Бортовой журнал 7 - Покровский Александр Владимирович 2 стр.


Американцы давно поняли: сломать легко, а вот потом создать – это все очень больших денег стоит. Подразделение, бригада, экипаж, лодка – все это очень живые организмы. И состоят они из профессионалов высокого класса. И эти профессионалы сильны именно тем, что их– бригада. А рассей их по всей Сибири – и потеряются профессионалы. Это как закваска, брошенная в молоко, – оно ведь не сразу становится кефиром. Сначала созреть должно, а там и молоко может оказаться паршивым, и пропадет закваска почем зря – вот ведь какие дела, господин Генеральный штаб.

Россия никогда не была готова к войне. Всегда что-то расформировывали, передислоцировали, ломали. А строили на ровном месте. И всегда с нуля.

Вот сейчас пытаются построить новые подводные лодки. Некоторые уже больше десяти лет строят. Все никак, а все потому, что ломали все очень прытко.

Вот и до ГРУ добрались.

Главное разведывательное управление – это не просто подразделение. Это, похоже, бельмо на глазу – умные генералы, умные офицеры, да и имуществом они дюже богаты.

Просто страна в стране.

И главное, от этого самого ума служат они не за страх, а за совесть.

Теперь вот разбавят совесть.

* * *

В других случаях мы имели несчастье обмолвиться словечком о наших мыслях, а также о наших пушках и бомбах – чудовищных, как многие полагают, чудовищных, повторимся не от недоумия, но от приятности.

Я бы повторял и повторял это слово «чу-доооо-вищных», растягивая гласную «о». Нравится оно мне очень.

* * *

Пусть таран, катапульта или какое-либо иное орудие вышибет мне весь мозг, если только я подумаю о нем плохое. Доделаем то, что не доделано, возведем то, что не возведено и опустим в воду те концы, которые до сих пор еще торчат во все стороны. Это ли не называется развитием?

* * *

Страна меня удивляет. Каждый божий день. Причем вчерашнее мое удивление наутро оказывается совершенно несвежим.

Тут удивление требуется всегда с пылу – пышущее требуется удивление.

ОВИР переходит на паспорта нового образца, так что если вам нужен заграничный паспорт, то отправляйтесь в ОВИР своего района.

Можно, конечно, туда позвонить, но ответят ли вам – не факт.

Там еще анкету надо заполнять, но ее можно в Интернете раздобыть. Раздобыть можно, но будет ли она той самой модной на сегодняшний день – тоже не факт. То есть скачать, заполнить – а потом не факт, или сначала сходить, а не факт уже потом?

Я выбрал сходить. В конце концов, ничего сразу не бывает.

Оказалось, что вечером лучше, потому что очереди нет, а нет ее потому, что сначала надо получить талон. А анкету можно взять только одну – нет у нас на всех анкет.

А талон – это завтра с утра. А сколько платить государству – неясно, потому что на одном стенде написано 500 рублей, а на другом – 1000.

«В Сбербанке все знают!» – говорит вам уставшая девушка, и мне кажется, что устала она именно от меня – я же вопросы задаю.

Утром выясняется, что талонов дадут всего сорок, о чем говорит бегущая строка. То есть бегущая строка уже есть, а вот анкет по-прежнему на всех не хватает.

И не только анкет.

Есть бегущая строка, есть ОВИР, есть даже биометрические паспорта – вас пригласят по специальному талону, за которым надо являться только лично, – по одному талону на человека – вас сфотографируют специальной аппаратурой – но туалета нет.

Открывается в 10.30– сорок талонов, так что очередь надо занимать за час до открытия, а самые назойливые явились к восьми, простояли до распахивания дверей, ворвались внутрь, заняли очередь, уселись, и через час после всех этих переживаний – адреналин-то выбрасывается только в почки, минуя печень, – захотели отлить.

Нет туалета.

«Простите, а туалет здесь есть?» – вопрос к проходящей мимо милиции. Милиция ходит из кабинета в кабинет, открывая двери современным способом – магнитными ключами.

«Тут нет туалета!»

После этого я сказал фразу которая по своему построению и содержанию удивила даже меня самого: «Но в присутственном месте туалет должен быть! Это очевидно! Не долготерпцы, чай!»

Лучше б я сказал не «присутственное», а «причинное» место, потому что милиция все равно обиделась.

«Я же! Сказал! Нет! Туалета!» – у милиционера покраснело лицо.

И в эту минуту мне пришла мысль о поражении России в войне.

