– Ты отвлекся. Так как будешь действовать в отношении Зои?
– Понимаешь, если учесть ее характер, привычки и материальное положение, то, как бы она ни старалась казаться бедной, деньги у нее были, следовательно, она ни за что бы не остановилась в затрапезной гостинице. Значит, она могла снять номер только в хорошей гостинице, а их в Москве я насчитал около тридцати. У меня есть знакомые на Петровке, они помогут мне вычислить, где именно она останавливалась. В случае же, если она ездила в Москву не одна, то никакие гостиницы не помогут – она могла остановиться у этого человека дома, если он москвич.
– А если это женщина?
– Женщина?
– К примеру, доктор, которая лечила ее от бесплодия. Ведь Женя говорила, что Зоя не могла иметь ребенка. Поэтому я и подумала о враче. Смотри, десятого июня Зоя возвращается из Москвы, а уже приблизительно тринадцатого-четырнадцатого августа, если верить Чайкину, она забеременела.
– Хорошо, я попытаюсь узнать и это. Но мне не верится, что Зоина поездка в Москву связана с женщиной, пусть даже она и врач.
– У меня есть и еще кое-какие соображения на этот счет, но я пока их тебе не скажу, хорошо? Они могут показаться тебе нелепыми…
– А ты не хочешь прямо сейчас еще раз съездить на квартиру к Зое и поискать среди ее бумаг что-нибудь, что может иметь отношение к Москве?
– Нет, и знаешь, почему?
– Не знаю…
– Потому что записная книжка Зои Пресецкой находится у Корнилова. Но мы так лихо кинули его, даже не зашли, словом, поступили не по-человечески, и он теперь, наверное, обиделся.
Впрочем, мы успокаивали Женю. Я прямо сейчас позвоню ему и извинюсь…
И Юля набрала номер прокуратуры.
– Виктор Львович? Это Земцова. Вы извините, что мы так неожиданно уехали, но с Холодковой надо было что-то делать. Она сейчас у меня, я сделала ей укол, и она спит. Нам надо срочно встретиться и поговорить. Я понимаю, что вы собираетесь все повесить на Бобрищева, но он здесь ни при чем, это я знаю точно… Алиби? Он сказал вам, что у него нет алиби? У него есть алиби, просто он не имеет права говорить, где он находился вечером тринадцатого октября, когда убили Зою… И знаете, почему он так себя ведет?.. Уф… – Она сделала паузу, посмотрела на Игоря и сделала ему страшные глаза. – Виктор Львович, тринадцатого Бобрищев был у меня, можете спросить у него… Просто он как мужчина порядочный не мог подставить меня, тем более что у меня сейчас налаживаются отношения с Игорем. Мне неприятно вам во всем этом признаваться, но сами знаете: слаб человек… – вспомнились ей слова Александра Пресецкого.
Шубин от удивления застыл, слушая ее придуманные признания. Он явно не ожидал такого поворота дела.
Когда Юля положила трубку, ему ничего не оставалось, как многозначительно покрутить пальцем у виска.
– Земцова, где ты научилась так врать? А в каком виде ты выставила меня? Разве так можно?
– Игорь, ну ты-то знаешь, что я была дома одна…
– Нет, не знаю… Теперь я уже и тебе не верю и сделаю все, чтобы этого красномордого Бобрищева упекли в тюрьму. Я еще вчера подумал, как это так, у такого человека и нет алиби. Смешно! Так вот, оказывается, кого покрывает этот хлюст!
– Игорь, я знаю, что ты шутишь, поэтому прекрати. Я же придумала это только что! На твоих глазах. Нам надо было срочно улаживать отношения с Корниловым. Я думаю, как бы нам не пришлось все-таки делиться с ним гонораром. Вот увидишь, он еще поднимет эту тему.
– Ты уходишь от основной темы, – Шубин говорил серьезно, и по его виду было трудно догадаться, что он шутил. – И давно это у вас?
