— Нет, пусть останется! — Маринка устремилась к комнате, где нарядов у нее уже скопилось порядочно. — Он уйдет только после того, как ты уберешься отсюда!
«Убираться мы отсюда будем вместе с Максом!» — мысленно поправила я. Вслух говорить не стала. Наши с Максом дела этих двоих не касаются.
Я тяжело откинулась на спинку стула, прищурила глаза. Макс с Драконом сидели на разных концах стола. За спиной любимого было окно. Он, как всегда, выбрал удобное место против света. Дракон на виду, хорошо освещен.
Мне нравится наша компания! У каждого своя цель. У Маринки — выжить меня. У Дракона — через этих вампиров выйти на других. И еще что-то, пока мне непонятное. Макс пасет Маринку, учит ее. Я же просто готова защищать всю нашу гвардию, в какую бы заварушку они ни ввязались. Даже Маринку. Про Дракона я еще подумаю. Главным для меня, конечно, был Макс, без которого я уже не смогу и дня прожить. Мне кажется, все здесь происходит только из-за него. Не будь его, и солнцу не стоило бы показываться из-за горизонта. Мы — плод его сумасшедшего воображения. Вот так и живем…
Я придвинулась ближе к Максу, который делал вид, что греет руки о бока чашки.
— Сбежим? — одними губами спросил он.
Я выразительно глянула на распахнутую дверь комнаты. Макс кивнул, давая понять, чтобы положилась на него. Я тоже кивнула. Чем меньше времени в первый день года я проведу в обществе Дракона, тем больше сэкономлю нервных клеток, да и в течение всех оставшихся трехсот шестидесяти четырех дней встречаться мы с ним будем нечасто.
— Только, чур, Дима везет меня на снегоходе! — показалась в дверном проеме Маринка.
На ней были белая водолазка, короткая красно-синяя юбка-шотландка и высокие унты с огненной оторочкой. На веки девочка наложила рыжие тени, отчего стала похожа на лисенка. Зверек, он и в Африке зверек. А на снегоход запросилась, чтобы меня с него согнать. Зря старается. Не нужно мне их чудо техники…
— Там бензина нет, — буркнул Дракон.
Что-то он стал невежлив с нашей принцессой. Опять забывается. Надо бы удалить из его программы все грубые слова и выражения.
— В сарае канистра. Перелей. Должно хватить. Маша, пей чай.
Макс придвинул мне чашку. Ту, что держал в руках. Так вот что это было — он остужал для меня слишком горячий напиток. И лицо у него снова стало прежним. Буря прошла, нам остались только солнечные деньки.
— Ура! — пролетела через кухню Маринка.
С канистрой она и сама разберется. Сообразительная девочка.
— Пальто надень! — напомнил Макс.
Вампирам, конечно, не холодно, они могут по морозу вообще без одежды бегать. Однако нервы местных жителей стоило поберечь. Еще неизвестно, как поморы отреагируют на легко одетую в такой мороз маленькую девочку. Рыбаки народ серьезный, им под горячую руку не попадайся. И хоть я в Мезени не была (туда все больше Макс с Маринкой наведывались, силу воли тренировали), но их рассказов мне хватило, чтобы в ту сторону без необходимости не стремиться.
На ходу запахиваясь, Маринка выскочила за дверь. Надеюсь, они успеют на ближайший сеанс.
— Комбинезончик у тебя классный, — уставился на меня Дракон. — Одолжишь?
И вновь мне стало тревожно. Я смотрела на Сторожева и не могла отделаться от ощущения: из-за него что-то произойдет. Или с ним произойдет? От парня шли волны беспокойства. Вся эта суета вокруг вампиров, желание овладеть знаниями потустороннего — не к добру. Чернота неприятностей пульсировала, но была еще не четкая, полуразмытая, как туман. Что-то произойдет. Не сегодня и не завтра. Но очень скоро.
