– А что у парней с карьерой? – поинтересовался комиссар.
– Санджай учится в колледже управления и финансов, и на это у него уходит очень много времени. Его можно застать либо дома за учебниками, либо на занятиях. Его материальное положение оставляет желать лучшего. Молодая пара могла позволить себе изредка короткие поездки на каникулы в ближайшие страны, да и то лишь на подачки родителей Кати. Автомобиль им тоже достался от Моники, до этого она им пользовалась больше десяти лет. Живут они в малюсенькой двухкомнатной квартирке. Конечно, то, что отец и тесть один живет в четырехэтажном доме, не могло их не раздражать.
– Давай без этой психологии, пожалуйста, – потребовал комиссар. – Что там с другим парнем?
– Том работает в туристической фирме главным менеджером. Зарабатывает хорошо даже по американским меркам.
– Насколько хорошо?
– Настолько, что уже год как мог бы приобрести хороший особняк, но они до сих пор снимают небольшую квартиру. Мог бы менять машины раз в год, но все еще ездит на «Форде» семилетней давности. Его жена не щеголяет в роскошных драгоценностях. Но ни один банк Канады не признается, что Том имеет у него накопительный вклад.
– Куда же уходят деньги? – заволновался комиссар. – Женщины, вино, карты?
– Не совсем карты, но казино он посещает каждый свободный вечер. И бывает там всегда со своей женой. Обычно парень проигрывает, но случается ему и отыграться. В таких случаях он устраивает дружескую пирушку в каком-нибудь фешенебельном ресторане и не успокаивается до тех пор, пока не спустит все подчистую. Делает он все с размахом и обычно к утру понедельника уже снова гол как сокол и готов приступить к своим обязанностям. Поэтому на работе на него особых нареканий нет. К тому же ему чужды условности, и на свои пирушки он приглашает в первую очередь все начальство, которое, как правило, приходит в себя только к среде и потому искренне признательно Тому, который один ведет все дела фирмы в понедельник и вторник.
Комиссар с тяжелым вздохом сказал:
– Одного все любят, второй занят учебой, дочери обожают мать, но кто-то ведь ее прикончил. И вряд ли сделали это из мести. Тогда преступник задушил бы ее бодрствующую, чтобы она знала, откуда пришла к ней беда.
– У нас еще есть подозреваемый, – нерешительно подал голос Франц. – Конечно, я не знаю, насколько он годится на эту роль…
– Ну, не тяни! – рявкнул комиссар. – Кто он?
– У нашей покойницы имелся давний поклонник – Густав. Так вот этот Густав был чем-то вроде старого друга семьи и присутствовал на обеде в честь приезда Евы и Тома из Канады. И Санджай проболтался, что у Густава произошла какая-то размолвка с Моникой. Она вышла с ним в сад, и они разговаривали на повышенных тонах. Санджай не понял, в чем там дело, только говорит, что она от него что-то требовала, а он отказывался. Потом вроде бы согласился, и они вернулись в дом снова лучшими друзьями. Вот я и подумал, а вдруг Моника заставила его подсыпать своему мужу в мороженое ту дрянь, взамен пообещав, что выйдет за него замуж. Густав свою часть договора выполнил, а она его обманула. И тогда его терпение лопнуло, и он решил, что пусть уж коварная обманщица не достанется никому, чем снова испытывать муки ревности.
– Лучше бы ты не думал, – сокрушенно заметил комиссар.
– Да?! А что вы скажете, если выяснится, что именно Густава видели накануне убийства в обществе смазливого парнишки – продавца наркотиков на дискотеке.
– Скажу, что недооценивал тебя, – произнес комиссар.
– Так вот, – с торжеством начал Франц, – у меня есть сразу два свидетеля, которые видели Густава, и мало того, он спрашивал у них, где можно купить немного порошка. Они послали его к тому красавчику с серьгами во всех возможных местах.
