— Ничего, до пятницы я совершенно свободен, — заверил я.
Прежде чем начать говорить. Томашов еще немного повздыхал.
— Прежде всего, не «от», а «из», — непонятно сказал он.
— Чего? — я вывернул шею, чтобы взглянуть собеседнику в лицо.
— Я не от КОМКОНа сбежал, а из КОМКОНа.
Если Томашов хотел меня удивить, то у него отлично получилось. Уточняющие вопросы задавать я не стал, сочтя их излишними, зато очень выразительно посмотрел, подталкивая к подробному рассказу.
— Я ведь у истоков комитета стоял, — Томашов словно не со мной, а сам с собой разговаривал. — Не в том смысле, что имею какое-то отношение к его созданию, нет, просто меня пригласили к нему присоединиться одним из первых.
— И ты сразу согласился?
— А ты долго раздумывал? — вопросом на вопрос ответил он.
— Да мне. а общем-то, и не предлагали. — я развел руками.
На этот раз я удивил Томашова. Он так хлопал глазами, что я поспешил внести кое-какие пояснения.
— Да, если смотреть формально, то ты ошибся — я не состою и никогда не состоял в КОМКОНе. Но по сути ты прав, за всем стоял именно он. Просто меня использовали втемную. Ты рассказывай дальше.
— Новое дело... — Томашов покачал головой. — Но что касается меня, я согласился. Причем, практически без колебаний. Понимаешь, логическая цепочка, которую я в своей голове построил, казалась безупречной. Оставлять магию без контроля опасно, значит, нужен контроль... Почти тавтология, правда? А самый лучший контроль в нашем понимании — это тот, который сам осуществляешь. Или, по крайней мере, участвуешь. Поэтому и идею комитета по контролю применения магии я встретил с одобрением, и предложение вступить в этот комитет принял с энтузиазмом...
Он помолчал.
— Энтузиазма у меня тогда вообще выше крыши было. Такая была ситуация в жизни... хотелось с головой в работу уйти. Желательно, не просто в работу, а что-нибудь такое, чтобы ух! — он потряс в воздухе кулаками. — Разрушать, воздвигать, менять мир. Почувствовать себя Архимедом, которому дали вожделенную точку опоры. В общем, комитет мне тогда как нельзя кстати пришелся.
Три или четыре месяца я на энтузиазме продержался. Прежде чем начал голову по прямому назначению использовать. В том смысле, что не только вопросами «как?» задаваться, но и более качественными — «почему?» и «зачем?». А от них уже недалеко до попыток разобраться, к чему твои действия приведут. К тому времени уже шкалу Краузе разработали...
— Шкалу кого? — удивился я.
— Краузе, — повторил Томашов. — Ты что, так и не получил ответ на свой вопрос?
Мне понадобилось несколько секунд на обработку информации.
— Получил. По-видимому, я про шкалу Краузе знаю, просто об авторе ничего не слышал. Немец, значит?
— Немец, — кивнул Томашов. — Из Новосибирска. Отличный курьер, между прочим. Ладно, не в нем дело, а в шкале. Чем больше я о ней думал, тем меньше она мне нравилась. А главное, тем меньше нравилось то, чем занимается комитет.
— Почему? — спросил я. — Я вот тоже в той логической цепочке изъянов не вижу.
Томашов сменил позу и сел ко мне лицом.
— Тут ведь разобраться надо, что за контроль, — он поморщился. — Действия КОМКОНа можно сравнить с попытками закрыться от пожара при помощи деревянных щитов. На какое-то время создается иллюзия контроля над стихией. А на самом деле ты только кормишь огонь... И мне кажется, что руководство КОМКОНа все это понимает.
— И сознательно занимается вредительством? — не скрывая иронии, спросил я.
— Да не в том дело, — махнул рукой Томашов. — Просто все эти задекларированные цели — не главное. Так, для масс, даже внутри комитета. Первична именно власть. Цель и средство аккуратно поменяли местами.
— У тебя есть доказательства?
— Какие? — Томашов невесело засмеялся. — Подписанный кровью секретный документ? Что ты счел бы доказательством?
Я покачал головой.
— Мне интересно, что счел доказательством ты?
Интуиция мне подсказывала, что Томашов явно что-то недоговаривает. Но не подсказывала, что именно.
— Ну... — он сделал неопределенный жест. — КОМКОН уже обладает весомой властью в мире, пусть пока еще не явной. И что, жизнь стала лучше?
— Ой, Миша, у тебя и аргумент! У нас что, есть другой мир для сравнения? Как мы можем знать, что было бы с миром, не будь КОМКОНа? Заметь, я не выступаю в его пользу, просто пытаюсь быть объективным. Нам бы параллельную Вселенную... а лучше несколько. В одной чтоб без комитета, в другой вообще без Белого шара, в третьей... И чтоб можно было выбрать себе самую уютную и остаться в ней жить. Время от времени поглядывая в соседние — не прогадал ли.
