— Физика называла невозможным икс-принцип Роя еще в прошлом веке, — раздраженно отмахнулся Сытников. — Я, конечно, не ученый, но прекрасно представляю, что во вселенной по-прежнему куда больше непознанного, чем познанного. Невзирая на ту пропасть, которая разделяет человека, охотившегося на мамонтов на старушке Земле, и человека сегодняшнего, побывавшего уже и в иных галактиках.
— Пока только в одной, помимо нашей, — проворчал Винцль. — Валерий Георгиевич, вы забываете о главном. Мы выиграли время, которого катастрофически не хватало. Еще сутки-двое — и между Солнечной и Офелией заработает нуль-коридор. «Доминион» и «Магрибба» в паре отразят любое нашествие! А когда подключатся еще и Селентина, Фелиция, Хобарт… Мы прошли по краю, это так, но все-таки прошли, не рухнули!
— Не накаркай, — вздохнул Сытников по-свойски. Похоже, он немного успокоился. Перестал хмуриться, поглядел на часы. — Все-таки еще долго…
— Задавить нас уже не успеют, — авторитетно заявил Чиль Онте. — На данном этапе даже если еще одна армада появится вблизи Солнечной или Офелии, с нуль-коридором мы ее сделаем. Я обещаю.
— А если появятся две армады? — с живейшим интересом спросил Байрамов, министр внешних сношений.
— Без разницы.
Байрамов глубоко вздохнул:
— Вот честно скажу… Я себя считаю неглупым человеком. Но все равно не пойму, почему две армады порознь побивают два обороняющихся флота, а если флоты объединить — не побивают.
Чиль Онте усмехнулся жутковатой улыбкой киборга.
— Потому что в космической войне, Ильхан Мансурович, главное — мобильность. За это, собственно, и воюем.
Исследовательская база Союза, проект «Квазар»
Галактика-2, окрестности финишного створа генератора нуль-перехода1
Шулейко миновал охраняемый шлюз перед «Хозчастью», привычно кивнул охранникам и столь же привычно свернул к кабинету местного шефа. Черт возьми, как быстро этот путь стал для него обыденным! А ведь он не подписывал никаких бумаг, не заключал никаких соглашений — даже на словах. Однажды попав сюда (не по своей инициативе, разумеется) и побеседовав с «хозяйственниками», Вася как-то сразу и навсегда утратил желание задавать вопросы.
Перепонка в кабинет шефа была расслоена; шеф, склонившись над покрытым любимой зеленой скатертью столом, рассматривал в лупу какую-то тусклую распечатку.
— Вызывали? — спросил Вася с порога.
Шеф оторвался от распечатки, смерил колючим взглядом.
— Да, вызывал. Входи.
Шулейко вошел и, по уже сложившейся традиции, тут же взгромоздился на высокий трехногий табурет у етены. Возможно, таким образом Вася пытался компенсировать статус подчиненного — оседлав табурет, на шефа он смотрел сверху вниз. Шефа это нимало не смущало.
— Как там твой гений поиска? Не закис на поверхности?
— Да вроде нет, не закис. — Вася нервно передернул плечами. — Наоборот, пообщался со знакомыми по Табаске, отоспался. Правда, задумчивым каким-то стал.
— Задумчивым — это хорошо, — вздохнул шеф. — Ну, что, как полагаешь, не пора ли его снова пускать по следу?
Вася подумал и уверенно ответил:
— По-моему, самое время. А что на этот раз ищем?
— Да все то же. — Шеф опять вздохнул. — Ветра в поле. Если конкретнее — я хочу, чтобы ваша команда поглядела на реконструкцию ухода имперских армад за барьер. Той, что вынырнула в Солнечной с трупами на борту, и той, что вообще не вынырнула у Офелии. Спокойно поглядите, вдумчиво. Я еще аналитиков пришлю — МакГрегори и Сориала.
— Сориала? Он же технарь, а не концептуалист.
— Ничего. Сориал и МакГрегори дружки, мож чего вспомнят. У Дейва этого тоже нюх… будь здоров. И… наблюдай за ними обоими, я имею в виду Веселова и МакГрегори. Должны же мы понять, как они раз за разом находят верные решения в абсолютной тьме, там, где данных вроде бы и нет? Вовсе нет.
— Ну, это в основном Веселова касается, — протянул Шулейко задумчиво.
— МакГрегори тоже выдает нестандартные ходы, пусть и реже. В общем… доминанта на тебя надеется, искатель Шулейко.
— Догадываюсь. — Слова Васи прозвучали довольно уныло; бывший кадровик Поисковой Базы Соломон Блюменфельд точно таким же тоном, помнится, вопрошал: «А деньги где?» после очередной объявленной благодарности. А еще он любил говорить: «„Спасибо“ не булькает».
