“В подвальном” она произнесла доверительно, я бы даже сказал, с пониманием, даже с некоторым скрытым обещанием исправить ужасную несправедливость. Я вам, вы мне. И чтобы я не подумал чего лишнего, расшифровала: “С Романом Данилычем я хорошо знакома. Академик Сланский – очень достойный человек, потомственный интеллигент, крупный советский ученый. Мы давно дружим семьями. Понятно, я имею в виду своего отца”.
Я бы с такой, как Светлана С., не пошел в разведку. За линией фронта она запросто обменяла бы меня на вражеского языка. Поэтому продолжал молчать, дал ей возможность выговориться. Зато Сашка все время возникал в телефоне. “Ну, изящная сучка, да? В ее анкете столько хорошего! Она подружку свою укатала на Сахалин из-за какой-то комсомольской размолвки. Слышь, Сашка, ее даже в обкоме боятся. Она еще там не работает, а ее уже боятся. – Он непристойно хохотнул: – Давай намекнем в отчете, что она скрытый диссидент. На х… она нормальным людям на партийной работе? Со своей ритмодинамикой она столько дров нарубит, что перестройку придется отменять”.
“Вы замужем?”
“Да, – улыбнулась Светлана С., – Роман Данилыч знает”.
Она постоянно ссылалась на Старика. И ничуть не волновалась. Ее будущее было ясным, как весеннее солнышко. В союзной республике ей, конечно, поручат идеологию. Судьба перестройки зависит от таких вот деятельных особ.
“А как вы относитесь к истории с Рустом?”
“Это не история, Александр Александрович, – взмахом ресниц успокоила меня Светлана С. – Это всего лишь досадная помарка в нашей истории. Крошечная. Незаметная. Стер ее, и нет ее. Но выводы надо делать, тут вы правы, – как бы похвалила меня Светлана С. – Знаете, на каком самолете летел этот немец, чтобы незаконно приземлиться на Красной площади? На легкомоторном Cessna 172B Skyhawk. – Она это заметила как бы невзначай, но сильно подчеркнула мое незнание. – А помните, Александр Александрович, кем был этот немец? – Конечно, я не помнил. – Всего лишь студент, летчик-любитель. Девятнадцать лет, недоучка. Советский студент, даже первокурсник, никогда бы не полетел в Бонн. – “Ну да,- подумал я, – куда нашему студенту! Его бы собственные подружки-комсомолки задавили в постели, узнай о таком намерении”. – Советский студент нашел бы возможность отличиться иначе”.
“Но этот Руст, – возразил я, – беспрепятственно пересек государственную границу СССР. Его не заметили силы нашей ПВО. Руст незамеченный долетел до Красной площади!”
Я напрасно пытался увидеть в глазах Светланы С. признаки волнения, их не было.
“Не волнуйтесь, Александр Александрович, мы немцам ответили адекватно, – успокаивающе кивнула она, туго сжав под платьем колени. – Должностей лишились все, кто чего-то недосмотрел. Мы за жесткое отношение к нерадивым служащим. Любого ранга, – добавила она строго. – Может быть, вы не знаете, но смещены со своих должностей министр обороны маршал Соколов, командующий войсками ПВО главный маршал авиации Колдунов, маршалы авиации Ефимов и Константинов, они командовали ВВС и Московским округом ПВО соответственно”.
“А вы не думаете… что этот инцидент… мог быть спровоцирован?”
“Кем? – изумленно спросила Светлана С. – Можете назвать конкретные имена?”
“Да нет, какие имена. Я это предположительно. Вы ведь понимаете? – она в ответ скромно кивнула. – Время сложное… Перестройка… Воздействовать на нелояльных чиновников, особенно крупного ранга, можно разными способами…”
На это она не ответила.
Впрочем, это и был ответ.
Мы со Светланой С. много в тот день поговорили.
