Вот.
Чуть не забыл.
Хорошо, что Шустрый Веник, тот самый мелкий индеец, что так любит прогуливать уроки и крутиться или на фишке, или около меня, стал кем-то вроде ординарца в моем ведомстве. Напомнил, что скоро должны приехать наши «очумелые ручки» из форта «Ломоносов». А то я уже собрался поехать, навестить старую шхуну, от которой остался фактически только корпус да достаточно вместительный трюм. Который уже давно разделен крепкими переборками и стал плавучим КПЗ для особо важных пленников. А вчера наши рейнджеры притащили очередной «улов», среди которых оказался весьма интересный человечек.
— Камрад Снейк, я могу быть свободен?
Вот что с человеком правильное воспитание делает! Все по уставу, аж сердце радуется, глядя на такого бойца. Новое имя для моего будущего, вполне возможно, сотрудника, которое как-то само к нему прилипло с подачи неугомонного Котозавра, племя воспринимает очень серьезно. Русское слово «веник» они не соотносят с метелкой, которые мы тоже внедряем в местный быт. Думают, будто это что-то вроде быстрого и проворного молодого помощника одного из вождей белых союзников. Ну, так они меня воспринимают, кто посообразительнее.
— Да. До вечерних занятий в школе можешь располагать собой как угодно. Только мне уже надоело отмазывать тебя от учителей. Зачем ты все-таки дневные уроки пропускаешь?
Веник нахмурился, шевелит губами. Готовит достойный ответ, сразу видно. Русским он теперь владеет чуть не лучше всех остальных аборигенов, постоянно общающихся с нами, но иногда его тормозит не очень большой словарный запас. Который он, впрочем, пополняет иногда даже слишком активно, не всегда теми выражениями, которые приняты среди культурных людей. Эх…
— Арифметику, природу, историю и языки я никогда не прогуливаю, — с некоторой обидой заявил малец. — Только когда изложения надо писать, мне очень скучно. Почему, когда ты рассказываешь, бывает интересно, а у меня фи… ничего такого не получается? И ошибки поэтому сами вылезают, как лягушки по весне из пруда. Потом домоводство это — воину оно зачем? Я буду как ты, научусь сидеть тихо и незаметно, а потом раз!..
— Что раз?
— Вот он, попался! — От волнения он даже сбросил маску невозмутимого индейского вождя, которую тщательно к себе примеривал, особенно в обществе сверстников. Глазенки сверкают, пританцовывает на месте.
— А когда это ты видел, чтобы я — оп! И кто-то попался?
Шустрый задумался снова.
— Ну… — протянул, — сам не ловишь, но я заметил, если наши поймали кого, то самого главного приводят к тебе. А потом врагам сильно достается.
Мдя… Вот это Штирлиц растет! Ведь расколол почти, всю нашу секретную службу вычислил, майор Пронин калифорнийского розлива. Точно надо будет его к себе брать, иначе — лучше и не думать, куда он свои способности употребит. Зайдем немножко с другой стороны:
— Как ты думаешь, я много знаю?
— А то ж!
Язык прищемить кому-нибудь, уже нуму на суржике говорят. Так они еще и сленга из нашего века нахватались. Те русские, что в прошлом году к нам прибились якобы ненароком, вообще уши в трубочку сворачивали, когда индейцы по-русски говорили с ними. Мы хоть чуть старались адаптировать свою речь, а куда до такого дойти бесхитростным индейцам. Иной раз так по матушке завернут, в этом времени не каждый боцман на подобное способен! Ладно, проехали.
— Но ведь есть у нас инженеры, которые придумывают и делают разные машины, которые мне никогда не придумать, как тут быть?
— Зато они не умеют так хитро вопросы задавать, как ты!
Уел, что тут скажешь. Надо выкручиваться.
2Ага, вот и долгожданный Динго появился. Сейчас сдаст лошадь коноводу, приведет себя в порядок после дороги, и можно будет грузить его нашими прожектами.
— Извини, Веник, сейчас не получится у нас договорить, но мы обязательно вернемся к этой теме, договорились?
— Так точно! А пока буду думать, много… — и он подмигивает, хитро улыбаясь.
Только киваю ему в ответ, сил удивляться его способности подхватывать некоторые наши словеса у меня уже не осталось.
— Беги, до встречи. — И машу рукой в ответ на приветствие Евгения.
— Заходи, если готов.
