, думал, встречу девчонку, похожую на тебя и все будет нормально. А второй год - только ты была перед глазами. Чуть ли не каждую ночь снилась.
- Не бери дурного в голову, Саня. Компоту хочешь? Он, правда, горячий, только сварила.
- Юля, я не знаю, как исправить свой подлый поступок. Сам себя не могу простить. Лучше б меня избили, покалечили, убили бы тогда! Мы в Москве в наряды ходим, улицы патрулируем... Ес ли вижу каких-то подонков, сам не свой становлюсь, просто зве рею. Ребята уже опасаются со мной в наряд ходить. Юля, что сде лать, как заслужить твое прощение?
Она с нескрываемым интересом следила за этим взволнованным монологом, и вдруг почувствовала что-то вроде жалости. Он ведь ничего не мог сделать в тот вечер, как и она, а переживает... Их обоих сделали несчастными два пьяных подлеца.
- Забудь об этом, Саня, - сказала она, и ласково взъерошила его жесткие волосы. - Становись знаменитым милиционером, найди себе хорошую девушку в Москве, ты парень видный, за такого лю бая пойдет, и не думай обо мне.
Иваненко обнял её ноги, прижался щекой к коленке.
- Юля, такую, как ты я никогда не найду. Потому что таких больше нет...
- Да ладно тебе, - усмехнулась Юля. - В Москве - и нет?
- Нигде нет. Юля... я ведь тогда ни разу не обнял тебя, не поцеловал, а так хотелось...
- А я ждала, когда ты поцелуешь меня, - неожиданно вспомни ла Юля. Но ты все рассуждал о роли журналистов в политической и вообще, всякой жизни страны...
- Юленька!.. - Саня вскочил, крепко обнял её, и, прежде чем она успела что-либо сообразить, жадно приник губами к её губам.
Юля замычала, попыталась оттолкнуть его, но Саня был нас тойчив, и она смирилась. Поцелуй оказался приятным, сладостной истомой от отозвался во всем её теле. Юля тихонько застонала, отдаваясь во власть его крепких рук и властных губ.
И вдруг в её голове явственно зазвучали голоса.
"Я хочу сделать что-то невероятное для тебя..."
"Ну так сделай, Саня!.."
"Классная телка, Стас... дай и мне..."
"Резинка нужна, чтобы по сперме не определили, если кос нется..."
"Ну так сделай, Саня!... Сделай... сделай... сделай..."
"А ты будешь трусы ей натягивать, да?... Классная телка..."
"Ну так сделай!..."
"Подержи голову, зальем ей в бензобак водяру..."
"Ты же хочешь этого? Хочешь? Хочешь?!"
Тошнота подступила к горлу, живот как будто огнем обожгло. Поцелуй стал мерзким, а сладостную истому сменила боль.
- Нет! - закричала Юля, отталкивая Саню. - Нет! Никогда не смей ко мне прикасаться, слышишь - никогда!
- Юля... - он тотчас же разжал свои объятия. - Юленька...
- Никогда, слышишь - никогда!
- Извини... пожалуйста, прости меня, Юля. Я не хотел тебя обидеть, причинить тебе боль, прости, прости меня, Юля! Я готов ждать, сколько угодно, хоть тысячу лет. Тысячу лет, Юля! Только прости меня... когда-нибудь.
- Когда-нибудь - может быть, - сказала она, успокаиваясь. - Но сейчас... я хотела, но сам видишь - не могу.
- Я понимаю... - опустил голову Саня. - Он достал из заднего кармана джинсов блокнот и авторучку, написал номер телефона, адрес, протянул Юле. Если когда-нибудь понадоблюсь тебе в Москве или в Ростове - найди меня. В Москве адрес может изме ниться, звони родителям, они скажут, где меня искать. Я твой вечный должник, Юля. Я сделаю для тебя все, только бы ты прос тила меня.
- Хорошо, Саня... Компоту хочешь?
