– Босиком теперь будешь? – спросил я.
Гоблин тупо уставился на клочок сапога в кулаке.
– Тфу, – запоздало спохватился он, – вот так всегда. Как разойдусь, начинаю махать бивнями направо и налево. Потом то жилетки не хватает, то вон теперь обувки.
– Сочувствую, – сказал я.
Он отмахнулся.
– Да ерунда, все равно так себе сапоги. Ну не смог удержаться, ты не представляешь, как плохо в этих дурацких наклычных кольцах.
– Сочувствую…
– Везет вам, – сказал он, – что не заставляют намордники надевать при входе в город. О гоблинах все знают. Хотя теперь не завидую твоей шкуре.
Он немного помолчал, потом сказал:
– Слушай, расскажи, чтоб я тоже знал, о воргах. Как вы живете? А то ехать скучно, а я о вас лишь легенды знаю. Ну а легенды – сам понимаешь, у каждого народа свои. Вот, например, слыхал, что если ворг тяпнет человека и тот не помрет, то в ворга обратится.
Я угрюмо хохотнул. Особо рассказывать о наших обычаях не хочется, но это развеселило.
– Тебя послушать, все сплошная магия, – проговорил я. – Выходит, если ты человека укусишь, он гоблином станет.
Пока гоблин соображал, станет ли человек гоблином от укуса, я понял, что куртка с сонным порошком безвозвратно потеряна. Видимо, гоблин посчитал лишним брать ее с собой. А я два золотых за порошок отдал.
– Нет, – наконец сказал он, – так в гоблина не перемахнуться.
– Ну вот и с воргом так же, – пояснил я. – Либо таким уродишься, либо нет.
Гоблин потрогал переносицу, она странно сжалась, словно у него в носу вообще кости нет, затем хрустнул шеей. Сразу захотелось тоже потянуться. Еле сдержался.
Я бы мог растянуться по-волчьи во всю спину, чтоб каждый позвонок услышать. Да только гоблин опять таращиться начнет и требовать, чтоб фокусы показывал.
Он зевнул во всю необъятную пасть. Ощутив, что тоже набрал воздух, я прикрыл рот ладонью и прогудел сквозь зевоту:
– Так шо там с Ильвой?
Гоблин почесал зеленый бок:
– Да чего говорить? Король заключил договор о взаимопомощи.
– Зачем? – удивился я.
Курт тяжело вздохнул, лицо стало задумчивым. Странно наблюдать, как клыкастая рожа печально морщится.
– У короля дочь умирала, – начал гоблин, – а Ильва, сам знаешь, водится с духами, ну и вообще руководит мертвяками. Когда обратился за помощью, эта чужеядка, чтоб ей вечно в склепах гнить, выставила условия – свободу нежити. Теперь по всему краю бегают мертвяки, грабят деревни под видом дани или не знаю чего. Люди тихо воют, гномы ворчат, но терпят. Им вообще не страшно: засядут у себя в горах – и поминай как звали. Нежить пока туда не особо рвется. Мне – плевать, главное, чтоб торговать не мешали. А то, что иногда из лесов выскакивают, так это вон…
Он похлопал ладонью по крашару.
Я с трудом соображал, пытаясь переварить, как нежить может свободно бегать по Восточным землям. Раньше только по ночам встречалась, да и то в заброшенных местах.
– А ворги чем не угодили? – спросил я осторожно.
Он бросил на меня хитрый взгляд.
– Что, зацепило? – спросил он и поскреб лоб. – Меня на твоем месте тоже зацепило бы. Если честно, друг, очень рад, что не на твоем.
Я насторожился.
– Это еще почему?
– Да тут вот какое дело, – начал объяснять Курт. – Когда заключали договор, Ильва потребовала, чтоб всех воргов изловили и отправили на псарни. Оно и понятно, нежить вас боится, как эльфийского огня.
Я не поверил.
– И что? Король вот просто так взял и согласился?