Вот начнись война – и неминучее поражение.

Причина?

Причина проста – в ОВИРе нет туалета.

* * *

Я все же склоняюсь к мысли построить мост, который двигался бы горизонтально, так, чтобы, оттягивая его назад, можно было препятствовать переправе.

Строительство мостов считаю самым верным лекарством от слабоумия.

* * *

Что можно сказать о покойном? Понимая природу параболы не хуже других, он слыл также и знатоком циклоиды, что и позволило назначить его на должность министра.

А куда, скажите на милость, его еще можно было деть?

* * *

Если б моя голова была ящиком с панорамой, я бы забрал себе в голову целую вереницу военных представлений об устройствах этого мира.

Я весь погрузился бы в очаровательную музыку пуль и мечей. Бешеная нега и упоенье – вот что я ищу в битве.

* * *

Читая мои писания, вы получаете самые отчетливые представления о работе моей фантазии. Ибо все я делаю не только для осознания собственной жизни, но и для забавы света. Приступаю я к работе всегда в подавленном состоянии, но стоит мне только коснуться пером бумаги, как первая же буква немедленно становится похожей на смешливую рожицу и я начинаю ее разглядывать с удивительным для себя приятием. Потом рядом с ней появляется еще одна буква, а с ней и другая рожица.

Вот так – от рожицы к рожице – и получается послание, веселящее душу.

* * *

Грядет весенний призыв. К нему готовятся обе стороны – и те, кто ловит, и те, кого ловят. Отдельно готовятся солдатские матери.

Ох уж эти матери! Они кормили, растили, за ручку водили, через дорогу и в театр, а потом то, что вырастили, надо отдать – как тут не вспомнить одну большую общую мать?

Я бы поставил на Руси памятник солдатской матери.

Я бы поставил памятник ее терпению. Она – что Русь сама – все стерпит, снесет, сдюжит.

И почему у нас все время надо терпеть и сдюживать?

А потому что крепостное право. Вот как закрепостила Екатерина Великая крестьянина на Руси, так и тянется – все в одну топку.

Сейчас будут грести больных, косых, глухонемых. Не хватает. Два раза в год России не хватает. Поэтому – и студентов, и алкоголиков, и умных, и глупых, и очкариков, и преступников.

В один большой котел. Только чтоб паровоз двигался. И венские стулья, и дрова почерневшие.

Чтоб, значит, поярче.

А, простите, заменить паровоз с топкой на что-то более современное не пробовали?

Пробовали. Меняем. Меняем, меняем, меняем. Каждый год идет реформа. Одежда от Юдашкина.

Одежда будет от Юдашкина, а снизу– кирзовые сапоги. Без паровоза никак.

Сейчас у нас в армии каждый третий – офицер, и все последние войны показали, что это не армия. Это что-то другое, потому что как до дела, так самолеты не летают, танки глохнут, а восемнадцатилетние как бараны бегут на штурм.

И кладут их тоже как баранов.

Так, может, начать с офицеров?

Можно и начать. Сократят. Училища сократят и сделают новые училища.

В некоторых странах принято так: войска быстрого реагирования и ополчение.

Войска быстрого реагирования готовы в любой момент вылететь куда угодно и там победить, а ополчение никуда не летает. Оно готовится на месте в несколько приемов. Призывник ночует дома, а на службу ходит как на работу. И служит он, не перемещаясь по стране великой с севера на юг, с востока на запад – получается экономия. Дома ночует – казарма не нужна. Летом – летние сборы, зимой – зимние. Хочешь на три месяца – и тебя будут призывать четыре года. Хочешь на месяц – и тебя будут призывать 12 лет. Это только от твоего личного желания зависит. Закончил – стал настоящим защитником родины, резервистом.

Потому что все войны начиная с XX века идут всегда одинаково – кадровых военных хватает только на блицкриг, а потом приходят резервисты и выигрывают войну.

Отдельно хочется сказать насчет дедовщины. О ней теперь кино снимают.

И фильмы эти во всей Европе ходят.

И снимают эти фильмы сами преступники, потому что дедовщина – это преступление. Почему они снимают? Любят они это очень.

Так вот, если при призыве на срочную службу компьютерщиков объединить с уголовниками, то на выходе будут только уголовники, и к этому добавятся еще и офицеры.

Почему и офицеры? Потому что в нынешних училищах дедовщина давно уже дело обычное. Измывательство над младшим – это принцип. Если нет устава, то это главный принцип.

Не может офицер бороться с дедовщиной, если у него поменялись принципы.