- Спасибо, Юля. Я увидел тебя, я понял, что ты стала ещё красивее, чем была... Я люблю тебя, Юля, но ты не можешь... ты не можешь... Найди меня, ладно? Если будет трудно, пожалуйста, только скажи. Где бы я ни был, чем бы не занимался - я твой должник, Юля...
- Хорошо, Саня...
- Я пойду, да? Я увидел тебя, понял, что не зря ты мне снилась. Ради такой девчонки стоит жить и надеяться, - он усмех нулся. - Я даже не спросил, как ты живешь, чем занимаешься?
- Работаю в книжном магазине... Никуда не хожу, ни с кем не встречаюсь...
- Это все потому, что...
- Не надо об этом, Саня...
- Хорошо, не буду. Я пошел, Юля. Спасибо тебе... спасибо за то, что ты такая... красивая. И вообще...
8
Лай собаки и пьяные голоса во дворе разбудили Юлю. Она вышла из кухни, где задремала, читая роман Даниэлы Стил, зябко поежилась, обхватив себя за плечи.
- Это ты, папа?
- Я, дочка, я.
- Мы! - возразил другой, скрипучий голос.
Опять отец вернулся пьяным, да ещё и не один, привел како го-то забулдыгу! Она взглянула на свои часики - без двадцати двенадцать. Ну и что ей теперь делать с ними? Кормить ужином?
Рядом с отцом маячил невысокий, кривоногий мужчина лет со рока в широких штанах и грязной куртке.
- Папа, - укоризненно сказала Юля. - У тебя же больное серд це, а ты напиваешься так, что завтра не встанешь на работу! И ещё приводишь кого-то с собой. Мне, между прочим, тоже завтра вставать рано, я уже спала!
- Суровая у тебя дочка, - одобрительно проскрипел мужик. - Так ему, так, задай жару пахану!
- Суровая, но - справедливая! - поднял вверх указательный палец Малюков. - Она - моя самая главная надежда и опора. Без Юльки я - никак. И никуда. Хозяйка!
- Ну и что будем делать, Гриша?
- Пошли в дом, выпьем. Бутылка у тебя, не разбил?
- Как можно!
- Папа, кого ты притащил? какая бутылка, ты и так еле сто ишь на ногах! - возмутилась Юля.
- Это - Борис Рогатулин. Мой кореш. Он сейчас пока не ра ботает, но парень за-ме-чательный.
- А кто работает? - хмыкнул Рогатулин. - Дураки одни, да слишком умные, хитрожопые. Нормальному человеку разве можно ра ботать, когда платят гроши?
- Да и те по два месяца не платят, - согласился Малюков. - Пошли в дом, Борис, Юлька нам чего-нибудь закусить сварганить. Юля, дочка, сделай какой-то салат, огурчиков сорви.
Юля негодующе всплеснула руками, покачала головой и пошла в огород за огурцами.
- Какая у тебя дочка, а! - восхищенно покачал головой Рога тулин, глядя ей вслед. - Прямо - фотка из журнала!
- Вся в меня, - с гордостью заявил Малюков. - От матери, этой стервы - ничего нет.
Когда Юля принесла в дома сковородку с яичницей и миску с салатом, отец уже клевал носом, не выпуская из пальцев стакан с водкой. Бутылка на столе была наполовину пустая.
- Юля... - пробормотал Малюков, садись, посиди с нами, по говори. Ты умница, Юля...
- А ты дурак, папа, - сердито сказала Юля. - Разве можно так себя вести? Ну сам подумай, тебе же завтра вставать рано! Я бу дить не буду, надоело! А вы чего расселись? - повернулась она к Рогатулину. - Идите домой, поздно уже.
- Суровая, суровая, - усмехнулся Рогатулин, с вожделением облизывая губы.
- Но справедливая, - напомнил Малюков. - Не сердись, дочка, и Бориса не прогоняй. Он останется ночевать у нас, в кухне.
