Поначалу я думал, что она напрашивается на перепих. Но несколько щупалец, протянутых в том направлении, скинули меня с такой тележки! У нее не было ни малейшего намерения спускать штанишки для мужчины… по крайней мере для меня… но она дразнит и дразнит, пока мне уже не хочется швырнуть ее на жопу.
И ведь не только со мной она устраивает эту маленькую игру… Сид был уверен, что уложит ее в постель, все мне про это рассказал и даже щедро предложил замолвить за меня словечко. Теперь приходит с известием, что кружкой Эсмарха, что висит у нее в ванной, ей надо уши себе чистить. Ни в какую не может он пробиться.
Такие женщины тебя могут превратить в нервную развалину, если принимать их всерьез. Два часа носишь хер в штанах – и хоть к рукоблудию возвращайся. А мисс Кэвендиш хочешь не хочешь, а будешь принимать всерьез. Она под ноги попадается слишком часто, чтоб ее игнорировать. Я себе все ногти до мяса сгрыз…
Господи, да ее даже потискать не удается. Она говорит только о ебле. Еб-еб-еб каждую минуту, что она рядом… но, конечно, ничего напрямую. Бабушка называла бы ее вертихвосткой или кокеткой. Она знает неприличные истории про маленьких мальчиков и девочек… но только попробуй коснуться этой жопки! Приносит новую пару штанишек, которую только что купила, и просит ими полюбоваться… даже юбку задирает и дарит тебе сравнительный прищур на те, что на ней…. но не пытайся подступить слишком близко к этой паре!
Затем, когда ты уже готов в отвращении сдаться, она становится кем-то другим. Правила поменялись, и она приходит и усаживается тебе на колени. Тогда позволяется немного пощупать ее за круп или поиграть ее подвязками, но только соберешься заполучить себе кое-что получше потрясающего стояка, как ее уже опять нету, и в следующий раз, когда попробуешь ее коснуться, тебе достается взгляд да-за-кого-к-черту-вы-меня-принимаете.
Вчера вечером мы с Сидом пытались ее напоить, но нихера не удалось. О, по краешку она немного заточилась, легко хохотала и даже позволила нам несколько раз подглядеть за ее пиздой… посредством тех замечательных случайностей, что она умудряется организовать. Но и всё. Как только додразнилась до того, что напряжение стало невыносимым, она пошла домой.
Я б не стал доматываться и забыл ее, но эта сука мне просто не даст. Сегодня утром она пришла ко мне в комнату в одном лишь банном полотенце, намотанном на себя… большое и банное, но ведь всего лишь полотенце, спросить, как работает защелка на двери в ванную.
* * *Когда я захожу, Эрнест в постели. Он ждал от меня вестей, говорит, и рад слышать, что Анна объявилась целой – и умственно, и телесно. Но его больше интересует моя история про маленькую китаезу, к которой он меня отправлял. Я не сообщаю ему, что она мне стоила недельного жалованья…..
Не важно, что я забыл узнать про кокаин. Он уже съехал с той пизды, говорит он. Она его и не хотела, вообще-то. Ей нужна была та молодая испанская пизда, с которой она его несколько раз видела, и Эрнесту отвратительно. Лесбиянки захватывают мир у нас под самым носом, уверен он, под самым нашим носом! Миг спустя он уже сочинил эпиграмму… пизду уводят у нас из-под носа… из-под самого нашего носа.
Эрнесту явно как-то тягостно, и я думаю, что он, может, ожидает в гости какую-нибудь пизду. Он лежит, согнув колени, и покрывала вокруг них скомканы, – очевидно, он намерен проваляться в постели весь день. О да, у него все отлично, просто немного устал… и он притворно зевает. Что ж, говорю я ему, я тогда, наверное, пойду валандаться… и как раз тут под покрывалами у коленей Эрнеста что-то шевелится.
Редко доводилось мне видеть человека настолько смущенного…. Когда я вижу, что именно он там прячет, приходится расхохотаться.
– Какого оно полу? – спрашиваю у него я.
Эрнест откидывает покрывало, и у него из-под колен выбирается девочка лет десяти-одиннадцати.
– Еще две минуты, и ты б ни за что не угадал, – говорит он. – А теперь смотри, Алф, господи Исусе, только помалкивай, а? Знаешь же, как оно все.
