Ирина Васильевна снова безошибочно угадала его взгляд – он их сравнивал, мерзавец.
– Я решила, – повторила она и поднялась с места, принявшись со звоном убирать со стола. – Сами не пойдем. Вызовут – скажем на этот раз правду. Но сами… Ни-ни! И думать не смей!
И она помотала у мужа перед носом толстым пальцем, стараясь, чтобы слова и жест ее были для него очень убедительными…
Глава 13
– Понимаешь, меня с работы попрут, если застукают! – ахнул охранник, алчно обшаривая взглядом накрытый Иваном стол.
На столе в пластиковых тарелках лежало филе жирной селедки, нарезанное крупными кусками, копченое мясо, сыр, маринованные грибы, буханка хлеба. Чуть ближе к стене, прячась за выступом шкафа, стояла запотевшая бутылка водки. На горлышко Ваня нанизал два пластиковых стакана. Он не хотел пить, и матери обещал, что не напьется. Но в интересах дела…
– Не парься, братан! Времени сколько? Восемь тридцать вечера. Кто тебя хватится? Кому ты теперь нужен? Только мне!
– Вот что и страшно-то, – охранник, не сводивший взгляда с накрытого стола, опасливо покрутил шеей, будто чувствовал, как на ней стягивается петля. – Я же не обещал тебе ничего, чего ты так… расстарался-то?!
Ванька еле сдержался, чтобы не обматерить этого толстого парня, который хочет и рыбку съесть, и… в поезд сесть, и чтобы при этом никто ничего не узнал. Так не бывает, дорогой Виталий! Так не бывает! Он ведь единственный, к кому Ивану удалось подобраться. Все остальные без лишних слов указывали ему на дверь. И на все его просьбы просмотреть записи с камер видеонаблюдений, простреливающих периметр терминала и соседней территории, откровенно посылали. Замялся лишь этот толстяк. И Иван вцепился в него клещом. Уже три дня, как он его обрабатывает. Три дня!
Он досадливо поморщился, вспомнив, как разочаровал свою родню.
Мать примчалась домой окрыленной. Тарахтела весь вечер, какие замечательные люди ей попались. Пообещали ей все честно рассказать следователю, ведущему дело Ольги. И при этом снисходительно хмыкала в сторону своего сына Ивана, вернувшегося без результата с семейного задания. У Васьки тоже был результат. И о-го-го какой! Геральд, с его слов, был в восторге.
– Подводишь семью, – тихим голосом подвел черту Василий и посмотрел при этом на брата так паскудно, что тут же захотелось с ним подраться, как в детстве. – А мы на тебя рассчитывали. Но, возможно, в этом не будет необходимости. Если у следователя будут письменные показания Олиных соседей. Если коллеги под протокол подтвердят, что Алекс и Верочка состояли в интимных отношениях и у Верочки был мотив навредить Ольге, то твоя помощь…
Не подтвердили! Ни под протокол и никак!
Соседи в полицию так и не явились, и не отвечали на звонки по телефону, и не открыли дверь матери, когда она повторила свой визит. Коллеги Ольги, узнав, что корреспондент был на самом деле подставным, долго возмущались. И следом, по приказу руководства, объявили Василия персоной нон грата в их фирме.
– Провал! Полный провал! – кипятился Василий, старательно обходя брата взглядом и громко фыркая на мать, не разуверившуюся в людской добродетели и ждущей чуда от Олиных соседей. – Одни гады вокруг! Одни сволочи!
В этом вот Иван был полностью согласен с братом, поскольку увалень Виталик, суетливо ерзающий теперь на стуле перед накрытым столом, был той еще сволочью. Мелочной, трусливой и жадной. Его взгляд перескакивал с тарелки на тарелку, кадык перекатывался под толстыми складками шеи. Виталик шумно сглатывал слюну и опасливо оглядывался на дверь.
– Никого нет, чего ты? – Иван шлепнул новоявленного знакомого по толстому плечу. – Наливай! Потом поговорим!