Не может офицер бороться с дедовщиной, если у него поменялись принципы.

Гниль это. Гниль – это тоже жизнь, но другая. Гниль выскребать надо. До здоровой кости.

Что это означает? Это означает, что подразделение, где есть дедовщина, должно быть немедленно расформировано – все офицеры, начиная с командира, подлежат сиюсекундному увольнению из рядов, а срочная служба должна заново пройти курс молодого бойца.

Иначе никак.

Иначе в России никогда не будет настоящей армии.

Будет только паровоз.

Вечный.

И еще – солдатские матери.

* * *

Начальство умнеет просто на глазах.

Оно говорит о всяких очевидностях очень убедительно. То есть то, что было очевидно для всех, теперь становится мыслями нашего начальства. Впору говорить о принуждении. О принуждении обстоятельствами.

Обстоятельства теперь таковы, что и начальники должны думать как нормальные люди.

Случалось. Случалось и нам обнаружить во всем этом разум. Но он был такой уродливый, сморщенный, дикий, скользкий на ощупь, а на вкус– вонючий.

* * *

Обычно я преисполнен самых дружеских чувств к людям, отчего грудь моя во многих местах этими чувствами теснится, что является причиной моего меланхолического настроения. Но в последнее время нервы мои сдают, и там, где приличным было рассматривание различных козявок, я вдруг ощущаю подступы ярости, и мне хочется соскрести кому-нибудь с головы его скальп скребком, обильно смазанным слюной ядозуба.

* * *

Вот ведь незадача. За многое на голову его возложили венок.

Я мигом сорвал бы венок с его головы и изорвал бы его в клочья.

Но, увы. Не дотянуться.

* * *

С глаз моих будто сошла пелена, и я начал видеть то, как нам следует преобразовать этот мир. Всюду надо выставить деревянные ящики без дна, но с крышкой, выкрашенные в зеленый цвет.

Туда несчастные дворники складывали бы ежедневно собачье говно, в изобилии лежащее на газонах. И тогда этот мир станет нас радовать.

* * *

Я теперь знаю, что следует называть несусветной глупостью.

Я знаю теперь, что следует назвать развивающейся идиотией.

Вы не знакомы еще с откровениями наших правителей об экономике?

* * *

«Ленину из гранатомета выстрелили в жопу!» – вот что я услышал 1 апреля. Потом оказалось, что не выстрелили, хотя и в жопу. К памятнику на площади перед Финляндским вокзалом приладили сзади парочку толовых шашек, которые и рванули ровно в четыре утра. Так в Петербурге начался День дурака.

Теперь Ленин стоит на броневике, а сзади у него дырища в квадратный метр. Это к годовщине апрельских тезисов и к тому что он когда-то держал речь на этом страшилище.

Кстати, и не броневик вовсе оказался – ружейная пуля его пробивает навылет. Даже дополнительные листы железа не спасают от русской трех-линейки. Закупили двести этих чудовищ в Англии в 1915 году и в одно мгновение всех перемолотили. К 1917 году на ходу был только один. Вот на него, по легенде, и взгромоздился Ильич. Стоять на нем, подозреваю, неудобно, не то что речь держать. Если Ленин и участвовал в этом эквилибристическом акте, то ему не в вожди надо было идти, а в канатоходцы.

Теперь вот стоит в бронзе с развороченной задницей. Обещают отреставрировать за 8 миллионов.

А я считаю, что он мог бы и так постоять какое-то время. Теперь это дело будет местом паломничества. Город разбужен, общественность хлынет, а там и до инвестиций недалеко. Вот только рядом с этой бронзовой дыркой надо бы приклеить бирку «Мы пойдем не таким путем».

* * *

Никак не отделаться о мысли, что человечество мне должно.

И долг человечества передо мной час от часу только растет.

А все почему?

А все потому что я запрещаю себе плохо думать о человечестве.

Как только я плохо о нем подумаю, так сейчас же начинает раскачиваться магнитная ось Земли. Гулять она начинает – то вправо, то влево. Магнитный полюс начинает отходить от географического. Как только подумаю – так и поехал. Вот ведь какие дела. Недавно я открыл в себе такие способности. С тех пор стараюсь изо всех сил.

Но не всегда получается.

Иногда никак не отделаться от мыслей, что все человечество надо стереть с лица земли, как плесень, как что-то ненужное, пачкающее, чужеродное, мешающее жить остальным живым существам. Это помимо меня начинает существовать.