- Вот еще! - негодующе фыркнула Юля. - В кухне буду спать я, а вы, если хотите, размещайтесь здесь.
- Ну, здесь, так здесь, - согласился Малюков. - Выпьем, Бо рис? И спать. А то завтра на работу не встану, Юлька права...
- Да плевать на эту работу, Гриша, - проскрипел Рогатулин, не сводя глаз с Юли, которая стояла рядом со столом, вниматель но глядя на отца. Через пару лет, даже раньше откинется мой младший братан, все будет высший класс. Аркан - парень, что надо, он фирму организует, или банду, а теперь, что фирма, что банда ю - все равно. И будем жить, как белые люди.
- У вас что, брат сидит в тюрьме? - насторожилась Юля.
Он сразу не понравился ей, этот Рогатулин, а ещё и брат в тюрьме! Как же оставлять его на ночь в доме? Уйдет и утащит последнее. Отец уже совсем раскис, а Рогатулину хоть бы что! Вот напасть...
- Аркан! Пять лет дали за вооруженное ограбление! - с гор достью сказал Рогатулин. - Ты что, не знаешь Аркана? Придет - познакомлю. Обязательно. Его все знают. Иду по улице - "Мерс" тормозит, садись, боря, подвезу. Ты же братан Аркана. Ну как он там? Да как? Нормалек! Аркан - он и в зоне Аркан!
- Вам бы лучше пойти домой, - сказала Юля. - У нас тут не ночлежка.
- Дома что? - махнул рукой Рогатулин. - Тоска зеленая. А здесь такая красавица, ну прямо смотрю и любуюсь. Тебе сколь ко годков-то?
- Восемнадцать.
- Нормалек, годишься, - довольно хмыкнул Рогатулин. - Не бось, мужики так и липнут, как мухи на мед, а?
- Не ваше дело! - отрезала Юля. - Собирайтесь и уходите!
- Не-е-е, мы с Григорием ещё посидим. Да, Гриша? - Рогату лин ущипнул девушку за упругую ягодицу.
- В чем дело?! - Юля звонко шлепнул его по руке. - Папа, что здесь творится, ты можешь мне ответить?
- Посидим... - кивнул Малюков.
- Ну, как знаешь! - разозлилась Юля. - Потом сам на себя обижайся. Я ухожу в кухню, видеть больше не могу этот кошмар!
Она вышла из комнаты, спиной чувствуя похабный взгляд Ро гатулина. И этот туда же! Ну прямо сил больше нет видеть все это, терпеть!.. Господи, хоть закрывай глаза, да беги куда-ни будь... Куда-нибудь, лишь бы подальше от этих взглядов, щипков, идиотских рассуждений!
Она долго лежала с закрытыми глазами, но сон все не прихо дил. То ли переволновалась, столько событий за один вечер, то ли перебила сон, вздремнув перед приходом отца...
Но думалось не о визите Иваненко, не о гнусных намеках Ро гатулина, а о том, как жить дальше, как выбраться отсюда? Уже и родной дом не радовал, часто, закончив работу в книжном магази не, Юля ловила себя на мысли о том, что возвращаться домой не хочется. А больше идти некуда...
Осторожный стук в дверь поднял её из постели. Босиком и в одной ночной рубашке, Юля вышла в переднюю комнату, включила свет, спросила:
- Кто там?
- Это я, Рогатулин... - послышался скрипучий голос. - Юля, иди скорей к отцу, он весь посинел, хрипит... Заболел, что ли? Я не знаю, что делать.
Юля, не раздумывая, отбросила в сторону толстый крюк, на который заперта была дверь, распахнула её и... сильный толчок в грудь отбросил её к стене. Рогатулин воровато шмыгнул в кухню, запер за собою дверь.
- Что... что вы задумали? Вы обманули меня? - с ужасом до гадалась Юля.
- Только тихо, тихо, все будет замечательно, я быстро... немножко потрогаю, поцелую... тебе будет приятно, можешь не сомневаться, - бормотал Рогатулин.