Но Юля уже не слушала его, она звонила Бобрищеву:
– Николай? Как хорошо, что я вас застала. Я только что обеспечила вам алиби. Я позвонила Корнилову и сказала, что вечером тринадцатого октября вы были у меня. Надеюсь, вы на меня не сердитесь?
Бобрищев, который в это время лежал в ванне и пытался расслабиться, от удивления чуть не уронил в воду телефон.
– Алиби? – повторил он, не веря своим ушам. – Вы это серьезно?
Юля сделала знак Шубину, чтобы он взял трубку параллельного телефона. Таким образом он мог услышать весь их разговор.
– Да, я не шучу. Безусловно, я взяла на себя слишком большую смелость, сказав Виктору Львовичу такое, но у меня не было выбора. Вы нужны нам, поскольку хорошо знали обеих убитых женщин. Кроме того, я просто уверена, что вы никого не убивали.
– Я польщен, Юля, и даже более того… Но если этот обман раскроется, то я окажусь в ловушке.
– Какая ловушка, если я пожертвовала своей честью, чтобы обеспечить вам это алиби. Тем более что дело сделано и мне Корнилов все равно поверит больше, чем вам.
– Вам Корнилов еще не рассказал, что наговорила про меня Холодкова? Она с ума сошла! Она битый час внушала ему, что это я удушил Зою и Иру.
– А вам это откуда известно?
– У Корнилова только что был мой адвокат, он мне позвонил и рассказал.
– Вы вот все молчите, а ведь Холодкова действительно имеет на вас зуб. Она что-то знает о вас.
– Да бросьте! Женя ничего не знает. Она ненормальная, ненавидит мужчин, у нее идея фикс, что все мужики сволочи. Терпеть не могу таких баб… Извините.
– Но если она так ненавидит мужчин, то почему же она не бросилась обвинять Пресецкого? А ведь у него, если посмотреть со стороны, куда больше оснований для ревности или даже убийства. Он любил Зою.
– Да он скорее бы убил меня, чем ее. У него бы рука не поднялась. И вообще, Юлия, все это смахивает на бездарный спектакль… я имею в виду Холодкову. Вы бы намекнули ей, что настоящий преступник, возможно, маньяк, разгуливает на свободе, и если убил уже двух ее подруг, то ей надо бы вести себя поосторожнее. Она должна побеспокоиться о собственной безопасности, а не направлять всю свою злую энергию на то, чтобы обвинять первого попавшегося… А вдруг она третья на очереди?
Он словно читал ее мысли.
– Да нет, думаю, сейчас говорить с ней об этом не стоит. Она и так на грани нервного срыва. Хотя то, что вы сказали, вполне может быть реальностью. Вот только не пойму, за что он мог убить их. Что их объединяло? Дружба? Да мало ли кругом подруг?! Почему он выбрал именно их?
– Понять мотивы маньяка-убийцы довольно сложно. Я бы на вашем месте обратил внимание на то, что их обеих постригли, обрили… Согласитесь, что это странно.
– Я прорабатываю эту версию. Но пока все безрезультатно. Николай, а вы не знаете, у Зои был знакомый мужчина, похожий чуть ли не на бомжа?
– На бомжа? – удивился он. – Понятия не имею. Хотя в «Эдельвейсе», куда я иногда к ней наведывался, мне доложили однажды, что ею интересовался один человек, но мне его описали далеко не как бомжа, а как солидного, хорошо одетого господина или что-то в этом духе. Да и какие у Зои могли быть знакомые бомжи? Смешно.
– Солидный, говорите? Хорошо одетый? Это интересно.
Она, пообещав, что перезвонит ему, чтобы назначить встречу, положила трубку. Шубин тоже отключил телефон. Он смотрел на нее, улыбаясь. Похоже, его пусть даже шутливая ревность растаяла без следа после того, как он прослушал их разговор.