Мысль моя отделяется от основного моего «я» и начинает вдруг расти, набирать силу, как гигантская волна, стометровое цунами; и вот оно уже идет и идет, и сам я перед ее лицом делаюсь полным ничтожеством, пока наконец, до меня не доходит, что это все я, это я все сделал, сотворил, породил, заставил двигаться; и я тут же начинаю просить те, другие, верхние, силы, чтоб они все это остановили, чтоб они оставили человечеству шанс, совсем маленький, что все образуется, все исправится, и я сам за этим всем прослежу.

И не сразу, не как-нибудь, но ось магнитная задрожала, задрожала, и точно отпустило что-то – медленно пошла, пошла; и тяжесть великая стала ослабевать, а волна слабеть, утихать, укладываться – пронесло, фу ты господи, пронесло.

Я весь в поту, я дрожу весь – так мне все это трудно далось, так мне досталось.

А силы-то как ушли – руки не понять. Фух! – не поднять.

И только потом возвращаются ко мне силы.

Так что человечество мне должно.

* * *

Все экономические кризисы XX века заканчивались войной и захватом чужой территории. Кредиторы и должники решали свои проблемы за чужой счет.

В XX веке войны велись за ресурсы – нефть, уголь, руда, лес. В XXI веке добавятся газ и пресная вода – последней катастрофически не хватает.

В мире сейчас два игрока, которые находятся в очень неудобном положении: Китай и США. США должны всему миру, а более всего Китаю.

Все, что на сегодняшний день предложили Соединенные Штаты по выходу из кризиса, – это новые долги.

И эти долги опять купил Китай, а в США тут же напечатали доллары.

Так что самое время договориться, за чей счет будем списывать долги.

Можно за счет России?

Как-то Мадлен Олбрайт обмолвилась, что, мол, несправедливо, когда одна страна владеет, к примеру, Сибирью. Потом что-то похожее высказала уже и Кондолиза Райе. После чего немедленно начались переговоры о размещении систем ПРО-в Европе.

А тут еще вдруг наши отправились исследовать шельф в Северном Ледовитом океане, после чего сейчас же последовало заявление правительства Канады о том, что для разрешения разрастающегося конфликта к России может быть применена сила.

Дело вроде бы замяли, но несколько лет тому назад появились слухи о том, что США активно проводят модернизацию атомных подводных лодок типа «Огайо». На их основе создаются базы для спецназа на 200 человек, способные нести малые лодки, которые будут действовать в устьях наших северных рек, а также ставятся крылатые ракеты, поражающие коммуникации на реках, и прочее, прочее.

То есть народ готовится к непредвиденным обстоятельствам.

А «устья северных рек» означает именно то все, что лежит и выше и ниже нашего Северного морского пути (он, кстати, чрезвычайно раздражает).

Словом, на «вершки» претендуют американцы, а «корешки», Хабаровский край, например, можно предложить Китаю за долги.

А что же в этом деле наши? Весь север хочется объявить зоной наших интересов. Не сегодня завтра растает вековой лед, и – пожалуйте искать газ.

А Северный флот будет, значит, обеспечивать государственные интересы.

Большие надежды по этому поводу возлагаются на атомные подводные лодки.

Надежды – это хорошо, но флот-то тает. А новое – строится. Подводные лодки проекта «Борей» сегодня смело могут отмечать свое 25-летие. Столько лет их создают, и пока не создали.

А если завтра война?

А если завтра война, то начнется она безо всякого объявления: противник, то есть мы, – очень серьезен. Превентивные удары. Против «Томагавков» у нас ничего нет.

Это хорошее оружие. Разрушению подвергаются узлы связи, коммуникации – и наземные ракеты уже не страшны. И по лодкам, стоящим у пирса, тоже выпускаются высокоточные крылатые ракеты. Задача та же – нарушение систем управления стрельбой. То есть ракете достаточно попасть в центральный пост – и лодка уже не способна к залпу от пирса.

Лодки в море не уничтожаются. Зачем их уничтожать, топить, переламывать пополам. Достаточно удара торпедой малой мощности по винтам. Лодка обездвижена и всплывает – конец войне.

Чуть не забыл про Генеральный штаб и Главный штаб ВМФ. Тут тоже уничтожаются узлы связи. Особенно это удобно делать при переезде. Например, штаб ВМФ переезжает в Петербург.

Переезды, переходы, преобразования. Россия всегда ловится на переезде.

Все сказанное выше – мои фантазии, безусловно. Мысли. Бредни.

Назад Дальше