— Как пионер! — и тоже лыбится…
Устраиваемся в моем кабинете. Не откладывая в дальний ящик, сразу приступаю:
— Жень, ты помнишь, как оно было в прошлом году, когда тут набежало сразу несколько кораблей? Испанцы, англы, да еще и штатники до кучи пожаловали.
— Помню. Англам, как всегда, досталось. Испанцы, так те даже не поняли сразу, что стрелять уже как бы и не в кого.
— Это так. Ну, вломили от души, показали тем, кто жив остался, что такое зажигательные ракеты и управляемое минное поле. Думаешь, оно кого-то отучит лезть, куда их не просят?
Динго протягивает руку и берет стакан с соком, который нам привозит один из местных «новых индейцев». Иногда затеи моего заместителя при воплощении их в жизнь приобретают причудливые формы. Несостоявшийся шаман, напрасно ждавший смерти своего предшественника, вконец укуренного старика, не смог занять его место. Задвинул его в угол совершенно новый претендент, прошедший ускоренные курсы фельдшера в форте. Правда, тут помог несчастный случай на охоте с вождем племени. По всем канонам жить товарищу оставалось совсем чуть. Да, на его счастье, рядом оказался Шоно, в компании Кати и охраны из нуму, собиравший лекарственные травы. Вовремя оказал помощь прямо на месте, а потом забрал бедолагу в госпиталь, наплевав на возражения соплеменников, поначалу не хотевших отдавать вождя на «растерзание» бледнолицему колдуну. Выходил болезного, заодно подлечил другие болячки, подкормил витаминами, да так удачно, что весьма пожилой, по местным меркам, индеец почувствовал вторую молодость.
Вот незадача, вроде помолодел, сил у самого, как у горного козла, а старые привычки не отпускают. Легко ухожу от сути повествования в сторону. Буду исправляться в очередной раз… Евгений как раз допил сок и ответил:
— А что не так было?
— Тут у нас появилась мысль подкинуть некоторым любопытным «информацию к размышлению», если вспомнить старый фильм. Только не как голос за кадром или титры на экране, а что-то более материальное.
— И?..
— Не спеши, все достаточно просто. Наше тактическое превосходство не вечно. Враги тоже умеют учиться и делать правильные выводы из полученных оплеух. Пусть военная и административная системы тут громоздкие и весьма косные — это еще не повод расслабляться и думать, что не найдутся умные и пробивные люди. Способные начать реформы. Особенно это касается США. Государство совсем новое, не успело еще обрасти незыблемыми традициями, хотя и делает успешные шаги в этом направлении. Ты инженер, поэтому отлично знаешь, что бывает, если нагрузить систему лишними функциями. Определенное преимущество мы получаем от перевооружения своих частей новыми моделями вооружения. Запускаем вот, вашими стараниями, патронную линию под унитары. Сам понимаешь, в военном деле все преимущества — временные. Любой секрет остается таким до какого-то времени. Что мне тебе рассказывать историю борьбы снаряда и брони, не мальчик уже.
В нашем случае необходимо состряпать некую вундервафлю, которая на приличное время займет самых умных совершенно непроизводительным трудом. Сначала на изучение, потом — на попытку воспроизвести и наладить серийное производство. Тот самый случай: «Мотор был очень похож на настоящий» (с). Как мы подсунем такой девайс нужным людям, уже не твоя печаль.
— А что-то более конкретное можешь подсказать? Или все самому мне с нуля придумывать?
— Да набросали тут что-то вроде аванпроекта. Самое главное в нем — тебе не нужно делать стволы, настоящий УСМ и вообще что-то работающее. Кожух для якобы блока стволов, узлы крепления для него, остатки механизма вращения. Имитация блока затворов, можно с отдельными разорванными зарядными каморами. Это уже на твой вкус.
Что необходимо в обязательном порядке… Якобы стреляные гильзы под пулю калибра.0308. Что-то, имитирующее способ поджига пороха в них. Чем менее технологичный и более замысловатый — тем лучше.
Ага, Женька уже проникся идеей! Еще бы, когда еще так получится, дать волю самой буйной фантазии, да при заведомом наплевательском отношении к конечному результату — это же мечта любого сочинителя «чертежей секретного пороха» (тм).
— А пуля? Ведь вы задумали стрелять из настоящего «триста восьмого», чтобы трупы были настоящие. Скорострельность — ладно, это ваше чудище будет очень медленным, с таким-то приводом, системой заряжания и поджига. Ведь могут сравнить пули!
— Ты про нарезы? Да и пусть. Нарезное оружие с тысяча четырехсот лохматых лет пробовали. У нас вот получился такой монстр. Как, чем и почему достаточно быстро и метко он стреляет — это уже пусть вражины головы ломают.