Томашов улыбнулся, и я так и не понял, как он отнесся к моим словам.
— Мне сложно объяснить словами, Вадим. Наверное, это нужно почувствовать на своей шкуре, находясь внутри. Но я понял, что мне с КОМКОНом не по пути.
— И что. там настолько суровые законы, что увольнение не предусмотрено?
— Уволиться можно. Но в покое меня бы не оставили, это я понимал. Я ведь не совсем обычный сотрудник, я все-таки Томашов. — он застенчиво улыбнулся. — Убедительной причины ухода я придумать не смог бы, а уйти без причины... Нет, моей свободе настал бы окончательный и бесповоротный конец. Жучки технические, жучки магические... Регулярные разговоры подушам, с целью понять, что меня не устроило в комитете. Подозрения, попытки добраться до сути, неизвестной мне самому.
Нет. что же он недоговаривает, мерзавец?.. Все, вроде бы, правильно говорит, но какого-то заметного куска в общей картине не хватает.
— Работа в КОМКОНе все-таки много мне дала в плане понимания феномена Белого шара, — продолжил Томашов. — Я и сам немало интересного для себя открыл, а с руководством делился не всем. Сначала — интуитивно, потом уже осознанно, с побегом я не спешил, почти два месяца готовил. Наконец, скрылся.
— Где? — спросил я.
— Более интересным вопросом был бы не «где», а «как», но и этого я тебе рассказывать не буду, извини.
Я, в общем, не расстроился. Охота на Томашова никаким образом не входила в мои планы. И я уже достаточно большой мальчик, чтобы понимать, что знания бывают излишними... Но для вида я чуть-чуть сделал таки оскорбленное лицо:
— И этот человек хочет от меня какой-то помощи!
— Хочу, — не стал спорить Томашов. — Но ты ведь еще не согласился мне помочь.
— В первую очередь потому, что ты до сих пор не озвучил свою просьбу, — парировал я.
— А кто требовал от меня подробностей моего побега? — возмутился Томашов.
— Ой, хватит! — я хлопнул ладонью по земле. — Не старайся потратить моего терпения больше, чем его у меня есть. Говори уже.
— Просьба... — Томашов задумался. Такое впечатление, что к этой части он оказался не готов. — Просьба простая... наверное. Есть одно заклинание, которое мне никак не удается добыть.
Этого я, если честно, не ожидал. Нет, с одной стороны, вроде, все логично — чего еще просить у курьера. С другой...
— Ну, знаешь! — я потряс головой. — С чего ты взял, что я пройду там, где не прошел ты? У меня сложилось стойкое ощущение, что ты в Тоннеле ориентируешься куда лучше меня.
— Лучше. — подтвердил Томашов. — И ты не пройдешь тот Тоннель.
— И? — многозначительно спросил я.
— Я и не прошу тебя идти вместо меня, — спокойно сказал он. — Я прошу пойти вместе со мной.
— Вместе?! — только и мог выговорить я.
— Ну да. Вдвоем шансы есть, как мне кажется. Там есть такая стена...
Но я его не слушал.
— Вместе?
— Что ты заладил как попугай? Да, вместе. Вдвоем. Да, я знаю способ, как двоим войти в один и тот же Тоннель. Если для тебя это интересно, больше никому этот способ неизвестен. Ну... я так думаю, по крайней мере.
— Да из-за одного этого способа КОМКОН тебя из-под земли достанет.
— Поэтому я от них под землей и не прячусь, — Томашов улыбнулся задорной, совсем детской улыбкой. — Но давай не будем об этом. Лучше про тот Тоннель. Вдвоем, полагаю, его пройти можно. Но от какого- нибудь рядового курьера помощи мне будет ноль. А вот ты... раз уж ты здесь сдюжил. Кстати, поздравляю!
— Спасибо, — я еще не совсем пришел в себя. — Что за заклинание-то?
— Какое заклинание?
— Тьфу ты! Да то. которое ты в одиночку добыть не можешь.
Томашов засопел носом и задвигал носком туфли по земле.
— Ты тут сомнение не рисуй, — разозлился я. — В темную я не пойду, это даже не обсуждается. Да ведь в любом случае, задание я должен знать, чтобы в Тоннель войти?
— Должен, — каким-то упавшим голосом подтвердил Томашов. — Даже когда вдвоем... Иначе не войдешь.
— Так чего мнешься? Сколько мне тут торчать?
— Ты же говорил, что до пятницы совершенно свободен.
— Сегодня уже четверг. Рассказывай!
