– Она была человеком, для которого не существует никаких социальных понятий, ни политики, ни законов, ни того, что мы называем порядком в голове и чувствах. Она была очень красивой, нравилась мужчинам и пользовалась их деньгами, чтобы жить самой и помогать нам. Транжирила деньги по-страшному, если уж быть до конца откровенной. Она имела самое смутное представление о ценах на рынке, никогда там не торговалась, и если бы ей сказали, что курица стоит триста рублей, то, не задумываясь, отдала бы эти деньги. Но при этом купила бы, конечно, самую лучшую курицу. И это относилось ко всему. Она не любила дешевые вещи, презирала тех, кто экономит, считая, что нужно жить одним днем. Казалось бы, они с Женькой должны были все время ругаться, но нет… Женька обожает Зою. А ведь она еще ничего не знает… Она сейчас в Москве, приедет на днях… Можно себе представить, какой ее ждет удар…
– Ира. Постарайся успокоиться и взять себя в руки. Давай еще немного поговорим о Зое. В частности, о ее бывшем муже Саше. Кто он? Что за человек? Как они расстались и по какой причине? Он не мог ЭТОГО СДЕЛАТЬ?
– Мог, почему бы и нет, – пожала плечами Ира, словно речь шла о пустяках или о чем-то само собой разумеющемся. – А разошлись они из-за того, что Зоя изменила Саше. Мало того, сама ему об этом и рассказала. У них вообще были довольно странные отношения. Я бы, кстати, не назвала Зою человеком откровенным. У нее было великое множество тайн, которыми она не хотела делиться даже с нами, со своими близкими подругами. Но вот об этой измене рассказала Саше с легкостью.
– Она полюбила другого мужчину?
– Да, Бобрищева она полюбила по-настоящему. Но у них ничего не получилось.
– Почему? И кто такой Бобрищев?
– Мужчина. Ему за пятьдесят, но он очень спортивен, прекрасно выглядит, у него своя фирма по производству безалкогольных напитков. Мы с Женькой думали, что Николай – тот, кто Зое и нужен. Но она почему-то к нему быстро охладела. По ее словам, он был грубоват с ней, ругался матом, не принимал ее увлечений…
– Каких еще увлечений?
– Она рисовала, тратила много денег на краски, холсты и прочее…
– Они расстались?
– Да.
– И давно?
– Еще в прошлом году. Я звонила Саше, просила его навестить Зою, мы с Женькой надеялись, что он вернется к ней. И он бы вернулся, если бы Зоя неожиданно не укатила в Москву. Я, если честно, до сих пор не знаю, что она там делала больше двух недель. И с кем уехала – тоже представления не имею… Вот тебе и Зоя. Как раковина-беззубка. Скрытная.
– Но вернулась одна?
– Да. Одна, но совершенно счастливая. И снова засела за свои холсты, акварели… Она любила рисовать цветы, писала портреты, а потом все это раздаривала своим друзьям и знакомым.
– Так она была художницей?
– Я бы не сказала, что она была настоящей художницей. Просто она делала то, что ей нравилось. Она еще хорошо играла на гитаре и всегда мечтала выступать в ресторане (почему-то именно в синем бархатном платье) и петь свои же песни. Она сочиняла песни, которые могли бы украсить любой концерт.
– А чем она занималась в последнее время? Рисовала и играла на гитаре? На что же она жила?
– Ее взяли в одну фирму готовить обеды. Она же очень хорошо готовила. Но секрет ее кулинарного успеха был хорошо известен…
– И что же это за секрет?
– Хорошие, дорогие продукты, самые свежие… И еще, конечно, талант, чего уж там…
Юля вдруг почувствовала, что Ирина при всей своей искренней любви к подруге позволяла себе иногда раздражаться из-за пристрастия Зои ко всему шикарному и дорогому. И это чуть было не прорвалось и сейчас, когда Ирина слегка коснулась этой темы. Значит, говоря о Зое и прежде, она наверняка высказывалась, причем отрицательно, именно об этом свойстве ее характера. Что ж, и Ирину понять можно. Зоя была настоящей красавицей, что само по себе не могло не вызывать даже у самых близких подруг зависть. А если прибавить к этому снобизм и стремление к роскоши, то еще подумаешь, стоит ли вообще принимать на веру любовь Ирины к Зое. А что если абстрагироваться и представить себе, что Зою убила Ирина? Из-за мужчины или денег?
