– Чего ж не понимать. Только теперь едва ли так, как было, получится. Впрочем, всё в ваших руках. Мы вам, сам видишь, ничего не навязываем.
– А идею насчёт Ставки? – хитровато прищурился Мятлев.
– Ты ещё скажи, что мы вам идею штаны через ноги, а не через голову надевать навязали. Ну, попробуйте ещё по-старому поруководить…
В голосе Фёста прозвучали такие нотки, что Леонид предпочёл быстренько свернуть тему, не преминув, однако, съязвить, чтобы в долгу не оставаться:
– «Мы – вам». Быстро же ты себя от нас отделил.
Фёст вдруг подумал, что со стороны так и может это восприниматься плохо знающим его человеком – вот, воспользовался моментом и быстренько перебежал на сторону победителей. А вот победителей ли – разбираться кому времени не хватает, а кому – и просто ума.
– Это ещё как сказать, можно и совсем иначе на вопрос взглянуть. Это вы так сильно себя от нас отделили, что теперь нам приходится… – Он вдруг не нашёл подходящего слова и опять заменил его пародийной цитатой из какого-то, советских времён поэта: – «Вышли мы все из народа, как нам вернуться в него?» – И не стал продолжать внезапно возникшую тему. – Мне, собственно, от тебя вот что надо. – Вадим достал из планшета (обычного, офицерского, а не компьютерного) два сколотых вместе листа бумаги. – Ты как есть у нас сейчас и за министра госбезопасности, и обороны тоже, это твоя компетенция. Подпиши вот это. В целях, как говорится, дальнейшего совершенствования боевого взаимодействия… Если не возражаешь, конечно, потому как кумовством попахивает.
– В каком это смысле?
Мятлев скользнул глазами по тексту. Там было написано, что в целях обеспечения специальных задач создаётся при ставке особая оперативная группа. Положение о группе и должностные инструкции см. в «Приложении №1» (Секретно, №0013). Штатное расписание – см. «Приложение №2 (ДСП). В состав группы включаются военнослужащие армии РФ и Российской императорской армии, которым наряду с имеющимися чинами присваиваются воинские звания[66] РФ (отдельным приказом).
Подпись – и.о. министра обороны РФ генерал-лейтенант Мятлев.
– Так я ж армейского звания не имею, – вскинул глаза Леонид. – И у себя пока «майор».
– Ничего, завтра будешь. Так солиднее.
Штатное расписание было коротким. Постоянный состав группы – восемь офицеров и два старших прапорщика/старших мичмана – делопроизводителя, секретной и несекретной части. Начальник группы – воинское звание генерал-майор/полковник (т.н. «вилка»), заместитель начальника – майор/подполковник, прочие, офицеры для поручений – с «потолками» до майора включительно. Денежное довольствие – по занимаемой должности со всеми предусмотренными надбавками.
В следующем приказе значились сам Ляхов В.П., которому присваивалось[67] (наконец официально!) звание полковника. По-настоящему, а то он до сих пор делил чин на двоих с Секондом. Замом назначалась поручик РИА Яланская – отныне майор РФ, капитанами становились подпоручики и поручики Вяземская, Витгефт, Вирен, Варламова, да ещё какие-то Глазунова и Темникова, о которых Мятлев никогда не слышал. Должности прапорщиков оставались вакантными.
– В принципе твоё дело. Сейчас под горячую руку можешь кого хочешь и в генералы возвести, – каким-то кисловатым голосом сказал Леонид. – И всё же. Почему вдруг Яланская – майор, а Люда и Герта – капитаны?
– А тебе, как Жукову – любовницу сразу полковничьего чина и орденом Суворова наградить? – неизвестно зачем опять съязвил Фёст.
– Я не о Герте. А с Жуковым что, правда такое было?
– Такое не такое, а своим шестёркам он сильно попускал. Некоторые после его отставки в тюрьму угодили. Это ж при нём «ЗБЗ»[68], вполне приличную награду, переименовали в «За боевые услуги». Каждой санитарке и горничной первым делом цеплял. Если «услуги» продолжались – тогда ордена и звания. А Галину я не просто так в майоры произвожу. Она, в отличие от наших девчонок, баба серьёзная, обстоятельная, хоть и молодая пока. С её характером я горя знать не буду. Прикажу – любого генерала до печёнок достанет, но своего добьется. И ещё что хорошо – если кто из местных выступать начнёт – сразу в позу: «А не пошли бы вы, товарищ? Я своего Императора поручик, а у вас так, прикомандированная! Все вопросы – генералу Мятлеву, он приказ подписывал, с ним и решайте!» Ты разве сам не понял? А связи у неё там, дома – зашибись. В случае чего очень многое можно будет приватно порешать.
