"Нас защищает армия, - добавила Изабелла, - которую за это без конца третируют арабозащитники." "Оставленные в Израиле арабы?" "Естественно и они тоже. Эти почти поголовно на стороне наших врагов. Но активнее всех на ЦАХАЛ нападают левые евреи." "Что значит нападают? А суд куда смотрит? Печать, телевидение?" "У нас все средства массовой информации контролируются левыми."
"Ужасно, - резюмировал Арье. - Срочно к профессору Маркишу. Пора нам навести у вас порядок, пока не наступила Вторая Катастрофа..."
3.
Микроавтобус был удивительно похож на те, что бегают и по нашей стране. Арье подогнал его к воротам своей виллы, распахнул дверцу и показал мне рукой на во-дительское место: "Прошу. Я надеюсь, ты водишь машину?" "Я-то вожу, - не мог я поверить, чтобы чужим людям давали такую роскошь просто так. - Но у меня нет ни документов на машину, ни вашего ришайона (прав). Да и дороги я не знаю. В своем Израиле мне каждая развязка как родная, а в вашем..." "Аль тид'аг, - похлопал он меня по плечу. - Магнитная карточка на саму машину воткнута вот сюда. Доста-точно ею провести, и на дисплее появятся мои данные. Ею же ты платишь за бензин. А водительских прав у нас давным-давно нет." "Как это нет? Я шесть раз сдавал..." "У нас считается, что самоубийцы - явление редкое, а нормальный человек не сядет за руль, пока не будет уверен, что он умеет водить. Кто из вас этого не умеет?" "Все умеем, - оглянулся я на своих друзей. - Но как насчет трассы? Небось у вас она про-ложена через какой-нибудь Хеврон с Рамаллой, к которым мы и приближаться не решались." "Самария и Иудея - наши природные заповедники. Самые лучшие зем-ли, леса, искусственные озера. Кто же их посмеет портить хайвеем? Там только подъездные дороги, да и то по возможности на эстакадах. А на Хайфу прямо из Ямита идет Рац-Галим. Это стоит посмотреть. Одно из наших чудес света! Выезжай вон на ту дорогу, где мелькают машины, и едь до поворота на Рац-Галим. Увидишь фирменную стеллу - человек с факелом, бегущий по волнам. А далее - прямо, без поворотов - до самой Хайфы. Счастливого пути, хаверим!"
Было раннее утро. Мы успели отлично выспаться в уютных комнатах для гостей и теперь располагались по своему вкусу в просторной мощной "хонде". Я сел за руль, порасспросил об управлении и тронул с места. Обычный автомат, но сама дорога имела что-то вроде резинового покрытия вместо асфальта. В добавление к отличным рессорам, такая дорога создавала полную иллюзию полета низко над землей. Мы все таращились вокруг на вроде бы привычную, но гораздо более пышную зелень, бога-тые дома, незнакомые марки машин навстречу. Трасса к Амиту шла вдоль моря. Незаметно для себя я выжал сто, потом сто пятьдесят. Огромный город стремительно надвигался, заблестели зеркальные стекла витрин по обе стороны дороги и такие же стекла высотных зданий причудливой формы. Я заметил впереди бегущего человека с факелом и перестроился на дорогу, уходящую... прямо в море! Я даже сбросил скорость, беспомощно оглянувшись на моих спутников. "Вперед, Зяма, - сказала воз-бужденно дышавшая мне в затылок Таня. - Неужели ты не понял? Это трасса по дамбе вдоль берега, чтобы не отчуждать полезную землю. Никаких тебе спусков, подъемов, серпентина, туннелей, мостов, огибания предприятий, военных баз, ферм или садов. Я как-то читала, что такой проект всем хорош, да только он угробит флору и фауну в прибрежных водах. Оказалось, враки?"