— Да, в общем-то... — Томашов старался говорить небрежно, а получалось, скорее, суетливо. — Ничего особо выдающегося. Своего рода реверс. Заклинание, отменяющее последствия действия другого заклинания.
— Какого другого?
— Неважно какого. Заданного, — Томашов пустился в многословные объяснения. — Вот, к примеру, зажег маг магический огонь, а новое заклинание его погасит. Произнесенное над разгрузочным пакетом, оно превратит его в обычный. Тут главное в уме держать заклинание, которое собираешься отменить. Понимаешь, любое заклинание — это всего лишь кодовый сигнал, запускающий определенную программу в подсознании мага. Ты никогда не задумывался, почему тот же магический огонь возникает именно в том месте...
— Заткнись, — тихо, но веско сказал я.
— А? — Томашов захлопал ресницами.
— Зубы мне хорош заговаривать, ладно? Про физико-психологические свойства заклинаний мы с тобой как-нибудь потом пообщаемся. А сейчас ты мне расскажи, какое заклинание ты хочешь отменить.
— Да не то. чтобы какое-то конкретно... — Томашов спрятал глаза.
— Врешь! — диагноз я поставил без колебаний. — Ты мне и раньше врал, но не в прямом смысле. Так хозяин квартиры честно рассказывает съемщикам про ее плюсы, но «забывает» упомянуть минусы. Но теперь-то ты врешь без всяких оговорок. Какое заклинание тебе поперек горла встало. Миша?
Томашов молчал. Угрюмо и гордо. Тогда я лег на спину и закрыл глаза. Именно в таком положении мне лучше всего думается. А подумать есть над чем, что-то в голову стучится...
Насчет заклинания поперек горла — это я в точку попал, к гадалке не ходи. И оно же стало настоящей причиной бегства Томашова. Значит, отмена этого заклинания — штука серьезная, отнюдь не гашение магического огня... причем, КОМКОНу эта штука может очень не понравиться. Поэтому Томашов решил скрыться от комитета заранее. Но что это может быть?..
Я буквально физически ощущал, что разгадка вот она, рядом, стоит только руку протянуть... Я приоткрыл один глаз и уставился на Белый шар, равнодушной глыбой ожидающей моего прикосновения. Нет. ни черта он не ожидает, плевать ему, дотронусь я до него, передумаю или сдохну где-нибудь по дороге.
Стоп! Не в ту сторону повернул. В самый первый раз. когда Томашов дошел до Белого шара, у него ведь не было — просто не могло быть — никакого задания мага. Но он попал в Тоннель, прошел его и наверняка дотронулся до шара. До него очень сложно не дотронуться, когда он рядом, это, по-видимому, какое-то воздействие на подсознание...
Так какое заклинание получил Томашов в тот самый первый раз? Что-то получил, тут двух мнений быть не может. А потом, когда еще никто ничего не знал о магах и курьерах, какой-то маг, представления не имеющий об этом своем статусе, это заклинание произнес.
— Какое первое заклинание ты принес в мир, Миша? — ласково спросил я.
Ответа не было.
— Понятное дело, не специально, но что-то ведь было в твоей голове, когда ты ненароком попал в Тоннель. Что, расскажи. Еще раз повторю, в темную я не пойду.
Тут Томашов. наконец, решился.
— Что было, что было! — передразнил он. — А что, по-твоему, там могло быть? О чем мог думать молодой дуралей, дорвавшийся, как он тогда полагал, до братьев по разуму? О торжестве разума и думал! На всей Земле, в глобальном масштабе! О новом мировом порядке, где царит здравый смысл и логика! Ты... Ты чего?!
Чего я? Я ржал. Не просто смеялся, нет, я заливался хохотом, катаясь по земле. Вернее, по той темносерой фигне, что заменяло здесь землю. Нужно, обязательно нужно шкалу Краузе переименовать в шкалу Томашова! Что из того, что тот сибирский немец первым додумался до этой шкалы, Миша Томашов ее создал! Своими... нет, не руками, своими дурацкими полу-детскими мыслями. И — ирония судьбы — сам оказался не на том конце шкалы. Здравый смысл и логика — не твоя фишка, Миша. Не ты будешь вершить судьбы мира, ты будешь только курьером, подносчиком снарядов, оруженосцем новых представителей элиты.
— А тебе самому не смешно? — более-менее отсмеявшись, спросил я.
— Сдохнуть можно от смеха. — мрачно сказал Томашов.
— Обидно получилось, да?
— Дурак ты, Вадик, — усталый и печальный голос Томашова обрубил остатки моего смеха.
— Вадим. — автоматически поправил я.
— Вадим. — не стал спорить Томашов. — Все равно дурак. Ты что ж думаешь, я из эгоистических побуждений...
— Есть такая мысль, — честно признался я.