Виталик все же, прежде чем налить, сбегал на улицу и проверил центральные ворота.
– Все закрыто, – он кивнул на мониторы, на которых прекрасно просматривались участки наблюдения. – Все чисто. Наливай!
Они пили очень медленно, потому что Виталик любил после каждой рюмки поговорить за жизнь и сбегать выкурить сигаретку. Два часа прошло, а у них еще была почти половина бутылки. Одно утешало: Виталик хмелел. Еще через полчаса речь его сделалась бессвязной и он начал клевать носом. У Ивана даже появилась возможность открыть железный шкаф, к слову, запирающийся на обычную защелку. И к радости своей, он там обнаружил стопки дисков, разложенных по месяцам и датам. Взгляд тут же выхватил нужный. Но стоило протянуть руку, как Виталик заворочался. Иван шкаф прикрыл.
– Есть еще чего-нить?
Охранник протянул неуверенную руку к почти опустевшей бутылке, потряс ею, раздалось слабое бульканье. Виталик изрек с печалью:
– Вот так все время… Все хорошее непременно кончается. Ты это, слышь, Ваня, не против, если я допью?
– Без проблем, – нервно улыбнулся тот, у него просто руки чесались от желания побыстрее взять диск. – Допивай.
– Я сейчас допью, а ты давай сваливай. Не дай бог, проверка! Мало того что я в хлам, это еще простят, а если тебя застанут, то мне кирдык! Так что собирайся. – Виталик глянул на Ивана осоловевшими глазами, оперся широкой ладонью о стол, грузно поднялся и вдруг широко улыбнулся. – Ты это… Я тут подумал… Ты возьми, Ваня, зачем пришел. Весь изъерзался. Думаешь, напоил меня, и все? Думаешь, я такой лох, что не видел, как ты в нашей железке шарил? Я не лох, Ваня. Просто… Просто выпить люблю, и ментов не жалую, которые нормальных людей закрывают. Бери и дуй, пока я не передумал. И это… Если что, я тут ни при чем. Не видел тебя и знать не знаю. К слову, пока ты сюда шел, я камеры отключал. И сейчас отключу, пока выходить станешь. Почему? Потому что я не лох, Ваня…
Вот тебе и Виталик!
Иван всю дорогу до квартиры дяди Геры изумленно крутил головой, не замечая, что выглядит нелепо. А нелепо выглядеть он не любил. Но просто он и думать не мог, что Виталик, уткнувшийся пьяной мордой в стол, заметил, как он по шкафу лазил. Думал, что купил его за угощение. А Виталик при прощании ему ровно половину затрат возместил. Вот так-то в людях ошибаются.
Дяди Геры дома не оказалось, окна квартиры – одни из немногих – были черны.
– Ты где, дядя? – позвонил он ему тут же.
– Работаю, – последовал лаконичный ответ.
– А я возле твоего подъезда отираюсь. Замерз, – и Ванька для пущей убедительности громко шмыгнул носом.
– И чего отираешься?
В голосе Геральда не было и намека на жалость или сочувствие по поводу того, что племянник продрог у его дома. Голос его вообще был лишен каких бы то ни было чувств. Глухой, бесцветный и безжизненный. И Ванька впервые за долгие годы дядю пожалел.
– Ты скоро? – вместо ответа спросил он. – Или я завтра зайду?
– Спрашиваю, сегодня зачем приехал?
– Так я… Я диск принес.
– Какой диск? – голос стал чуть тверже.
– С камер наблюдения со складского терминала. Я, правда, его еще не смотрел, не знаю, что на нем. Ну так что? До завтра?
– Я те щас как дам до завтра! – взвыл Гера, тяжело задышав. Может, тут же рванул в галоп? – Стой, где стоишь, я мигом!..