Но эти дикие мысли как пришли, так и ушли, оставив, однако, в Юлином сознании неприятный осадок.
– Кстати, о продуктах. Хочешь, я сделаю тебе бутерброд?
На кухне, заваривая чай, Юля думала о том, как же несправедливо обошлась с Зоей смерть. Тело женщины, сделавшей красоту смыслом своей жизни, на смертном одре оказалось выставленным напоказ чужим людям, да еще этот неожиданный парик…
Устраивая поднос с бутербродами и чаем рядом с Ириной, Юля спросила ее об этом.
– Парик? Да ты что?! Она парики ненавидела. У нее были шикарные волосы. Она что-то говорила о том, что ей хочется сменить имидж и постричься, но я эти разговоры хорошо знала – дальше них ничего не следовало. Больше того, я даже знаю, откуда ветер дул… Был у нее один человек, он только и мечтал, как бы ее остричь и превратить в мальчишку… Какой-то безумный. Но она не давалась, ей нравились длинные волосы…
– Кто этот человек?
– Один из ее многочисленных поклонников… Так, – она махнула рукой, – все это несерьезно…
Однако по ее виду нетрудно было догадаться, что она только что выболтала чужую тайну.
– Ты должна рассказать мне об этом человеке…
– Я его не знаю… – покраснела она. – И никогда не видела… Это мне сама Зоя рассказывала… давно…
– Все это крайне серьезно, Ира, ты же сама видела… ее кто-то постриг. Или обрил… А что, если это и есть тот самый человек…
Ира зажала рот рукой и замотала головой, давая понять, что ее тошнит от этого разговора.
– Извини, ты ешь, я помолчу… Вернее, я оставлю тебя на несколько минут, мне надо позвонить…
И она, уединившись с телефоном, набрала номер Чайкина.
* * *Наташа Зима, девушка, помогавшая ей по хозяйству, появилась рано утром в приподнятом настроении. Она с порога защебетала, как птица, наполняя квартиру суетой и рыночными новостями.
– Я не одна, – шепнула ей Юля. – Говори, пожалуйста, потише. Вчера удушили одну женщину. Ее подруга ночевала у меня.
– Господи, какие страсти ты рассказываешь. Ну и дела… А кто удушил?
– Если бы знать…
– Это будет твое первое серьезное дело?
– Посмотрим. А пока приготовь нам завтрак. И еще… Не знаю, как тебе и сказать. Понимаешь, я эту Ирину Званцеву почти не знаю, мы познакомились с ней в поезде. Поэтому, прошу тебя, не своди с нее глаз. Она сейчас еще немного отдохнет или даже поспит, а я за это время успею навестить Лешу Чайкина. Ты себе представить не можешь, как я рада, что он уже вернулся. Он будет вскрывать Зою…
Выпив чашку кофе и мечтая вскоре вернуться домой, чтобы как следует позавтракать, Юля спустилась вниз, добежала до гаража и, ежась от утреннего холода, открыла ворота. Вывела новенький перламутровый «Фольксваген», заперла гараж и помчалась в университетский городок, прямо в морг, к Чайкину.
– Земцова, ты в своем амплуа: где свежий труп, там и ты… – Леша заключил ее в свои братские объятия и закружил по тесной комнатке. – А я еще думаю, кто же первым заглянет на мой тусклый, мертвенно-бледный огонек? Заходи, выпьем, свежатинкой закусим…
Юля показала ему кулак и покачала головой.
– Чайкин, ты неисправимый циник. А я надеялась, что на солнышке ты отогреешь свою грешную душу и приедешь домой другим человеком. Как был ты некрофилом, так и остался. Ну, посуди сам: разве может нормальный человек с утра до ночи копаться в трупах?
– Думаю, все мы немножко ненормальные, – улыбнулся Чайкин, и Юля подумала вдруг: как же ей повезло, что у нее есть такой друг, как Лешка, да еще и Игорь…
– Слушай, а ведь Шубину-то я не позвонила. Закружилась совсем. Хотя… – Она закусила в задумчивости губу и пожала плечами: – А что, если бывший муж Зои не захочет оплачивать наши услуги? Пусть сначала все прояснится, а там видно будет…
– Ну вот, ты уже и разговариваешь сама с собой, – покачал головой Леша. – А других ненормальными считаешь. – И тут же, без перехода: – Как вы тут поживаете, частные сыщики? Хорошо вам живется без Крымова?