— Не боись, Вася. Война не вечна. Ты никогда не пожалеешь, что работал на «Хозчасть».
— Война-то не вечна, — отозвался Вася, сползая с табурета. — Но и мы не долгожители. На наш век смертей хватит. Ладно, не волнуйтесь, сделаю все в лучшем виде, вы меня знаете.
Когда Шулейко вышел, шеф «Хозчасти» некоторое время сонно глядел ему вслед; потом встрепенулся, потер покрасневшие от недосыпания глаза и снова потянулся к лупе и распечатке.
2
К тому, что у военных семь пятниц на неделе, Саня Веселов давно привык. В самом деле: сначала на Тахире оставили «экспедиционный корпус» — взвод Скотча плюс нескольких экспертов. Смехота, а не корпус, даже Саня это сознавал. По всему выходило, что торчать им здесь придется долго, что одолеет всех скучища, и хорошо если аборигены не озлятся и не шарахнут по ним чем-нибудь мегатонным — такой вариант развития событий попросту напрашивался. Сомнительно, чтобы с корнями вырванный шмат побережья, улетучившийся в дальние дали, и последующая стихийная свистопляска улучшили отношение тахирцев к чужакам.
Однако за Скотчем, Солянкой, Мельниковым и еще несколькими «пиратами» буквально через пару дней пригнали тупорылый транспортный бот с клипера «Черная хризантема». Экспедиционный корпус сильно ужух в смысле численности. А еще через сутки безделья со второй попытки (погодка после старта захоронения разгулялась будь-будь) сел искательский бот с «Квазара». Когда между палатками и ботом навели силовой коридор, первым на землю Тахира ступил, к изумлению Сани, не кто иной, как Абсолют. В сопровождении своих мальчиков, понятное дело.
В общем, не пришлось торчать на Тахире, скучать и ждать безрадостных известий из атакованной Солнечной да мести рассерженных тахирцев.
Бот увез всех на основную базу «Квазара». Через несколько часов Саня уже здоровался с Васей Шулейко и остальными подчиненными — формально он по-прежнему числился бригадиром искателей. Уже здесь Саня узнал, что Солнечная и Офелия так и не были в итоге атакованы — вражеская армада в Солнечной вышла из-за барьера в неполном составе и с мертвыми экипажами, а атаковавший Офелию флот и вовсе сгинул без следа. Известия были, что и говорить, радостными, но Саня прекрасно знал — бесплатный сыр можно отыскать только в мышеловках. И что за нежданные удачи приходится платить, порою непомерно дорого.
О мистике, спасшей от атак Солнечную и Офелию, Сане рассказал Абсолют. Но как-то вскользь, скупо, без подробностей. И все время выжидательно на Саню глядел. Саня, разумеется, клюнул:
— А модели какие-нибудь успели построить? Хотелось бы поглядеть на уход имперских армад в пульсацию. Режимы, там, нелинейности…
Абсолют, сразу ставший похожим на довольного кота, очень удачно расколотившего плошку со сметаной, сообщил, что модели как раз в данную минуту доводятся.
В общем, спустя два часа после возвращения на базу Саня уже сидел в лаборатории и слушал сжатые комментарии Васи Шулейко. По другую руку от Васи сидели Дейв МакГрегори и Жорж Сориал, МакГрегори слушал внимательно, а Сориал, не кроясь, зевал во всю варежку и, похоже, плохо понимал, зачем он здесь.
Но вскоре и Сориалу дело нашлось: Саня принялся сверять нелинейности с табличными, а для этого нужно было прикидывать массы покоя для каждого типа корабля. Конечно, легко было запросить данные по массам в сети, но Сориал барабанил цифры на память и ни разу не ошибся.
Старт имперской армады у Офелии ничем примечательным не порадовал и оставил на душе неприятный осадок, словно так и не разгаданная головоломка, а вот события в Солнечной протекали не в пример веселее и занятнее. Саня и МакГрегори напряглись и вылизали процесс чуть не поминутно — почти до самой катастрофы все шло в общем-то штатно.
Потом раз шесть подряд запускали мини-ролик, понятно, в условном масштабе; особо эффектно смотрелись взрыв микросолнца и лазерный залп. Корабль имперцев тоже бабахнул на загляденье. Саня прокручивал этот момент, бесспорно ключевой, и пытался поймать ускользающую мысль — что-то его смущало в рассматриваемой реконструкции.
— Чуть назад, — попросил он Васю Шулейко, манипулирующего видеостолбом. — Вот так… Стоп. Дай-ка мне.
