— Разве закон не запрещает тебе использовать телепатию на этой планете? — спросил Чак.
— Да, но и ситуация была исключительной. Мистер Риттерсдорф, я лично не могу дать вам работу, поскольку не нуждаюсь в услугах пропагандистов, но у меня много связей среди жителей девяти лун, и если вы дадите мне немного времени…
— Нет, спасибо, — резко ответил Чак. — Я хочу остаться один. — Посредников ему уже хватило на всю жизнь.
— Но у меня, в отличие от вашей жены, нет никаких тайных мотивов. — Студняк подплыл ближе. — Как у большинства мужчин Терры, ваше чувство собственной значимости связано со способностью зарабатывать, в которой вы серьезно сомневаетесь, отчего и испытываете чувство вины. Я могу кое-что для вас сделать… но это потребует времени. Сейчас я должен покинуть Терру и вернуться на свою планету. Я заплачу вам пятьсот скинов, американских, разумеется, если вы поедете со мной. Если хотите, можете считать это авансом.
— А что мне делать на Ганимеде? — раздраженно сказал Чак. — Неужели вы не понимаете? У меня есть работа, которой мне вполне хватает, и я не собираюсь ее менять.
— Подсознательно…
— Не лезьте в мое подсознание без разрешения. — Он отвернулся от студняка.
— Мне очень жаль, но ваше стремление к самоубийству даст о себе знать, возможно, еще этой ночью.
— Мне это не мешает.
— Вам может помочь только одно, — изрек студняк, — и это не мое предложение.
— В таком случае, что же это?
— Женщина, которая заменила бы вашу жену.
— Вы ведете себя как…
— Не совсем. Дело не в физической или духовной основе, к этому следует подходить практично. Вы должны найти женщину, которая приняла бы вас и полюбила бы таким, какой вы есть. Иначе вы погибнете. Позвольте мне немного подумать над этим, а вы покуда будьте осторожны. Дайте мне пять часов. — Студняк медленно перетек сквозь щель под дверью в коридор, мысли его становились все слабее. — Как импортер, покупатель и продавец я имею множество контактов с разными типами терран…
Наконец все стихло.
Чак дрожащими руками закурил сигарету. Отойдя подальше от окна, он уселся на старую датскую софу и стал ждать,
Чак не знал, как нужно реагировать на предложение студняка, он был одновременно и разгневан, и тронут, и удивлен. Неужели Лорд Раннинг Клэм и вправду мог ему помочь? Чаку это казалось невозможным.
Прошел час.
И вдруг в дверь постучали. Это не мог быть ганимедиец, ведь тому нечем было стучать. Чак поднялся, подошел к двери и открыл ее.
Перед ним стояла терранская девушка.
3
Хотя ее ждало множество дел, связанных с новой работой для Американской Межпланетной Службы Здоровья и Общественного Надзора, Мэри Риттерсдорф решила сначала утрясти свои личные дела. Она отправилась на реактивном такси в Нью-Йорк, на Пятую Авеню, в контору Джерри Фелда, продюсера программы Банни Хентмана. Неделю назад она дала ему пачку новейших — и самых лучших — сценариев, написанных Чаком для ЦРУ, и теперь пришло время убедиться, имеет ли ее муж, точнее, экс-муж, шансы получить работу.
Если уж Чак не старается найти приличный источник доходов, она сама позаботится об этом. Мэри считала это своей прямой обязанностью, хотя бы потому, что в будущем году она с детьми будет целиком зависеть от заработков Чака.
Опустившись на крышу, Мэри спустилась на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери, чуть помешкала, потом открыла ее и вошла в холл, где сидела секретарша мистера Фелда — очень симпатичная, сильно накрашенная, одетая в довольно тесный свитер из шелковистой паутинной ткани. Ее вид заставил Мэри поморщиться. «Неужели только потому, что бюстгалтеры вышли из моды, девушка с таким большим бюстом не может его носить?» — подумала она. Этой лифчик уж точно бы не помешал.
Мэри стояла у стола, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Искусственное увеличение сосков — это уж слишком!
— Я вас слушаю, — сообщила секретарша, глядя сквозь сильный декоративный монокль. Когда она заметила ледяной взгляд Мэри, соски ее съежились, словно от страха.
— Мне нужно видеть мистера Фелда. Я доктор Мэри Риттерсдорф, и у меня мало времени. В пятнадцать часов по нью-йоркскому времени я улетаю на лунную базу ТЕРПЛАНа. — Она постаралась, чтобы ее голос звучал достаточно авторитетно.
После серии бюрократических штучек Мэри пропустили дальше.
За столом из искусственного дуба — последний настоящий дуб погиб десять лет назад — сидел Джерри Фелд с видеопроектором. Он целиком ушел в работу.