– Нормально, – сухо ответила Юля. – Будто с ним мы не работали, а собирали цветы.
– Ты по поводу этой бритоголовой красотки?
– Чайкин, побойся бога!
– Она изнасилована.
– Этого и следовало ожидать…
– И при этом беременна.
– Беременна?
– Да, беременна. Двенадцать недель. А ведь женщине лет под сорок…
– Сколько? Под сорок? – Перед ее глазами возникло стройное молодое тело и гладкое лицо, обрамленное русыми локонами. «Я бы дала ей лет двадцать восемь».
– Да, ей около сорока, хотя я не ручаюсь… Она действительно хорошо сохранилась.
– Может, мы говорим о разных женщинах?
– Пойдем посмотрим…
В зале было прохладно. Чайкин включил освещение, и Юля увидела в центре стол на колесах. На нем лежало тело Зои.
– Она?
– Да, это она. Но неужели ее изнасиловали? Кто? Ее муж, которому она изменила? Пришел, попытался с ней помириться, а она снова сказала ему какую-нибудь гадость…
– Она?
– Да, это она. Но неужели ее изнасиловали? Кто? Ее муж, которому она изменила? Пришел, попытался с ней помириться, а она снова сказала ему какую-нибудь гадость…
– Почему именно гадость?
– Ирина сказала, что Зоя накануне развода спокойно объявила мужу о своей измене. Думаю, не каждый мужчина способен простить такое. Бравировать предательством – что может быть подлее?
– Вот тебе и Зоя. – Чайкин ухмыльнулся. Очевидно, представил себя на месте обманутого Пресецкого. Ему это было нетрудно, поскольку его-то бывшая жена вытворяла и не такое. Ныне она жила в Париже и воспитывала с очередным мужем, теперь уже французом, Лешкиного ребенка…
– Здесь не может быть ошибки?
– Нет. Хрестоматийный половой акт. С элементами насилия, поскольку… вот, взгляни сюда, видишь эти синяки? Они весьма характерны для изнасилования. Собираюсь отправить в лабораторию образец спермы, частички кожи, которую нашел под ногтями этой дамы. Она царапалась, кусалась, взгляни, видишь, вот здесь кровоподтек – она прикусила свою губу. Совсем свежий след от ее же переднего резца. Хотя, – тут он сделал паузу, рассматривая тело. – Синяки от пальцев разного оттенка, и некоторые из них, те, что посветлее, могли появиться раньше на день или два. А вот эти появились недавно…
– Что еще ты можешь мне рассказать о ней?
– Что она не ужинала, только обедала. Курица, рис, яблоки. Еще немного красного вина. Самая малость.
– Ее удушили руками?
– Да. Ты же сама видишь следы от пальцев.
– Снова пальцы? Какие же мерзкие эти пальцы!
– Да, пальцы… Все как по книжке, картинка почти учебная.
Юля содрогнулась, глядя на потемневшие оттиски пальцев на шее Пресецкой.
– Когда наступила смерть?
– Тринадцатого октября приблизительно между девятнадцатью и двадцатью часами.
– Хорошо. Я тебе еще позвоню…
Она вышла из морга весьма озадаченной. Чего-чего, а этого она не ожидала! Оказывается, Зоя была беременной. Интересно, как отнесется к этой новости Ирочка Званцева?
Она вернулась домой и уже с порога почувствовала запах гренок. Наташа приготовила ее любимый завтрак.
– А Иры нет. Она тебя не дождалась, сказала, ей надо во что бы то ни стало найти Пресецкого. Якобы он должен ей какие-то деньги.
– Пусть ищет. – Юля набрала номер Корнилова. – Виктор Львович? Это Земцова. Мне необходимо побывать на месте преступления. Вы можете мне это устроить?
* * *С Александром Пресецким она столкнулась в подъезде дома, где жила и была убита его бывшая жена. Он сидел на лестнице, обхватив руками голову. Высокий худой мужчина в помятом, хотя и довольно дорогом плаще. Черный зонт валялся возле его ног. Копна каштановых волос блестела при свете тусклой желтоватой лампы.