Объемное изображение застыло, похожее на кадр из приключенческого фильма. Рисочки кораблей, выстроившихся в стартовый клин, могучий фронт нелинейности, видимый даже без схематики, ослепительная точка — подогретое микросолнце. Шесть точек потусклее — остальные микросолнца, в пост-режиме, если верить комментариям. Впрочем, верить можно, простым взглядом видно — так оно и есть.
Объемное изображение застыло, похожее на кадр из приключенческого фильма. Рисочки кораблей, выстроившихся в стартовый клин, могучий фронт нелинейности, видимый даже без схематики, ослепительная точка — подогретое микросолнце. Шесть точек потусклее — остальные микросолнца, в пост-режиме, если верить комментариям. Впрочем, верить можно, простым взглядом видно — так оно и есть.
Саня отметил крошечный по человеческим меркам отрезок записи, закольцевал его и прокрутил пофрактально. Взрыв активного микросолнца, залп, взрыв корабля. На фоне разгораются остальные микросолнца.
— Черт! — сказал Саня, чувствуя в ладони хвост коварно ускользающей мысли. — Где-то я уже видел нечто… подобное
МакГрегори вопросительно уставился на него:
— Ты о чем?
— Да вот посмотри сам! Конечно, это грубо и масштабы не соблюдаются. Да и по времени некоторый разброс. Но все-таки: шесть микросолнц. Зацени, как они расположены? И плюс две силовые точки — яркое микросолнце и взорвавшийся корабль имперцев. Ничего не напоминает?
Саня для наглядности залил описанный объем цветом. МакГрегори сообразил спустя пару секунд.
— Ух ты! Так это ж кварк-гравитонная сшивка! Грубо, но похоже, похоже, не отнять! И что это нам даст?
Сориал с сомнением пялился на застывший фрактал изображения.
— Че-то вы мудрите, други, — пробормотал он с сомнением. — Какая еще сшивка, мать ее? Это не менее похоже, например, на дохлого осьминога.
МакГрегори покосился на него, то ли неодобрительно, то ли оценивающе, однако смолчал.
— Ладно, — вздохнул Саня. — Запомним и смотрим дальше. Хотя… Чего там смотреть-то? Сплошная объемная нелинейность.
— Давай финиш теперь прокрутим, — предложил Шулейко. — Я уже дважды глянул — мороз по коже. Хотя, как подумаешь, что армада могла финишировать штатно… Кто знает, что стало бы с Солнечной?
Они вертели изображение и так, и сяк, и эдак; просматривали его линейно и враздрай; смотрели инверсно; и мысли Сани то и дело возвращались к фракталу с залитым объемом, действительно до странности похожим на схематичное изображение пресловутой гравитонной сшивки, базисного понятия физики икс-привода, мгновенной почты, не говоря уж о банальной антигравитации. Разумеется, схема этой сшивки была весьма условной и напоминала реальное распределение полей не более, чем схема атома водорода (протон с вращающимся в некотором отдалении по орбите электроном) напоминает реальный атом водорода.
Но все-таки…
Что-то подсказывало Веселову — неспроста это сходство.
— Слышь, Вася… А никак нельзя узнать: эти микросолнца так и болтались кучкой или дрейфовали относительно друг друга? А?
Шулейко с сомнением двинул бровями:
— Да кто ж разберет теперь…. Бросили их лет семьсот назад, если я ничего не путаю. Кто ж будет за свалкой следить? Кому это на фиг нужно?
Саня огорченно вздохнул.
— А база эта, рядом которая? Вели же они наблюдения хоть иногда? Наверняка по фону можно выяснить? А?
— Дело говоришь, — поддержал молодого бригадира МакГрегори. — На станции данные должны храниться. Вряд ли регулярные, но за последние лет десять несколько записей наверняка найдется. Персонал с базы вроде эвакуировался? Надо через «хозчасть» запросить, пусть раскопают.
Саня машинально потянулся к коммуникатору, но тут входная перепонка с чмоканьем расслоилась и в лабораторию ввалился Эдик Свирский — физик из основной команды «Квазара», больше года тщетно штурмующей тайны генераторов.
— Привет! — поздоровался он; взгляд у Эдика был диковатый. Отчасти оттого, что он слегка, почти незаметно, косил, отчасти потому, что Эдик являл собой образчик классического сумасшедшего ученого в молодости. Постоянное общение с а'йешами свело почти на нет остатки Эдикова человекоподобия, он уже и мыслил не вполне как человек, как-то иначе. Но физиком был, как слышал Саня, многообещающим.
— Здравствуй, Эдик.
— Мне тут сказали, будто вы накопали что-то интересное? Ы?
Саня переглянулся с МакГрегори — самое время было выдать что-нибудь вроде: «На ловца и зверь бежит». Мак-Грегори едва заметно кивнул.
— А кто сказал-то? — поинтересовался Саня.
