Что делать? Евреи в этом вопросе обогнали нас на несколько веков. Мы – отсталый народ, а вот евреи – передовой. Можно сердиться по этому поводу. А можно догонять… Догонять гораздо интереснее!
ИУДАИЗМ И МЫШЛЕНИЕ
Опасаясь вызвать недовольство, а то и ярость единоверцев, отмечу еще один важнейший фактор: это сам по себе иудаизм.
К одному из самых сильных сторон христианства относится то, что христианство создает тип активного, деятельного человека. Действительно – идеал находится вне мира. Идеал – только у Бога. Материальный мир и в том числе сам человек весьма далеки от совершенства. Сравнивая мир с идеалом, христианин стремится если и не привести его к полному совершенству (что невозможно), то хотя бы приблизить к идеалу.
Сравнивая с идеалом самого себя, христианин вынужден делать вывод о своей греховности, и делать принципиально то же самое – приводить самого себя к идеалу. Ведь в человеке, как мы верим, сталкивается высшее, божественное, и тварное – то есть животная, природная сущность. Тварное и божественное борются, и свободная воля человека определяет, что же именно в нем победит.
Христианство формирует в человеке некую тревожную черту, которой, похоже, начисто лишен язычник. Если мир – арена вечной схватки дьявола и Бога, то ведь никто заранее не сказал, что добро непременно победит. И уж, конечно, оно не победит без участия людей… В том числе и без твоего лично участия. Мир требует постоянного внимания, постоянных усилий, постоянного усовершенствования. Христианин просто обречен принимать постоянное участие в созидательной работе и озираться вокруг в постоянной тревоге: а не происходит ли вокруг чего-нибудь неподходящего?! Чего-то, что требует его вмешательства, чтобы устроить Божий мир хотя бы чуть более разумно?
Но если сравнить христианина с иудаистом, тут же выясняется: христианин – типаж все-таки более спокойный. Ведь в мире присутствует Бог. Дух Святой разлит в мире, и мир хоть в какой-то степени, но свят. Этот мир никак не оставлен Богом: в мире уже был мессия, и он недвусмысленно сказал, что еще придет в мир перед концом. Причем концом, который ничего особенно плохого не сулит ни уже умершим, ни дожившим до конца времен. Грядет суд, и каждый из нас получит по заслугам… Так что же мешает вести себя так, чтобы не вызвать Божьего гнева? Кроме того, Господь милостив. Мы – Его творения, Его дети. А кто же, если сын попросит у него хлеба, даст ему вместо хлеба камень? И если попросит рыбы, кто же даст сыну вместо рыбы змею?
Но ведь иудаист вовсе не считает, что в мире разлита божественная благодать! Мир не благой, хотя с тем же успехом и не отвратительный. Он просто есть – никак особенно не окрашенный, как и мир язычника. С этим неблагодатным миром, данным иудею для прокормления, можно поступать по-свойски, изменяя и преобразовывая. Но, с другой стороны, ведь и не помогает никто…
Еврей гораздо больше предоставлен самому себе в этом мире, чем христианин. Его Отец гораздо меньше опекает его, и потому ему жить куда страшнее. Но, с другой стороны, и сыновняя позиция у еврея слабее. Волей-неволей еврей сам принимает решения, без оглядки на Бога. Это даже не «на Бога надейся, а сам не плошай», это вынужденная взрослая жизнь в мире, где тебя никто не защитит.
КАББАЛА
Христианство приучает своих приверженцев к рациональному мышлению; наверное, это одна из самых рациональных религий, и это великий воспитатель. Самые принципы Рационального познания были выработаны церковью.
В конце концов, на чем основывается все учение христианской церкви и ее миссия в мире? Да на том, что в годы правления императора Тиберия в одной из самых глухих римских провинций произошло нечто. Сплелся целый клубок событий, которые могут иметь множество самых различных объяснений. Можно было верить или не верить в то, что Бог сошел к людям в своем Сыне; можно было не верить и в самого Бога, а верить в Ашто-рет, Ваала или золотого тельца Аписа.
И даже поверив в Бога и в его Сына, люди могли распространять самые фантастические слухи о том, что же все-таки произошло. Многие жители Иерусалима и всей Иудеи что-то видели, что-то слышали и как-то это все для себя поняли… уж как сумели, так и поняли. Можно себе представить, какие фантастические и нелепые слухи ходили вокруг Богоявления, если невероятнейшими сплетнями сопровождается каждое вообще значительное событие? Как волна самых фантастических слухов захлестывает такое событие, прекрасно показал М. Булгаков в своей «Белой гвардии».
