– Почти такой же, как Шубин? – усмехнулась Юля, вспомнив, как краснеет Зима при виде Игоря, и испытывая вновь унизительное чувство ревности.
– Юля, что с тобой? Уж не ревнуешь ли ты меня к своему Шубину? – вдруг спросила Наташа без обиняков.
– Ревную, а что?
– Значит, ты все-таки неравнодушна к нему? Вот это да! Тогда и я признаюсь тебе кое в чем. Знаешь, а ведь мне действительно ужас как нравится Игорь. Лучшего мужа и не найти. Только я всегда почему-то думала, что он тебе глубоко безразличен. Или я ошибаюсь, и Крымов… забыт?
Юле был неприятен этот разговор. Тем более ее бесило, когда ей напоминали об отношениях с Крымовым. И кто? Наташа!
– Да, ты права. Крымов забыт, а Шубин, возможно, станет вскоре моим мужем. Но, Наташа!..
– Нет, нет, у меня с Шубиным ничего не было, – опередила ее вопрос Наташа и горько улыбнулась. – Хотя я-то надеялась, что это вопрос времени.
«Вот вам и Наташа-тихоня», – подумала Юля и неожиданно рассмеялась, глядя на пунцовую Зиму. Этот смех на редкость кстати напомнил Юле о том, что, помимо страшных преступлений и присутствия в квартире непредсказуемой Холодковой, в жизни есть еще место радости и даже беззаботности, чего ей в последнее время не хватало. И ей вдруг так захотелось пойти вместе с Наташей в парикмахерскую и отдать себя в руки хорошего мастера, что она даже сказала об этом вслух.
– Ну и пойдем! Какие проблемы? У тебя что, сегодня много дел?
– Не то слово. Мне надо побывать в квартирах убитых женщин еще раз. Да и к Холодковой наведаться не помешало бы…
– Жаль, что у меня назначено, а то бы я составила тебе компанию. Шубина-то нет, страшновато, наверное, ходить по пустым квартирам, в которых пахнет смертью?..
– А ты могла бы пойти со мной?
– Конечно! Я только стеснялась тебе это предложить. По-моему, это жуть как интересно.
– Так, может, ты отложишь свой поход?
– Но я же предупредила, что приду… Прямо не знаю, как и поступить. Нехорошо обманывать Коршикова.
– Кого-кого? Коршикова?
Она где-то слышала эту фамилию.
– Подожди, мне нужно кое-что взять… – Юля оглянулась на дверь, за которой находилась Холодкова, быстро открыла стоявшую на столике в прихожей сумку Жени и достала связку ключей. Наташа смотрела на нее с ужасом. – А что еще прикажешь делать? Мы же должны увидеть все своими глазами!..
Глава 5
Вечер, который был распланирован чуть ли не по минутам, грозил превратиться в приятное, полное безделья и отдыха времяпрепровождение. Юля поняла это, едва лишь переступила порог уютного парикмахерского салона «Коломба», расположенного, как ни странно, в том же здании, где и фирма «Эдельвейс», только в правом крыле. Несмотря на то что на город опустилась сырая тягучая осенняя мгла, отчего казалось, что все жители забились по своим теплым квартирам и на улицу никого не выгнать даже под дулом пистолета, в салоне кипела яркая и веселая жизнь: здесь наводили красоту около десятка женщин. Темно-синий бархат, которым были обтянуты стены, и великое множество желтых светильников в сочетании с оранжевой мебелью и огромными подвижными зеркалами создавали иллюзию существования параллельного мира – настолько поразила Юлю роскошь «Коломбы», провинциальной парикмахерской… Откуда здесь, в этом богом забытом городе, такое великолепие, стоящее усилий талантливого дизайнера и немалых денег?
Ее взгляд отмечал все, начиная от чудесных мощных фенов, которыми орудовали улыбающиеся юноши и девушки-мастера, и кончая отличными немецкими расческами, щипцами и белоснежными раковинами для мытья головы.
– Послушай, Наташа, и давно существует этот салон? Почему я о нем ничего не знаю?