Глава 14
Он точно знал, что парней, задержанных по подозрению в изнасиловании и жестоком убийстве последней жертвы – Наташи, – отпустили под подписку о невыезде. Они в принципе почти не пострадали. Если не считать разрушенного намечающегося семейного счастья, то парни остались при своих. Семей, да, семей лишились. Ну, от одного жена и так постоянно бегала, то к маме, то на сторону. А от второго богатенькая невеста со временем все равно бы отказалась. Не парой они были. Подобный мезальянс недолговечен.
Он туже замотал шарф на шее и поднял край его повыше на лицо. От шумного дыхания под шарфом тут же сделалось тепло и влажно, и ресницы через несколько минут начали склеиваться. Морозец… Долго не простоишь. А милой безмозглой девчоночки все нет и нет. Где же она? Они же договорились. Почему ее до сих пор нет?! Может, что-то случилось с ней по дороге?
Он почувствовал неожиданное волнение и даже жалость, стоило представить ее распростертой и окровавленной на проезжей части. Маленькая, миленькая, наивная глупышка. Верит всему, что видит, верит всему, что слышит. Ну нельзя же так! Нельзя же быть такой глупенькой. Это опасно! Хотя…
Хотя и ум не всегда спасает. Иногда быть умной очень плохо. Очень! Уметь замечать, уметь услышать, уметь вспомнить. Это не всегда безопасно. Это может грозить преждевременной смертью. Мученической смертью.
Он вдруг почувствовал, как низ живота наливается тяжестью, сердце забухало, голова под вязаной шапочкой вспотела.
Где же эта глупая шлюха? Когда она уже явится домой?
Словно отвечая его безмолвным нетерпеливым требованиям, из-за угла дома вынырнули два пляшущих световых сегмента. Они осветили путь малолитражке темно-бордового цвета.
Цвет бургундского, сказал бы кто-то.
Цвет крови, жадно сглотнул он, и выдохнул наконец с облегчением.
Его глупышка, его девчоночка, его очередная жертва вернулась. Интересно, откуда? Ага! Из магазинчика прилетела букашечка. Два тяжелых пакета, из одного торчат перья лука, из другого – крупный рыбий хвост. Дать ей, что ли, приготовить к ужину рыбу? Угостится в приятной уютной обстановке, а потом…
Нет, никогда не изменяй установленному распорядку. Никогда! Этому его учили в школе, этому его учил тренер, которому он потом на выпускном сломал челюсть. Этому его учил отец, которого он очень хотел убить, очень! Но старик сам, видимо, догадался и сдох в один прекрасный момент. И остался он совершенно один в этом мире. Один: вольный, бесконтрольный и счастливый. Но счастье его длилось недолго. Счастье его закончилось в тот самый момент, когда он влюбился. Он безрассудно растратил свое счастье, он поработил его, поработив себя. И долгие месяцы, превратившиеся в годы, страдал и изнывал от невозможности снова обрести себя. А потом нашелся выход! И он был этому очень рад. Вот и теперь настроение быстро исправилось, стоило увидеть, как малышка входит в подъезд, придерживая тяжелую железную дверь коленочкой. Пожалуй, сегодня стоит начать с ее колена…
Он ждал ровно пятнадцать минут. Этого времени достаточно, чтобы войти в квартиру на втором этаже. Раздеться, выложить продукты на стол. Посмотреться в зеркало, и…
И тут он позвонит в домофон. Представится, услышит щелчок открываемого замка, поднимется к ней, войдет в квартиру. Глубоко вдохнет ее запах.
Запах имел для него значение! Еще какое! Если девчонка пахла морозом, свежестью, цветами или кофе, он никогда ее не выбирал. Ему нравилось, когда от нее веяло чем-то съестным, тяжелым, плотным. От одной глупышки, трудно поверить, но это так, пахло луком! И ему просто дыхание свело от возбуждения. Он еле дождался нужного дня и часа, чтобы встретиться с ней.
– Да, – пропел нежный голосок в динамике домофона.
– Добрый вечер, это я, – он представился. – Мы договаривались и…
– Да, да, я помню.
Ему послышалась легкая досада в ее «да, да», он насторожился.