Девочка отбрасывает со лба прямые черные волосы и вытирает его простыней. Жалуется, что там было слишком жарко… она чуть не умерла. Садится на край кровати и пялится на меня.
– Ты это сколько, к черту, прятал? – спрашиваю его я. – Ты что делаешь? Мятных леденцов ей даешь, чтоб она сюда поднималась?
Она дочка людей, которые держат бар неподалеку, сообщает мне Эрнест. И, говорит он, оправдываясь, она не только к нему ходит… все по соседству про нее знают.
– Я ж не просто ее где-то подобрал, – говорит он. – Мля, да я ее никакой хуйне уже научить не могу… она сама все знает. Ты у нее поспрашивай, сам убедишься, что я тебе не вешаю. Она просто научилась ебаться немножко раньше большинства девочек.
Девочка раздвигает ноги и показывает свою голенькую фигу. Даже растягивает ее настежь, чтобы я точно хорошенько разглядел.
– Можешь меня поебать, если хочешь, – пищит она. – Только мне надо, чтобы мистер Эрнест ебал меня первым.
А часто ли мистер Эрнест ебет ее, спрашиваю я? Нет, она тут лишь третий или четвертый раз. Он как раз собирался ее ебать, а тут я вошел…
– Так ты валяй, – говорю я Эрнесту. – Не хочу ничего тебе портить.
Девочка начала уже забавляться с собой одной рукой, а другой встряхивает хуй Эрнеста на изготовку.
Эрнест считает, что я не понимаю. Он не делает ничего такого, чего бы не сделал кто-то другой, и т. д., и т. п. С другой стороны, все я отлично понимаю, уверяю его я. Я сам к такому чуть не подошел… фактически, говоря строго, можно было бы сказать… Поэтому Эрнесту становится лучше.
– Ей-богу, Алф, – говорит он, – тебе надо хоть разок ее попробовать. Никогда не думал, что настанет такой день, когда я это призна́ю, но от такого торчишь что надо. – Он спихивает ногами покрывала и садится. Щиплет девочку за попку и распрямляет ей плечи. – Посмотри на нее. Ну не красоточка ли маленькая? Отличной пиздой станет, когда вырастет. А порочна, как сам черт… ты б послушал, как она тебя поливает, когда обижается. И господи боже, что за истории она мне рассказывает! Я и половине не верю, но та половина, которой верю, – это уже что-то. А ты знал, что у них есть запах, даже когда они такие маленькие? Как бы только намек, но есть, надо нос только поближе сунуть.
Девочка перестает играться с собой и хватает его хер обеими руками. Про елды ей известно достаточно, чтобы понимать, от чего они крупнеют…. она склоняется и волосами щекочет его, покуда сама скользит по нему пальцами вверх и вниз.
– Я ж не только вот это вот хотел ебать, – продолжает Эрнест. – Нет, мля! Я это пробую для разнообразия. И она достаточно большая… ей не больно, ничего. Господи Исусе, Алф, она же все равно имается… Ну и я, значит, могу попробовать и посмотреть, каково оно.
Через минуту он бы уже запел национальный гимн, но девчонка его так возбудила, что он начал заикаться. Она раз за разом приближается ртом к его хую и тут же отстраняется, как раз когда губы уже чуть было его не касаются.
– Она хочет доплаты, если отсасывает, – поясняет он, – только всегда про это забывает и все равно это делает.
– Доплаты! – кричу я. – Хочешь сказать, они уже достаточно соображают в этом возрасте, чтобы собой торговать? Ей-богу, когда я был ребенком….
– Конечно, она торгует. Но от этого ебля не хуже…..
Девочка перестает играть с его болтом и снова принимается теребить себя.
– Вот видишь? – говорит Эрнест. – Она просто спятила по этой своей пизде и от того, какие у нее от этого ощущения. Деньги с этим никак не связаны, какой-то пентюх, вероятно, как-то раз дал ей несколько су, и так она поняла, что и деньги за это можно получать. Но, господи, Алф, как только ей в эту маленькую штучку хуем сунешь, когда она под тобой извиваться начнет и этим своим животиком о твой тереться…. Говорю тебе, это ни с чем прежним у тебя не сравнимо.
– Не хочу разговаривать, – вдруг жалуется девочка. – Хочу, чтоб меня ебали.
