Если глядеть на Аркону с моря, то всякому мореходу она представала возвышающейся на грозных и величественных белых скалах, стерегущей русский Дух и Покон здесь, в самом сердце моря Варяжского.
Храм Свентовида изумлял великолепными резными изваяниями птиц и зверей. Ещё вчера верховный жрец вымел святилище специальным ритуальным веником, выходя всякий раз наружу, чтобы выдохнуть и вдохнуть воздух, дабы не осквернить своим дыханием божество. В эти дни текли в храм щедрые подношения от купцов, чтоб и впредь не иссякали доходы от торговли, от всех варягов-воинов, чтобы и последующие походы были не менее удачливыми, от трёхсот рыкарей, что пребывали при храме и ходили за добычей для сокровищницы Свентовида.
Рарог прибыл на Руян несколькими лодьями ещё с вечера. Задолго до восхода солнца, он со всей свитой отправился в Аркону.
Вымощенная камнем дорога казалось светло-серой в ночном сумраке, и по ней, тихонько переговариваясь, двигались тысячи людей.
Взойдя на холм насыпи, искусно отделяющей Аркону от прочего острова, все остановились перед величественным храмом, дожидаясь первых лучей солнца. Низко над головами зеленовато-золотой каплей дрожала звезда Денница. Небо на востоке всё больше светлело, и вот золотисто-розовые отблески восходящего светила коснулись восточных врат. Тотчас раздался громкий глас двенадцати труб, и вслед за этим врата распахнулись.
Одновременно с трубными звуками послышался дружный клич: «Слава Свентовиду!» — и триста всадников в сияющих доспехах, верхом на чудных конях в изукрашенной золотом и серебром сбруе, выехав к храму, воздели в приветствии светилу свои боевые мечи. Затем, по велению старшего, они стражей встали с двух сторон дороги, ведущей к храму, — все рослые, голубоглазые и могучие, истинные воины бога! В Свентовидовы воины отбирались достойнейшие юноши из лучших родов.
Люди неторопливо вошли под своды храма, украшенного искусными изваяниями и рогами диких животных. В глубине, закрытое пурпурными занавесами, находилось святилище. Великий первосвященник, как все жрецы, с длинными волосами и бородой, был одет в четыре тонких шёлковых одеяния, одно длиннее другого: багряное, зелёное, жёлтое и сверху ослепительно белое. На широком поясе были искусно вышиты двенадцать подвигов Свентовида. На голове — золотой венец, украшенный семью драгоценными камнями. В руке Боговед держал златую чашу, исполненную чистейшего вина. Двенадцать жрецов, стоящих справа, держали великую серебряную лохань, у коей были три разные ноги: одна наподобие орла, другая — быка и третья — кита. По древним преданиям русов, сам остров Руян божественной волей Свентовида покоился на спине огромного кита. Бык, как символ Велеса, воплощал богатство и процветание. Орёл, символ Перуна, — силу, защиту и славу. Слева от Боговеда располагался хор и музыканты: двенадцать жрецов с трубами, рогами и бубнами, четверо с гуслями и семеро певцов.
Вот Боговед, передав чашу одному из жрецов справа, подошёл к занавесам святилища и с поклоном открыл их. Все увидели, как осветилось в глубине изваяние божества, и замерли, испытывая почтительный трепет перед четырьмя ликами самого Свентовида, лицезреть коего они удостаивались лишь однажды в год. Изваяние божества было искусно вырезано из священного дуба. Четыре главы его смотрели в разные стороны света, они были, по воинскому обычаю ругов, с короткими волосами и обритыми бородами. В деснице Свентовид держал рог для питья, исполненный из различных металлов, левая рука, упертая в бок, образовывала как бы дугу лука. Одежда была ниже колен, ноги покоились на земле. На левом бедре Свентовида висел огромный блистающий меч в серебряных ножнах, изукрашенных великолепной чеканкой. Чуть дальше находились узда, седло, огромный щит превосходной работы и священный стяг-станица с изображением орла — знаком Свентовида и символом Руяна. В отдельном строении находился белый божественный конь Свентовида, который пророчествовал о великих грядущих событиях посредством гадания: какой ногой он ступит через три ряда поперечных копий. Если правой — быть успеху, левой — поражению. Никто не смел на него садиться, кроме верховного жреца, и даже за один выдернутый из гривы волосок ждало смертное наказание.
С благоговением подойдя к божеству Свентовида, верховный жрец принял из его руки рог и, выйдя пред людьми, возвестил:
— Рог почти полон!
Радостный вздох был ему ответом, поскольку всякий варяг — рус знал, что если в роге божества убыло мало вина, значит, быть следующему году плодородным!
