Женщина замолчала, собираясь с мыслями. Стоящий рядом с ней крепыш в «маске» слегка толкнул ее локтем в плечо — продолжай, мол, ты еще не все сказала.
Джейн облизнула потрескавшиеся губы. В помещении вновь послышался женский голос:
— Сегодня суббота, семнадцатое февраля… двадцать три часа по всемирному «гринвичскому» времени… Если выкуп в размере десяти миллионов евро не будет выплачен в течение четырех суток… то есть до конца суток двадцатого первого февраля… То эти люди меня убьют и выставят ролик с моей казнью в Интернете… Пожалуйста… пожалуйста…
Боевик не дал ей договорить: он заклеил уста куском пластыря, и уже в следующую секунду Доккинз выключил камеру.
Американец плеснул себе еще виски.
— Неплохо, Джейн, — сказал он. — Сомневаюсь, чтобы за тебя дали десять лимонов европейской валюты… Но сумма названа, запись уже через час будет отправлена кое-кому… И теперь, моя дорогая Джейн, даже если придется тебя грохнуть, моя совесть будет чиста.
— Ричард, я все еще могу быть тебе полезна, — быстро произнесла Джейн. — Вспомни, как мы славно проводили с тобой время!.. Вспомни, сколько мы пережили приятных минут!..
— Мне будет приятно получить за тебя, предательница и потаскуха, хоть какие-то деньги!..
— Я многое знаю! И много умею!..
— Что еще, кроме умения вертеть бедрами и делать минет, ты умеешь? — Доккинз бросил на нее оценивающий взгляд. — Может, ты обладаешь сведениями о банковских операциях наших общих друзей?
— Кого именно, милый, ты имеешь в виду?
— Некоего Майкла, например. Или Юсуфа.
— Уточни, милый, что бы ты хотел узнать?
— У тебя есть доступ к банковским счетам в офшорах? К тем счетам, через которые шло бабло по схеме, которую, между прочим, изначально разработал именно я?..
— Дорогой, — Джейн прерывисто вздохнула. — Дорогой, — собравшись с силами, продолжила она, — ты же знаешь, я всегда рада тебе помочь. Но случилось то… что случилось. Если бы на нас не напали по дороге в Ларнаку, я бы могла быть более полезной тебе в этой части…
— Если бы вас не выдернули для свидания со мной, то мы бы сейчас не разговаривали.
— Меня как раз собирались ввести в курс дела… Один сотрудник, ведавший банковскими проводками, погиб… Или пустил себе пулю в лоб. Вместо него собирались ввести в схему меня…
«Так вот кто должен был заменить выбывшего по причине смерти Жана Луи?! Вот кто, оказывается, призван был стать новым «бухгалтером» — Джейн…»
— То есть ты не можешь снять с этих долбаных счетов ни одного цента?
— Увы, милый… у меня нет соответствующего доступа.
— А собственные средства? — поинтересовался Доккинз. — Сколько можешь перевести со своих счетов на те, что я укажу?
Джейн вновь судорожно вздохнула.
— Свободных средств у меня тысяч двадцать в евровалюте…
— Всего? — Доккинз оскалил в ухмылке зубы. — Акции и прочие ценные бумаги? Собственный дом в Иль-Франсе? Квартира в Монако? Драгоценности, которыми тебя осыпал твой первый муж ливанец?.. Вот бедняга, — он посмотрел на Козака, словно призывал того в свидетели, — помер сразу же, как только наша милашка поняла, что у него денег несколько меньше, чем она рассчитывала. Вроде как чем-то несвежим поужинал.
— Джейн и его отравила? — Козак вновь неприятно удивился, услышав вдруг собственный голос. — Кхе-кхе! — Он прокашлял горло. — Не обращайте внимания, друзья… это я сам с собой иногда разговариваю.
— Потерпи, Айвен, скоро и до тебя очередь дойдет, — сказал американец, после чего перевел взгляд на женщину. — Джейн, ты сможешь перевести хоть какую-то сумму? Прямо сейчас, через электронный банкинг?
— Ээээ… Боюсь, милый, что нет, не смогу. У меня ведь нет при себе карточки с паролями.
Доккинз поднялся из кресла; отработанным годами практики движением выхватил «глок». И направил его на вжимающуюся в стену женщину.
— На какую ногу предпочтешь хромать, милая?
— Нет-нет-нет!!! Не надо!
— Тебе правое колено прострелить? Или — левое?
— Постой!.. Я помню, что у меня есть счет, с которого я смогу что-то перевести…
— Сколько там?
— Тысяч двадцать… я же говорила.
Доккинз сердито сплюнул на пол.