– Понимаете, у меня все в порядке, – нехотя призналась она.
– То есть?
– Ой, тут такое дело… Ко мне заходил мой хороший друг… – она вздохнула с печалью, – и он все исправил.
– Как исправил? – ахнул он. – Вы понимаете, что этого делать было нельзя?! Что это чревато последствиями?!
– Да, но… – Ее голос становился все неувереннее, – но он сказал, что это сущие пустяки. И…
– Мне надо взглянуть, – мягко, но настойчиво проговорил он. – Позволите?
– Да, да, конечно, – мяукнула она покорно, и щелчок наконец-то раздался. – Входите…
Глава 15
– Ты кто такой, чтобы мне указывать, как работать?
Носов – потный, всклокоченный, в выскочившей из штанов рубахе – жался к спинке стула, испуганно загородившись от разъяренного Геральда папкой с делом.
– Я – сотрудник органов, так же как и ты, мокрушка! – скрипел зубами Гера, нависая над Носовым, которого так хотелось убить, но он ограничился тем, что тряхнул его как следует за воротник рубашки. – И я привык работать честно! Я честно исследую место преступления, честно рассматриваю улики. Я дотошно опрашиваю подозреваемого, и всех свидетелей! А что сделал ты, гнида?
Гера замахнулся. Носов вжал голову в плечи, судорожно пытаясь найти выход из ситуации, а заодно и из кабинета.
Но имеется ли смысл бежать?
Он вляпался с девкой Зотова! Вляпался по самые уши! Чего, дурак, не послушался его совета и поспешил?! Из-за жены, профуры, обозлился на весь мир?! Идиот! Трижды, четырежды!
– Послушай… – Носов вцепился в сиденье стула, потные ладони предательски заскользили по вытертому гобелену. – Послушай, Зотов, давай не будем кипятиться и поговорим как нормальные люди.
– Это ты нормальный?! – ахнул Гера и снова потянул Носова за воротник рубашки. – Ты нормальный?! Посадил невиновного человека, ей же обвинение уже предъявили! Не сегодня завтра дело бы в суде оказалось, не прояви я сноровку!
Ну, допустим, не он, а племянник. Но тому – лицу гражданскому – даже проще. Пузырь поставит, поговорит за жизнь, народ и открывается. А Геральду стоит удостоверением махнуть, как рты у народа тут же захлопываются. Он всех фигурантов обошел, молчат и на контакт не идут!
– Ты посадил бы невиновного человека, Носов! – возмутился Гера.
– А ты не посадил виновного! – вдруг огрызнулся Носов, так кстати вспомнив про убийство молодой женщины. – Слышал, у тебя два подозреваемых было, а ты обоих отпустил. И звиздюлей получил от начальства. И слышал, грозятся тебя от дела отстранить.
– Ишь ты, ушастый какой! – прошипел Гера и больно щелкнул Носова по уху. – Я отпустил их, потому что нет прямых доказательств их вины, только косвенные, и то гнилые. А фабриковать улики, как ты, я не могу. Я никогда этим не занимался, не стану и теперь. И они под подпиской!
– Чего это я фабриковал, Геральд Эдуардович, вы уж прямо скажите. – Носов постарался примирительно улыбнуться, но вышло жалко. – Машина ее, соседи погибшей видели в окно высокую худенькую женщину, которая несла в руках какой-то предмет. Потом села в машину подозреваемой и уехала. При обыске обнаружилось…
– Хорош, слышь! – Гера презрительно скривился. – Я все это знаю наизусть! Но ты хотя бы мог спросить у обезумевшей от всего происходящего девушки, кто мог воспользоваться ее машиной?! Она ведь даже не брала ее в тот вечер от офиса и ключи отдала постороннему человеку. Ты мог спросить ее об этом?
– А мне-то что, что она ключами от тачки разбрасывается?! – возмутился Носов и, выгадав удачный момент, проскользнул мимо Зотова, встал на безопасном расстоянии от него, поближе к двери. – Чего она сама-то молчала?!