Не дождавшись ответа, Дракон встал и побрел в комнату. Я мысленно пристроилась за ним. Он делал шаг, и мой воображаемый двойник тоже. Левая нога, правая. Левая. Правая. Колени чуть согнуты. Отмашка руки… Падаем! Мой двойник, подломив ногу, свалился на пол.
Дракон споткнулся на ровном месте и брякнулся на порог.
— Рожденный ползать… — зло ухмыльнуласья.
— Везде пролезет, — Дракон повернулся, недобро глядя в мою сторону. Любимый щелкнул пальцами мне по плечу. Он отлично понял, что я сделала.
Поторопись! напомнил Макс. — Маринка уедет без тебя. Она шустрая девочка. — Не шустрее некоторых, — проворчал Дракон, исчезая в комнате.
За окном забабахал мотор. В комнате что-то обвалилось, и на пороге возник Сторожев. Он на ходу пытался надеть доху, но при этом уронил утепленные штаны. Наклонился за ними — и потерял перчатки. Я хмыкнула.
— Полетаем, птица? — услышала над собой шепот.
Макс крепко сжал мою ладонь, словно хотел отпечатать на ней свои линии Судьбы, Ума,
Сердца. И взять у меня все то, чего сам не имел, — Линии Жизни, Здоровья, Успеха, Интуиции.
Конечно, полетаем.
Из дома вышли одновременно. Снегоход понесся на юг, к далекому городу, а Макс поднял меня на руки и побежал вдоль берега моря. Холодные звезды кололи нам спины.
— Завтра будет морозный день, — донеслись до меня слова Макса.
Мы сидели на обрыве, под нами скрипело и ухало злое море, терлось о лед, недовольно ворчало, сотрясало воздух, ползло вверх. Начинался прилив.
Макс скинул с себя пальто, набросил на меня, но я все равно мерзла. Мысленный уговор, что сейчас жаркое лето с ослепительным солнцем, не помогал. Хотя мне уже было все равно, тепло или холодно, поэтому я прижалась к жесткому плечу любимого, потерлась о мягкую шерсть свитера.
— Это место называется Верхняя мгла, — повел рукой вокруг себя Макс. — Красиво звучит, правда?
— Мрачно, — покачала я головой.
Настроение было странное. Мне снова казалось, что вот-вот должно что-то произойти. Внутри запело выпитое вчера шампанское, рождая ощущение, что прямо здесь, сейчас сошлись мои прошлое и будущее. Что в ближайшее время все решится.
— Расскажи, как все будет дальше?
Голос мой прозвучал жалобно. Я и правда почувствовала себя сидящей на холодном, продуваемом всеми ветрами распутье. Направо пойдешь… Налево… А идти никуда не хотелось. Хотелось вот так сидеть и сидеть всю жизнь. Потому что ничего сказочного в том перекрестке не было. Дорога тоски, дорога обмана, дорога несбывшихся надежд.
— Мы раздобудем поддельные паспорта, — ровным голосом заговорил Макс, — пойдем по побережью, будем жить в лачугах рыбаков, питаться рыбой.
— Нет! Правда!
Я ведь его серьезно спросила! Зачем он постоянно шутит? Или уже не шутит? К нам подступила темнота, и я никак не могла разглядеть лица Макса.
— Под покровом ночи переберемся и Финляндию, оттуда в Швецию и Норвегию, — спокойно продолжал любимый. — Переплывем Северное море. Через Копенгаген и Гамбург в грязном ящике из-под селедки попадем в Берлин.
— Мы поедем в Берлин?
Конечно, Берлин! Это же родина Макса, он там, наверное, сто лет не был!
— Три недели прождем подходящего сухогруза, — не дал мне насладиться перспективой поездки за рубеж любимый. — Затем Прага, Варшава, Минск. Там нас рассекретят, и мы, отстреливаясь, добежим до Киева, где запросим помощи у твоих.
— Моих? — От удивления я перестала мерзнуть.