Тем более, во времена Христа фантазия людей не умерялась никаким образованием – даже таким скверным, какое получаем мы сейчас. А произошедшее событие было даже важнее, судьбо-носнее для современников, чем вход в Киев Петлюры или свержение Украинской Директории.
Семь вселенских соборов IV-VII веков стали рассматривать все эти слухи, мнения, отголоски, рассказы. Соборы постарались привести в систему все, что известно о Христе, и отделить достоверные сведения от явно недостоверных. Изучили более двадцати одних только Евангелий, и лишь четыре из них были признаны заслуживающими доверия; эти Евангелия: от Луки, от Марка, от Иоанна и от Матфея, церковь считает каноническими, то есть удостоверяет своим авторитетом – это истина. Остальные Евангелия названы апокрифическими – то есть за их подлинность и достоверность сообщаемого в них церковь не может поручиться.
Там, на соборах, и были заложены принципы того, что мы называем сейчас «научным аппаратом» и «доказательностью». Применяют эти принципы вовсе не одни ученые, но и врачи, и следователи, и агрономы, и писатели: все, кому по долгу службы надо добираться до истины сквозь нагромождения случайных сведений, а порой и сознательных попыток лгать.
Но в том-то и дело, что иудаизм требует еще более рационального, еще более критического отношения к жизни. Тот уровень обработки информации, который типичен только для интеллигентных гоев, стал обычен практически для всех или почти всех евреев.
В мире ведь нет Бога. Бог не пронизывает этот мир, как Дух Святой. А раз так, нет никаких причин не познать этот мир полностью и до конца, не разложить его на части, не изучить его механику… Более того – это изучение тоже ведь богоданная задача; ведь книжное учение и задачу понимания священных текстов так легко приложить и к задаче изучения природы.
Читателю может показаться это дикостью – но ведь и идея Каббалы тоже очень рациональная в своей основе. Для человека в древности, в Средневековье, было несомненно, что в основе мироздания лежат какие-то скрытые от него, но несомненно идеальные законы: порядки связанных между собой чисел, геометрические фигуры, словесные формулы. На этом основана магия: если знать тайные связи между явлениями, если уметь управлять ими, можно творить добро и зло, стать могущественным, как античный бог типа Гефеста или Аполлона. А Каббала – это очень еврейское учение, и христиане тут только ученики [71].
Для христианина в Каббале и в магии есть нечто еретическое, — уже вторжением в области, которые Бог по разумению своему скрыл от человека. Скрыл? Значит, знал, что делал, и нечего в них лезть слабыми человеческими ручонками, извращенным человеческим умишком.
А вот для еврея нет греха, нет ереси в познании этих тайных законов. Сама религия подталкивает его к такому занятию. Много ли может познать еврей из такого рода изысканий – это уже второй вопрос. Главное – путь открыт, и ряды каббалистов не убывали с древности до XX века, а временами число их резко возрастало.
ОЖИДАНИЕ МЕССИИ
Для иудеев мессия в наш мир еще не пришел. Он может прийти в любой момент, но ведь никто не знает, когда именно и где… Мессии в еврейской жизни появлялись постоянно, только в одни периоды от «мессии» до другого «мессии» проходили века, а то они шатались просто толпами, почти как пророки в VII-IV веках до Р.Х. по Иудее.
Около трехсот раз являлись разного рода жулики, объявлявшие себя мессиями. Как хотя бы Саббатай Цви в Турции XVIII века. Султан отнесся с юмором к попытке сесть на его трон и велел отделить голову Саббатая от тела: с той лишь целью, объяснил султан, чтобы увидеть своими глазами чудо воскрешения. Заливаясь слезами, сознался Саббатай, что он не мессия, а только лишь мелкий мошенник, и был приставлен привратником к одному из Дворцов султана. Чтобы всем все было очевиднее, султан даже поощрял общение с «мессией» и приставил к нему охрану: обманутые евреи часто порывались намять Саббатаю бока.
Или вот красочная история еще одного прихода еврейского «мессии». Польский парень и еврейская девушка тайно встречались, и стал у девушки расти животик (ну, не было контрацептивов в XVII веке, что тут поделаешь).
– Не плачь, моя ненаглядная, я помогу беде.
– Не плачь, моя ненаглядная, я помогу беде.
– Замуж возьмешь?! Я выкрещусь.