— А пуля? Ведь вы задумали стрелять из настоящего «триста восьмого», чтобы трупы были настоящие. Скорострельность — ладно, это ваше чудище будет очень медленным, с таким-то приводом, системой заряжания и поджига. Ведь могут сравнить пули!
— Ты про нарезы? Да и пусть. Нарезное оружие с тысяча четырехсот лохматых лет пробовали. У нас вот получился такой монстр. Как, чем и почему достаточно быстро и метко он стреляет — это уже пусть вражины головы ломают.
Динго поднимает глаза к потолку, явно устремился в конструкторские дали и выси. Надо ненадолго вернуть его в реальность:
— Самым трудным мне представляется механизм, который действительно должен действовать бесперебойно. Какая-то пиротехническая фиговина, создающая видимость стрельбы очередями. В пределах полсотни-сотня выстрелов в минуту. Больше уже будет явным перебором. Понятно ведь, что промахов никто не отменял. А попадание почти одновременно в одну точку большого количества пуль создает вполне видимый эффект. Пусть в неразберихе боя, да еще попав под прицельный огонь парочки современных винтовок или автоматов, противник не обратит внимания на такие нюансы. Но лучше риск разоблачения туфты свести к минимуму. Так что думай. Сроки не устанавливаю. Точно предсказать, когда мы столкнемся с регулярной штатовской армией — кто его знает. Но лучше бы особо не затягивать. Ведь потом этот агрегат еще и тащить в дальние дали придется.
Евгений согласился не откладывать в дальний ящик конструирование очередного «охмурителя» и отбыл в свою вотчину. А мне предстояли ежедневные рутинные, но от этого не менее важные дела…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Престол все еще ни фига не виден
ГЛАВА ПЕРВАЯ Шале-Медон. Свидание с будущим
1Ветер свистел в стропах. Над головой ходила ходуном, как живая, гудела и вздрагивала огромным барабаном прорезиненная туша оболочки. А внизу, в двухстах метрах под гондолой, точно взбесившееся штормовое море, колыхалось летное поле Шале-Медон: то проваливалось вниз, то резко вздымалось вверх, то скользило куда-то в сторону со всем, что на нем было — казармами на краю поля, огромными сараями (которые еще никто не называл ангарами) для хранения воздушных шаров, газодобывающим цехом в отдалении, вторым шаром, прикрепленным к земле пуповиной привязного каната, как и тот, в гондоле которого находились мы с капитаном Огюстом Берже. Маленькие фигурки людей, задрав головы, толпились у лебедок, ожидая команд сверху — шли учебные подъемы…
— Блин, как вы тут работаете? — спросил я, крепко ухватившись рукой в перчатке за туго натянутую стропу: иначе устоять было невозможно — борта гондолы едва доходили до пояса. А учитывая, что гондола висела не прямо, а накренившись под углом градусов сорок — так и наружу сыграть ничего не стоило. До нормальной подвески здесь еще не додумались: привязной канат крепился просто к днищу гондолы — маразм натуральный! Да и до корзин пока тоже, похоже, было далеко… Что значит — инерция мышления… Прицепили к первому шару чисто декоративную лодку — так и пошло! В результате не полет, а цирк какой-то получается. Под куполом неба, ага…
— Сегодня дует сильно! — пояснил Берже с превосходством бывалого воздушного волка, перекрывая шум рвущего нас с привязи ветра. И тоже крепко держась за стропу. — Обычно не так уж и болтает! Но привычку иметь надо!.. — и, в свою очередь, задал сакраментальный в такой ситуации вопрос: — Ну как вам все это нравится, гражданин генерал?
Ветер, по правде сказать, особо сильным называть не стоило. Вряд ли он был больше десяти метров в секунду. Просто плохо обтекаемый из-за своей шарообразной формы аэростат, совершенно не приспособленный к полетам на привязи, трепало, словно бочку в кильватерной струе. Отчего качка становилась особо жестокой. И вряд ли могла кому-то особо понравиться. Но жаловаться я как раз не собирался. Не для того я сюда добирался из города…
— Обзор отличный! — резюмировал я. Придерживая второй рукой едва не улетающую треуголку. Несмотря на пасмурную погоду, вдали на севере — километрах в десяти — и в самом деле было видно юго-западные предместья Парижа Сен-Мишель и Сен-Жермен. А несколько ближе и западнее раскинулся во всем своем великолепии заброшенный нынче Версаль. — Для наблюдения за полем боя это отличное средство! Вот только вывалиться отсюда — как не фиг делать… Вы ничего по этому поводу не придумали?