— Под Киевом есть Лысая Гора, ты слетаешь на сходку и приведешь основные силы. Тяжелой эскадрильей мы потянемся в сторону островов Кюсю и Сикоку.
— Прекрати! — взмолилась я, колотя его по плечу. — Хватит!
— Да, мы не достигнем цели. Над Москвой нас обстреляют, мы потеряем основные силы и на бреющем полете доберемся до твоего дома. Пока наш эсминец будет ремонтироваться в центральном пакгаузе, мы надуем дирижабль и уже к осени наберем новую команду…
— Мы поедем домой? — Из всей бредятины, что сейчас обрушил на меня Макс, я вытащила главное слово.
— Ну это слишком прозаично. — Макс отстранился, словно почувствовал боль от ударов моих кулачков. — Лучше я тебе подышу подходящую метлу. Бой будет жарким, тебе понадобятся запасные веники.
— Зачем же мы уезжали? — удивилась я. Весь романтизм наших приключений скукожился до банального возвращения.
— Домой рано или поздно возвращаются все. Никто не говорит, что это произойдет завтра. Тебе все равно придется учиться. Немного прочитанных книг, пара десятков сданных экзаменов. Подыщем тебе колдуна посимпатичней. Это называется социализация.
— Вот скука… — протянула я.
Перспективы действительно казались безрадостными. Учеба, кипы учебников, пыльные лекции, родители, старые друзья…
— Так только кажется, — пробормотал Макс. Я еще дурачилась, пытаясь под его пальто скрыться от жуткого грядущего, которое он мне нарисовал, но вдруг почувствовала, что у меня над головой словно стали собираться грозовые тучи. Макс тоже посмотрел вверх.
— Сейчас начнется, — внятно произнес он. Воздух остановился. По небу прокатился
вздох. Мне показалось, что невидимое гигантское крыло опустилось вниз. С шелестом посыпались звезды. На горизонте загорелась точка. Зависла. И вдруг размотавшимся цветастым рулоном распахнулась у нас над головой неожиданным северным сиянием. Белое свечение распалось, превратившись в тракторный след, из серебряного перейдя в желтый. Рисунок наверху набух неуверенным красным цветом, мазнул но всей длине отреза. И резко погасло.
От небывалой красоты закружилась голова. И опять словно махнул крылом гигантский дракон: в полной тишине развернулось новое полотнище, размазалось по небу. По телу пробежали мурашки, тонкие иголочки пронзили кожу головы, плеч, рук, заставили вскочим, на ноги. Теперь я не то что не мерзла — мне было жарко. Я сдернула с плеч пальто и накрутила им над головой, как будто кто-то огромный, сидящий верхом на северном сиянии, мог увидеть меня и ответить. — Э-ге-гей!
Энергетические разряды, зажигающие небо, обрушились на меня. Я вопила и прыгала, вбирая космическую силу. Захотелось туда, в небеса, чтобы оказаться в самом центре божественного сияния. Желание было очень сильным, я с такой надеждой смотрела вверх, что стало так: я почувствовала себя в сиянии, стала теми частичками, что бомбардировали микроны воздуха, заставляя его светиться… — Пора!
Макс поднялся, сжал мою руку. И вдруг отпустив, помчался через кочковатое болото к лесу. Я сделала несколько шагов за ним и неожиданно увидела перед собой прозрачные тени. Узкие печальные глаза, березковый перелив в одежде. В памяти всплыло забытое слово — дриады [Д р и а д ы (др. — греч. — дерево, в частности дуб) — нимфы, покровительницы деревьев.]. Это была та самая сила природы, о которой мне давным-давно рассказывал Макс. Еще восхищался, что у нас с легендами хорошо.
Северное сияние вспыхнуло с новой силой. Но теперь я чувствовала, что энергия шла не от него, а от этих призрачных созданий. Крайняя «березка» кивнула, отводя руку в сторону. Бородатый старик, появившийся из ниоткуда, погрозил рукоятью плетки. Пенек! Вот на что показывала «березка». Классический пенек с острой щепой, воинственно торчащей вверх. Побежала к нему. Старик снова погрозил мне вслед. Я загляделась на него и перед самым пеньком споткнулась. Щепа приблизилась. Я постаралась увернуться.