– Вот как оно все, Алф…. вот так вот все, как она и сказала. Ты погляди только, как она себе между ног щупает. Мля, можно подумать, что она убьется, насаживаясь на него. Но внутри у нее там места хватит. Просто выглядит так…. она его в пизду себе не принимает, а вся вокруг него обертывается……
Она не трогает хуй Эрнеста, когда тот над нею обустраивается… она хватает его за волосню, полную горсть в каждый кулачок, и так держится. Поднимает свою жопку на добрых шесть дюймов от кровати и, похоже, вся бросается вниз. Поразительно, однако половина его болта проваливается в нее этим одним движением.
– Когда она впервые так сделала, я думал, ей кранты, – объявляет Эрнест, – но ей, похоже, как раз это и нравится… ты же видишь? Господи, да я раньше зеркало у нее за жопой держал, лишь бы посмотреть. У этой маленькой пизды все механизмы видно, ни волоска ж нету, чтоб факты жизни скрывать. И ты бы видел…
Что там я должен был увидеть, Эрнест забывает. Девчонка начала извиваться, и всякий раз, как она потряхивает задницей, его болт протискивается в нее все глубже. Эрнеста не обжулили, когда хуи распределяли, и в самом деле начинает казаться, что девчонка может себе сделать что-то такое, чего нельзя будет починить без некой причудливой штопки.
Что там я должен был увидеть, Эрнест забывает. Девчонка начала извиваться, и всякий раз, как она потряхивает задницей, его болт протискивается в нее все глубже. Эрнеста не обжулили, когда хуи распределяли, и в самом деле начинает казаться, что девчонка может себе сделать что-то такое, чего нельзя будет починить без некой причудливой штопки.
Пизденка у нее растягивается все больше, пока уже вдвое не больше того размера, какого ей полагается достигать. Но от этой мышки не доносится ни единого писка… она трясет хвостом и сжимает ногами Эрнеста, как бывалая. Когда в нее больше ничего не втискивается, это потому, что больше ничего не осталось… все, что осталось у нее снаружи… кроме Эрнеста… клок волос да пара яиц.
– Ты посмотри на это хорошенько, Алф, – умоляет меня Эрнест. – Окажи мне личную услугу. Я хочу, чтоб ты на это посмотрел, а потом сказал мне, что это возможно. Господи, мне по ночам дурные сны про это снятся, но я не могу оставить ее в покое. Ах ты сучка, вот так. Еще поерзай! Исусе, со мной никогда не бывало такого, это же как змею ебать….
– А что, Христа ради, ты станешь делать, когда она от тебя залетит? – спрашиваю у него я.
– Что-что? Как ты сказал? Залетит? – Эрнест очень возбуждается. – Хватит мне заливать, она слишком юная, не залетит… разве нет? Эй, ты это к чему, Алф? Как они могут залететь? У них волосы должны вырасти, правде же?
– Черта лысого должны. Им для этого просто дырка нужна, куда вставлять, и можно прекрасно их брюхатить, по-семейному. Хочешь сказать, ты с нею ничем не пользуешься?
– Хватит уже мне по ушам дристать, Алф. Да и вообще, я ж не один ее ебу. На меня ничего повесить не смогут…. Да? Черт, да я весь квартал в суд притащу, тут с нею все барахтаются. Слушай, Алф, ты не поверишь, если я тебе покажу некоторых, про кого она говорит, что они ее ебли. Среди них и женщины есть, Христом Богом клянусь! Да и не бляди. Просто здешние люди.
Он лежит, засунув хуй девчонке под хвост, и спорит со мной о возможности ее залета. Но девчонка устает слушать наши разговоры… она хочет, чтоб ее ебли, говорит она, а если Эрнест не будет ебать ее как надо, она к нему больше не станет приходить. Поэтому он мажет несколько раз по ее фиге, а затем пару раз заправляет так, что как у нее только зубы не вышибает.
– Заполучи, – говорит он. – Видишь, как у нее жопка дергается, ну вроде? Она клянется, что когда так делает – это она кончает. Как ты считаешь, она правда кончает? А больше ничего и не бывает… – Он опять принимается за дело – ебать ее. – Но боже святый, когда я в эту сучку спущу….
Он хватает ее за жопу и наполовину отрывает от кровати. Хер его вгоняется, кровать стонет… или это сам Эрнест. Девчонка держит ноги пошире, чтобы помочь ему углубиться, как ему нравится, и я воображаю, будто вижу, как у нее переполняется живот….