— Да эти… Громилы из «хозчасти». Приперся один и грит: а не сходить ли тебе, яйцеголовый, в четвертую лабораторию? Я и пошел.
Саня задумчиво кивнул, подумав: «А не опережает ли Абсолют события?»; потом коротким движением раскрыл над пультом заветный фрактал с закрашенным «осьминогом» (тоже было, в общем, похоже) и вяло ткнул пальцем:
— Вот… Ничего не напоминает?
Эдик всмотрелся. Внимательно, цепко.
— Напоминает вообще-то. Каракатицу на мелководье. А что это?
Саня объяснил. Эдик задумался. А потом с размаху уселся на пол.
— Е-мое! Вы хоть сами соображаете, что это означает? Нет? Я так и думал…
3
Ведущий физик «Квазара» был инопланетянином. Разумным кристаллом с холодной планеты Са-А'Йеши. В вольном переводе это означало нечто вроде «Новая родина».
Впрочем, к полковнику Попову обратился все равно не он, и это было как нельзя кстати. Обратился лучший из физиков-людей, профессор Андрей Бекасов с Офелии, один из замов босса-а'йеша.
Андрей Бекасов выглядел на удивление импозантно — высоченный, широкоплечий, с совершенно седой шевелюрой и такой же бородой-эспаньолкой, в стильной, подчеркнуто-небрежно сидящей паре и начищенных штиблетах со встроенными в подошву пустотками. От него так и веяло породой и голубыми кровями. Насколько Попов знал, Бекасов действительно происходил из знатного и богатого рода, а его совокупное состояние в пангала выражалось по крайней мере одиннадцатизначной цифрой.
Появился он неожиданно; во всяком случае вот так вот быстро полковник Попов научников в гости не ждал. С момента, когда искатель Шулейко покинул кабинет полковника и отправился охмурять безотказного Саню Веселова, прошло всего шесть часов с небольшим.
Сначала ожил коммуникатор. Один из восьми меченых, Дейв МакГрегори, попросил уточнить былое расположение микросолнц вблизи «Боро-Боро». Полковник распорядился — Райд помчался исполнять.
Потом вошел Ле Бурже — глаза на лбу. Он молча предъявил три голограммы, на которых красовались три схематических «ежика» — несколько точек, соединенных линиями. Точек везде было восемь, располагались они единообразно: две в центре, четыре — чуть в отдалении, наклонным ромбиком, и две — еще дальше, по обе стороны ромбика.
Попов внимательно рассмотрел голограммы и вопросительно уставился на Ле Бурже. Тот принялся объяснять:
— Это, — сказал он, указывая, на первую голограмму, — схема расположения микросолнц и взорванного имперского корабля на окраине Солнечной. Это, — Ле Бурже указал на вторую, — схематическое изображение гравитационного диполя, оно же — кварк-гравитонная сшивка. И наконец, это, — рука зависла над третьей, — взаимное расположение звездных систем в галактике, на планетах которых родились наши меченые.
Попов еще раз взглянул на голограммы. Топологическое сходство расположения восьми точек на каждой из них было налицо.
— Масштабы кое-где соблюдены нечетко и мелкие погрешности, разумеется, есть. Но в целом схемы выдержаны очень строго, — добавил Ле Бурже.
— И? — Попов как всегда не спешил делать выводы.
Ле Бурже развел руками:
— Я не знаю, что думать, господин полковник. Но это определенно не может быть простым совпадением.
Попов на минуту задумался. Он пытался уловить связь между этими тремя системами.
— Давно ты это раскопал? — спросил он вскоре.
— Только что. Собственно, сходство диполя и расположения микросолнц заметили Веселов и МакГрегори. И еще научник один, из молодых, Эдуард Свирский. Сообщили мне. Я глянул — и смутился: больно знакомая фигура получается, я это совершенно точно уже видел раньше. Сунулся в базу — и почти сразу нашел: один из планов разработки «Лицо в небесах». Скопировал и сразу к вам.
Попов жестом попросил Ле Бурже помолчать, ненадолго задумался, а спустя буквально пару минут вошел ординарец и сообщил, что профессор Бекасов просит аудиенции. Полковник велел Ле Бурже оставить снимки и пойти проветриться, а сам принялся ожидать Бекасова.
Тот появился тотчас же, видимо, действительно ждал за перепонкой.
Бекасов, обыкновенно вальяжный и добродушный, на этот раз хмурился и подозрительно блестел глазами. Как студент. Умудренному годами и наукой профессору подобный блеск был несвойственен — и это еще мягко сказано.
— Уважаемый… э-э-э… коллега, — сказал Бекасов с порога.
Попов не приветствовал, когда его называли по имени-отчеству, предпочитал безличную форму обращения или нейтральное «господин полковник».
— Я вас слушаю, профессор. Проходите.