Боли не ощутила. Мне вдруг стало легко. Я превратилась в птицу. Взглядом нашла быстро убегающего Макса и полетела за ним. Сначала низко, а потом забирая все выше и выше. Тяжелый черный бор надвинулся. Макс скрылся под прогнувшимися от снега ветками. Я нырнула под ельник. Стволы и ветки увидеть не успевала, только чувствовала, когда надо уходить направо или налево. Старалась держаться ниже к земле, повторяя изгибы сугробов. Здесь не было подлеска, поэтому лететь оказалось легко.
Светлая фигура терялась среди замшелых стволов и тут же появлялась вновь. Казалось, Макс пытается от меня спрятаться. Стоило чуть углубиться в лес, как я почуяла движение. Олени. Небольшое стадо оленей, разбуженное шумом, заволновалось, стало подниматься с лежбища, самые пугливые уже мчались через кусты. Их бег разбудил дремавший бор, погнал куниц по веткам, испортил охоту совам. Рысь настороженно подняла ушки с кисточками, зайцы закопались в снег.
Охота началась.
Олени скакали через сугробы и подмерзшие кустики брусники, заставляя лес шевелиться. Пара белок стелилась с ветки на ветку над перепуганными животными. В сторону от них бросилось семейство кабанов, оглашая чащу недовольным хрюканьем. Со злым тявканьем на след оленей выскочила лисица, какое-то время бежала следом, а потом метнулась к кустам, подцепила зазевавшегося зайца. С ближайшей еловой лапы камнем свалилась сова, бесшумной тенью упала в снег, где в разрытом сугробе копошилась потревоженная мышь.
Олени умчались прочь, унося с собой сумятицу. Их след неспешно пересек лось. Он цеплял рогами поникшие сучки, сбивал с них снег. Шоркнула быстрая тень, упала на спину зверю. Тело гиганта повалилось в подушку сугроба; затрещал валежник, рухнуло подгнившее перестоявшее дерево, взметнув вокруг себя снеговой вихрь.
Я присела на ближайший сук. Эхо удачной охоты еще металось среди напряженных елей но вот звук закопался в сугробе и затих. Было лишь слышно, как бьется в предсмертных судорогах лось. Только он успокоился, белая тень перебралась под деревья. Тонкие пальцы стряхнули снег с плеча. Это был знак, и я вспрыгнула на указанное место, вцепившись в мягкий свитер когтями.
От умирающего лося шло затухающее тепло,
оно уносилось вверх и там застревало в снеговых шапках деревьев. Северное сияние еще мазало по небу, словно гигантский нож клал на хлеб масло и никак не мог распределить его равномерно. От бывшего красным с лиловым отливом остался только серебристый отсвет, он метался из края в край, то там, то здесь на мгновение набухая. Небесное дыхание гасило пожар, и, как в тлеющем костре, огонек бежал дальше.
Макс вытер испачканные в крови руки.
— Закон охоты. Никогда не иди на шум. Иди туда, где тихо.
Я одним глазом покосилась на него. Другим на лося. Тень сознания человека говорила мне, что надо бы испугаться. Все-таки смерть. Рядом. Но я не была сейчас человеком. А воронам было все равно.
Сорвалась с плеча, когтем задевая нитку свитера, делая безжалостную дырку. Макс побежал следом. Я слышала под собой хруст снега, со свистом разрезаемый воздух.
Северное сияние погасло, уронив свой огонь в снег. Он отразился от белых граней бесчисленных снежинок, делая лес светлым. Макс больше не терялся. Он четко шел по своему легкому следу обратно. Выбравшись из-под елок, остановился около знакомого пенька со щепой, сел на его сбитый снежный покров. Я упала вниз, перелетела через торчащий край и ткнулась голыми руками в сугроб. Колючий снег, набранный за шиворот, быстро таял, бежал по коже щекотной струйкой. Это было ужасно неприятно.