– Потрясающе, – прошептал комиссар. – Никогда бы не подумал, что старина Густав пойдет на такое. Верно, он совсем выжил из ума, если даже не сообразил доехать до Мюнхена и купить там наркотик. На что он надеялся, что полиция не обнаружит в крови Вернера наркотика?
– Вполне возможно, – сказал Франц. – Вероятно, он рассчитывал, что мы спишем смерть Вернера на несчастный случай. Но это еще не все! – внезапно вспомнил он. – Узнав, что Густав каким-то образом замешан в убийстве Вернера, я приставил к нему двух сыщиков, которые дежурили возле его дома круглые сутки. И знаете, кто приходил к нему? Та русская девчонка, что живет в доме Вернера. И она была не одна.
– А с кем? – взволновался комиссар, которому почему-то показалось, что тут опять не обойдется без смазливого продавца наркотиков.
– С ней была еще одна девица, – продолжил Франц. – Я навел справки. Она тоже приехала из России, как раз накануне убийства Моники. И у них произошла стычка.
– Что же ты раньше молчал? – возмутился комиссар. – Обо всем я узнаю последним. Что там у них случилось?
– Моника с дочерьми и Томом пытались проникнуть в дом Вернера, а русская девица, что приехала первой, не пускала их. Ну, а та, что приехала второй, зашла с тыла и разнесла противника в пух и прах. А на следующий день эти две девицы отправились к Густаву, но в дом вошла только одна из них – вторая. Вот я и думаю: а что, если это продуманная русскими диверсия? Они засылают к нам своих девушек, те выходят замуж за наших граждан и таким образом постепенно захватывают нашу страну. Представляете, ведь дети этих русских девиц, которые родятся здесь, будут считаться немцами, но станут говорить на двух языках. Потом, чего доброго, они тоже возьмут себе русских жен. И во что превратится Германия через сотню лет?
– Ты так далеко не заглядывай! Нам бы с теперешним делом разобраться, – прервал его комиссар, которому не хотелось показать, что версия помощника задела его за живое. – И все же хочу дать тебе совет. Ты еще молод, будь осторожней с этими русскими девицами. Чует мое сердце, что они еще заставят нас побегать.
Как оказалось впоследствии, мудрый комиссар оказался прав. Мариша с Аней, не прилагая никаких особых к тому усилий, поставили на уши весь городок, заставили жителей по крайней мере этого местечка всерьез задуматься об угрозе, которую представляют собой милые русские девушки, жаждущие любой ценой выйти замуж за немцев и осесть в благополучной Германии.
Задержав обоих влюбленных в Монику мужчин, комиссар стал обладателем следующей информации. Во-первых, Моника накануне приезда Евы и Тома из Канады сообщила своему любовнику Гансу, что ее терпение истощилось и если Еве не удастся отговорить отца жениться на этой русской девице, то она, Моника, примет свои меры. А во-вторых, Густав никак не мог подмешать порошок в ванильное мороженое Вернера, потому что старик весь вечер просидел в своем кресле и покинул его, только когда его обожаемая Моника собралась домой, а от ужина не осталось и следа.
Еще комиссар узнал, что между Томом и Евой явно пробежала черная кошка. Ева собиралась даже уйти от Тома, но ее остановила беременность, которая свалилась на нее словно снег на голову, несмотря на употребление противозачаточных таблеток. Комиссару стало известно и то, что Санджаю в конце этого года, видимо, придется распрощаться со своей обожаемой Кати. Родители ему уже присмотрели невесту, и по возвращении в Непал ему придется жениться на этой девушке. Кати же либо останется дома, либо будет в Непале второй женой. Против такого положения она, понятное дело, возражает. Санджаю возвращаться в Непал совсем не хочется. Его младшему братику удалось подсмотреть, что за невесту приглядели брату, и бедный малыш после этого неделю мучался кошмарами. Потом впервые в жизни написал старшему брату письмо, заклиная его ни за что не жениться на этой уродине. Но для того чтобы остаться в Германии, Санджаю надо открыть свое дело или жениться на Кати, а лучше сразу сделать и то и другое. Кати не против, но вот ее родители возражали…
– Вот и повод! – обрадовался про себя комиссар. – А то, что тихоня, оно и лучше. Как известно, в тихом омуте черти водятся.