Но это была не дамба. Ослепительно белое ажурное свайное сооружение появилось впереди и стремительно приближалось. Вокруг нас уже катили голубые волны, а берег отодвинулся. Ямит развернул панораму мегаполиса и уплывал в дымку по мере того, как мы вылетели на Рац-Галим и на самом деле словно понеслись по волнам. Из машины не было видно не только свай, но и перил бесконечного моста - только море по обе стороны черной трассы с сотнями несущихся машин, автобусов, грузовиков. Ширина ее напоминала взлетную полосу. Мои пассажиры замерли от мерцания розовых восходных бликов на живой синеве, ровного пения морского ветра в окна под шелест шин по резине и плеск волн о сваи.
Впереди показался и стал вырастать, словно раздуваясь, первый город на сваях - мотели, рестораны, пляжи, парк, портовые сооружения, даже военные корабли в закрытой бухточке. И снова ровная как стрела черная полоса с белой разметкой перед глазами. Мелькнул указатель "Ашкелон", потом "Ашдод". Я держал скорость сто пятьдесят, и меня обгоняли почти все. Пару раз Таня пыталась подзуживать меня не плестись, но я ее уже в этом плане знал и игнорировал. Она тоже знала, что такого флегматика не заведешь и затихла, блаженно жмурясь на неземную красоту вокруг. Очередная развязка была на траверсе Тель-Авива, который оказался еще внуши-тельнее нашего. Он бесконечно тянулся справа, пока не появился поворот на Герци-лию. Машин стало меньше, я чуть прибавил газу и с недоверием посмотрел на сколь-знувшую за двести пятьдесят стрелку. Представляя, как легко забыть о скорости и как трудно потом вспомнить в реанимации, как ты о ней забыл, я тут же отпустил газ. А справа уже засинели за волнами горы - первый признак приближения к Хайфе. Потом взметнулась гора Кармель, показался поворот, в который я вписался, пролетая над пляжами и тут же ныряя в бесконечный туннель, вглядываясь в указатели. "Вон он! - крикнул Амирам. - Технион." Туннель внезапно оборвался ослепительным све-том, потянулись сосны и строения кампуса. Немного поплутал, мы нашли нужный факультет, взлетели на седьмой этаж автостоянки, вышли, спустились на лифте-площадке на землю и вошли в здание лаборатории.
Нас уже ждали. Профессор Маркиш, чем-то похожий на меня толстяк в странного покроя просторной рубашке с косым воротом, сразу заговорил с нами по-русски, весь горя от любопытства. Вокруг толпились сотрудники лаборатории. Нас расса-дили по специальным креслам, надели на головы шлемы с антенами внешней связи, пристегнув руки к подлокотникам. "Хоть бы сначала пожрать дали, - шепнула мне Таня с соседнего кресла. - Во жлобы новоизраильские..." "Обжора, - весело отклик-нулась Изабелла. - Тут идет вопрос о нашем возвращении, а ты..." "А что я там забыла? - огрызнулась Таня. - Тут по крайней мере никто в меня не стреляет... И миролюбы дурные не водятся."
Процедура скачивания информации из наших мозгов длилась недолго. Нас тут же проводили в кафе, журналистов сдали с рук на руки многочисленным коллегам, а нам профессор Маркиш вручил по кредитной карточке и предложил не стесняться в расходах на жилье и покупки. "Этого вам хватит месяца на три. За это время я на-деюсь вас вернуть домой, - уверенно сказал он, словно всю жизнь путешествовал по мирам и измерениям. - Пока же вы наши самые дорогие гости. В отличие от олим, вас опекать не нужно. Иврит выше всяких похвал, а страну вы знаете не хуже нас. Если вы выберете своей резиденцией Хайфу, я советую остановиться в нашей старой и солидной гостинице Дан-Панорама. Вот вам по мобильному телефону, чтобы я не терял с вами связи. Леhитраот, хаверим."