— Хватит тратить мое время! Мне стоило денег, чтобы вас сюда привезли! А ты предлагаешь такую мелочь, что ее не хватит даже на прокорм местным собакам!..
— Кажется… кажется, там пятьдесят тысяч евро, — быстро сказала Джейн, заметив, как дуло «глока» опускается к ее правой коленке. — Милый, возьми себя в руки!.. Это ведь я… твоя Джейн!
— Ты не представляешь, Айвен, как мне хочется сейчас ее пристрелить, — сказал Доккинз, пряча ствол обратно в кобуру. — Я ее из грязи, можно сказать, поднял… Помог замять дело, которое завели в связи со странной, скажем так, кончиной ее первого мужа, выходца из Ливана… Профинансировал частный курс учебы… Милая Джейн ведь не доучилась в свое время в московском университете, хотя везде в своем CV указывала, что закончила ваш русский институт «международных отношений» и еще Высшую школу переводчиков в Новой Сорбонне… У нее необыкновенная способность к языкам, но надо было закрепить знания арабского и фарси. И еще следовало свести с нужными людьми.
Доккинз криво усмехнулся.
— Я открыл, Джейн, перед тобой новые горизонты. А ты… да, да, именно ты, милашка Джейн, сливала инфу на меня моим злейшим врагам.
Через несколько минут Махмуд увел женщину в какое-то другое помещение. Настала очередь Козака держать ответ перед этим воскресшим из мертвых человеком.
Американец перешел прямо к делу.
— Айвен, у тебя есть доступ к офшорным счетам? Русские ведь через тебя осуществляли проводки , не так ли?
— Я механический винтик в этой схеме, — сказал Козак. — Мне сообщали пароли в тот день, когда проводились транзакции. Посредством обычных СМС-сообщений… Я вводил эти данные, деньги переходили с одного счета на другой. Нас было двое — я и один француз…
— Француза этого зовут… Жан Луи? — проявил осведомленность в нынешних делах Козака американец.
— Да. Так его звали… он погиб двенадцатого числа.
— Ты разговаривал об этой истории с твоим приятелем?
— С кем именно, сэр?
— Не придуривайся, Айвен!.. Я знаю больше, чем ты можешь себе представить, так что давай не будем терять времени. С мистером Сэкондом, конечно же!
— Да, — неохотно признался Козак. — Он спрашивал у меня, что я думаю по поводу случившегося.
— И что ты думаешь?
— Ничего, — сказал Козак. — Я человек маленький… Думать — это не моя работа.
Несколько секунд Доккинз сверлил его взглядом. Иван так и не понял, поверил ли американец ему или счел прозвучавшие слова «отмазом». Как бы то ни было, Доккинз сам сменил тему.
— Сколько своих денег имеешь на счетах?
— Тех, что могу снять и перевести?
— Именно!
— Пятьдесят две тысячи евро.
Доккинз неспешно раскурил сигару.
— Это все? — спросил он. — Ты что, Айвен, вел в Париже роскошный образ жизни? Заказывал изысканные блюда в ресторанах? Трахал самых дорогих проституток? Почему так мало денег у тебя на депозите?
— Было бы больше, сэр… Но год назад, сэр, вы заставили меня снять с этого счета все мои сбережения и перевести на контролируемый вами счет.
— Ты как будто сердишься на меня за это? Вроде как я обобрал тебя?
— Не знаю, что и сказать, сэр.
— Тогда я скажу тебе кое-что, дружище… Меня самого обобрали. Все, что я накопил за последние годы непосильным трудом… — Доккинз стряхнул пепел прямо на пол, — заработал потом и кровью, заметь, ежедневно рискуя жизнью — все отобрали.
— Не представляю, кто мог это сделать, сэр?
— Ричард, — сказал Доккинз. — Зови меня по имени, Айвен. Мы ведь с тобой старые друзья, не так ли?
— Как скажете… Ричард.
— Я тебе как-то рассказывал о своих жизненных планах?
— Что-то не припомню, сэр… Ричард.
— Просторный дом… яхта… Простые человеческие радости. К примеру, собственная конюшня… а я люблю породистых лошадок. Ты хотел бы иметь свою яхту?
— Яхту?
— Не такую, конечно, огромную, как у вашего мистера Абрамовича… А нормальную, шестидесятифутовую красотку? С улучшенной отделкой и мощным двигателем, стоимостью в три-четыре миллиона баксов?..
— Я человек сухопутный, Ричард.
— Вижу, ты очень расстроен?
— Есть немного, — Козак криво усмехнулся.
— Жизнь нынче очень дорога, Айвен, — назидательно произнес американец. — Мне вот пришлось отдать все, что у меня было — для того, чтобы обрести свободу, и для того, чтобы вернуться в наш бизнес… Так сколько, говоришь, ты можешь перевести мне денег?