Леонид Ефимович представил подобную картинку – разговор Яланской с каким-нибудь штабным полковником – и довольно хмыкнул.
– Что красивая и характер стервозный – заметить успел, а в другие тонкости не вникал. Тебе Людмила из-за неё глаза не выцарапает? – почти дословно повторил он слова Яланской, что та первым делом произнесла, когда Фёст предложил ей должность.
– Ни в коем разе. Она просто в восторге будет, когда узнает. Твоей тоже обижаться не на что. Мне, если хочешь знать, капитанские погоны вообще эстетически больше по душе. И чего это генеральше «де-факто» подружке-майорше завидовать? Короче – я так решил, и этого достаточно. Подписывай. Мне виднее, как лучше и с кем возложенные обязанности исполнять.
– Да я-то что, мне погон не жалко. Но условие – я подписываю, и они чтоб сегодня же проставились. Хоть сами готовят, хоть в кабак ведут на первую зарплату. И звёздочками для обмывания запасутся. В «Военторге» сейчас натуральные золотые продаются. Как раз в этих целях…
– Это свободно. Людмила уже совсем поправилась, а остальные – всегда готовы. То-то радости будет…
Мятлев ещё немного подумал и спросил:
– Слушай, а это как со стороны, вообще? Целый секретный отдел, и сплошь бабы, одна другой краше. Я бы и то заинтересовался, если б не в курсе был.
– Что, думаешь, я их на строевой смотр выводить собираюсь, смотрите, мол, и любуйтесь на мой «гарем». Секретное подразделение всё же. Думал, хоть тебе объяснять не надо, почему я с девицами предпочитаю работать. Ты же их в деле видел? А посторонний человек ни в жисть не подумает, что от таких, как Людмила, можно серьёзных проблем ожидать. У Герты твоей хоть глаза бывают суровые, а у моей… – Он махнул рукой, но при этом улыбнулся как-то растерянно, словно до сих пор не мог поверить, что имеет право так легко и свободно говорить о Вяземской – «моя». С тем особым смыслом, который это слово имеет в одном-единственном случае.
– Да и вообще. Я ж в медицине начинал, а там это норма – на одного мужика – главврача полсотни и врачих и санитарок. И ничего, нормальный такой симбиоз получается. Ладно, специально, чтоб тебе угодить, прапоров я мужиков возьму. Можешь надёжных посоветовать, из своих кадров?
На самом деле, конечно, Фёсту никакие посторонние мужики, тем более из МГБ, никаким краем не требовались, но чего ж не подсластить пилюлю новоиспечённому трижды министру? А в натуре – «как пожелаем, так и сделаем». Мысль у него была – роботов на должности архивных крыс взять. Вернее – крысиных волков[69].
После этого разговора Фёст вернулся на Столешников, где сейчас присутствовали только трое из его теперь уже официальных подчинённых, довёл до них приказ и со словами – «Заяц трепаться не любит» протянул Яланской майорские погоны. Для большего эффекта – золотые, парадные.
– Так что, Галина Семёновна, ты у нас теперь дама двухпросветная. Желаю соответствовать. Ну а вам, барышни, пока и четырёх звёздочек хватит.
Он несколько посерьёзнел, хотя, исполняя эту приятную обязанность, должен был бы, по мнению девушек, по обыкновению улыбаться и шутить.
– Прошу иметь в виду, что это вам не просто так – захотел добрый дядя Лёня, и нате вам, девочки, российские погоны. Сколько людей, такие погоны носивших, в землю легло и сколько с ними подвигов совершили – вам в той России и представить трудно, хоть и фильмы всякие вы видели… К присяге вас не приводим, два раза не присягают, но помнить – помните!
Девушки тоже подтянулись, чётко ответили: «Служим России!», благо теперь эта формула была одна и та же по обе стороны барьера.
– А теперь сразу, не теряя времени, сядем, кое о чём помаракуем. Завтра я нам для группы подходящее помещение поблизости выбью, а пока придётся здесь. «Третью» квартиру временно используем.
Под «третьей» он подразумевал соседнюю, аналогичную по планировке, всегда параллельную настоящей, что не так давно была выкуплена у владельца бензоколонок. Ради неё даже возник непродолжительный, без применения настоящей силы разрешённый конфликт со смотрящим района и его шестёрками. Такая же точно квартира, но после прежнего хозяина несколько реконструированная, чтобы, на случай чего, выглядела посовременнее специальной.