Расставив руки в стороны, он подкрадывался к ней, словно ловил для борща курицу, загнанную в угол. Юля в отчаянии прижа лась к стене, пытаясь найти хоть что-нибудь тяжелое. У печки стояла толстая кочерга, но до неё два шага, а Рогатулин уже вот он, совсем рядом. Глаза его жадно блестели, отвратительный за пах перегара вызывал тошноту. Юля выставила вперед руки, пыта ясь защититься, Рогатулин быстро схватил её за запястья.
- Прекратите, прекра... немедленно отпусти меня, ублюдок несчастный! - крикнула Юля.
Потрясенная этим внезапным нападением, Юля на мгновение оцепенела.
Грязная ладонь зажала ей рот.
- Красивая ты девка, небось, парням даешь запросто, оно всегда так, с виду красивая, а на самом деле шлюха. Ну дай и мне чуток побаловаться, дай, дай...
Другая рука дернула вверх подол ночной рубашки, залезла между ног девушки. Юля всей кожей почувствовала её - грязную, вонючую, шершавую и, завизжав, изо всех сил толкнула Рогатулина в грудь. Он попятился, налетел спиной на стол. С грохотом упали на пол чистые миски, накрытые полотенцем. Рогатулин на мгнове ние растерялся, и этого было достаточно, чтобы в руке Юли ока залась кочерга.
Когда жадные глаза Рогатулина со злобой уставились на де вушку, она готова была к нападению. То, что он увидел перед со бой, заставило Рогатулина вздрогнуть.
- Ты чё надумала?.. - пробормотал он, прижимаясь спиной к столу. - А ну брось кочережку! А то я и шею могу своротить. Брось, по-хорошему тебе говорю...
Первый удар пришелся в нижнюю челюсть. Рогатулин утробно хрюкнул, перекошенный рот его конвульсивно задергался. Он взмахнул руками, наступил на разбитую тарелку, поскользнулся. Второй удар Юля направляла в грудь, но Рогатулин падал, и ко черга со смачным треском врезалась в его висок.
Он мешком повалился на разбитую посуду, несколько раз дер нулся и затих. Юля побледнела, замерла, уставившись широко раскрытыми глазами на кровавую лужу, которая расплывалась под его головой.
- Вставай и убирайся отсюда, - дрожащим голосом сказала она и толкнула кочергой плечо лежащего. - Убирайся, я никому не расскажу... Почему ты молчишь?..
А кровавая лужа становилась все больше и больше. Юля отб росила кочергу, наклонилась, перевернула Рогатулина на спину. Мутные глаза безжизненно смотрели мимо неё - в потолок...
Громко завыл во дворе пес.
Юля испуганно вскрикнула и, обхватив лицо ладонями, помча лась в дом.
Григорий Малюков протрезвел в то мгновение, когда, шагнув через порог кухни, увидел на полу мертвого Рогатулина. До этого он никак не мог понять, почему дочка настойчиво тормошит его за плечо и кричит, чтобы он поднимался. Куда подниматься, если за окном темнота? На работу ещё рано...
- Пошли, пошли, - тянула его за рукав Юля. - Ты сам увидишь, там такое... такое... Папа, пошли в кухню!
О своем собутыльнике Малюков вспомнил лишь тогда, когда увидел его на полу в кухне. И хмель - как рукой сняло.
- Он что, упал? Ударился?
- Это я его, папа, я! Кочергой стукнула.
Малюков наклонился, но тут же резко выпрямился.
- Ты... ты убила его, Юля...
- Папа! - Юля зарыдала, уткнувшись лицом в его плечо. - А что мне... оставалось делать? - выкрикивала она сквозь слезы. - Он пришел, сказал, что тебе плохо, сердце болит. Я открыла дверь, а он сразу ударил меня в грудь и полез... Он хотел, что бы я... чтобы я... Папа, а что было делать?!.