И комиссар решительно приказал глядеть за Томом и Санджаем, как говорится, в оба и выделил для этого лучших сотрудников, снабженных лучшей техникой для ночного наблюдения.
Кати не подозревала о тучах, сгустившихся над головой ее возлюбленного, а потому могла целиком отдаться своей скорби. По поводу смерти отца она особенно не грустила. Последнее время у него явно что-то случилось с головой и общаться с ним стало сущим кошмаром. Постоянно в доме толклись какие-то длинноногие девицы, которых ее папаша выписывал себе из славянских стран. Встречались румяные украинки, томные красавицы из Белоруссии и черноглазые болгарки, но больше всего папашу привлекали русские девки, причем самого низкого пошиба. Лично Кати ни в одной из них не видела ничего привлекательного, но папаша к ее мнению не прислушивался и выписывал все новых и новых девушек.
Единственное, что до поры до времени немного утешало Кати, – девицы надолго не задерживались. Ни одна не смогла выдержать отца больше двух недель. Потом они начинали спешно собираться и, не прощаясь, сбегали от Вернера. Но с последней девицей все обернулось иначе. Вместо того чтобы собрать манатки и исчезнуть с горизонта семейной жизни Вернера, она каким-то образом уговорила отца взять ее в жены. Явно, тут не обошлось без вмешательства потусторонних сил, в которые Кати безоговорочно верила.
Единственное, что до поры до времени немного утешало Кати, – девицы надолго не задерживались. Ни одна не смогла выдержать отца больше двух недель. Потом они начинали спешно собираться и, не прощаясь, сбегали от Вернера. Но с последней девицей все обернулось иначе. Вместо того чтобы собрать манатки и исчезнуть с горизонта семейной жизни Вернера, она каким-то образом уговорила отца взять ее в жены. Явно, тут не обошлось без вмешательства потусторонних сил, в которые Кати безоговорочно верила.
В общем, с помощью тайных сил или без них, но отношения отца с дочерью испортились окончательно. И вот папаша умер, оставив все этой мерзкой русской девке. Поэтому отца Кати было не жаль, а вот мать она оплакивала. Особенно тяжело ей становилось, когда начинало темнеть. Санджай по обыкновению сидел за учебниками у себя в комнате, и трогать его в это время не рекомендовалось. В такие моменты он был плохим утешителем. Оторванный от любимой экономики, Санджай, забыв о тяжкой утрате Кати, мог наорать на нее. Поэтому утешать и развлекать себя Кати приходилось самой. К счастью, нотариус Шульц выдал Еве и Кати небольшую сумму денег в долг до получения основного наследства. На эти деньги Кати и отправлялась каждый вечер в Мюнхен, чтобы немного развеяться. Эти поездки у нее уже вошли в привычку.
Частенько Кати заходила в гости к Еве и Тому, которые теперь вынуждены были пользоваться гостеприимством Ганса. Однако на этот раз сестра с мужем собирались в театр с подругой, которую Кати терпеть не могла за отвратительную привычку все называть своими именами. Нет чтобы сказать, что у Кати редкостный цвет глаз, так она прямо в лицо брякнула, что для такого блекло-серого цвета даже художники не придумали названия. Что касается фигуры, то Кати хотелось бы услышать, что она словно сошла с картины Рубенса, а вовсе не что ей не повредила бы неделька диеты. Чем слушать такие глупости, лучше развлекаться в своем собственном обществе.