Оля, как оказалось, сначала об этом не подумала. Не вспомнилось, и все тут! А потом уже намеренно молчала, не желая вовлекать постороннего человека в это ужасное происшествие.
– Ага! Я только скажу, и его сцапают, а он-то при чем?! Он же не напрашивался, он просто предложил мне помощь.
Она смотрела через стол на Геру зареванными глазищами, губы ее дрожали, руки со сломанными ногтями и облупившимся лаком она старательно прятала.
– Но это хоть как-то помогло бы тебе, дурочка. – У него сипело в горле и шумело в ушах от того, что он наконец-то, после стольких дней кошмара, увидел ее. – Хоть как-то заставило бы этого упыря усомниться!
– Да, его заставишь!.. – скривила Оля ротик и тут же разревелась.
И ведь права оказалась! Носов поначалу вообще ни о чем слышать не хотел. Это когда Гера представил его вниманию запись с камер наблюдения, тогда уже губищу свою закусил.
А на записях отчетливо видно, как машину Ольги со стоянки возле офиса забирает мужчина. Сначала он выходит из другой машины со стороны водителя, потом садится в Олину, на его место пересаживается женщина, и обе машины уезжают. И ту машину, на которой он приехал, ведет женщина.
– Вот кого надо искать! – ткнул пальцем в монитор Гера, хотя очень хотелось морду Носова туда припечатать.
Потом он почти силой приволок в кабинет Носова соседей Ольги. И те под протокол подтвердили, что Оля в ночь убийства ее соперницы из квартиры не выходила. И что ее привез домой какой-то мужчина, а ее машина до утра во дворе не появлялась. Обнаружилась уже часов в десять. Это когда они первый раз в окно посмотрели.
Носов кусал губы, но протоколировал.
Потом Гера притащил в кабинет к Носову Олиных коллег, и те нехотя подтвердили, что никакого романа у Ольги с Алексом, ой, то есть со Скоробогатовым, не было. А любовь тот крутил уже давно с Олиной помощницей. Вообще, это только слухи, конечно, но поговаривают, что Олю намеренно убрали из офиса. Какие-то там аферы обнаружены у господина Скоробогатова. Болтают, опять же пока только в курилке, что на отдел маркетинга выделялись крупные суммы, которые его любовь, Верочка, благополучно списывала на несуществующие выставочные стенды и всяческие непроведенные мероприятия.
– Идет проверка, – надменно выгнула брови одна из бухгалтеров. – Пока преждевременно делать какие-либо выводы.
Но Геральда это не волновало. Ему нужно было как можно быстрее вытащить Олю. А для этого требовалось посадить на ее место кого-то еще. А кого?!
– Кого я посажу, Геральд Эдуардович?! – трясся всем телом Носов, когда Гера снова начал наступать на него. – Кого?!
– Того, кто всю ночь катался на ее машине! – шипел Зотов, теряя терпение.
– Ну катались, и что? – мямлил Носов, продолжая пятиться к двери.
– А то, что эта самая машина засветилась по адресу места преступления. И баба на ней какая-то ездила. Так ты будешь устанавливать, кто это, или нет?!
– Гера, я могу лишь…
– Вот и смоги, Илюшенька! Смоги уж! Невиновному человеку негоже на нарах париться. Или я пойду к твоему руководству.
– Подумаешь, – фыркнул Носов неуверенно и взялся за воротник рубашки, чтобы этому долговязому неповадно было его снова схватить. – Ты со своим руководством сначала разберись! Подозреваемых-то выпустил, а ну как снова кого-нибудь убьют?!
– Не каркай! – помрачнел сразу Гера.
Он уже три ночи не спал, опасаясь именно этого. Так и ждал страшного звонка, сообщения. Но пока все было тихо. А что касается подозреваемых: бывшего парня погибшей Натальи и ее начальника, то не было прямых улик их причастности к преступлению. Не было!!!