Берже пожал плечами.
— Трусам не место в небе! — сообщил он с великолепным презрением профессионального героя. И добавил, демонстрируя немалую образованность: — Плыть необходимо, гражданин генерал, жить — не столь уж необходимо!..
Ну вот и поговори с ними тут… А ведь умный вроде человек… Но — гонор — превыше всего! А гонор французский в совокупности с древнеримским снобизмом… Очень, кстати, характерно именно для революционной Франции: все помешались на древнеримской истории и культуре. Точнее — на том, как они эти вещи понимают. Иногда получается забавно — как с женской античной модой. А иногда — наоборот… Когда какой-нибудь адвокат воображает себя Цезарем. Или Гракхом. Или вообще Нероном… Но вот в армии это увлечение дало неожиданный эффект… Сформировав новый революционный кодекс чести — взамен отмененного дворянского. Солдаты представляют себя легионерами Республики. Офицеры — трибунами и центурионами. И, как ни странно — эти детские фантазии работают… Да еще как! Впрочем, не сейчас же об этом рассуждать…
— А как отсюда передавать команды на землю?
Тут спеси у капитана поубавилось.
— По-разному пробуем… Можно сигнализировать флагами. Можно сбрасывать письменные донесения с грузом…
— Чем вы их пишете при такой сарабанде?!
Вместо ответа капитан продемонстрировал мне свинцовый карандаш. Закрепленный вместе с пачкой бумаги в специальном коробе на борту гондолы. Н-да… Таким инструментом писать, конечно, сподручней, чем гусиным пером… Но все равно каракули должны выходить такие, что связь с землей превращается в игру в «глухие телефоны». А ничего другого здесь пока еще нет. Разве что оптический телеграф… Но от него тут точно не будет никакого толка!..
— Ну как, спускаемся? — прокричал Берже. По-своему расценив мой мрачный вид.
— Нет, подождите! Давайте-ка еще повисим! Я не проверил, как в этих условиях пользоваться подзорной трубой…
— Да честно говоря — вообще никак! — откровенно признался капитан. — Мы ей и не пользуемся почти. Разве что в штиль… Вместо этого в аэростьеры стараемся отбирать самых зорких парней. Чтоб глаз был — как у орла. Так верней выходит — труба сильно сужает зрение. Да и рук на нее не хватает — если еще и писать приходится…
— Но я все-таки посмотрю, — заявил я, вынимая инструмент из кармана и с некоторыми проблемами растягивая. — Личные впечатления, сами понимаете…
2Идея попасть в Медон возникла у меня давно. (Точнее — она возникла у Бонапарта. Хотя и у меня тоже…) Еще когда стало известно, что там создается Воздухоплавательная школа для подготовки аэростьеров. (То есть воздухоплавателей. Так их тогда назвали.) Но вот добраться сюда раньше никак не получалось.
А сейчас, после того как обломилась моя великая мундирная афера, я чего-то взял и решил развеяться… Ну надоело мне торчать в Париже! Весна, что ли, опять же, повлияла… Все-таки Франция — не Россия: конец января, а по всем признакам — апрель. Снега практически нигде не осталось, когда тучи расходятся, то за ними становится видно такой синевы небо, что дух захватывает! К тому же мне повезло. Во время поисков партнеров по сделке я познакомился как раз с интендантом Воздухоплавательной школы. И достаточно легко договорился с ним при удобном случае доехать до Медона и проникнуть в расположение части. Ибо постороннего туда могли и не пустить. Да и идти пешком десяток километров по загородной дороге в весеннюю распутицу — не самая лучшая затея… Ну, в общем, я нашел этого интенданта и воспользовался договоренностью.
В самой школе затруднений тоже не возникло. Аэростьеры вызывали всеобщее законное любопытство. И желание боевого генерала познакомиться с новым средством ведения войны поближе встретило полное понимание. Правда, самого начальника и создателя школы — капитана (а по основной специальности физика) Куттеля не было в Медоне. С очередным сформированным отрядом он отбыл в Рейнскую армию. Но я вряд ли что потерял. Поскольку вместо него натолкнулся не на кого-нибудь, а на профессора Шарля. Жака Александра Сезара… Того самого — изобретателя воздушного шара. Настоящего — наполняемого водородом. А не монгольфьеровой коптильни. Именно в честь него такая разновидность аэростата и называлась тогда «шарльер». Сами понимаете, какого масштаба это была фигура…