На любой вопрос она отвечала уверенно. Но из таких, как она, все же решил я, чаще Фурцевы получаются, чем контрреволюционерки. На общем обсуждении я поделился своими соображениями с Толиком, Мишей, Сашей и Стариком (Виталик был в отъезде). Один только Миша мне возразил: “Вот увидите, эта дамочка еще наломает дров”. И Старик возразил. Правда, он вынужден был нам возражать, потому что на нем висел институт, а не только наша лаборатория…”
2009 год
Все еще 17 августа
“Девушка идет с головою лося, но не на плечах, а на подносе. И никто не спросит, где взяла. Видимо, у всех дела”. Текст в эсэмэске шел без запятых, я знаки препинания сам расставил. А заканчивался указанный текст вопросом: “Женька на тебя не выходил?”
Tic-tac, one-two. У меня подбитый глаз ноет при бабенькиного сынка.
Папы дома не было, и мама с тетей Адой ушла. И Люси не было. Я с ногами залез в любимое кресло и покрутил старый мультик. Мне вот интересно, все эти мегаловушки из обрубленных стволов с острыми колами – они и в самом деле применялись в лесных засадах и были так эффективны, как показывают, или это миф такой? Это же сколько труда надо потратить, чтобы срубить такое дерево, очистить от веток, заточить сучья, потом поднять снаряд на высоту и привязать правильным образом? А потом, в нужный момент, рубишь веревку, а всадники пригнулись – и мимо! От расстройства можно и битву проиграть.
Хотел сосредоточиться, но мобильник не молчал.
“Мои мысли опять о тебе мои мысли опять в пустоте свои мысли стараюсь собрать о любви тебе прошептать”.
Эсэмэски от Аньки приходят без знаков препинания, но не каждый раз.
Вот, например: “Неужели я такая сексуальная, что жизнь меня так и трахает?”
Я слышал, что скоро выпустят мобилу с функцией блокировки изначально ненужных звонков.
“Еще один день оказался напрасной тратой макияжа”.
Мне это фиолетово, но все равно отвлекся.
“Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы все калории пошли в сиськи”.
Могла бы такое не говорить. Пусть остается, как есть, мне нравится. Ненавижу тупых людей. Лучше бы придумали компьютеры, которые по голосовой команде “блин!” отменяли бы все последние действия. Человек – сложная система. У папы в тетрадке так записано: “Электромагнитные колебания, существующие внутри живого организма, только отчасти зависят от колебаний, существующих вне организма. Хотя собственные колебания организма и возбуждаются колебаниями внешних источников, затем они образуются в организме вновь, уже в специфической форме. Каждый орган и каждая клетка обладают своим специфическим спектром колебаний, своими специфическими характеристиками этих колебаний (формой и видом, а также частотой). Поддержание колебаний зависит от “добротности” резонатора клетки, органа, ткани или организма в целом. Если “добротность” резонатора нарушена или отсутствует, могут возникнуть инкогерентные, неадекватные, патологические электромагнитные колебания…”
Не так понятно, как у Митио Каку, но и Анькины эсэмэски не всегда понятны.
И все еще 17 августа
“Сам подумай… Дождь прошел… – жаловалась Анька по телефону. – Пошла в магазин, поскользнулась на луже возле дома, упала, запачкалась… Вернулась домой, переодеваться… Только дошла до “Холидея”, как, блин, споткнулась на первой же ступеньке…”
Чтобы Анька не вспоминала о пропавшем Ламбе, я выдал ей список кинушек, которые стоит посмотреть. “Все равно, – сказал, – ты ищешь Женьку, не выходя из дома, ну, хоть каким-то делом займись, а то ты со мной даже в кино не ходишь. Для начала скачай из Интернета “Загадочную историю Бенжамена Батона”. Там Бред Питт, тебе понравится”.
“А я недавно с Женькой посмотрела “Миллионера из трущёб”. – Анька так и произнесла: из трущёб. – Офигительная история. Семь Оскаров”.
“Лучше “Семь жизней” посмотри. Там Уилл Смит”.
“Это клёво. Это я смотрела. У меня вся семья рыдала”.