Но парень придумал, по его мнению, получше. Вечером, когда вся семья грешницы сидела за ужином, в окно влетел здоровенный булыжник, и замогильный голос возгласил:
– Радуйся,.Соломон! На тебе почиет благословение Авраама, Исаака и Якова и лично пана Бога! Твоя дочь вскоре родит мессию!
Слышали это многие, а во что хочется, в то и верится. Иудеи как-то не обратили внимания, что говорил-то голос почему-то по-польски, и что Господу Богу зачем-то понадобился булыжник. Они стали окружать девицу всяческой заботой, в местечко стали стекаться паломники… Все бы хорошо, но вот родила она дочь… Это единственное, чего не мог, конечно же, предусмотреть бедный парень.
Смешно? Не очень, потому что мне как-то и не хочется думать о судьбе девушки. А в чем она виновата, если подумать? В том, что любила своего парня? Да, это страшное преступление! А ведь община будет травить и ребенка – страшно подумать! Незаконнорожденного! Прививая ему комплекс неполноценности и идиотское чувство вины неизвестно перед кем. В общем, все это гнусно, господа.
А перед евреями открывается не очень веселая перспектива: постоянно сталкиваться с новыми «мессиями» и выяснять, подлинные они или очередная подделка. Каждый может оказаться и подлинным, вот ведь в чем дело! И расслабляться еврею не приходится.
Вот и получается: мало того, что религия делает еврея образованным, она еще и заставляет его быть самостоятельным и ответственным. И недоверчивым. И критичным. И думать, думать, думать…
ДРУГИЕ ПРИЧИНЫ
Очень легко заметить, что, по крайней мере, еще два обстоятельства делают еврея более активным и более умным, чем окружающие.
Во-первых, это сама по себе жизнь в диаспоре, за которой стоит жесткое давление окружающего мира, постоянная и беспощадная борьба за жизнь. Еврей совершенно точно знает, что он должен быть не просто умным и хорошо помнить Талмуд. Он должен уметь делать что-то такое, за что ему заплатят деньги. Причем он должен уметь делать это так хорошо, чтобы деньги платили именно ему.
Мало работать так же хорошо, как все окружающие. Евреи в средневековой Англии и Франции работали не хуже, а, пожалуй, даже лучше, чем ломбардские купцы и банкиры. Но лам-бардцы были «свои», христиане, и как только без евреев смогли обойтись, так сразу же их и выгнали. Еврей внутренне, на уровне подсознания убежден: он должен работать не просто лучше других, а с большим отрывом от других. Иначе от него быстро избавятся.
К этому добавляется естественное человеческое стремление делать свое дело хорошо, подспудное стремление к совершенству. Такое стремление есть у всех людей, но у евреев с их страхом изгнания, уничтожения, насилия желание работать хорошо приобретает особенно рафинированные, порой какие-то судорожные формы.
Могу дать читателю вполне серьезный совет: если вы попали в чужой город, вы никого не знаете в этом городе и вам срочно надо выдернуть зуб, из двух кабинетов с надписями «Гершензон» и «Иванов» выбирайте тот, на дверях которого написано «Гершензон». Гарантию, разумеется, дает только страховой полис (а в наше время и он гарантий не дает), но при прочих равных обстоятельствах лучше пойти к еврею. Ученые степени врут, их можно купить или присвоить безо всякого на то основания. Никакая новая техника не заменит профессионального мастерства. А шансов на то, что еврей – хороший специалист, больше. Евреи чаще и острее, чем люди других народов, считают, что плохо работать – это стыдно. И еще они считают, что плохо работать – опасно.
Во-вторых, еврей волей-неволей знает несколько языков. Живя среди других народов, он вынужден говорить на языках тех, кто вокруг. Женщины еще могли не учить языков гоев, особенно если община большая и все необходимое можно купить-починить-заказать внутри общины. Да и еврейки часто вынуждены были знать языки. А уж мужчины были просто обречены на знание нескольких языков.
Сефарды говорили на спаньоль… Но ведь и знание испанского оставалось необходимым. И арабского. На каком, по-вашему, языке говорил Маймонид с другими придворными и с самим калифом? На иврите? Но и иврит мцогие знали, писали на нем стихи и философские трактаты. Переводили Аристотеля с греческого на латынь и на латыни беседовали с европейскими книжниками про Цельса, Авиценну и Феофраста.