Курт кивнул.
– Не просто, но согласился, – подтвердил он, – и даже переловил большую часть. А тех, кто не переловился, приказал порешить. Ты не серчай, понять его можно. Дочка-то единственная.
Переловил, мелькнула тревожная мысль. Значит, наверное, и мою стаю. Мою бывшую стаю отправили на псарни или куда там не знаю. Выходит, я один. Совсем. Хотя должен был это понять еще когда уходил. Но раньше грело ощущение, что там, на опушке Изумрудного леса, есть ворги, с которыми вырос, а теперь – все.
Я вздохнул печально:
– Красивая дочка хоть?
– Говорят, просто загляденье, – ответил гоблин. – По человеческим меркам, конечно. Не знаю, как воргам, но по мне, если клыков нет, то и разговаривать не о чем.
Дорога, раздолбанная тысячами колес, сузилась в две глубокие колеи. Из них торчат пучки травы и даже кусты. Основная дорога пошла правее, а мы свернули на малоезжую. Лошадь, что топала себе, опустив голову, сначала начала прядать ушами, а потом вздернула голову и стала осторожно коситься по сторонам.
Небо потемнело, да не той вечерней темнотой, от которой хочется зевать и мудро смотреть на звезды, а суровым облачным полумраком. За лесом засверкали зарницы. Но грома не слышно, да и тьма далеко, может, и краем пройдет.
Правое колесо поскрипывает и описывает серьезную восьмерку. Были бы мужики-наблюдатели – обязательно обсудили бы, доедет оно до Королевства Джерона или отвалится в Восточном крае. Но мужиков, к счастью и сожалению, нет.
Впереди расступились деревья и показались возделанные поля, местами выкошенные.
Я свесился с телеги и сорвал пучок колосьев. Не люблю поля. Где возделывают – значит, охраняют. А раз так, волком не побегаешь, всюду мужики с вилами, медвежьи капканы и ямы.
Загривок напрягся, будто сам по себе, в горле заклокотало. Гоблин заметил перемену в настроении и проговорил успокаивающе:
– Ты не переживай, ворг. Это свободная ферма, сюда нежить не суется. Вон, глянь.
Над небольшим домиком красный огонек, колючие лучи бешено вертятся и пускают зайчиков в стороны. Огонек на секунду замер, из центра вырвался длинный сноп и умчался куда-то в лес. Послышался сдавленный крик.
– Это чего? – спросил я.
Гоблин довольно закряхтел.
– Нравится? Маг из Восточного края зачаровал. Убивает всю нежить на расстоянии двух перелетов стрелы. По мере надобности ставит защитный барьер на любых живых существ.
– Так это твой дом, что ли? – изумился я.
Гоблин покосился на меня как на умалишенного.
– Я похож на фермера? – спросил он обиженно. – Это угодья моей сестры.
Я пожал плечами: откуда мне знать, как выглядят гоблинские фермеры?
Из зарослей раздался рассерженный голос:
– Эй, там! Эгей!
Не успел уточнить, что этот рык имеет в виду, как из тьмы прямо в нас вылетело бревно.
Большое бревно с остатками корней. Лошадь не ожидала такой подлости от обжитых районов, потому не успела среагировать. И оглобли помешали. Бревно сухо стукнуло в лошадиный затылок. Бедное животное выпучило глаза, тяжело выдохнуло и, неуверенно переступив ногами, медленно опустилось на землю.
– Растудыть его в копыто! – прокричал гоблин и отпустил поводья. – Сдохла!
Гоблин быстро спрыгнул с перекладины. С земли поднялось облачко пыли и осело на зеленой коже.
Я кувыркнулся через край телеги, шарахнувшись об угол, и опустился на четыре конечности. Не успел подумать, в кого перекинуться. Горизонт появился слишком высоко, и мир стал желтоватым. Звуки закрутились в голове беспорядочным хором. В кота превратился, олух.