Боговед, вернувшись к изваянию, вылил остатки из рога к ногам божества, а затем, взяв из рук служителя золотую чашу с вином и вознесши её пред божеством, прочитал молитвы. Затем наполнил из неё рог доверху и вложил его в десницу Свентовида.
Выйдя из святилища, главный жрец наполнил чашу, на сей раз чистейшим винным духом, и поджёг его. Служители поднесли серебряную лохань, и Боговед излил в неё из чаши первую огненную жертву, произнося молитву-благодарность Свентовиду за дарованный им свет и все блага земные, и сделал ритуальный глоток.
— За добрый урожай на полях, за щедрые плоды в садах, за тучные стада на зелёных лугах, за обилие рыб в морях и птиц в небесах, слава Великому Свентовиду! — зычно провозгласил он.
Своды храма вздрогнули от гласа труб и рогов, звона струн гуслей и дружных возгласов певцов, воскликнувших: «Слава!»
— Слава! Слава Великому Свентовиду! — подхватили все присутствующие в храме, а также люди, собравшиеся на площади.
— В сей великий день, — провозгласил Боговед, — вы имеете честь испросить у самого бога нашего ответ на свои земные вопросы и возблагодарить его дарами вашего сердца! Но помните: изречённое Свентовидом есть высшая Божественная Воля, коей надлежит подчиниться, какой бы она ни была. И не тревожьте Светоносного по мелочам. Кто желает вопросить о важном?
Рарог поднял руку.
Боговед, подойдя к ободритскому князю, стоявшему в переднем ряду, передал ему чашу, пылающую голубоватым пламенем.
Рарог подошёл к жертвеннику, остановился подле него и в наступившей тишине молвил:
— Слава тебе, пресветлый Свентовид! Прими жертву мою чистую и скажи, угодно ль мне быть князем в земле Словенской, и сколь долгим будет сие княжение?
С этими словами Рарог излил чашу в серебряную лохань. Лазоревое полупрозрачное пламя взметнулось вверх, разделившись вверху на три языка.
Лик кумира засиял ещё ярче, потом он чуть пошатнулся, словно ожил, и вдруг послышался громовой глас:
— Тысячью лет изочту я твой век, и да поклониться всякий тебе человек!
Все находящиеся в храме были зачарованы волшебным действом, а жрец, взяв из княжеских рук чашу, вновь наполнил её пылающим винным духом и с почтением поднёс Рарогу.
— Да будет твоя власть и твоя вера так же крепки и чисты, как сей божественный огонь!
Рарог сделал глоток от огненного подношения и возвратил чашу Боговеду.
Жрецы тотчас написали пророчество Свентовида божественными рунами на особой доске и вручили Рарогу.
Нашлось ещё несколько желающих испросить совета у божества. И каждому жрецы торжественно вручали дощечку с рунами пророчества.
Затем, убрав жертвенную лохань, те же двенадцать жрецов вынесли огромный, в рост человека, медовый каравай и торжественно водрузили его перед святилищем. Главный жрец Свентовида, прочитав положенную молитву-благодарение божеству за добрый урожай этого лета, зашёл за высоченный каравай и громко спросил присутствующих:
— Дети мои, видите ли вы меня?
— Нет, не видим! — дружно ответили люди.
— Желаю, чтоб вы и в следующем году меня не видели! — отвечал жрец. Выйдя из-за каравая, он обратился к людям. — Великий Свентовид предрёк, что следующее лето будет обильным, так что можете с лёгким сердцем продавать излишки этого урожая. Вкусите же часть от священного каравая и возблагодарите Свентовида за щедрость его! — торжественно провозгласил жрец. По его знаку огромный каравай тут же был разрезан, часть предназначалась божеству и служителям, остальное было роздано людям.
Храмовые служители разносили куски праздничного каравая, а люди, в ответ, бросали на золотые и серебряные блюда монеты-пожертвования. Каждый совершеннолетний мужчина и женщина на празднование Свентовида приносил монету. Купцы же и воины жертвовали треть от своих товаров и добычи, в основном тоже золотом или серебром, из которых жрецы затем отливали необходимые храмовые сосуды и прочую священную утварь. Если бы кто случайный заглянул ненароком в храмовые сокровищницы, он увидел бы целые горы монет, различной утвари, драгоценных каменьев и украшений в ларцах, а также ворохи дорогих красных одеяний и мягкой рухляди, которые, в отличие от нетленного металла и камней, приходили в негодность.
Лик божества утратил сияние, и трубы пропели в последний раз. Боговед закрыл пурпурный занавес до следующего лета. Народ покинул храм, чтобы продолжить празднество. Князь Рарог поручил от его имени принести в жертву Свентовиду двенадцать белых быков, а мясо раздать дружинникам и народу.
Начались всеобщие жертвоприношения скота, пиры, пляски и состязания.