– Он недавно открылся, но реклама уже успела пройти на местном телевидении, в газетах… Говорят, что этот салон – придумка Бобрищева, и что он набрал сюда лучших парикмахеров города. Но самое главное, что цены здесь нормальные. Вот только не запишешься. И если бы я не была лично знакома с Михаилом Георгиевичем, то мне пришлось бы ждать своей очереди пару месяцев. Но он меня, слава богу, запомнил, и когда я пришла к нему на днях, он записал меня в свой блокнот. Теперь понимаешь, почему мне так не хотелось отказываться?
– Еще бы! Не салон, а сплошной разврат. Какие кресла, диваны, черт, я вижу вон там даже небольшой бар! Все, решено, я остаюсь тоже. И если уговоришь своего Михаила Георгиевича, то сделаю себе прическу, пусть даже на длинные волосы и на ночь глядя. Если бы ты только знала, как я устала от этих трупов, моргов и тому подобного. Мне тоже хочется комфорта, тепла и чтобы меня кто-нибудь ублажил… Зови своего Коршикова… Вот черт… – Она осеклась, подумав, что чертыхаться почему-то доставляет ей удовольствие, и задала себе вопрос: – Где же я раньше слышала эту фамилию?
И вдруг вспомнила. И даже прикусила губу, чтобы раньше времени не выдать вслух информацию.
Между тем Наташа подошла к вдохновенно работающему над прической клиентки мастеру, высокому худому мужчине с аккуратно постриженными рыжеватыми волосами, и что-то сказала ему. Тот, даже не оборачиваясь в ее сторону и продолжая распылять лак, кивнул головой. Блеснули очки в золоченой оправе, в порыве движения распахнулся длинный черный халат… Да, здесь и мастера выглядели импозантно, стильно. Наташа вернулась, сияя:
– Он сказал, что примет нас обеих, представляешь? Давай сядем вон там, поближе к бару. Сейчас нам принесут по чашке кофе, и мы немного отдохнем. А потом – обещаю тебе – даже несмотря на ночь, я составлю тебе компанию и поеду с тобой, куда угодно. Даже, если потребуется, на кладбище.
Они сели в глубокие мягкие кресла и стали ждать кофе. Под жужжание фенов и приглушенные голоса Юля почувствовала, как ее потянуло в сон. Она даже забыла про Коршикова! И вдруг, оглядывая стены с висевшими на них фотопортретами великих красавиц столетия – Мерилин Монро, Греты Гарбо, Вивьен Ли и не менее красивых Синди Кроуфорд и Клаудии Шиффер, – она увидела знакомое ей лицо. Это был тоже портрет удивительно красивой женщины. Тонкое бледное лицо, окруженное облаком пышных светлых волос, и надменная улыбка, сложенная из темно-вишневых полных губ. Глаза – огромные, немного грустные, затуманены и глядят словно мимо тебя, в пространство.
Да, здесь ошибки быть не могло. Это был портрет Зои Пресецкой. Выполненный в той же прекрасной технике, что и портреты известных актрис и манекенщиц.
– Мне необходимо срочно поговорить с твоим мастером, – заволновалась Юля, чувствуя, что напала наконец-то на след убийцы Зои.
Коршиков! Коршикова Валентина Яковлевна, соседка Зои, обнаружила свою соседку мертвой. У Зои были острижены волосы. Да этот Коршиков наверняка приложил свою руку и… ножницы с бритвой к смерти Пресецкой. Это не может быть простым совпадением.
Сказала и сразу же пожалела. Его нельзя спугнуть. За ним теперь нужно срочно установить наблюдение. Но как, если она осталась совсем одна?! Шубин в Москве. Крымов – в Париже. А у нее не было времени связаться со своими агентами и поручить им работу. Грош ей цена в таком случае.
– Что с тобой? Ты вся побелела? – испугалась за нее Наташа. – Может, здесь душно? И зачем тебе разговаривать с ним? Он уже заканчивает, если хочешь, ты пойдешь первая. А я подожду. Полистаю журналы…
– Я сейчас, мне надо отлучиться на пару минут и кое-кому позвонить.