С досадой стукнулся лбом о колесо, вернулся в человечье тело. Гоблин вытащил крашар.
– Какого рожна тут творится? – заорал он в темноту. – Выходи, а то кинжалами закидаю!
В кустах послышалось шевеление, раздался хриплый голос:
– Курт, ты, что ли?
Гоблин слепо прищурился и скривил губы.
– Азута? – спросил он неуверенно.
Из зарослей показалась зеленая физиономия, нижняя челюсть выпирает, аккуратные клыки торчат в разные стороны. В два раза меньше, чем у Курта, но такие же опасные. Нос широкий, глаза раскосые, на голове высокий гребень из волос, зафиксированный так крепко, что даже в бою не рассыплется.
Курт рассерженно рявкнул:
– Ты чего мою лошадь убила?
– А ты чего тут едешь без предупреждений? – гаркнула в ответ гоблинша.
Курт спрятал крашар в ножны.
– Я что, должен о каждом приезде докладывать? – спросил он раздраженно. – Говорили же, что буду торговать в ваших землях. Хватит с тебя. Что теперь без клячи прикажешь делать?
Гоблинша вышла на дорогу, подтянула до груди широченные шаровары, кулаки уперлись в бока. Высокая грудь затянута кожаным доспехом, ощущение, что там у нее тоже мышцы. Подбородок широкий из-за бивней, настоящая воительница.
– Я сто раз говорила, что плохо вижу в темноте. Думала, опять нежить ломится.
– Нежить на телеге? – не унимался Курт. – И вообще, чего ты на ночь глядя в поле полезла?
Азута отмахнулась.
– А когда, по-твоему, сумеречную траву собирают?
Я некоторое время наблюдал, как пререкаются гоблины. Есть в этом что-то приятное, даже милое. У нас так не принято. Если в стае – то иерархия. А если одиночка, то и спорить не с кем.
Осторожно шагнул вперед, чтоб не напугать гоблиншу, а то пришибет, ручища больше, чем у Курта, и тихо покашлял.
Осторожно шагнул вперед, чтоб не напугать гоблиншу, а то пришибет, ручища больше, чем у Курта, и тихо покашлял.
Гоблины одновременно обернулись, Курт хлопнул себя по лбу.
– Вот опять! Увлекся. Забыл, у меня попутчик, – проговорил он. – Знакомься, это ворг. Как тебя, кстати, звать?
Гоблинша испуганно попятилась, шаря рукой. Ищет, чего бы твердого ухватить.
Курт поспешно заверил:
– Успокойся, он свой. В смысле, не кидается.
Она с сомнением покосилась на меня. Чтобы гоблин доверял воргу, нужна веская причина. Впрочем, правило работает и в обратном направлении. Зеленокожим тоже не очень-то верят. Те еще хитрюги. Хотя воины первоклассные.
Я приветственно оскалился. Не знаю, насколько дружелюбно получилось, но я старался. Волосы на затылке встали дыбом, это на всякий случай, чтоб видела: хищника надо уважать, даже если спокойный.
– Лотер, – сказал я. – Меня зовут Лотер. Но чаще называют воргом.
Курт неловко повел плечами, видимо, недоволен, что испортил впечатление. Так радостно хвастался красным огоньком над крышей, а тут и лошадь убили, и семейные склоки посреди поля.
– Это моя сестра Азута, – сказал он и кивнул в ее сторону.
– Да я уже понял, – ответил я.
Гоблинша перестала пятиться, сложила руки на груди и сдвинула брови.
– А чего ты его ко мне притащил? – спросила она. – Слышал, сколько золота обещают за голову ворга?
Он набычил лоб и оскалился.
– Если сдашь гвардейцам, твою голову повешу вон на тот столб. Он мирный. К тому же должен мне.