***
"Вам всем пора понять, - строго говорил чиновник все той же кучке "фашистских оккупантов", что и составляли личный состав замордованного чужими и своими поселения, - что покрывать преступников бесполезно. Мы достоверно знаем, что вы прячете подстрекательницу по фамилии Бергер. Не хотите ее выдавать, не надо. Но зачем вы захватили журналистов? Чем они перед вами виноваты? Чего вы требуете в обмен на их свободу?"
Поселенцы таращились на начальника и молчали. До этого каждого из них вызывали в мисрад (контору) и сначала стращали, а потом умоляли сказать, куда девался до того вездесущий энтузиаст Амирам, моделист с женой, их гости и, главное, русский с англичанкой, об исчезновении которых уже орал весь мир. Созданный СМИ образ поселенца стал удивительно напоминать в репортажах чеченского садиста. Коллеги Ингрид Бернс из Би-би-си уже предположили, что, если когда-либо и найдут бедную бесстрашную женщину, то только в разумлектованном виде - голова отдельно. Из России прилетели трое решительных парней с видеокамерами, заявив по прибытии, что заранее не доверяют израильским властям, а потому намерены лично провести журналистское расследование исчезновения Владимира Сырых и требуют для начала посетить изверга-магавника Диму в военной тюрьме. Заодно они смотались в Газу снимать, как Арафат припадает губами к ранам искалеченных подростков под завы-вания женщин в белых платках и стрельбу танзимников в голубое небо. Тут же жгли одни флаги и яростно размахивали другими.
Дима отказался говорить с друзьями Сырых по-русски, а переводчик без конца бес-помощно моргал глазами, когда сержант переходил на мат без акцента. Частные расследователи тут же радостно переходили на русский, на что магавник упорно говорил "ло мевин" (нэ понимаю) и продожал излагать свою версию на иврите, снова срываясь на тяжелый мат.
По всему поселению шли обыски. Бесцеремонные дознаватели сдвинули с места мою "Арабеллу", на что капитан Блад высказал им все, что он о них думает... Упав-шего с доски на пол полковника Бишопа небрежно закинули, чтобы не потерялся, на батарейную палубу, к возмущению решительного канонира Огла.
Дима отказался говорить с друзьями Сырых по-русски, а переводчик без конца бес-помощно моргал глазами, когда сержант переходил на мат без акцента. Частные расследователи тут же радостно переходили на русский, на что магавник упорно говорил "ло мевин" (нэ понимаю) и продожал излагать свою версию на иврите, снова срываясь на тяжелый мат.
По всему поселению шли обыски. Бесцеремонные дознаватели сдвинули с места мою "Арабеллу", на что капитан Блад высказал им все, что он о них думает... Упав-шего с доски на пол полковника Бишопа небрежно закинули, чтобы не потерялся, на батарейную палубу, к возмущению решительного канонира Огла.
Беспредел, короче, как всегда, когда эта публика ищет серую кошку в темной ком-нате, достоверно зная, что той там давно нет... Левая печать вопила, срывая лужен-ные глотки. Имя Бергер затмило на какое-то время самого Игаля Амира. А палестин-цы под шумок стреляли себе куда хотели и взрывали всех, кого не лень. Боевые друзья Димы только пожимали плечами на наглые выходки его подлеченных клие-нтов с пляжа. Кому хочется сесть в тюрьму за "неадекватное реагирование"?..
Больше всех досталось моим близнецам - Роме и Семе. Главное миролюбище не поленилось вернуться на место своей экзекуции, чтобы лично "побеседовать" - то есть наорать на молодых людей, тепло отозвавшихся о Танье Бергер. Им без конца прокручивали пленку, где Таня угрожала миролюбцу убийством, заботливо вырезав фразу о ее гиюре и святости миротворческой жизни. Всех интересовало членство Та-ни, меня, Ромы, Семы и, возможно, и Изабеллы в КАХ, по наущению которого по-хищены журналисты. Причастность Амирама Эйделя к этой стократ худшей, чем ХАМАС, преступной группировке уже не вызывала ни малейших сомнений.