– Ну что, Игорек, поехали к Корнилову. Может, он смилостивится и даст нам полистать записную книжку Зои Пресецкой? – Юля искала в себе силы выразить Игорю хотя бы десятую долю той нежности, которая все еще цвела пышным цветом в ее душе, как напоминание о ее страсти к другому мужчине, но так и не найдя, лишь слегка коснулась губами его щеки. – Кто знает, может, ты еще успеешь на московский вечерний поезд…
Корнилов встретил их на удивление спокойно. Даже кофе предложил.
Разливая по стаканам кипяток, он то и дело поглядывал на Земцову, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, на самом ли деле она провела вечер тринадцатого октября с Бобрищевым. Но здесь был Шубин, поэтому говорить на эту тему было невозможно.
– Как там Холодкова? Она здесь много рассказала об этом Бобрищеве… Послушать ее, так он без женщины и дня прожить не может. Удивила, тоже мне! Не знаю, как вам, а мне показалось, что она малость с приветом, а, Юля?
– С ней мы еще разберемся, а мы к вам по другому делу. Виктор Львович, дорогой, не в службу, а в дружбу: дайте нам хотя бы на время записную книжку Пресецкой.
– Понятно, – Корнилов придвинул гостям коробку с сахаром и банку с кофе. – Записную книжку, значит. Ну что ж, поищите в ней что-нибудь интересное, если думаете, что это поможет вам. Я лично несколько раз внимательно просмотрел ее, но, кроме телефонов портних, поликлиник, магазинов и прочей ерунды вроде лифтеров и тепловых сетей, ничего не нашел.
– А что вы хотели там найти? Телефон убийцы?
– Хотя бы номера телефонов или адреса знакомых. Володя К., такой-то телефон, к примеру. Как это делают все женщины.
– Я считаю, Зоя была из числа других женщин, тех, кто не держит в памяти телефоны своих любовников. Это ее номер телефона, как мне кажется, до сих пор украшает записные книжки и календари этих мужчин. И этот номер еще долго будет храниться в их памяти.
– Я считаю, Зоя была из числа других женщин, тех, кто не держит в памяти телефоны своих любовников. Это ее номер телефона, как мне кажется, до сих пор украшает записные книжки и календари этих мужчин. И этот номер еще долго будет храниться в их памяти.
– А тебе не кажется, что ты заидеализировала эту шлюху? – вдруг не выдержал Корнилов и достал сигареты. – Тебя послушать, Земцова, так все мужики – скоты и кобели, которые только и думают, как завалить бабу, а вот такая б… как Пресецкая – цветок любви! Я понимаю, тебе жалко ее, потому что она была красивая и умела рисовать, но скажи мне, зачем ей было нужно так много мужиков? Почему ты в этой истории видишь только привлекательную сторону и не хочешь видеть правду?
– Какую правду?
– Такую! Она спала с мужиками за деньги, вот какая правда! Ты же была у нее в квартире, причем не один раз. Скажи, чего не имела твоя Пресецкая? Только птичьего молока! Мы проверили ее счета – там около тридцати тысяч долларов! В разных банках. Откуда эти деньги?
– Сколько? Тридцать тысяч? На валютных счетах, что ли?
– Представь себе. И сто тысяч в рублях. Спрашивается, если у тебя так много денег, то зачем тебе работать в вонючей фирме и кормить бездельников?
– Это вы об «Эдельвейсе» навели справки?
– Навел. Обыкновенная посредническая контора. Закупают какие-то пряности, порошки, из которых потом делают безалкогольную продукцию. Я ездил туда, увидел этих дур, которые сидят там за итальянскими дорогими столами и сдувают пыль со своих лакированных ногтей! Львицы! Тигрицы! Смотрели на меня как на моль. Сверху вниз, и это при том, что они сидели, а я – стоял! Мнят из себя… слов нет! Пигалицы! Играют себе в компьютерные игры, получают доллары, а сами через плечо не переплюнут. Работнички золотые.