Глава 2
Спустя несколько минут объяснений и уговоров Азута согласилась пустить меня в дом, но не дольше чем на ночь. Хотя мне не обязательно спать под крышей – обернусь барсуком, отлежусь в какой-нибудь норе. Но в домашнем тепле приятно.
Оказалось, сестра Курта хорошо готовит. Мой звериный аппетит ликовал и пел песни поджарке из свинины с луковыми колечками, свежему сыру и пирогам с мясом.
Гоблины с изумлением смотрели, как я поглощаю одну порцию за другой. Мне даже неловко стало, но остановиться сложно. После отравленной баранины ничего не ел.
Наконец в желудке приятно потяжелело, я откинулся на спинку стула и перевязал веревку на поясе. Живот не выпирает, и это хорошо. А то ходил бы как огр, с торчащим пузом наперевес.
– Ты всегда такой проглот? – осторожно поинтересовался гоблин, кивая сестре на тарелки.
Та поднялась и собрала тарелки. По выражению ее лица понял: нести добавку не намерена. Будто я опустошил кладовую.
– Понимаешь, – начал оправдываться я, – у воргов хороший аппетит. Это из-за превращений.
– В каком смысле? – спросил гоблин.
– Они много сил забирают, – пояснил я. – Поэтому если едим, то от души. Вы извините, что так накинулся.
Зеленомордый отмахнулся.
– Да ерунда, – сказал он. – Все равно это не мои запасы. А сестрино фермерство процветает.
– Рад за нее, – искренне сказал я.
– Но ты это, поосторожней, – все же предупредил он. – Раскабанишься, точно перевертываться не сможешь.
Я вытер пальцы о волосы, помыть их, наверное, стоит, а то плохо уже справляются со своим назначением. Хотя мыл месяц назад, а часто этого делать нельзя – повыпадают еще.
– Ты когда-нибудь видел толстого ворга? – спросил я.
Гоблин пожал плечами и ответил:
– Да я вообще никаких воргов не видел. Ты первый.
– То-то же, – сказал я значительно. – Ворги не толстеют. Если бы ты по сто раз на день перекидывался в лису, в медведя или еще в какую тварь, тоже не толстел бы.
– Я и не толстею, – произнес Курт обиженно и указал на рельефный живот.
Под зеленой кожей восемь кубиков. Ему и правда ожирение в ближайшую пятилетку не грозит, если не осядет на ферме. Хотя в таверне яд сделал свое черное дело и дорисовал гоблину насколько жирных складок под пупом.
– Да я не говорю, – поспешил оправдаться я, – я просто это… Ну… В общем неважный из меня объяснильщик.
Пока мы разговаривали, сестра Курта развела огонь в очаге и поставила котел с водой. Удивительно, как таскает тяжести. Хотя она метнула в нас бревно и убила лошадь. Если вдруг предложу помощь – еще обидится и зашибет в сердцах.
Из кухни вернулась с тремя кружками кобыльего молока. Она поставила передо мной ту, что побольше, и уселась рядом на скамейку. Наверное, по гоблинским меркам она красивая – любят они поклыкастее.
– Так куда направляешься? – спросила Азута, отхлебнув из кружки.
На толстых губах осталась белая каемка. Она быстро вытерла тыльной стороной ладони, взгляд стал строгим. Даже поежиться захотелось.
– Курт говорит, в Межземье. Из-за охоты на воргов, – ответил я и тоже отпил из кружки.
На вкус молоко оказалось сладким и чуть терпковатым. Раньше не пробовал, но слышал, что полезное. Да и не стали бы гоблины пить всякую дрянь – слишком любят себя.
Азута кивнула.
– Дело говорит, – сказала она. – В Восточном крае нынче неспокойно. Нежить шляется по лесам, вместе с гвардейцами отлавливает воргов.
– Убивают? – с опаской спросил я.
– Официально говорят, что сгоняют на псарни, – ответила гоблинша. – Почему туда, непонятно. Но один гном недавно болтал, мол, на самом деле Ильва с нежитью самолично гоняется за воргами и уводит в склепы. Зачем – тролль ее знает. Тот же гном утверждал, мол, для превращения в нежить.