— Подождите минутку, доктор Риттерсдорф. — Он указал ей на стул.
Женщина села, положила ногу на ногу и закурила.
На миниатюрном телеэкране Банни Хентман изображал немецкого промышленника. Одетый в голубой двубортный костюм, он объяснял совету управляющих, как использовать в войне новые автономные плуги, производимые их фирмой.
При сообщении о начале военных действий четыре плуга сами формируют механизм, являющийся уже не плугом, а ракетной установкой. Банни объяснял это совершенно серьезно, представлял изобретение, как большое достижение, и Фелд расхохотался.
— У меня мало времени, мистер Фелд, — твердо сказала Мэри.
Фелд неохотно остановил запись и повернулся к ней.
— Я показывал сценарии Банни, и он ими заинтересовался. Юмор вашего мужа — это юмор висельника, но он искренен. Это именно то, что когда-нибудь…
— Все это я знаю, — прервала Мэри. — Мне приходилось выслушивать это годами; он изо дня в день опробывал на мне свои тексты. — Она глубоко затянулась, чувствуя нарастающее напряжение. — Вы думаете, Банни сможет что-то с ними сделать?
— Ничего нельзя сказать, пока ваш муж не встретится с Банни. Вам нет никакого смысла…
Открылась дверь и вошел Банни Хентман.
Мэри впервые встретилась со знаменитым телевизионным комиком и ей стало интересно, чем он отличается от образа на экране? Выяснилось, что он немного ниже и старше, имеет заметную лысину и кажется уставшим. Больше всего Банни напоминал суетливого старьевщика из Центральной Европы: в помятом костюме, плохо выбритый, с редкими спутанными волосами и с окурком сигары в зубах, чтобы еще более усилить впечатление. Но глаза его были внимательны и полны удивительного тепла. Мэри поднялась, удивленная силой его взгляда, который с экрана не действовал.
Это был не просто интеллект, а нечто большее; Банни явно видел… она не смогла бы сказать, что.
Казалось, Банни окружает ореол страдания. И его лицо, и фигура казались пропитанными им. «Да, — подумала Мэри, — именно это выражают его глаза. Воспоминания о давно испытанной боли, которую он помнит до сих пор». Для Банни комедия была борьбой с физическим страданием; поведение, выдающее героическую натуру.
— Бан, — сказал Джерри Фелд, — это доктор Мэри Риттерсдорф. Ее муж написал те сценарии для роботов ЦРУ, которые я показывал тебе в прошлый четверг.
Комик вытянул руку и взял ладонь Мэри. — Мистер Хентман… — начала она.
— Это мой псевдоним, — прервал ее Банни. — Настоящее мое имя, Лайонсблуд Регал. Разумеется, его следовало изменить; кто посмеет войти в шоу-бизнес с именем Лайонсблуд Регал? Меня зовут Лайонсблуд или просто Блуд, а Джерри называет меня Лай-Рег — это символ нашей близости. Кстати, близость в отношениях с женщинами — это именно то, чего я хочу больше всего, — добавил он, продолжая держать руку Мэри в своей.
— Лай-Рег — это твой идентификатор в кабельной сети, — сказал Фелд. — Ты снова все перепутал.
— Точно. — Хентман отпустил руку Мэри. — Итак, фрау доктор Раттенфенгер…
— Риттерсдорф, — поправила Мэри.
— Раттенфенгер, — вставил Фелд, — по-немецки означает «крысиная лапа». Смотри, Бан, не ляпни чего-нибудь еще в этом роде.
— Прошу прощения, — сказал комик. — Послушайте, фрау доктор Риттерсдорф, называйте меня как-нибудь уменьшительно, это будет мне приятно. Я жажду нежности со стороны красивых женщин, во мне сидит маленький мальчик. — Он улыбнулся, но все его лицо было полно той же боли. — Я приму вашего мужа, если смогу видеться с вами, если он поймет истинную цель договора, то, что дипломаты называют «секретными протоколами». Ты же знаешь, — повернулся он к Джерри Фелду, — как докучают мне мои протоколы.
— Чак живет сейчас в развалюхе на Западном Побережье, — сказала Мэри. — Я напишу вам адрес. — Она быстро взяла бумагу, ручку и черкнула несколько слов. — Скажите ему, что он вам нужен, скажите, что…
— Но мне нужен не он, — тихо прервал ее Банни Хентман.
— Вы не могли бы встретиться с ним, мистер Хентман? — осторожно спросила Мэри. — У Чака необычайный талант, жаль будет, если никто его не поддержит.
Дергая нижнюю губу, Хентман спросил:
— Вас беспокоит, что он зарывает его в землю? Мэри кивнула.
— Это его талант. Он сам должен решать.