То есть я не утверждаю, что каждый из евреев Испании знал все эти языки в полном совершенстве, но даже самый низкопоставленный, коснеющий в полном убожестве иудей вынужденно знал два-три языка – хотя бы на уровне бытового, повседневного общения. А еврейская интеллигенция была, и тоже поневоле, полиглотной.
В странах Европы – местный язык, иврит, а для образованных еще и латынь. Если заниматься торговлей, то местный язык нужен не один. Если торговля международная, то нужны языки еще и восточные.
Ашкеназский еврей говорил на идиш, знал иврит, польский и западнорусский (много позже назовут его украинским). Желательно было знать и немецкий, а после вхождения Польши в состав Российской империи – и литературный русский язык, на котором объяснялась администрация, который стал официальным языком делопроизводства.
Язык – это ведь тоже верное средство для тренировки мозгов. Даже не выученный до конца или плохо выученный язык открывает человеку новую систему представлений о мире ценностей, взглядов, сравнений, образов. Это и само по себе будит мысль, пришпоривает воображение, толкает ввысь и вперед. А тут еще включается сравнение… У нас вот так… У испанцев вот так… А у поляков – вон оно как… А у русских…
Еврей поневоле оказывался всю свою историю в межкультурном пространстве. Волей-неволей он должен был объясняться с людьми разных народов, разных культур и языков. От этого растет неуверенность в «единственно правильных» способах реагировать на окружающее, понимание, что каждую проблему можно увидеть по-разному. И предложить много решений… То есть происходит расширение сознания, растет умение смотреть на явление со стороны.
Я много раз убеждался в том, что мои еврейские коллеги лучше умеют видеть ситуацию «извне». То есть у нас, европейских интеллектуалов, это тоже неплохо получается, но видеть столкновения народов с «птичьего полета», понимать, кому и что надо друг от друга, евреи в целом умеют гораздо лучше. Случайно ли лучшие культурологи России, да, пожалуй, и всей Европы – Лотман и Гуревич? Я совсем не уверен, что это случайно.
НА ГЕНЕТИЧЕСКОМ УРОВНЕ
Чарльз Дарвин вполне серьезно считал, что качества, приобретенные при жизни организма, передаются потомству.
Немецкий врач Роберт Кох в 1865 году доказал, что это не так. Роберт Кох отрезал мышам хвосты. Бесхвостые мыши размножались, у них рождались хвостатые мышата. Роберт Кох им тоже отчекрыживал хвосты, и, лишенные своих розовых хвостов, белые мыши производили новое, тоже хвостатое поколение.
Когда на свет появилось 22-е поколение хвостатых мышей, роберт Кох перестал уродовать бедных зверюшек и сел писать статью о том, что приобретенные при жизни признаки не передаются по наследству.
Современная наука считает, что все намного сложнее, чем думали в XIX веке. Каждый сыновний организм чем-то отличается от родительских, и эти мутации не зависят от опыта родителей. Но от удачности мутации зависит и выживание организма, и число его детенышей. То есть организмы нового поколения порождают в большем числе те, кто является мутацией получше.
Если в популяции есть требование – быть умным и обучаемым, то и выживать умные и обучаемые будут чаще, и рождаться детей у них будет больше.
Но если так – то и рождаться у таких людей умные и обучаемые будут чаще. А к ним ведь тоже будут предъявляться те же требования: быть умными и обучаемыми…
Благоприятные признаки будут закрепляться намного быстрее, если передавать их будут по обеим родительским линиям. А ведь в еврейской среде века, тысячелетия был нормой отбор умников и умниц для брака. Жениха уж наверняка экзаменовали на знание Торы и Талмуда. Да и ум женщины был важен, и если невеста получала хоть какое-то образование, это ценилось.
Шел половой отбор, потому что умники выбирали умниц и наоборот. «Происхождение человека и половой отбор» – название знаменитой книги Ч. Дарвина, и в этом, что называется, «что-то есть». На женщин в еврейском обществе тоже действовал интеллектуальный отбор, хотя и гораздо слабее, чем на мужчин.
На протяжении жизни многих поколений у евреев шло закрепление признаков интеллекта и обучаемости. К этому можно относиться с завистью, можно – истерично, но факты мало меняются от того, как мы к ним относимся.
Следствия понятны, и их два. Во-первых, мужчинам приходится еще тянуться, стараться быть еще умнее и сильнее. Раз жена ученая и умная – надо дотягивать! Надо соответствовать ее уровню, чтобы оставаться лидером в семье. Из-за этого, кстати, многие мужичонки послабее и поглупее не любят и боятся умных женщин.