– Да, видать, достали они вас, – рассмеялся Шубин. – Вы как будто первый раз в подобной фирме были. Но я, если честно, поддерживаю вас в том, что Пресецкая работала там неспроста. У нее там был интерес. Но вот какой?
– Не знаю, – махнул рукой Корнилов. – Я беседовал с ними, задавал дурацкие вопросы, но постоянно натыкался на стену презрения. Быть может, им не понравились мои ботинки? Ведь эти люди встречают по одежке, оценивают, сколько ты стоишь… Зато я там постригся! – вдруг вспомнил он и погладил сам себя по голове. – Одно утешение. А то меня уже домой не пускали нестриженого.
– Не поняла. Где вы постриглись?
– А там же в этом здании, только с другой стороны, есть парикмахерский салон. И хотя туда можно попасть только по записи, меня почему-то постригли. И даже феном уложили.
– Так вы покажете нам записную книжку? – напомнила ему Юля. – Одна голова – хорошо, а три – лучше, сами же говорили…
– Да пожалуйста! – Корнилов достал из сейфа записную книжку и протянул ей. – Читай, изучай. Ты же знаешь, я буду только рад, если ты что-нибудь найдешь.
– Спасибо. – Юля спрятала книжку в сумку. – А что говорят эксперты по части отпечатков пальцев и прочего?
– То, что в этой квартире очень много «пальчиков» оставил ваш господин Бобрищев. Его следы повсюду: в спальне на каретке кровати и дверных ручках, на посуде, зеркалах… Словно он жил там. Но есть и отпечатки пальцев ее бывшего мужа. Я почему позволил отпустить его из-под стражи-то… я про Бобрищева… уж слишком наследил. Человек, совершивший столь тяжкое преступление, постарался бы уничтожить максимум следов. А он пил и ел в этой квартире, мылся-брился и все такое прочее.
– А я слышала, что они с Зоей разругались и она ушла работать в его фирму, чтобы якобы доказать ему, что может сама себя содержать.
– Еще бы не могла! Да с такими процентами можно целый день в полоток плевать и ни о чем не задумываться! Но мне не верится, что эти деньги дал ей Бобрищев. Я наводил и о нем справки. Вроде как жадноват он, хотя и любит пыль в глаза пустить. Хотя, с другой стороны, своим работникам платит он хорошо. Думаю, его щедрость прямо пропорциональна его отношению к человеку. Если предположить, что он любил Пресецкую по-настоящему, то при его деньгах, возможно, он и смог бы время от времени подбрасывать ей пару тысчонок баксов… Но удивительно другое – деньги начали поступать на ее счета с 15 июня. Раньше там были копейки. Надо бы выяснить, может, у Бобрищева летом дела пошли в гору или же он провернул какую-нибудь сверхприбыльную аферу. Не верю, чтобы такие деньжищи можно было заработать честным трудом.
– А что с постелью? Узнали группу спермы? Она соответствует той, что изъяли у Пресецкой?
– Разумеется, да. Странно было бы, если бы она не соответствовала. Похоже, Пресецкая не ожидала от своего любовника, что тот, вместо того чтобы хорошо провести с ней время, набросится на нее, изнасилует, а потом убьет. Мне как мужику вообще непонятно, как можно изнасиловать женщину, которая и так готова… Однако экспертиза показала, что Пресецкая сопротивлялась, царапалась, то есть она не хотела этого мужчины. Но, с другой стороны, получается, что она сама ждала его, открыла ему дверь и даже разделась перед ним… Или же можно предположить, что убийца, после того как удушил свою жертву, хладнокровно навел в комнате порядок, сложил аккуратно ее вещи на стуле, поправил постель, чтобы уничтожить следы борьбы. Такое возможно?
– Да может, конечно, – сказал Шубин.
– Может, ее убили все-таки из-за ее беременности? – предположила Юля. – Хотя, на мой взгляд, мотив более чем необоснованный.