Радостный праздник Свентовида продолжался несколько дней, на острове люд веселился вовсю: пили пиво, вино, медовуху; объедались мясом, рыбой, хлебом и фруктами; боролись; состязались в стрельбе из луков и самострелов, в метании копий; спешили поглядеть на острословых и ловких скоморохов.
Вот большая толпа обступила двух силачей: здоровенного бородатого викинга из Бирки и варяга Силу с лодьи Рарога. Специально для их спора кто-то уже притащил с торговой пристани каменные грузила с большого журавля, которым вытаскивали из лодий тележные кузова вместе с грузом. Когда могучий нурман, багровея от натуги, согнул подкову, а улыбающийся Сила просто сломал её, зрители возбуждённо завопили. Тогда побагровевший уже от злости викинг ухватил каменное грузило и принялся, пыхтя, поднимать его, а вся толпа на разных языках хором считала. Потом за грузило взялся Сила. Он, как всегда, выглядел безобидно, с постоянной застенчивой улыбкой. Могучий викинг в этот раз был спокоен, ему никак не верилось, что этот «мелкий» сможет поднять камень столько же раз, что и он. Вот ободрит, кажется, приостановился, «не добрав» два подъёма до того, что смог бородатый. Викинги уже радостно зашумели.
— Сила, давай не позорь русов, вжарь нурману! — закричали варяги. Сила напряжённо улыбнулся и принялся поднимать камень дальше, вот он сделал два подъёма, все замерли… а потом уже через силу, на одном только кураже, он поднял камень ещё два раза. Толпа взорвалась криком восторга одних и сожаления других. Под их вопли викинг нехотя расстегнул свой скандинавский пояс с множеством заклёпок и карманов и вручил победителю. На смущённого Силу набросились друзья, принялись тискать его в объятиях, а потом стали высоко подкидывать вверх.
Сама собою уже разнеслась весть, что отчаянный варяг Рарог призван на княжение в землю Словенскую, и все, кто знал его, а также многие незнакомые люди, старались поздравить лично. Рарог шёл в окружении родных, рядом с матерью Умилой, которой было особенно приятно, что столько именитых воинов и знатных купцов воздают почтение её сыну. Сердце матери билось взволнованно и радостно, она шла счастливая и торжественная, почти как в день своей свадьбы. Недолгим было счастье с мужем Годославом, осталась одна с тремя малыми сыновьями. Но ничего, вырастила, и теперь материнское сердце радуется, глядя на них, статных и умелых, добрых воинов и помощников.
Рорик Ютландский, под чьей жёсткой дланью находилось немало отчаянных ярлов, владетелей фиордов, уже с изрядной долей серебра в тёмных волосах и бороде, но ещё довольно крепкий и решительный, подошёл к Рарогу.
— А что, Рерик, я слышал, ты собираешься на Сицилию? Может, объединим наши силы и пройдём, подобно океанскому урагану, по землям разжиревшей Европы? Пусть хитрые торговцы Галлии, Испании, Италии и их чванливые короли почувствуют силу наших бесстрашных клинков! Пусть поделятся с нашими смелыми воинами своими сокровищами, нажитыми хитростью и обманом, а? Мы скоро соберёмся на пристани в Ральсвике. — Рарог поблагодарил конунга, сказав, что подумает над предложением.
— Гляди, как очи-то пылают у старого ютландца. Рекут, он снова лишился своего лена в стране фризов, и хоть взамен получил другой в той же Ютландии, не отступает и борется за возврат Фрисланда, упрямый, что твой буйвол, — молвил Вольфганг.
— Княже, так вы почти тёзки с Ютландцем, — заметил Ольг.
— Да нет, Рорик — это по-датски, что оно означает — не ведаю. А наш белый сокол — Рарог — издавна был хранителем ободритского рода.
А на мысу у пристани ярлы и предводители варяжских ватаг вели совет, куда будет следующий поход. Когда Рарог спустился к пристани, вопрос уже был решён: первый жертвой удалых мореходов станет Сицилия. Заметив подошедшего Рарога, Рорик опять подзадорил:
— Ну как, Ререк, сходишь напоследок с нами в тёплые моря, повеселишься, а то княжеская жизнь супротив морской, что варево без соли, пресная больно! — Дружный хохот вожаков варяжских и нурманских ватаг сотряс морской воздух.