- Скотина... - заскрипел зубами Малюков. - А я думал он хо роший человек. Скотина! - он обнял Юлю за плечи, повел к двери. - Пойдем, дочка, в дом, подумаем, что дальше делать.
- Надо в милицию сообщить, - пробормотала Юля.
- Сообщим, - мрачно усмехнулся Малюков.
В комнате он усадил дочку на кровать, сел рядом, склонил голову к её пышным каштановым волосам и снова заскрипел зубами. Несколько минут они сидели молча, а потом Малюков сказал:
- Я виноват перед тобой, дочка. Крепко виноват. И только за эту сволочь, тут и говорить нечего. Я давно перед тобой ви новат, Юлюшка. Столько нервов тебе попортил, столько глупостей натворил... Как Раиса, мать твоя, бросила нас, так все и пошло наперекосяк. Если б не ты, давно бы сдох где-нибудь под забо ром... Красивая ты у меня, доча, умница, радость моя... А я разве радовался? Все хотел горе свое залить, а оно только пуще разгоралось...
- Не надо, папа, ты у меня хороший... - всхлипнула Юля.
- Дурак я, доча. Ну а раз такое дело, кругом виноват перед тобой, слушай меня внимательно. Рогатулина убил я.
- Нет, папа, нет!..
- Не перебивай отца. Дело было так. Мы сидели на кухне, выпивали, я временно отключился, а ты пришла сказать мне, что пора спать, завтра на работу вставать рано и все такое. Рогату лин полез к тебе. Ты закричала, я очухался, увидел и врезал ему кочергой. Сколько раз?
- Два... Но, папа, нет! Я все расскажу, мне поверят. Я же защищалась...
- Ты молодая, красивая девушка, тебе жить, да жить. Как начнут таскать по допросам, да посадят, хоть бы и временно, да кто знает, чего они там надумают... Не спорь с отцом. Я вино ват, мне и отвечать. Строго не станут спрашивать, я же тебя за щищал. Значит, что нам нужно сделать? Кровать в другой комнате, где он должен был спать, заправь. Бутылку и всю посуду отсюда унесем на кухню, как будто мы там сидели. Табуретки поставим, кочергу я подержу в руках. Он полез к тебе, ты испугалась и закричала. Все, больше ничего не помнишь.
- Погоди, папа, тогда я не смогу рассказать, что он обма нул меня, сказал, что тебе плохо.
- Это мелочи, доченька... Ты мне подробно расскажешь, как все было, где он стоял, когда ты его стукнула, и все будет хо рошо. А потом я побегу на кондитерскую фабрику, позвоню с про ходной в милицию. Юля... Юлюшка... ты без меня не пропадешь, я знаю... Даже легче станет... Ты у меня умница, доча...
Слеза потекла по небритой щеке Григория Малюкова.
- Папа! - закричала Юля, крепко обнимая его. - Папочка!..
- А-а!.. - он махнул рукой, жадно вдыхая чистый запах её волос. - Не был бы я дураком, так ничего б и не случилось. Ну а раз натворил дел, так мне и отвечать. Ты вот что, Юлюшка, не вздумай говорить лишнего. Испугалась, растерялась, закрыла от ужаса глаза, видела, как я схватил кочергу, вот и все. Запомни это крепко-накрепко, если любишь меня... голос его дрогнул. - Если не хочешь, чтобы я тут один загнулся под забором. И, зна ешь что?.. В случае чего, напиши матери, или поезжай в Москву, найди её. Все ж таки мать, глядишь, и поможет.
- Матери? - Юля никак не могла сообразить, о ком он гово рит. Разве у неё есть мать?
- Ну да, Раисе... Это - если что...
- Не надо мне "если что"! Не надо никакой Раисы! Папа, да вай я все расскажу, как было. Это же я, я убила его, папа.. - плакала Юля.
- Нет, доча, это - я. И это запомни раз и навсегда: не ты, а я, - он поцеловал Юлю в лоб и решительно поднялся. - Пошли, де вочка. Придется тебе немного потерпеть...