– Вот именно, – согласился с ней Корнилов. – Трудно представить себе мужчину, который испугался бы беременности своей любовницы. Подумаешь! Это случается сплошь и рядом. Пресецкой было не пятнадцать лет, она сама вполне могла позаботиться и о ребенке, и о том, чтобы не испортить жизнь своему любовнику. Кроме того, у меня из головы не идет это второе убийство! Оно кажется просто невероятным! И уж на его фоне беременность Пресецкой никак не воспринимается мотивом к убийству. Может, те тысячи долларов, о которых я только что говорил, заработаны этими двумя подружками криминальным путем? А почему бы и нет?
– Но тогда вряд ли Пресецкая положила бы их в банк. Куда спокойнее она бы себя чувствовала, если бы они лежали у нее дома или где-нибудь в другом, безопасном месте, – возразил Шубин.
– Тоже правильно.
– А что Ира Званцева? Вы проверяли ее счета?
– Хороший вопрос, Земцова. Мне нравится, как ты работаешь. Пришла, пьешь кофе, а я тут распинаюсь, все выкладываю…
Юля покраснела и чуть не поперхнулась, после чего непроизвольно отодвинула от себя стакан:
– Когда-нибудь придет и моя очередь, Виктор Львович…
– Да ладно, я шучу, – хохотнул Корнилов и погасил сигарету. – Значит, тебя интересует финансовое положение второй жертвы. Картина прямо противоположная первой. Званцева бедна, как церковная мышь. Ты ведь еще не была у нее дома?
– Нет, я же совершенно случайно узнала о ее смерти. – И Юля рассказала ему о том, как привезла Холодкову в морг посмотреть Пресецкую, а та увидела на столе труп Званцевой.
– Тогда понятно, почему она вела себя, как ненормальная. Тут любой свихнется.
– Так что у Иры дома? Как она жила?
– Более чем скромно. Особенно по сравнению с Пресецкой. Возможно, она была умнее и не афишировала свои заработки, но скорее всего жила на пособие по безработице. Мы сделали запрос в социальную службу – она больше двух лет уже стоит, точнее, стояла на бирже и безуспешно пыталась найти работу. По профессии, как указано в ее анкете, Званцева была воспитателем детского сада.
– Я могу сегодня попасть в ее квартиру? Вы мне поможете?
– Поезжай, ключи я тебе дам. Но постарайся сделать это незаметно. Помнится, я давал тебе ключи и от квартиры Пресецкой. И где результат? Где незамеченные улики? Все это, поверь мне, пустая трата времени. Мартышкин труд – искать то, чего там уже в принципе не может быть. После того как там поработали мои ребята, там ничего, кроме грязи, не найдете. Вы, ребята, похоже, стоите на месте? Что случилось с вашим чутьем? Я завалил вас информацией, а вы отмалчиваетесь. Неужели ничего не нарыли про двух подруг? Почему ничего не скажете о том, как они делили Бобрищева? Ведь ты же, Юля, наверняка беседовала со Званцевой об этом. Что интересного она рассказала тебе об этом человеке?
– Он действительно встречался одновременно с двумя подругами, но любил все же Пресецкую. А она в последнее время не ладила с ним из-за того, что он, по словам ее подруг, иронизировал по поводу ее занятий живописью. Зоя не стала терпеть его грубость и прогнала его, отказалась даже от денег и устроилась в фирму «Эдельвейс», как вы уже знаете. Но фирма-то его… Поэтому мне трудно что-либо сказать об истинных отношениях между Бобрищевым и Пресецкой. Ясно одно – когда у него не клеилось с Зоей, он отправлялся за утешением к ее подружке. Не понимаю и того, почему, будучи все-таки любовником Званцевой, он не помогал ей материально. Это не похоже на Бобрищева. Он производит впечатление порядочного мужчины, для которого помочь женщине, с которой ты спишь, – святое дело.