“А еще можешь порыдать на “Олимпикус Инферно”. Это про Южную Осетию. Это русский фильм. Это такой фильм, что его должны смотреть все американы и плакать, почему они живут в такой гнилой стране, как США”.
“Я все равно уеду в Америку”.
“С Ламбой?”
Анькин войс сразу упал.
“Знаешь, – сказал я миролюбиво, – лучше смотри анимэ. С таким твоим настроем лучше смотреть анимэ. “Эксперименты Лэйн” видела? Там рисовка – отстой, и музычка тоже, зато все начинается с самоубийства Тисы Ёмоды, девочки, которая училась с Лэйн в одной школе. Одноклассники этой Ёмоды, уроды, как у нас в классе, только еще страшней, получили мессидж по электронке. И будто отправлено самой этой Ёмодой, но уже после смерти. После ее, понятно, смерти. Клёво, да? И в письме умершая говорит, что только на время покинула свое тело. Ей захотелось пожить в Сети. Клёво? Может, Ламба тоже решил пожить в Сети?”
17 августа
О чем обычно мечтает Анька?
Я поставил мобилу на громкую связь.
“Гулять летом… Чтобы Женька повез на море с ночевкой… Чтобы все было по-настоящему офигенно… Чтобы познакомиться с Крисом из группы US5… Чтобы в мире было не столько обидчивых людей… – Это она обо мне. – Чтобы я в будущем стала знаменитой… И новые какие-нибудь духи японские… Или на необитаемый остров, чтобы жить рядом с US5… Летать, как птица… Чтобы у Женьки совесть проснулась, а то в школьной анкете на вопрос “Чего сегодня люди стыдятся?” он написал: “Ничего!”… Правда, так все написали, только я, дура, призналась: “отсутствия денег”… Чтобы лето дольше продлилось… Чтобы сто миллионов лепестков роз пахучих и в них лежать, кайф ловить… Чтобы найти миллион долларов мелкой наличкой, так разменивать не надо… Чтобы наша школа сгорела… Молочную шоколадку… Встретиться с Richie Stringini и пообщаться с ним… Чтобы Женьке назло стать любимой девушкой Richie из US5… Чтобы люди не были такими наглыми… Не хочу в школу бееееееееее… Чтобы мои попугайчики наконец… – Анька ни с того ни с сего застеснялась. – Ну, чтобы у них появились попугайчики маленькие…”
Много еще о чем она мечтает.
Я слушал Аньку и листал Митио Каку.
“Историки науки потратили немало усилий, пытаясь выяснить в точности, где был и чем занимался Шрёдингер, когда открыл свое знаменитое уравнение, навсегда изменившее современную физику и химию”. Интересно, а в новосибирском Академгородке, где я живу, были такие физики, которые открыли бы что-то такое, что навсегда изменило нашу жизнь? “Оказалось, что Шрёдингер был сторонником свободной любви и на отдых часто ездил с женой и любовницами”. Интересно, мой папа часто такое откалывает? Когда он меня отправлял в Россию, в аэропорт нас возила мисс Элевина Гарнет. От нее хорошо пахло. А по виду как наша горничная. “Шрёдингер вел подробный дневник, в который вносил всех своих многочисленных любовниц и сложным шифром обозначал каждую встречу. В настоящее время считается, что те выходные, когда было открыто знаменитое уравнение, Шрёдингер провел в Альпах, на вилле “Хервиг”, с одной из своих подружек”. Интересно, а с кем папа провел тот отдых, когда ему в голову пришел способ получить сразу так много денег, чтобы теперь жить на разных континентах и ссылать меня то в Евразию, то в Северную Америку?
Меня так завело, что я отправился в папин кабинет.
Может, бросить школу и заняться программированием?