Итак, Кати натянула куртку сестры, потому что свою еще не удосужилась привести в порядок после их боевых действий у дома, где забаррикадировалась русская нахалка. Потом, вспомнив, что на улице довольно прохладно, схватила шапочку Санджая и вышла из дома. В Хайденгейме Кати все напоминало о матери, и она села на поезд, отправлявшийся в Мюнхен. Там было значительно веселей. Улицы ярко освещались, в витринах красовались тысячи соблазнительных вещей, а из маленьких кафе доносились умопомрачительные ароматы. Кати отдала должное всем этим развлечениям. Она прогулялась по улицам, съела с десяток пирожных со взбитыми сливками, зашла в кирху за святой водой: Кати считала, что языческая вера Санджая привлекает к их дому полчища разных демонов. Закончила женщина день покупкой очень красивого платья, которое сидело на ней словно на корове седло, но, упакованное в целлофан, приятно радовало глаз. Кати решила повесить его в шкаф, и пусть оно утешает ее самим фактом своего там существования. Еще она купила чудовищно вульгарный медальон размером с небольшую десертную тарелочку. Впрочем, где-нибудь при дворе Олафа Толстого веке этак в десятом он бы считался верхом элегантности. Но поскольку Кати не слишком далеко ушла от диких племен по части вкуса, то с удовольствием повесила медальон на грудь.
Прогулка заняла несколько больше времени, чем Кати рассчитывала, поэтому она едва успела к последней электричке. В вагоне было уже мало народа, и Кати впервые в жизни почувствовала смутную тревогу от мысли о том, что придется пройти пешком несколько кварталов до их с Санджаем дома. В Хайденгейме спать ложились рано, основными его обитателями были пожилые люди, уставшие от шума больших городов и решившие хоть на пенсии пожить спокойно.
– Что со мной? – пробормотала себе под нос Кати. – Сто раз возвращалась, а сегодня, видите ли, ей страшно. Возьмите себя в руки, девушка!
Выйдя из вагона, Кати снова поежилась. Мало того, что предстояло тащиться по пустынным улицам, так еще и дождь начал накрапывать. Но делать было нечего, Кати поглубже натянула капюшон и направилась в сторону дома. Мелкий дождичек как-то сразу превратился в настоящий дождь, затем в ливень. Однако стоило Кати увидеть впереди огни родного очага, как дождь почти прекратился и даже выглянула луна…
Она разглядела в окне силуэт Санджая, который внимательно рассматривал какой-то большой лист бумаги, и тут ее внимание привлек шорох в ближайших кустах. Кати посмотрела туда и замерла от ужаса. Прямо на нее смотрел Вернер. И добро бы просто смотрел, это Кати еще как-нибудь пережила бы. В конце концов не чужие ведь, может, он решил заявиться к Кати и постараться примириться с ней. Так нет же, у духа Вернера было совсем другое на уме. Он показывал ей язык и строил отвратительные гримасы, явно издеваясь над ней. Ошеломленная Кати не увидела, как в кустах блеснул ствол пистолета. Причем не игрушки, а самого настоящего оружия. Но Кати смотрела только на Вернера и была возмущена тем, что ее папаша до сих пор не угомонился, а шалит, словно малолетний ребенок. Даже когда раздался выстрел, она решила, что папаша раздобыл пугач…
– Ну уж нет! – завопила Кати. – Тебя тут еще не хватало! Никак не успокоишься, все ему шуточки! С пистолетом он! Сейчас ты у меня получишь!
И она, недолго думая, метнула прямо в лоб папаше пакет со святой водой; воду в кирхе, за неимением другой тары, пришлось налить в пакет. Святая вода папаше явно пришлась не по вкусу, он взвыл не своим, как с удивлением отметила Кати, голосом и выстрелил еще раз. Выстрел оказался настоящим, и боль обожгла левое плечо Кати. Вторая пуля просвистела у Кати возле уха, зацепив сережку и окончательно убедив девушку в том, что дело принимает совсем скверный оборот. Если духам теперь разрешается носить настоящее оружие, то живым надо сматываться куда подальше. Увы, третья пуля попала Кати прямо в грудь, и бежать Кати уже никуда не смогла. Она успела только подумать, как удивится Санджай, когда, вынужденный оторваться от своих драгоценных графиков роста и прироста, спустится вниз, чтобы посмотреть, что за стрельба.