Мои мальчики пошли в меня, а потому невозмутимо отвечали на вопросы и пожи-мали толстыми плечами: ничего не знаем. Я помогал папе в его мастерской, а Сема вообще тут не живет, приехал на похороны жены моего друга. Какие похороны? - недоумевали журналюги. - Какая Вика? А была ли девочка?..
4.
Как ни странно, Танин дом в Бат-Галиме и весь их уютный двор-сквер были точно такими же, как в нашем измерении. Только с балкона свисало не танино белье. Это обстоятельство нагнало тоску на нашу неунывающую атаманшу. Она притихла, не выдвигала инициатив, аппатично согласилась пойти с нами на море. Я взял на себя роль атамана на время ее ступора и предложил для начала искупаться в море. Благо, здесь по пляжу не бродят рыбаки с обрезками труб вместо удочек.
На уютной набережной мы впервые опробовали наши карточки, купив купальные принадлежности, и пошли к незнакомому сооружению, из которого слышался визг детей и восторженные крики взрослых. Это были огромные надувные пластиковые мешки, в которые с моря била прибойная волна. Люди внутри мягких обтянутых крупными веревочными сетками камер были отданы на волю стихии, кувыркались, цепляясь за веревки и друг за друга, кидались в волны и снова оказывались на сетке. Естественно мы все, включая Амирама, тут же загорелись испробовать себя. Но в последний момент Таня отказалась идти в раздевалку и купаться. Она села среди стариков и старух на скамью на галлерее над аттракционом и даже не улыбалась, глядя, как мы дурачимся. А надувное дно камеры то всплывало из волн вместе с барахтающимися людьми - от греха подальше, то стремительно под их же визг и вопли погружалась.
На Амирама такой же ступор напал позже - после нашего визита в чистый и уютный еврейский Хеврон, пересечение такого же тихого Иерихона, а главное посещения никем не охраняемых еврейских святынь, включая Храмовую гору. И решительно нигде не было видно арабской вязи. Так называемый Восточный Иерусалим был на-селен в основном харедим, которые в Эрец Исраэль были очень мало похожи на наших. Я не могу внятно описать это отличие, но здесь, в Израиле, они мне почему-то чужие, а там были до боли свои. И их анклав отнюдь не казался беднее светских районов Западного Иерусалима.
***
"Дробинка, - сказал врач, показывая депутату крошечный шарик в своем пинцете. - Едва заметный ожог и чуть проженные брюки. Откуда это у вас? Вы стали жертвой теракта?" Миролюбец смущенно молчал. Не мог же он, не рискуя попасть на прием к психиатру, рассказать, что после обыска в моей мастерской, когда полицейские уже вышли, а он шел за ними, за его спиной вдруг раздался слабый звук горна и звон су-дового колокола с модели фрегата. Потом он услышал хлопок, что-то кольнуло его в ягодицу. Ему померещилось, к тому же, что над блестящей медью носовой пушки "Арабеллы" вьется едва заметный сизый дымок. "В следующий раз получишь бор-товой залп по корпусу ниже ватерлинии", - едва слышно произнес кто-то по-анг-лийски с ирландским акцентом. Депутат презрительно усмехнулся и поспешил прочь. Но на обратном пути он сначала без конца ерзал на сидении джипа, к раздра-жению полицейского чина рядом, а потом и вовсе привстал и так ехал до самого Тель-Авива. Там он позвонил своему врачу и пошел к нему пешком, без конца при-седая на одну ногу. Со стороны казалось, что представитель лучшей части израиль-ского народа танцует какой-то полузабытый неприличный танец.
5.
"Мы уже можем вернуть вас домой, - сказал профессор Маркиш, когда мы через неделю снова приехали в Технион. - Для этого вам надо точно вспомнить место вашей конверсии. Когда вы готовы тронуться в Газу?" "Немедленно, оживилась Таня, к которой мы с Изабеллой тревожно присматривались, не веря, что после Бат-Галима она так ни разу и не улыбнулась. - Боюсь, что нас заждались на родине..." "Вот и славно, - облегченно выдохнул профессор. Вас будет сопровождать наша группа с аппаратурой."