Мои человеческие глаза смотрели на то место, где только что стояли дриады. Никого. Лишь воздух еще звенел от недавнего напряжения.
— Как ты? — Макс поднял меня, принялся старательно вычищать из рукавов снег. Его пальцы были такими же холодными, как ледышки, что он вынимал.
— За мной приходили… — Было так странно вновь чувствовать человеческие руки и ноги. Чего-то не хватало за плечами.
— Я думал, ты выберешь более приземленный вид перемещения, — пробормотал Макс, с тревогой заглядывая мне в глаза. — Например, лису.
— Что это было?
Не покидало ощущение: вот сейчас открою клюв, то есть рот, и из меня вылетят далеко не человеческие звуки. Но жесткий клюв давно превратился в мягкие губы. Язык коснулся зубов, онемевшего неба. Я сглотнула. Уши услышали обыкновенный человеческий звук. Я говорила.
— Ты превращаешься, дорогая моя. — Макс крепко держал меня за руку.
— В ворону? — Я крутанулась на месте, проверяя, не остался ли у меня черный перьевой хвост.
— В колдунью. Просыпается твоя сила.
Я вздрогнула всем телом, словно сбрасывая еще оставшиеся перья. В ту секунду мне так же хотелось избавиться и от того дара (или проклятья?), что невольно достался мне после смерти колдуна по прозвищу Мельник. Хотя… Недурное такое наследство получилось — умение жить в ладу с природой, чувствовать ее.
— Когда ты ушел, я увидела лес. Он приблизился ко мне. Дриада показала на этот пенек.
— Неудивительно. Тебя кто-то должен учить. Твое время пришло.
Страшно и радостно. Я балансировала между паникой и восторгом. Просыпающиеся во мне силы были притягательны, но я еще не могла ими управлять, что пугало. Малодушно захотелось все вернуть обратно. Мою комнату, длинные вечера с книгами, тренировки по вторникам и субботам, поездки на конюшню по воскресеньям. Но я прогнала возникшее чувство. Ничего, скоро привыкну.
Взгляд Макса был веселым. Кажется, ему нравилось, что у него такая затейливая подружка.
— Я люблю тебя!
От моих слов глаза Макса вдруг расширились, стали совсем прозрачные. Он легко коснулся губами моей щеки.
— Я тут ни при чем. Ты бы все равно менялась. Уже потому менялась, что время идет. А в кого бы ты начала превращаться — в брюзжащую старуху, в скучную тетку или в колдунью, умеющую перекидываться вороной, — зависит от тебя. А ты, кажется, уже сделала выбор.
— Если бы не ты, со мной бы вообще ничего не произошло!
— Большинство неприятностей ты придумала себе сама.
— У меня был хороший пример перед глазами.
— Я плохой пример. И тебе об этом наверняка говори т. Видимо, в меня с детства заложено желание менять все вокруг. Хорошо, что теперь все мои силы направлены на тебя, а то бы я развалил мир, стремясь сделать из него совершенство. Мир вампиров точно погиб бы. А теперь… пускай живет, — по-царски разрешил любимый. О боги! Как же он был сейчас великолепен!
— Хочу быть такой же сильной, как ты.
— Не думаю, что ворона сильнее рыси, — усмехнулся Макс. — Для равенства тебе стоило согласиться с Катрин и стать одной из нас.
Я засмеялась. Было приятно его слушать. В крови еще носился адреналин черной птицы-вещуньи. Я повела плечами, расправила руки. Восторг. Бешеный. Безграничный.
— Все не то! — крикнула гаснущим всполохам в небе. — Никаких равенств с подобиями. Каждый пусть остается самим собой! Не будет никаких изменений, способных помешать нашим отношениям.