Да нет, наверно. Их сейчас как крыс. Однажды папа рассказал за столом историю одного своего знакомого. Тот вылетел с работы и устроился на короткое время монтажником, ну, там подключал юзеров к Интернету по выделенке. Ползет однажды на коленях по чердаку вдоль кабеля, потолок грязный, низкий, он по уши в птичьем помете, и кругом кошки дохлые валяются. Вдруг навстречу бомж. Сопит: “Чё тут делаешь?” – “Интернет проверяю”. – “А коаксиал тестил?” – “Тестил”. – “А линк на хабе горит?” – “Горит”. – “А мастдай у юзера какой?” -“Девяносто пятый. Вроде не глючит”. – “А сетевуха трикомовская?” Вот так поговорили, этот папин дружок в тот же день пошел искать другую работу.
17 августа
Интересная история вечером произошла. Заходит в скайп Ленька Жилин, из параллельного класса, мы с ним на Мальту ездили с родителями. Говорит, ночью у них выпала вилка из розетки, холодильник разморозился и потек. А под утро собака пошла пить, она у них аккуратная, ну, наткнулась на огромную лужу, и ей порвало шаблон. Подвывая от непонимания, примчалась в спальню всех будить и объяснять, что лужу сделала не она.
Мы посмеялись.
Потом Ленька говорит:
“Ну, как в субботу Анька время провела?”
Я подумал, что это такой прикол. А он сбросил мне скрин Анькиной переписки. С Ламбой, конечно. Я и раньше знал, что они переписываются. Например, в каменном веке в чужую переписку в принципе не заглядывали, но я-то из другого времени, я сам в школьной анкете на вопрос “Чего стыдится современный человек?” ответил, как все: “Ничего”.
Аньке в честности не откажешь.
“Чувства разыгрались, а до секса не дошло”.
Это она прикалывалась. Надо поддерживать в ней такие настроения.
Правда, жалуется: “Женька, весь вред от родителей. Нас надо маленькими от родителей отбирать”.
“А кому отдашь? Новые родители тоже что-нибудь придумают или запьют, как прежние”.
“Я не знаю. Что делать, Женька?”
“Репликатор вещей построить”.
“О чем это ты?”
“О репликаторе всего”.
“И тогда у всех всё будет?”
“Ну да, – ответил Ламба. – Только все равно новые родители не выдержат и от вечной жадности пустят репликатор на полную мощь, чтобы он им коньяк производил или хоть водку паленую, если другой нет”.
“Я тебя, Женька, ненавижу”.
Анька молодец. Надо поддерживать в ней такие настроения.
“Ты, Женька, как дикарь с необитаемых островов, вечно трещишь браслетами”.
“Какие дикари на обитаемых островах? Сейчас все трещат браслетами. Я, Анька, не идеален”.
А эта дура расчувствовалась.
“Я, Женька, тоже не идеальна. Сплю в мужской рубашке. Да еще с плюшевым медведем. Да еще забываю себя контролировать и себя накручиваю. Не дружу со своей головой. У меня, Женька, тоже давно сдают нервы, а я все равно их не берегу. Вот люблю одного, а влюбляюсь во многих. Хочу быть единственной, а получается только – быть одной из многих. Погрязла в красном цвете, как в мечтах об идеальном мужчине. А уже не маленькая…”
Ночь на 18 августа
Из стопки папиных тетрадей я вытащил еще одну.
Открыл на вкладке и сразу наткнулся на такой текст:
“…Сильное колебание систем со слабо подавленными собственными колебаниями в случае, если они возбуждаются относительно слабыми внешними силами с частотой, которая равна или почти равна собственной частоте системы, называется резонанс. – У нас так препод по физике разговаривает. – Сущность нашего изобретения заключается в том, чтобы с помощью слабого электромагнитного поля вызвать в органах и системах резонанс и тем самым гармонизовать работу организма. Это необходимо для того, чтобы не вызвать принуждение органов выполнять не свойственные им функции. – Ну, точно как наш препод. – Тем самым мы избегаем эффекта передозировки…”
Не походило это на уравнение Шрёдингера, которое навсегда изменило современную физику и химию. В папином каменном веке все было по-другому. И писал он странно. Так дневники не ведут.
“…и еще Парвана.
Что мы ни говорили, она молчала.