Она упала на землю, успев увидеть, как из кустов лезут демоны с огромными глазами, рогами и светящимися в темноте пупками. После этого свет померк в Катиных глазах. А вокруг творилось нечто невообразимое. Сыщики, которых комиссар отрядил следить за Санджаем и которых Кати приняла за демонов, поняв, что дело принимает скверный оборот, решили вмешаться. К сожалению, они слишком долго медлили и, не сразу перестроившись, направили свои усилия на задержание стрелявшего. То есть выстрелы они слышали и видели, пострадавшая тоже валялась под ногами, а вот стрелка поймать не удалось. Напрасно сыщики светили фонариками, которые Кати приняла за светящиеся пупки демонов, и напрасно переговаривались по дальней связи, расползаясь по округе, преступник словно сквозь землю провалился.
Тем временем возле Кати собралась небольшая толпа. Громче всех убивался Санджай. На него просто было страшно смотреть. Непалец рыдал над телом подруги, рвал на себе волосы и бил себя в грудь, призывая всех своих богов к отмщению.
– Не надрывайся, – внезапно сказала Кати, приоткрыв один глаз.
– А? Что? – завертел головой Санджай, не понимая, откуда слышен дорогой голос.
– Жива я, можешь гордиться. Я же тебе говорила, что своими воплями ты и мертвого можешь воскресить, вот и радуйся, – сказала Кати.
– И-и-а, – тоненько пропищал Санджай и упал в обморок.
– О, черт! – досадливо воскликнула Кати. – Теперь еще с ним возись. Мало мне демонов, простреленного плеча и призрака моего дорогого папочки, так еще и этот на мою голову.
В это время к ней подбежал Франц.
– Вы живы? – обрадовался он, недоверчиво косясь на Катину куртку, залитую кровью, струившейся из плеча. – Как же это?
– Не знаю, – пожала одним плечом Кати.
– Разрешите, – попросил Франц и, изменившись в лице, достал медальон, который Кати недавно купила.
– Потрясающе! Эта штука спасла мне жизнь, – пробормотала Кати и собралась снова упасть в обморок.
– Постойте, – остановил ее Франц, – вы не видели, кто в вас стрелял? Хотя бы какие-нибудь его приметы, нам сгодится все, что угодно: рост, цвет глаз, одежда, прическа.
– Вы моего отца знали? – спросила у него Кати.
– Да, – озадаченно ответил Франц.
– Так вот это был он, – заявила Кати, снова погружаясь в темноту, но перед этим она успела увидеть сияющую огнями колесницу, за которую приняла машину «Скорой помощи».
Мариша с Аней провели этот вечер не столь драматично. Они отправились к Густаву с дружеским визитом. Правда, старик приглашал одну Маришу, но Анна наотрез отказалась оставаться дома одна. С тех пор как они нашли потайной ход, Аня вбила себе в голову, что в доме, где есть потайные ходы, обязательно должны обитать привидения. Поэтому боялась сидеть дома одна после наступления темноты. Если Густав и расстроился при виде Ани, то умело это скрыл. И они втроем приятно посидели возле камина, прикончив весь шоколад и коньяк, которые были в доме. Густав оказался прекрасным рассказчиком и живописал девушкам, как они с Вернером проводили время в юности. Начал он свое повествование с раннего детства, но после двух бутылок десятилетнего коньяка его герои как-то незаметно повзрослели. Густав как раз дошел до описания своих впечатлений о первом их с Вернером посещении борделя, как вдруг раздался телефонный звонок.