Рарог улыбнулся на шутку, прошёл вперёд, легко вспрыгнул на большие бочки и громко молвил:
— А я вам, честные ярлы, князья и старшины ватаг, вот что хочу предложить. Знаете все, что хаживал я с вами в такие походы прежде, а нынче не хочу. Потому что пока мы по чужим морям грабежом занимаемся, наш люд в Словении от такого же грабежа страдает. Спрашиваю я вас, сильные, смелые и испытанные в боях воины, если не мы с вами защитим пахарей, рыбаков да мастеровых, кто ж тогда? А как речёт мой учитель, волхв Ведамир, «чтобы убить человека, сноровка нужна, но чтобы защитить его, втрое больше требуется». Потому к тем, кто в себе силы только для разбоя чует, я не обращаюсь, слова мои для тех, кто втрое сильнее, кто защитить может. Идите ко мне в дружину, пусть земля Словенская станет вашей родной, хватит по чужим шляться! Пусть дети ваши и внуки на той земле родятся и взрастают, а вы, состарившись, меч свой и удаль варяжскую детям своим передадите, а вместе с тем честь свою родовую, разбоем не замаранную! Кто желает в дружине быть, подходите к воеводе моему Ольгу!
Неожиданное предложение Рарога вмиг всё смешало в уже сложившемся уговоре о грядущем походе. Кто-то задумался, кто — то, находясь под влиянием выпитого, вообще не мог уразуметь, что за непонятные словеса речёт новый словенский князь. А некоторые стали переходить на сторону, где стоял несколько растерянный Ольг, только сейчас узнавший, что он воевода княжеской дружины.
— А много ли платить будешь за службу, Ререк? — ехидно спросил один из нурманских ярлов.
— Дурень, он тебе предлагает жизнь, достойную воина, а ты, как купец, о барыше печёшься! — вместо Рарога ответил поморский ватажник.
— Нет, я лучше с Рориком пойду на Сицилию, у него заработок верный!
— И мы готовы присоединиться к тебе, Ютландец! — прогремело над толпой из стана рослых, как Свентовидовы всадники, воинов, и кто-то помахал стягом с изображением волка. — Сколько у тебя кораблей? Наши два десятка не помешают? Только треть добычи наша!
— Лютичам дай волю, — буркнул Трувор, — лишь бы в сечу, а с кем — своими или чужими — не важно… Эти, похоже, только ради сговора о морском походе и прибыли на Руян, поскольку самым главным градом считают свою Ретру с храмом Радогоста.
— Когда мы встретились в Волине, лютич в шкуре рёк, что вы, ободриты, их стольный град порушили, — вспомнил Ольг.
— Отстроили они его, божество из чистого злата отлили, а храм ещё пуще украсили и на острове непроходимом поставили, куда только одна дорога ведёт. Их Радогост, как и Свентовид, тоже предвещает судьбу, и многие люди идут вопросить оракула… — Трувор что-то хотел сказать ещё, но их разъединили.
Вокруг шли споры, перепалка, каждый говорил своё, люди сновали туда-сюда. В это время мать Рарога, пробившись сквозь орущую толпу к помосту на бочках, протянула сыну руку. Он легко подхватил её и осторожно поставил подле себя. Тут отчаянные ярлы и главари ватаг от неожиданности даже перестали кричать друг на друга.
— Я Умила, мать Рарога, Синеуса и Трувора, я их родила и вырастила, но сегодня после сказанных тут слов, хочу поклониться старшему земным поклоном. — Умила широко поклонилась сыну. — Благодарю, сыне, за то, что слово о Роде молвил. Забыли из вас многие, что Род вас породил, и силу дал, и сноровку, чтоб вы ему служили и защищали его. Нет тому помощи Рода, кто о себе только мыслит, так и останетесь со своей мошной, без Лада и Доли.
— Верно мать речёт, — прокричал кто-то, — пока мы по чужим морям болтаемся, наших сестёр да братьев саксы и франки онемечивают, а папские слуги верой своей охмуряют, так скоро ничего от родов наших не останется!
Наступила сумятица, встречное движение: одни князья и вожаки двигались к Ольгу, другие в обратном направлении. Рарог благодарно поцеловал мать и бережно снял её с помоста. Они подошли к Ольгу, вокруг которого собирались главари ватаг. Были то в основном, русы, но и некоторые нурманы, что жили на полуденном берегу Варяжского моря и частично уже ославянились, и франки, и фризы, и саксы. Все они теперь становились единой дружиной варягов-руси словенского князя Рарога-Ререка, Роду коего сам Великий Свентовид предрёк тысячу лет царствования.
Ольг ощущал в голове некое кружение, будто после доброй чары крепкого эля или греческого вина. Ещё недавно он был просто боевым побратимом Рарога и вдруг, нежданно-негаданно — воевода, как по волшебному мановению самого Свентовида. Он едва успевал оборачиваться и назначать подходившим к нему отчаянным морским воинам встречу на следующее утро тут же, у причала. До утра пусть подумают, протрезвеют от вина и мёда, и завтра решат окончательно. Занятый разговорами с главарями ватаг и прочим морским людом, он всё сильнее ощущал на себе чей-то взгляд, но разобраться, кто так прикипел к нему очами, не мог из-за новых и новых желающих влиться в дружину Рарога.