— Сейчас?
— Да.
— Я человек сухопутный, Ричард.
— Вижу, ты очень расстроен?
— Есть немного, — Козак криво усмехнулся.
— Жизнь нынче очень дорога, Айвен, — назидательно произнес американец. — Мне вот пришлось отдать все, что у меня было — для того, чтобы обрести свободу, и для того, чтобы вернуться в наш бизнес… Так сколько, говоришь, ты можешь перевести мне денег?
— Сейчас?
— Да.
— Я уже назвал сумму.
— Мне пришлось потратиться, чтобы это наше свидание стало возможным. Сам видел, какая серьезная группа работала по вам. И авиационный керосин нынче не дешев.
Козак в ответ лишь пожал плечами. Уж кто, кто, а он не искал встречи с этим субъектом.
— Тех денег, что есть в свободном остатке у тебя и этой милашки… этих крох недостаточно. — Доккинз на несколько секунд задумался. — Какую мне за тебя цену назначить, Айвен? — он пристально посмотрел на Козака. — Как думаешь, если запрошу… — взгляд Доккинза стал задумчивым. — Если запрошу пятьдесят миллионов зелеными за твою голову — не продешевлю?
Спустя короткое время Иван Козак стоял у грязно-желтой стенки, которая служила здесь фоном и декорацией для записи роликов. На запястья ему надели пару наручников. Слева от него Махмуд, справа Ахмед. Оба в шлем-масках; оба придерживают клиента, чье открытое лицо снимает «режиссер», под локти.
У Ахмеда на плече — дулом вниз — автомат Калашникова.
У Махмуда в другой руке устрашающего вида тесак.
Ахмед сорвал с уст стоящего у стены мужчины полоску лейкопластыря, которую сам же наклеил всего минутой ранее.
— Меня зовут Козак, — сипло сказал заложник. — Иван Козак… Я — наемник, служу в крупной частной военной компании…
Он перевел дух. Заодно обождал, пока Махмуд уберет лезвие тесака от его кадыка…
— За мою голову назначен выкуп — пятьдесят миллионов долларов США…
Ахмед достал из кармана бумажку. Неспешно развернул ее и, держа на уровне груди заложника, позволил заснять «режиссеру» нарисованную там фломастером сумму:
$50 000 000.
— Эта сумма должна быть внесена заинтересованными лицами до конца пятницы двадцать пятого февраля, — на сносном английском сказал человек в маске. — В противном случае мы казним Ивана Козака! Мы выложим компрометирующие материалы на его работодателей!.. А само видео казни сделаем доступным в Интернете…
Едва завершилась запись второго по счету ролика с заложником, как в помещении запиликал сотовый телефон.
Доккинз, достав смартфон из кармана куртки, посмотрел на экранчик.
— Что стряслось? — раздраженно спросил он. — Я ведь просил не беспокоить! Что?!
Иван заметил, как переменилось лицо его бывшего начальника. И как он сам вдруг весь подобрался — верный знак, что-то пошло у них не так…
— Сколько у нас имеется времени?
Выслушав короткий доклад звонившего, американец сказал:
— Информируй меня обо всем, что связано с теми людьми, о которых ты только что сказал!
Закончив разговор, Доккинз не стал прятать смартфон, но, прикрепив к ушной раковине гарнитуру, стал еще кому-то названивать.
— Мы покидаем объект, — бросил он в трубку, когда ему ответили. — Обеспечь нам сопровождение!.. И действуйте быстро, а то к нам могут заявиться гости!
Все вокруг вдруг закрутилось, завертелось…
Иван не сообразил, что именно произошло и как эти звонки отразятся на его судьбе, как его, взяв под локти, потащили вон из комнаты.
Их с Джейн вывели из строения через другую дверь, так что они оказались по другую сторону стены периметра. Он толком не успел разглядеть местность — его втолкнули в салон фургона с затемненными стеклами…
Предположил, что опять могут вштырить укол с наркотой, но этого не случилось. Занимались ими два уже знакомых смуглявых молодца, Ахмед и Махмуд. Браслеты, которые были надеты на обоих заложниках, — их оставили на запястьях и по окончании видеозаписи — соединили прочной стальной цепочкой. А эту цепочку закрепили так, чтобы у расположившейся в креслах посреди салона парочки был минимум свободы для маневра.
Ахмед уселся за руль. Его приятель Махмуд, держа на коленях «калашников», устроился в соседнем кресле, тоже впереди, но развернувшись вместе с креслом к кормовому отсеку.
Кто-то, смутно угадывающийся в опустившейся темноте — на объекте выключили даже дежурное освещение — открыл ворота.