– Нам в ней только рабочий кабинет и кухня с прилегающими службами потребуется. Одну спальню займи, товарищ майор, у тебя ж здесь пока собственного жилья нет, – сказал он Яланской, и та благодарно взмахнула ресницами, двукратно. – А для работы с аппаратурой в соседнюю будем ходить. Так что слушайте, девушки, что нам сейчас сделать нужно… А ты, Галя (такой небрежный переход от звания к домашнему имени), обеспечь прибытие сюда ваших подружек, теперь уже подчинённых. Для них тоже дело есть. В ближайшее время мечта Полины наверняка осуществится.
Это он к тому сказал, что если Яланская больше всего мечтала о майорских погонах и приличной должности в этой России (тянуло её на экзотику, как в девятнадцатом веке многих романтиков на Кавказ или в Среднюю Азию), то её подруга и во многих случаях соперница Полина Глазунова с несколько даже патологической страстью стремилась обзавестись какой-нибудь местной страховидной машиной вроде «Тундры» или «Навигатора». В её мире таких монстров не выпускали, а ей вообразилось, что в эффектном здешнем прикиде да за рулём чего-то этакого она будет там, у себя дома, совершенно неотразима. И, глядишь, там у неё с этой неотразимостью что-нибудь в смысле так называемой личной жизни наконец получится. По-настоящему, от приходящих кавалеров у неё отбоя и так не было.
Уже несколько дней после очень непростого и по-прежнему сулящего крайне неприятные последствия разговора с послом Лерой Лютенс спецпредставитель ЦРУ и ещё нескольких организаций, на некоторое время получивший «крышу» второго секретаря посольства, не очень понимал, что же ему следует делать. Обратившись за инструкциями к непосредственному руководству в Вашингтоне, он теперь боялся, что его просто отзовут, чтобы уже дома повесить на него всех собак, но, к его удивлению, этого не произошло. Ему даже показалось, что человек, с которым он говорил, отнёсся к случившемуся (вернее – не случившемуся) в Москве слишком легко. Вроде как здешний американский посол, но несколько в другой тональности. В чём в чём, а в таких нюансах Лютенс научился разбираться. На всякий случай он упомянул о действующем в Москве филиале института «Паранормальных явлений», чья штаб-квартира располагалась (вот странное совпадение) в Сан-Франциско и откуда за несколько дней до начала операции приехал якобы с инспекцией некто вроде исполнительного директора. Такое не может не настораживать, и вот он, Лютенс, решил покопать в этом направлении и считал бы полезным потщательнее разобраться с этим «институтом» на месте.
Согласие было получено неожиданно легко, и ему на другой день сбросили всю относящуюся к этому заведению информацию, не очень богатую, кстати. Зато разведчик со всей наглядностью ощутил верность русской поговорки насчёт свалившегося с сердца камня. Раз ему пошли навстречу, не задавая неприятных вопросов, всё получается совсем не так плохо, как можно было ожидать.
Стоя в своём кабинете у окна, выходящего на перекрёсток Садового кольца и Нового Арбата, он вспомнил, как вчера вечером, после того как доложил послу (с ним он решил восстановить максимально возможные в нынешней ситуации дружеские отношения) о своём разговоре с Вашингтоном и дальнейших действиях, они довольно крепко выпили. Это, пожалуй, было смешно – оба глубокие знатоки русской культуры и обычаев, но одновременно и настоящие американцы тоже, карьерные чиновники, решили использовать одну и ту же методику – русский пьяный «razgovоr po duscham», в надежде заставить собеседника сказать гораздо больше того, на что можно рассчитывать в разговоре обычном и статусном. Тем более у каждого был повод посетовать на судьбу, поделиться мыслями о незавидном будущем и прикинуться, будто «v jiletku» поплакаться ну совершенно некому.
Они с послом уже выпили достаточно водки, и Лерой Лютенс подумал, что русские и тут проявили своё византийское коварство и способности к «нечистой игре». Зная о собственных биохимическом и психологическом преимуществах – повышенная концентрация алкогольдегидрогеназы в организме и умение сохранять самоконтроль практически в любой стадии опьянения (генетически закрепившийся признак, способствующий выживанию наиболее здравомыслящих и резистентных особей. Даже пословица у них на этот случай имеется – «Кто пьян, да умён, два угодья в нём»), они навязали всему остальному цивилизованному миру любовь к своей «vodke» и представление о том, что настоящий мужчина должен уметь выпить «dlya kompanii» минимум десять «дринков», после чего только и возможно между «sobutylnikami» настоящее взаимопонимание. Если ты с человеком выпивал, да не раз, вы с ним автоматически становитесь по-особому близки, как, допустим, члены разных «каппа-бета-гамма»[70] американских университетов. Даже ближе.