Она вышла в холл, лестница откуда вела в фирму «Эдельвейс», подошла к окну, достала телефон и, стараясь говорить потише, чтобы ее не услышали охранники и редкие посетители, набрала номер Стаса.
– Это Юлия Земцова, я приходила к вам по поводу убийства Зои Пресецкой…
– Да-да, я узнал вас, – услышала она знакомый голос. – Что-нибудь случилось?
– Да, мне срочно нужна ваша помощь. Вы не могли бы приехать сейчас на работу? В «Эдельвейс»?
– Хорошо…
– Я буду ждать вас в холле, внизу, возле кадки с пальмой, – уточнила она, отключая телефон и усаживаясь на небольшую кожаную кушетку, расположенную прямо под ветвями большой искусственной пальмы. «Идеальное место для курения», – подумала она.
– Салют, – услышала она неожиданно у себя за спиной, резко встала, повернулась и чуть не столкнулась со Стасом. Он улыбался во весь рот. И она поняла, что он разговаривал с ней по сотовому телефону, находясь в каких-нибудь десяти метрах от нее.
– Значит, вы еще на работе… Вы что, живете здесь? – Она старалась не выдать своего волнения. Ведь Стас через пару минут будет либо свидетелем ее открытия, либо – провала.
– Да нет, просто у одной из наших девушек сегодня день рождения, и мы празднуем.
– Понятно, тогда мне повезло. Стас, у меня к вам просьба. Дело в том, что в «Коломбе» работает один человек. Вы должны мне сказать, видели ли вы его раньше, как его зовут и не навещал ли он когда-нибудь Зою. Это очень важно.
– Хорошо, пойдемте… Хотя я и так догадываюсь, о ком речь. Я вспомнил о нем недавно, когда перебирал в памяти наш с вами разговор. Ведь вы имеете в виду Коршикова? Такого высокого рыжего мужчину в очках?..
– Значит, вы все знали и молчали?
– Но он всего лишь парикмахер. Я не подумал, что это может вас как-то заинтересовать.
Разговаривая, они подошли к прозрачным стеклянным дверям, и Юля пригласила Стаса войти в «Коломбу».
Коршиков уже расчесывал волосы Наташи Зимы. Увидев входящую в зал Юлю, Наташа из зеркала улыбнулась ей.
– Его зовут Михаил Георгиевич. – Стас присел на стоящую у стены банкетку и предложил Юле устроиться рядом. – Да, он приходил к Зое, они беседовали на лестнице.
– Но ведь вы не его имели в виду, когда говорили о каком-то бомже?
– Нет, упаси бог! Коршиков – сама элегантность. Просто он на виду, известный в городе человек. Мне и в голову бы не пришло, что он может быть замешан в убийстве…
– Но с чего вы взяли, что он в нем замешан?
– Так ведь вы им заинтересовались. К тому же Зою остригли… Я бы тоже, окажись на вашем месте, насторожился, если бы узнал, что у убитой есть знакомый парикмахер. Волосы, парикмахер, парик… Все это наводит на определенные мысли, вы не находите?
– Вы и про парик знаете?
– Так ведь он слетел с ее головы, когда ее труп собирались выносить. Кажется, даже санитару стало плохо, его затошнило…
– Вы что, были там? На месте преступления? – удивилась она. «При чем здесь этот мальчик?».
Вопрос, казалось, застал его врасплох.
– Я? На месте преступления? Нет, меня там не было, да и не могло быть…
Юля схватила его за руку и вытянула из салона обратно в холл. Почти насильно притащила к пальме и усадила на кушетку.
– Рассказывайте, что вы видели, где были и есть ли у вас алиби на тот вечер?