— Но мне нужен не он, — тихо прервал ее Банни Хентман.
— Вы не могли бы встретиться с ним, мистер Хентман? — осторожно спросила Мэри. — У Чака необычайный талант, жаль будет, если никто его не поддержит.
Дергая нижнюю губу, Хентман спросил:
— Вас беспокоит, что он зарывает его в землю? Мэри кивнула.
— Это его талант. Он сам должен решать.
— Моему мужу, — сказала Мэри, — нужна помощь.
«Я знаю это лучше всех, — подумала она. — Понимать людей — моя профессия. Чак пассивный, инфантильный тип, его нужно подталкивать и тащить, иначе он сгниет в этой ужасной квартире. Или выпрыгнет в окно. Это единственное, что может его спасти, — решила она. — Хотя он ни за что не признается в этом».
— Могу я с вами встретиться? — спросил Хентман, внимательно разглядывая ее.
— Как это встретиться? — Она взглянула на Фелда, но лицо того было невозмутимо, словно он ничего не слышал.
— Просто так, — сказал Хентман. — Не по делу.
— К сожалению, я уезжаю и много месяцев, если не лет, буду работать для ТЕРПЛАНа в системе Альфы.
— Значит, работы для вашего муженька не будет, — ответил Хентман.
— Когда вы уезжаете, доктор Риттерсдорф? — спросил Фелд.
— Скоро. В ближайшие четыре дня. Мне нужно собраться, организовать для детей…
— Четыре дня, — задумчиво сказал Хентман, не сводя с нее глаз. — Вы с мужем живете порознь? Джерри говорил…
— Да, — ответила Мэри. — Чак переехал от меня.
— Приглашаю вас пообедать сегодня со мной, — предложил Банки. — А перед этим я загляну к вашему мужу или пошлю туда кого-нибудь. Мы дадим ему шесть недель на пробу, пусть пишет сценарии. Договорились?
— Я не против пообедать с вами, но…
— Ничего, кроме этого, — быстро сказал Хентман. — Только обед. В ресторане, который вы сами выберете. Где-нибудь в США. Но если из этого выйдет нечто большее… — Он усмехнулся.
* * *Вернувшись на Западное Побережье, Мэри поехала городским монорельсом в центр Сан-Франциско, в контору ТЕРПЛАНа.
Вскоре она ехала в лифте, а рядом с ней стоял коротко остриженный, хорошо одетый молодой человек — служащий информационной службы ТЕРПЛАНа Лоуренс Макрэ.
— Наверху ждет группа репортеров. Вероятно, они потребуют от вас подтверждения гипотезы, что терапевтический проект только прикрытие для завоевания Террой Альфы Третьей Эм-два, что на самом деле мы собираемся вновь прибрать эту колонию и отправить туда поселенцев, — говорил мужчина.
— Но ведь перед войной она была нашей, — заметила Мэри. — Как же иначе мы могли использовать ее как клиническую базу?
— Верно, — согласился Макрэ. Они вышли из лифта и пошли вдоль коридора. — Но за последние двадцать пять лет там не приземлился ни один корабль с Терры, а по закону это означает конец наших притязаний на эту землю. Пять лет назад спутник получил политическую и юридическую автономию. Но если мы высадимся там и реорганизуем медицинский центр с техниками, врачами, терапевтами и что там еще требуется, это будет свидетельствовать о возобновлении наших претензий. Претензий, которых никогда не предъявляли альфанцы. Возможно, потому, что они до сих пор отстраиваются после войны. А может, спутник не то, что им требуется. Они провели рекогносцировку и решили, что тамошние условия просто не подходят им. Прошу сюда. — Он придержал дверь.
Мэри вошла и оказалась лицом к лицу с репортерами. Их было человек пятнадцать, половина с камерами. Глубоко вздохнув, женщина подошла к трибуне.
— Уважаемые господа, представляю вам доктора Мэри Риттерсдорф, известного советника по семейным делам из Мэрион-Каунти, которая, как вам известно, добровольно согласилась участвовать в реализации проекта, — произнес Макрэ в микрофон.
— Доктор Риттерсдорф, — словно нехотя заговорил один из репортеров. — Как называется проект? «Психоз»? Остальные репортеры рассмеялись.
— Рабочее название проекта «Операция Пятьдесят Минут», — ответил Макрэ.
— Что вы собираетесь делать с больными, когда отловите их? — спросил другой репортер. — Заметете их под коврик?
— Для начала мы хотим разобраться в ситуации, — заметила Мэри. — Нам уже известно, что бывшие пациенты и их потомство живы. Я не утверждаю, будто мы знаем, насколько жизнеспособно общество, созданное ими. По-моему, его там вообще не может быть. Мы обеспечим лечение, кому сумеем, сосредоточив максимальное внимание на детях.