Лерой чувствовал, что обычай в принципе правильный, после «двух по сто» назревший конфликт с послом удалось как-то купировать, они взаимно признали собственную неправоту в некоторых вопросах и начали вместе вырабатывать черновик (пока) плана, подходящего, чтобы защитить их обоих от гнева Вашингтона. У каждого своё начальство, но любое начальство всегда горит желанием свалить всё просчёты, а также и любые природные явления, от наводнения до падения астероида на лужайку Белого дома на подчинённых. Потому что опыт показывает – в очень редких случаях самое высшее начальство (только если оно действительно умное и всерьёз болеет за государственные интересы) берётся выяснять, кто на самом деле виноват в том или ином «неприятном происшествии». Русский термин «ЧП» на Западе почти не используется, считается слишком категоричным.
Теперь, похоже, и посол и разведчик сошлись на том, что поодиночке выплывать нет никакого смысла, да и шансов меньше ровно вдвое. Точнее, не так – шансов меньше не вдвое, а в бесконечное число раз, потому что если не помогать сейчас друг другу, а топить – стопроцентный конец обоим.
Лютенс ощутил гордость за то, что умеет столь изящно формулировать приходящие в голову мысли, а заодно и то, что непременно опять нужно немного добавить – сейчас он один, в кабинете, примыкающем к двухкомнатной «комнате отдыха», попросту говоря – обычной квартирке «сталинского», как здесь говорят, стиля[71], и это очень даже хорошо в сравнении с надоевшим «хай-теком».
Для того чтобы мысль и дальше как бы сама собой разматывалась в нужном направлении, ещё одна стопочка будет в самый раз. Потому русские такие хитроумные, что не упускают случая выпить, и для того чтобы в их хитромудростях разобраться, нужно и самому привести мозг в особым образом измененное состояние.
Он достал из холодильника поллитровку характерного дизайна, две баварские колбаски, густо намазал их не сладкой немецкой, а до слёз пробирающей русской горчицей.
Всё-таки этот мир катится явным образом не туда. Если почитать книги начала прошлого века, хотя бы и Ремарка, так там люди пили пиво, шнапс, закусывали гороховым супом с варёным свиным брюхом, колбасами, на крайний случай – консервированной свининой с бобами. Ели и пили помногу, и ни у кого из тогдашних писателей нет даже намёка, что это может быть вредно (если только специально, в художественных целях брались изобразить конченого человека, горького пьяницу. Но и такие, у Горького в «На дне», например, рассуждают весьма здраво и резонёрствуют[72]). Какой же вред мог быть от хорошей еды? И курили тогда все, и табак жевали, кокаин спокойно покупали в аптеке и нюхали, не скрываясь… А о раке лёгких, наркомании, ожирении, холестерине люди понятия не имели. Наверное, потому, что врачей тогда было очень мало – один-два на город, вот они и лечили тех, кого успевали, а заниматься пропагандой «здорового образа жизни» им было просто некогда. Да и в голову не приходило рубить сук, на котором сидишь.
Разведчик выпил, стоя у открытого окна и любуясь с шестого этажа на панораму центра города.
Кажется, перенапряжённые нервы начало понемногу отпускать. А то ведь совсем плохо было. Перед Крейгом Лютенс храбрился, а на самом деле чувствовал себя отвратительно. После такого оглушительного провала ему, посвящённому в слишком многие тайны, ничего не стоило и под ликвидацию угодить. Не он первый, не он последний. Намёк посла на то, что разведчика могут выдать (ну, не впрямую выдать, конечно, просто не препятствовать задержанию), Лерой всерьёз не принял, кто ж Крейгу позволил бы такое, а вот пристукнуть без шума свои же ребята из спецкоманды могли бы спокойно. Да и сейчас ещё могут: разговор с Вашингтоном как-то слишком гладко прошёл, так иногда говорят с человеком, которого на самом деле уже списали, но не хотят раньше времени спугнуть. Хорошая снайперская винтовка может продырявить насквозь из окна любого здания в радиусе полутора километров. И свалить можно на кого угодно – на русский спецназ, на русских же террористов или на третьи силы, желающие поссорить наши народы.