Море всерьез штормило. Пенные серо-зеленые волны грозно шли поперек нашего пути. Сваи Рац-Галима легко крошили пятиметровые валы. Трасса действовала как ни в чем не бывало. За руль сел Феликс, унаследовавший от своего отца - героя морской пехоты - страсть к быстрой езде. Через час среди низко несущихся над мо-рем облаков показались небоскребы Ямита. Машина с учеными обошла нас и свер-нула куда нужно. Арье и оба оленя с улыбками встречали нас у виллы. Технионцы деловито устанавливали на песке пляжа треноги с какими-то ящиками, тянули провода к своему фургону. Нас попросили стать как можно ближе друг к другу. По их рекомендации мы сгрудились, чувствуя себя совершенно беспомощными и лиш-ними во всех мыслимых мирах. Тут еще вдруг пошел горизонтальный сильный дождь с моря, переходящий в град. Феликс и я стали прикрывать собой лица наших женщин, а Амирам позаботился об Ингрид. Владимир Сырых по-комсомольски де-монстративно смотрел ветру навстречу. Мрак неба вдруг разорвала молния, а за ней малиновым светом полыхнули ящики на треногах.
И - сразу настала тишина с привычным мягким рокотом прибоя под моими окнами. Мы снова оказались сидящими и лежащими на песке. Был тихий средиземноморский вечер. Мы переглянулись. "Приглашаем всех к нам домой на чашечку кофе, - сказал я. - Заодно я покажу вам, Ингрид и Владимир, мою "Арабеллу".
Мы поднялись по лестнице и свернули к коттеджу. Из моего мусорного бака, поче-му-то безобразно переполненного, торчало нечто до боли знакомое. Этого не может быть! - словно взорвался мой мозг. Я бросился вперед и извлек из груды заво-нявшего мусора корпус модели с остатками мачт и перепутанного такелажа. Фигурок и пушек нигде не было видно. "Кто?! Кто мог это сделать? кричал я, содрогаясь от спазм в горле и желудке. - За что? Зачем?!"
"Не надо так кричать, - в моей калитке стоял пожилой араб, за которым толпились дети. Из калитки напротив на нас с изумлением таращились те самые подростки с пляжа. - Нас предупредили, что вы можете вернуться оттуда, где вы прятались. Мы вас не тронем. Фараж, отвези журналистов и... этих... в Израиль.
Глава третья. На чужой земле
1.
Вполне выздоровевший главарь мирных рыбаков с трубами, опасливо поглядывая на мрачную Таню, распахнул дверь фургона. Амирам, поколебавшись, первым шагнул в смрад запущенного помещения. За ним шел я с корпусом модели в руках, потом Фе-ликс, женщины и журналисты. "Не бойтесь, - повторил старик, закрывая дверь. - После передачи нам поселений, у нас с вами перемирие. До следующего этапа нашей справедливой борьбы за освобождение Палестины."
"Стойте! - крикнул я, выскакивая из фургона. - Где моя мастерская? Там могли остаться... детали от моей модели. Дайте мне их поискать. Я вас очень прошу..."
"Вот такие? - один из подростков залез в карман и достал несколько пушек на ладо-ни. - Человечков мы отдали детям соседа." "Верните мне их, задыхался я. - Я... я заплачу сколько спросите..."
Арабы переглянулись. "Тогда ты можешь пока не уезжать, - сказал старик. - Пере-ночуй в моем доме, а завтра поищешь все при дневном свете." "А если до этого увезут мусор? - ужаснулся я. - Там могли остаться..." "Я прослежу, - старик явно мне сочувствовал. - Я встаю рано, а мусор забирают только после обеда. Остальные могут ехать." "Я остаюсь, - спрыгнула на землю Изабелла. - А переночуем мы в ма-стерской." "Тогда и мы с Феликсом остаемся", - объявила Таня.