Водитель газанул и понесся с места в карьер!..
— Что происходит? — крикнула Джейн, когда ее швырнуло на сидящего рядом Козака. — Куда нас везут?
— Понятия не имею, — сказал Иван, цепляясь свободной рукой за поручень кресла. — Но если нас не пришили в этом собачьем общежитии… Если нас куда-то везут… Значит, еще поживем.
Глава 4. Москва
Анна приехала в офис фонда на Сретенке ровно в девять утра. Куратор, кстати, не настаивал, чтобы Козакова явилась на свое новое — и отчасти старое — место работы в этот воскресный день. Но ей не сиделось одной в полупустой квартире в «Алых парусах»… Душа жаждала каких-то действий, хотелось быть в курсе всех новостей по ситуации с пропавшим где-то на Кипре — или похищенным кем-то — Иваном Козаковым.
Поэтому она, едва дождавшись утра, наспех позавтракала, привела себя в порядок и, оседлав разъездной «Гелендваген», полетела в офис.
Едва Козакова успела разоблачиться в своем кабинете, сняв легкую шубку и шарфик, как из динамика интеркома послышался голос Виктора Михайловича:
— Анна Алексеевна, зайдите ко мне!
В «предбаннике» кабинета вице-президента фонда — такой пост официально занимает Антонов — ни души. Кресло за полукруглым терминалом, которое обычно занимает референт, пустует. Анна вошла в кабинет начальника. Антонов, кивком поприветствовав сотрудницу, указал ей на кресло, поставленное возле журнального столика, на котором дымились две чашки со свежезаваренным кофе.
— Виктор, какие есть новости? — глядя на чуть осунувшееся, но по-прежнему волевое, словно вырезанное из цельного куска камня лицо куратора, спросила молодая женщина. — Лично мне пока никто не звонил.
— Присаживайся, — Антонов вновь кивнул в сторону кресла. — Новости? Да вот прямо сейчас, предполагаю, узнаем кое-что интересное…
Виктор Михайлович направился к столу. Прежде, чем взять одну из сотовых трубок, выложенных на столешнице письменного стола, он, обернувшись к замершей в кресле женщине, негромко сказал:
— Султонбек Рахимбаев прозвонил… Он и сейчас на линии, ждет.
— Ты уже с ним о чем-то разговаривал?
— Нет еще. Ему сказали, чтобы обождал или перезвонил позже…. — Антонов посмотрел на наручные часы. — Минут десять уже ждет, чтобы его звонок перевели на меня. Так что ты очень кстати, Анна: мне не придется пересказывать тебе то, о чем мы сейчас будем говорить.
Антонов нажал кнопку на сотовом, переведя соединение на другой телефон, лежащий здесь же, под рукой.
— Алло?! Господин Рахимбаев еще на линии?
— Да, да… на линии!.. — прозвучал ответно знакомый мужской голос с южным акцентом. — Это вы, Викторджан?
— Я слушаю!
— Ассоламу аллейкум, дорогой друг! — несколько торопливо, почти скороговоркой, произнес Рахимбаев. — Извините, что потревожил в воскресный день!..
— Да, это не очень хорошо, господин Рахимбаев, — сухо сказал Антонов. — Даже деловые люди, вроде нас, имеют право на отдых.
— У вас найдется несколько минут для важного разговора?
— Вообще-то я занят…
— Мне очень нужно с вами поговорить, Викторджан! Мы можем встретиться?
— Даже не знаю… У меня уже есть планы на сегодняшний день. Кстати…
— Да, Викторджан?
— Я вам звонил в пятницу вечером. Ваш телефон — не отвечал. И вчера, в субботу, тоже.
— Я… понимаете… Это мой референт виноват. Он не соединил меня… какая-то ужасная ошибка! Я его накажу!
— Это меня не касается. Если у вас действительно важное дело ко мне, можете сказать по телефону.
— Э-ээ… Да, конечно… Викторджан, вчера арестовали моего сына!
— Что вы говорите… какая неприятная новость.
— А также задержали племянника… и еще одного сотрудника моего офиса!
— Могу только посочувствовать, — сухо сказал Антонов. — Минутку… Мне нужно ответить на другой звонок!.. Так что перезвоните мне… минут через десять.
Антонов, положив смартфон на письменный стол, переместился к журнальному столику.
— А как он хотел? — Куратор неспешно отпил кофе из чашки. — Мы нервничаем, места себе не находим. А они, «худжандские» то есть, не при делах? Нет, так не будет. Пусть теребят свою «крышу», поднимают связи на Кипре и в других местах… Короче, у них сейчас есть стимул, чтобы интенсивнее перебирать ластами.
— Игорь еще не вернулся?