— Когда вы надеетесь попасть на Альфу Третью Эм-два, миссис доктор? — спросил репортер. Фотоаппараты защелкали, как стая улетающих птиц.
— Думаю, недели через две.
— Вы не будете получать за это деньги? — спросил журналист.
— Нет.
— Значит, вы уверены, что все это делается во имя общественного блага? Что причина только в этом?
— Ну-у, — сказала Мэри с некоторым колебанием, — это…
— Значит, Терра получит выгоду от того, что сунет свой нос в жизнь бывших пациентов психиатрической лечебницы? — Голос журналиста был преувеличенно вежлив.
— Что мне ответить? — спросила Мэри, обращаясь к Макрэ.
— Ответ на данный вопрос лежит вне компетенции доктора Риттерсдорф. По профессии она психолог, а не политик. А я отказываюсь отвечать.
Поднялся высокий худощавый репортер и спросил, медленно цедя слова:
— Неужели экспертам ТЕРПЛАНа не пришло в голову, что они должны оставить спутник в покое и относиться к его культуре, как к любой другой, то есть, уважая ее ценности и обычаи?
— Мы еще ничего толком не знаем, — неуверенно ответила Мэри. — Возможно, когда будем знать больше… — Она запуталась в объяснениях и умолкла. — Но это не культура. У нее нет традиций. Это общество, состоящее из психически больных людей и их потомства, общество, возникшее всего двадцать пять лет назад. Незачем преувеличивать его значение, сравнивая с культурами Ганимеда или Ио. Какие ценности могут создать психически больные люди, да еще за такое короткое время?
— Но вы сами говорили, — буркнул репортер, — что пока ничего о них не знаете. Все, что вам известно, это…
— Если они создали стабильную и жизнеспособную культуру, мы оставим их в покое, — резко прервал его Макрэ. — Но решение будут принимать эксперты, такие, как миссис Риттерсдорф, а не вы и не я. Откровенно говоря, мы считаем, что нет ничего более опасного, чем общество, в котором доминируют психически больные люди. Из этого может возникнуть самое худшее, что только можно представить: фанатический религиозный культ, параноидальное националистическое мировоззрение, варварская деструктивность маниакального типа. Это вполне оправдывает наше исследование Альфы Третьей Эм-два. Этот план должен защитить наши собственные ценности и нашу собственную жизнь.
Репортеры молчали, выступление Макрэ, похоже, убедило их. Мэри тоже была согласна с ним.
Потом, когда они с Макрэ покинули комнату, она спросила:
— У экспедиции и вправду такая цель?
— Вы хотите знать, сильно ли мы обеспокоены существованием безумного общества? Разве подобное общество не должно нас беспокоить? — спросил Макрэ, глядя на нее. — Думаю, официального объяснения должно хватить даже вам. — Понимаю, я не должна спрашивать. — Она смотрела на молодого чиновника ТЕРПЛАНа. — Я должна…
— Вы должны заниматься терапией — и это все. Я же не говорю вам, как лечить больных, зачем же вам подсказывать мне, как делать политику? — Взгляд его был холоден. — Однако я скажу вам о цели операции, которая вам и в голову не пришла бы. Вполне вероятно, что за двадцать пять лет общество психически больных людей нашло технические решения, которые мы сможем использовать. Особенно маньяки, наиболее активная группа. — Он нажал кнопку лифта. — Я знаю, что это весьма изобретательные люди, впрочем, как и параноики.
— И только этим объясняется столь долгое выжидание Терры? — спросила Мэри. — Вы просто хотели посмотреть, как будет развиваться техническая мысль?
Макрэ улыбнулся, но не ответил. Он казался очень уверенным в себе. И это было ошибкой, учитывая все, что современная наука знала о психопатах. Возможно, даже фатальной ошибкой.
Часом позже, возвращаясь домой в Мэрион-Каунти, Мэри обдумывала принципиальные несоответствия в позиции правительства. С одной стороны они опасались культуры Альфы Третьей Эм-два, а с другой — пытались узнать, не создала ли она что-нибудь полезное. Почти сто лет назад Фрейд показал, насколько ошибочной может быть двойная логика. В сущности, одна цель исключала другую. Психоанализ обобщал это: когда на виду две взаимно противоположные причины проступков, настоящий мотив бывает совершенно иным; это была третья возможность, которую правительственные чиновники не сознавали. Мэри задумалась, какова же истинная причина в данном случае. Как бы то ни было, план, для реализации которого она предложила свою помощь, уже не выглядел идеалистическим. И она чувствовала еще кое-что: истинная цель этой акции сулит правительству большую выгоду. Скорее всего, она никогда не узнает, что же это за цель.