— Дурак, — снова, явно излишне, повторил он. — Меня моя жизнь вполне устраивала, и при КОМКОНе я мог бы очень даже теплое место занять. Не только на кусок хлеба, но и на толстый слой масла хватило бы.
— Чего тогда?..
— Цивилизация, Вадим. Наша человеческая цивилизация. Для нее такой путь губителен.
Я театральным жестом смахнул с глаз несуществующие слезы.
— Какая счастливая у нас цивилизация, честное слово! Все о ней пекутся, все о ней заботятся! Мне в последнее время постоянно приходится общаться со спасителями человечества. Это мне так везет, или правда от спасителей просто проходу не стало?
Томашов взял меня руками за плечи и жестко развернул к себе. И заговорил тоже жестко.
— Если вместо того, чтобы ерничать, ты соберешься с силами и подумаешь, то сможешь понять, что цивилизацию всегда двигали вперед курьеры. Фигурально выражаясь, конечно.
— Это ты загнул, по-моему, — я с сомнением помотал головой. — Нет, мне лестно, конечно, но, думается, маг больше подходит на роль ученого, чем курьер.
— Правильно тебе думается. — согласился Томашов. — Среди ученых магов больше чем курьеров, заметно больше. Но дело-то не в количестве, а в качестве. Большинство прорывов в науке сделано курьерами. Среди магов нет гениев, есть только рабочие лошадки науки. Полет мысли — это сказано не про них.
Я вспомнил Якова Вениаминовича. Вспомнил, как завидовал его фантазии в нахождении нестандартного применения заклинаний...
— Не знаю, — протянул я. — Не сказал бы, что у магов проблемы с воображением.
Но сбить Томашова с наезженного пути было сложно.
— А я ни слова не сказал про воображение. Его наличие или отсутствие напрямую со шкалой Краузе не связаны. Вопрос в том, что у магов воображение... как бы образно выразиться... лежит в одной плоскости. Когда тебе рассказывали про шкалу, наверняка ведь приводили пример с умением вязать звенья цепи? Хрестоматийный пример, чего уж. Так вот. эти самые цепи и не дают магу подняться над плоской картиной мирозданья. А курьера ничего в этой плоскости не держит, вид сверху позволяет обозреть всю картину.
— Красиво говоришь, — усмехнулся я.
— А ты не согласен? Я, между прочим, не на пустом месте выводы строю. По шкале Краузе можно, пусть с известной погрешностью, индексировать и тех людей, которых уже нет с нами. Если известно достаточное количество фактов из их биографии и лично ими написанного текста. Я этим занимался. Можешь мне поверить, большинство открытий, про которое говорят, что они опередили время, сделано курьерами.
Я пожал плечами.
— Ну и здорово. Кто им и дальше будет мешать совершать свои открытия?
Томашов вздохнул.
— Разве ты не понимаешь, что наука теперь будет развиваться совсем по другим законам? Магия становится частью науки, а наука частью магии, отделить одно от другого не получится. Мир уже никогда не станет прежним. КОМКОН его перекраивает в соответствии с собственными интересами. Направлять развитие цивилизации отныне станут маги. А они... не умеют они этого делать, Вадим. Никогда этим не занимались.
— Кто знает, возможно, у них это получится лучше? — спросил я. — У нас нет оснований утверждать обратное.
— Маги... — Томашов процедил это слово сквозь зубы. — Маги — это серость. Да, не вздрагивай, каждый конкретный маг может быть умным и добрым человеком, но все маги вместе взятые — это воплощение серого цвета. Серые у власти... хорошо, пусть светло-серые, пусть лучшие из средних. Прогресс остановится, а это вовсе не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Цивилизация не стабилизируется, она умрет. Это своего рода тепловая смерть, только не в термодинамическом, а в социальном смысле. Яркие пятна будут растворены в общей серой массе, поглощены ей.
Он замолчал. Я тоже не спешил что-либо говорить. Так прошло порядочно времени, может, минута, может, больше.
— Ты поможешь мне? — нарушил молчание Томашов.
— Нет, — ответил я без малейших колебаний.
Снова пауза. Тяжелая, липкая.
— Почему? — глухо спросил Томашов. не глядя в мою сторону.
Теперь уже я вздохнул.
— У меня на этот вопрос столько ответов... но не думаю, что хоть один тебя устроит. Потому что я не Супермен. Не спаситель человечества. Не вижу себя в этой роли и даже не хочу увидеть. Потому что я не хочу совершать действия, последствий которых не могу себе представить. Да и ты тоже не можешь, Миша, как бы ты себя ни убеждал. Кто может поручиться, что именно тогда, почти четыре года назад, ты не предотвратил катастрофу? Потому что. в конце концов, ты не убедил меня в фатальных последствиях сложившегося положения дел. Нет. звучит все неплохо, но для меня этого недостаточно...