Он выдал себя сам. Едва Юля остановилась перед дверью, достала связку ключей с брелоком в виде неровного кусочка малахита, одолженную ей Корниловым, и собиралась открыть дверь, как услышала:
– Впустите меня туда, – взмолился он, тяжело поднимаясь со ступенек и глядя в Юлины глаза с видом раненого зверя. – Впустите. У меня были ключи, но они куда-то подевались… Я их обязательно найду, но сейчас мне необходимо туда войти… Она там, я знаю… Она ждет меня…
– А откуда вы знаете…
– Я знаю, – он не дал ей договорить, – что вы не к соседям, а к ней… Ходите все, вынюхиваете, а потом дело закроете и никого не найдете. Вы не обижайтесь, но именно так все и будет.
– У меня разве на лбу написано, что я из милиции? – поинтересовалась она, хладнокровно отпирая дверь и впуская пока еще незнакомого ей мужчину в маленький коридорчик, тот самый, где еще сегодня ночью толпились любопытный народ и люди в форме. Мысль о том, что ей в затылок дышит убийца, явившийся сюда по глухому смертельному зову своей жертвы, чья душа, быть может, еще витает здесь и поджидает его, вызвала почему-то нервическую ухмылку. Нет, вряд ли он осмелился бы прийти сюда так скоро, да еще среди белого дня.
– На лбу-то не написано, но что-то подсказывает мне, что вы пришли именно по ее душу… Зоя – моя бывшая жена. А вы кто?
– Ирина Званцева вас, значит, еще не нашла… – словно бы про себя пробормотала Юля, вместо того чтобы ответить. – Моя фамилия Земцова. Я из «крымовского» детективного агентства, – сказала она вдруг машинально. – Частный детектив.
– Пресецкий. Александр, – он поймал ее руку и крепко сжал. – Очень приятно. Вы извините, что я принял вас за следователя.
– Вы дурного мнения о них?
– Нет, я очень уважаю милицейских и прокурорских работников, но предпочел бы искать убийцу Зои с помощью людей независимых, для которых сроки – понятие условное. Вы понимаете, о чем я?
Он говорил быстро, отрывисто, старался, чтобы каждое его слово дошло до ее ушей, а тело его при этом стремилось вперед, к опечатанной двери, которую пыталась открыть Юля.
Она резко повернулась и покачала головой:
– Вы извините, Александр, но вам сейчас туда нельзя. Я приехала сюда работать, и вы будете мне мешать. Но раз уж мы с вами встретились, то, может, скажете, собираетесь ли вы искать человека, убившего вашу бывшую жену? У вас есть деньги, чтобы заплатить нам за работу?
– А разве не Бобрищев нанял вас? – услышала она и от неожиданности выронила ключи.
– Бобрищев?
– Я, безусловно, все оплачу, но если вы приехали сюда, как вы сами мне только что сказали, для того чтобы работать, следовательно, вас уже кто-то нанял. Еще вы упомянули Иру. Вот я и подумал, что это она и свела вас с Бобрищевым.
– Но кто такой этот Бобрищев? – Юля сделала вид, что впервые слышит эту фамилию. Зачем ей раскрываться перед Пресецким раньше времени? Пусть сам расскажет, кто такой Бобрищев и кем приходился его бывшей жене.
– Это ее любовник, – мрачно проговорил он, словно давясь этим словом.
Наконец дверь была открыта.
– Если вы хотите со мной поговорить, то подождите на лестнице. Объясню сразу. Я приехала сюда по просьбе Иры Званцевой. Попробую что-нибудь для вас сделать пока без денег, быть может, официальное расследование уже в ближайшие дни принесет какие-нибудь результаты. Но если пойму, что дело сложное и требует заключения договора, то дам вам знать через Иру.
– Официальное расследование… – усмехнулся Пресецкий. – Как же, найдут они кого… Я буду ждать вас столько, сколько потребуется.
Юля вошла в квартиру, заперлась и только сейчас поняла, как же она рисковала, подпуская к себе так близко Пресецкого. И хотя его поведение казалось логичным и не подпадало под схему поведения преступника, все равно с ним надо быть начеку.