Только смотрела на Виталика, а он тогда весь вложился в рекламу.
Дефиле. Презентации. Девицы. Журналисты. Стабилизирующие браслеты нового типа шли нарасхват. “Может, замедлиться?” – предлагал Сашка, предпочитавший более спокойный подход. Голубые глаза Виталика пылали: “Ты, Сашка, из Рубцовска. Ты был и остаешься парнем из Рубцовска. В Рубцовске рекламы не надо, там все купят, что ты им втюхаешь”.
В общем, дело развивалось. Дефолт девяносто восьмого года – записи датировались 2005 годом – и все прочие мрачные чудеса остались позади. Мы ни от кого не зависели, даже ФСБ закрывала глаза на наше существование и открывала их только по мере собственной надобности.
Вечером заглянул в кабинет Сашка.
Я честно сказал: “Я занят. Говори, что надо, и катись”.
Он засмеялся: “Да ничего, – и потер руками виски: – Головные боли замучили. Ходил сегодня к психологине, которую Виталик мне насоветовал. Играем с этой девахой в ассоциации, спрашивает она что-то, а я в окно смотрю. Она свое ведет. Вопрос, вопрос, вопрос. Слышу: „Алкоголь“. А я весь в своих мыслях, отвечаю: „Сто двадцать“. Деваха выпучила глаза: „Айтишник, что ли?“”
Я хмыкнул: “Жениться тебе надо”.
К тому времени только у Сашки семьи не было.
“Не сиди круглые сутки в лаборатории”, – пеняла Варька, даже пыталась знакомить Сашку с подружками. Но после того, как Сашка жестоко надругался над самой милой из ее подружек, она такие попытки оставила. Тем более мы начали выпуск “обээшек”, настроенные на личностные особенности конкретных людей. С Сашкой вообще стало не совладать.
“Ладно, садись. Но если явился излить душу, сочувствия у меня ноль”.
“Да не нуждаюсь я в сочувствии”.
“Тогда чего притащился?”
“Из-за Виталика”.
“Дался тебе Виталик!”
“Сашка, он плохо кончит”.
“Все мы кончим одинаково”.
“Может, и все. Может, и плохо. Но не так, как он. Ты знаешь, я имею в виду эту его бетонную бабу”.
“Не лезь к Парване”.
“Пока ее не было, Виталик жил по-другому”.
“Можно подумать, ты вдруг узнал о ней что-то новое”.
Он помолчал. Потом выдал: “Я видел ее личностные характеристики”.
Я обозлился: “Только не говори, что это она сама показала тебе свои данные”.
“Я этого и не говорю. Это не имеет значения. Но ты же каждый день видишь ее глаза. Они как бездонные ямы. В них только загляни, зарежешься. Но личностные характеристики на Парвану собраны. Это Виталик сделал”.
“И ты, конечно, вышел на файлы случайно?”
“Ну, если считать случайностью Мишину помощь…”
“Ты уже и Мишке запудрил мозги?”
“Я не в карман к Парване залез”.
“Ну да, не в карман. Ты в душу к ней залез, – жестко уточнил я. – Для создания блока личностных характеристик Парваны Виталику не надо было испрашивать нашего разрешения. Это их личное с Парваной дело – изучать друг друга. Они живут как муж и жена, чего тебе надо? Ты не имеешь права лезть в их жизнь, это как в чужую спальню заглядывать”.
“Но ты должен знать! Ты руководишь проектом!”
“Повторяю еще раз, мы не лезем в личные дела друг друга”.
“Послушай, – лицо у Сашки сделалось хмурое, и я почувствовал, что он уже не играет. – Когда мы начинали, нас было пятеро, да? Виталик, ты, Мишка, Толя, я. Дружно было. Каждый помогал каждому. А теперь Толика нет. Что толку в нашей осторожности, в наших глупых правилах? Ты забыл, что Толика убили бомжи? Это надо же, “обээшку” не носить в поясе! Ну, зачем он ночью поперся в сторону Морского?..”