– Алиби нет, но есть свидетели, которые могут подтвердить, что в тот вечер я был в нескольких местах… – зло ответил Стас. – У вас на меня ничего нет, но вы правы, я действительно был в комнате Зои в тот момент, когда туда набилась милиция. Я вообще торчал у нее под окнами всю последнюю неделю. Я звонил ей, умолял о встрече, она нравилась мне, я же рассказывал вам… Я был влюблен в нее… Но она смеялась мне в лицо и говорила, что я еще ребенок. И что физиологические особенности моего организма, – он горько усмехнулся, – ее нисколько не интересуют. Она сначала кокетничала со мной, улыбалась, чуть ли не искала со мной встреч, но скорее всего мне это только казалось… А потом, когда я стал более настойчивым, она принялась грубить мне, чуть ли не оскорблять…
– Каким же образом?
– Называть меня мальчиком, – он опустил голову.
– Понятно. Так как вы оказались на месте преступления? Случайно?
– Говорю же, – процедил Стас, и его слегка качнуло, поскольку он выпил на дне рождения своей сотрудницы. – Я торчал у нее под окнами, звонил ей, пытался докинуть камешки до ее окна. Мне хотелось увидеть, как она живет, с кем живет, с какими мужчинами спит. Я заранее ненавидел их…
– Ну и что, увидели?
– Увидел.
– И с кем же она спала?
– С Бобрищевым. И ничего они не конфликтовали. Это все была рисовка или игра. Не знаю… Но он приходил к ней почти каждый день.
– И в день убийства был?
– Может, и был, но только днем. Он приходил к ней обычно после обеда, а если вечером, то оставался на ночь. Он у нее почти жил.
– А откуда тебе известно, что они не конфликтовали?
– Так видно же… С чего бы это мужику ездить к женщине почти каждый день?
– У тебя есть бинокль?
Он замотал головой так, словно в его присутствии произнесли нечто, что не должно было прозвучать по уговору, будто кто-то проболтался, предал его, произнеся запретное слово. Он явно не ожидал последнего вопроса.
– Ну вот, бинокль… – он сжал кулаки и покраснел. – Ну, есть… Но когда шторы задвинуты, мало что увидишь… Но то, что они встречались часто и у них были полноценные, если так можно выразиться, свидания, это я точно знаю.
– А кого ты видел вечером, после семи часов? Был кто-нибудь из тех, кто навещал ее в «Эдельвейсе»?
– Кроме Коршикова, никого. Но вы сами, наверное, уже знаете, что Михаил Георгиевич живет через стенку от нее. Поэтому, если бы он даже и входил в подъезд, я бы подумал, что он идет к себе домой.
– Так Коршиков входил тем вечером в подъезд или нет? Ты видел его?
– Нет, не видел. Вообще-то он работает допоздна, у него клиентура…
– А того мужчину, который показался тебе бомжом, тоже не видел?
– Да говорю же, нет, – огрызнулся он.
– А как ты узнал, что Зою убили?
– Как и все. Когда приехали машины с сиреной, собралась толпа…
– Но ведь было уже очень поздно, неужели ты все это время торчал под окнами?
В это невозможно было поверить. Как можно несколько часов ночью простоять на холоде, да еще под дождем, зная, что тебя все равно не впустят?
– Стас, хватит валять дурака! – не выдержала она. – Мне бы не хотелось тебе угрожать, но ты только что признался мне, что был на месте преступления. Ты сказал о парике, это деталь, которая может помочь мне арестовать тебя. Мне стоит только позвонить, – блефовала она, – как ты окажешься за решеткой. Если ты сейчас не скажешь, что делал всю ночь возле дома Пресецкой, я вынуждена буду позвонить в прокуратуру и сообщить, что у меня есть важный свидетель, если только это не ты сам убил Пресецкую…
– Вы что, с ума сошли? – грубо усмехнулся он. Похоже, ее слова не произвели на него никакого впечатления. – Кто же вам поверит? И как вы будете доказывать, что я там был?
– Тогда и вовсе не понятно, зачем ты мне все это говоришь… – она бессильно развела руками.