В квартире пахло сигаретами и дождем, врывавшимся вместе с ветром через раскрытую форточку на кухне.
Юля обошла все три комнаты, заглянула в ванную и вернулась в гостиную. Села в кресло и задумалась. Да, если судить по виду квартиры, Зоя вела именно такой образ жизни, о котором ей и рассказывала Ирина. Уютное чистенькое гнездышко, доступное лишь для самых близких людей. Много красивых дорогих безделушек, добротная мебель, ковры ручной работы. Глядя на всю эту роскошь, разве подумаешь, что хозяйка бедствует и зарабатывает себе на пропитание тем, что готовит обеды в какой-то фирме? У Зои Пресецкой водились денежки, чем она, собственно, и вызывала раздражение своей «лучшей» подруги. Но вот каким образом Зое удавалось их добывать, зарабатывать, выуживать, выманивать, одному богу или дьяволу было известно.
Паркет почернел от грязи, нанесенной теми, кто явился сюда ночью засвидетельствовать факт наступления смерти и совершить необходимые действия, связанные с предстоящим расследованием. И неизвестно, когда и кто приведет эту квартиру в порядок. Разве что эту горькую обязанность возьмет на себя бывший муж Зои, тоскующий сейчас на лестнице. А почему бы и нет? Он будет мыть полы, то и дело натыкаясь взглядом на предметы, которые могут иметь отношение к любовникам его бывшей жены. Мужские домашние туфли, темно-синие, вышитые шелковыми нитками. Оброненная кем-то серебряная зажигалка. Возможно, это подарок Зои своему очередному возлюбленному. Или же наоборот.
Юля достала блокнот и записала несколько вопросов, интересовавших ее больше всего.
1. Кто обнаружил труп и вызвал милицию?
2. Алиби Ирины Званцевой, Евгении Холодковой, Александра Пресецкого, Бобрищева.
3. Кому принадлежит парик? Кто его принес?
4. Где инструмент, с помощью которого убийца сбрил волосы Зои?
5. С кем из мужчин она находилась в интимной связи последнее время?
6. Почему в квартире пахнет скипидаром?
Она встала и пошла на запах. Открыла кладовку, нашарила выключатель. Вспыхнул свет, и она увидела узкое помещение, забитое холстами, натянутыми на подрамники. По обеим сторонам тянулись массивные деревянные полки, на них стояли банки с красками и кистями. На полу аккуратно выстроились бутылки с растворителями и, очевидно, скипидаром, запах которого прочно въелся в стены и дверь кладовки. Юля бывала в мастерских художниц и всегда поражалась одному обстоятельству, которое ее как женщину выводило из себя. Это чудовищный беспорядок, возведенный в культ, выдаваемый непосвященным гостям как непреложная истина существования художника. Окна мастерских не мылись. И солнце, пытавшееся осветить развешенные по стенам бессмертные творения этих художниц, высвечивало лишь грязные полы, куда, подражая хозяйке, следовало стряхивать пепел и выплескивать остатки чая, вина или водки. Что касается закуски, чаще всего состоящей из дешевых салатов, то ее заплесневевшие остатки можно было увидеть прямо на столе, среди пожелтевших тарелок и замутненных жирными следами пальцев рюмок или стаканов. Вот и получалось, что Зоя с ее сентиментальным порядочком никак не вписывалась в понятие «настоящий художник». Что же касалось непосредственно ее полотен, то Юля лишь скользнула по них взглядом. Она же не эксперт, и ей трудно определить, насколько эти работы отвечают профессиональным требованиям. Зоя рисовала и получала от этого удовольствие. Вот что было самым главным и не вызывало сомнений. И именно эта деталь придавала ее образу особую трогательность и таинственность. Красивая женщина, окруженная вниманием мужчин и распускающая слухи о том, что она безработная и нуждается, рисует себе спокойно натюрморты и портреты, а потом вдруг погибает от руки злодея. Да еще какого! Который сначала насилует ее, а потом душит. Но ему и этого мало. Убийце зачем-то требуются ее густые красивые волосы, которые он жестоко сбривает, нахлобучив затем на бритый череп своей жертвы парик. Спрашивается, что может стоять за такого рода поступком? Желание унизить женщину даже после смерти? Снова патология психики?