Меня передернуло. Ворг-нежить – противоестественно.
– Не верю, – проговорил я.
Азута пожала плечами и залпом осушила содержимое кружки.
– И я так сказала, – произнесла она. – Но гном клялся своей секирой, что лично видел толпу нежити.
– Удивила, – бросил я.
– Да? А закованный ворг на цепи среди них? В Мертвую степь небось тащили.
Я задумался. Если рассказ Азуты – правда, нашему брату грозит не то что вымирание. Вечное рабство у хозяйки мертвяков! Это хуже самой позорной смерти. Лучше сразу кинуться со скалы, чем до конца времен прислуживать Ильве.
– Это просто смешно, – сказал я нервно. – Нежить боится нас.
Курт допил молоко и отставил кружку на край стола. Глаза покраснели, наверное, давно не спал. А может, перед костром где-то долго сидел.
– Вообще-то, на их месте я бы тоже вас отлавливал, – сказал он, потягиваясь. – Знаешь старую гоблинскую поговорку? «Не можешь победить врага – сделай его союзником». Способ у них не очень, но делают четко.
– Хочешь сказать, – решил уточнить я, – из страха нас в нежить превращают?
– А из-за чего же? – удивился Курт. – Вы их главные враги. Остальные как-то уживаются с Мертвой степью, а вы то и дело наведываетесь.
Я оскалился и проговорил:
– С каких пор набеги на человеческие деревни стали мирным «уживанием»? Да и не часто мы наведываемся. Ну приходила стая пару раз, ну утащила несколько мертвяков. Я подростком тогда был. И что? Они все равно множатся как зайцы. А кости их самые что ни есть полезные.
– Чем это? – поинтересовался гоблин.
– В них особый сок. Улучшает превращение, – ответил я.
Азута прикрыла губы ладонью.
– Фу, гадость какая, – сказала она, вставая из-за стола. – Ворг ест нежить. От одной мысли желудок к горлу подступает.
– Можно подумать, отрубать им голову менее противное занятие, – произнес я.
Сестра Курта собрала кружки, уместив в одной ладони все три. Все-таки она слишком массивна даже для гоблинши. Хотя все южные гоблины высокие и крепкие. Зато их собратья на севере – низкорослые карлики со скрипучими голосами. Ломятся на работу в таверны Межземья, там хорошо платят, хоть и приходится пахать без продыху.
– Ты вот что, Лотер, – сказала она, направляясь в кухню, – раздевайся.
Я вытаращил глаза. Курт, спокойно ковырявший в хлебном мякише, замер. Палец так и остался в хлебе, гоблин с недоумением посмотрел на сестру.
Вода в котле забурлила. Капли шипят, попадая на дрова. Ощущение, что за очагом клубятся маленькие змейки.
– Болваны, – сказала Азута строго. – Ворг, будешь мыться. Я не дам ложиться на чистые простыни. С тебя грязь комьями отпадает. И разит. Даже не пойму чем. Случайно в козлином загоне не ночевал?
Я облегченно выдохнул. Сестра Курта высокая и статная, но гоблины – точно не мое.
Зеленомордый вытащил палец из хлеба и обтер его о штаны. Послышался сдавленный смешок. Я бросил суровый взгляд на гоблина, тот хмыкнул и прищурился.
– Ну, – начал я, – может, и ночевал. Теперь уже не помню. Был какой-то постоялый двор на краю Центральных земель. Мест не было, но овчарня теплая и уютная.
– Ужасно, – сказала Азута брезгливо. – Ест всякую дрянь, спит где попало. Поди, еще разбойник. Одно слово – ворг.
– Ну-ну, – предостерег ее брат. – Ты не больно наседай на него. Все-таки хищник, хоть и должник.
Он опасливо покосился на меня.