– Говорю потому, что и сам хочу понять, кто и за что ее убил. Но иногда мне в голову приходят очень странные мысли… – Тут он приблизил к ней свое лицо с позеленевшими и какими-то мутными глазами и покачал головой: – Эх вы… Думаете, мне так приятно признаваться в том, что меня тогда чуть не спустили с лестницы? Что я звонил ей весь вечер, колотил кулаками в дверь, ту самую общую с Коршиковыми дверь, чтобы только увидеть ее?.. Кстати, можете спросить у жены парикмахера, она подтвердит, что слышала мои звонки и стук. Она даже вышла и сказала мне, чтобы я убирался…
– Прямо так и сказала?
– Нет, конечно, она – женщина вежливая, потому помягче выразилась. Но я и так понял. Не дурак.
– И ты ушел?
– Нет, мне не хотелось уходить. И тогда я решил залезть к ней в лоджию.
– В лоджию? И что же? Тебе это удалось?
– Это было нетрудно… Я в том смысле, что кто-то уже все сделал до меня, дорожка-то была проторенная. Сначала я по пожарной лестнице поднялся на третий этаж, к Коршиковым в лоджию. Она у них не застекленная, открытая. Заглянул в их окна – сплошные шторы. А мне холодно, ветер, дождь… И я спокойно перелезаю в лоджию к Зое. А ведь она у нее закрытая, застекленная… И что вы думаете? Я рукой надавил на окно, оно открылось, да так легко, что я чуть было не сорвался, как вдруг увидел такую деревянную планку, необычную, словно нарочно приделанную к основанию, для того чтобы за нее держаться, когда перелезаешь с лоджии на лоджию, да еще и выступ для ноги внизу, чтобы было куда наступить… Говорю же, кто-то постарался… Вот я и перелез.
– И что же было потом? – Юля затаила дыхание.
– А потом было самое интересное…
– Подожди, в каком часу ты оказался в лоджии?
– Думаю, где-то в половине восьмого.
– И что же ты увидел там интересного?
– Я увидел Зою.
Здесь он сделал паузу. Отвернувшись, он закрыл глаза, словно заново переживая те мгновения.
– Между шторами была щель, – проговорил он, часто дыша. – И оттуда мне было видно всю спальню и Зою. Она была одна, ходила по спальне в чем мать родила, а в руке у нее был лимон.
– Лимон?
– Да. Я сначала не мог понять, что у нее в руке, но потом увидел, что это лимон. Точнее, половинка лимона. Зоя давила корку и протирала свои руки и плечи, должно быть, для того, чтобы от нее приятно пахло…
– Какой она выглядела? Радостной или озабоченной? Она кого-то ждала?
– А зачем я, собственно, к ней поднимался? Сам хотел узнать, кого же она ждет, раз меня не пускает.
– Ну и как, дождался?
– Да. Но только этого человека я не увидел. В какое-то мгновение мне показалось, будто что-то произошло, как если бы в прихожей раздался звонок. Потому что Зоя остановилась как вкопанная и посмотрела на дверь. Я-то ничего такого не слышал, просто предположил… Но она почему-то, вместо того чтобы кинуться к двери, подошла к кровати, склонилась, поправила подушки, улыбнулась… непонятно кому… Вот вы спрашиваете, какой она выглядела? Стервой, поджидающей своего любовничка, вот какой! Она вся светилась! Я смотрел на нее, как сумасшедший, и готов был распахнуть дверь лоджии и наброситься на нее… А она поправила постель, подошла к зеркалу, провела расческой по волосам…
– Стоп! На ней был парик?
– Какой еще парик?! У нее были такие шикарные волосы… Свои волосы, понимаете!
– Парика ты не видел? Может, возле зеркала или на столике?
– Нет, я не видел парика.
– И что же было потом?
– Она вдруг подошла чуть ли не ко мне, посмотрела куда-то сквозь стекло, не замечая, что я стою слева от нее за стеклом, в тени, затем распахнула дверь, вышла в лоджию, высунулась голая в окно и стала… дышать. Полной грудью, с удовольствием, со стоном… Я еще подумал тогда, что стоит мне пошевелиться – а я стоял, зажатый среди нагроможденных друг на друга пустых коробок, – как она испугается, закричит, вызовет милицию и все такое…