– Боже, да она галлонами в себя принимает, – ахает Эрнест. – Имперскими…
Когда все заканчивается, у меня на самом деле ходилки подгибаются. Мне хуже, чем Эрнесту, а он на вид далеко не лютик. Девчонка все это наблюдает с невинным безразличием. Ей хочется знать, не желаю ли я ее сейчас выебать!
– Валяй, Алф, – советует мне Эрнест с кровати. – Ничего подобного ты больше не отыщешь. Но тебе это на полу делать придется или как-то… Я просто не в состоянии ни на дюйм с этого места сдвинуться…
Я говорю девочке, что прямо сейчас ебать ее не хочу… может, как-нибудь в другой раз, но она все равно подходит и трется своим детским задиком о мое колено. Если я ее немножко пощупаю, говорит мне она, я захочу ее ебать.
– Все хотят после того, как меня щупают, – сообщает она. – Положи руку мне между ног…. почувствуешь, как из меня сейчас вытекает молофья мистера Эрнеста….
Но я не хочу, настаиваю я, не хочу ей ввинчивать и не стремлюсь пощупать молофью мистера Эрнеста. Тогда не хочу ли я, чтоб она у меня отсосала? Нет! Тогда, может, поиграться? Или мне еще чего-нибудь хотелось бы…. она проскальзывает у меня между колен и прижимается животом к моему хую… У меня настоящий хер торчком, она это чувствует и не понимает, почему стояк у меня может быть, а ввинчивать ей я не желаю. Вдруг она спрашивает, не петушок ли я! Или у меня денег нет, она говорит, что один разок даст мне в кредит.
Один разок! Французская Предусмотрительность возникает рано. Но даже посулами кредита меня не поколебать, поэтому она решает наконец, что я действительно не шучу. Что ж, говорит она, может, как-нибудь потом…. Мистер Эрнест мне скажет, где я смогу ее найти… она будет меня ждать….
* * *Мисс Кэвендиш! Сука на колесиках, каких и не бывает. Сегодня утром я посмотрел на нее в чем мама рожала, как говорится. На сей раз какие-то неприятности с туалетом… она не может его заткнуть, и он ее сводит с ума. Почему именно он должен был выбрать именно тот момент, когда она одевалась, чтобы свести ее с ума, я не знаю…. такое выходит за рамки нормального понимания. Но есть шумный туалет, и, конечно, я тот мальчик, которого выбрали что-то с ним сделать.
Где-то пятнадцать секунд занимает снять с него крышку, высвободить поплавок и снова накрыть бачок, а за это время мисс Кэвендиш успевает освободиться от тех немногих одеяний, что на ней были, когда я вошел, и спокойно пройтись от спальни мне навстречу, когда я высовываюсь из ее ванной. О, она ужасно шокирована и страшно смущена, конечно же. Она просто и помыслить не могла, что там все можно починить так быстро… она считала, будто окажется в полной безопасности, если станет разгуливать по дому в таком виде… у нее с собой беленький шарфик, и она красноречиво драпирует им свой фасад.
Вот же сука! Стоит и теребит этот шарфик, пока не удостоверяется, что мне досталось полное разоблачение… титьки, живот, пизда… – вся выставка. И она неплоха, это я должен признать. У Анны, быть может, буфера и получше, но Анна исключение, те прожекторы, что она таскает на себе, классом несравнимы с аксессуарами большинства женщин. И я отмечаю, что у мисс Кэвендиш большой, глубокий пупок, в каких можно держать конские каштаны. Что мне видно в смысле ее пизды, не слишком уж много, поскольку мисс стоит, однако она тщательно держит бедра чуть врозь, чтобы их просвечивало из окна… шахна ее болтается рыжеватым клоком.
Она стоит на одной ноге, затем на другой, предоставляя мне преимущества всех углов зрения, а когда у меня отпечатывается полная планировка, медленно поворачивается… ах, на что поспорим, это будет медленно!.. представляет себя в профиль и дает мне полный обзор, пока неспешно трусит обратно в спальню. И я стою там с хером по стойке смирно, а делать мне с ним нечего.
Я бы свои задние зубы отдал, чтоб выебать эту хуеплетку! Не потому, что считаю ее такой уж ни с чем не сравнимой в постели, а потому, что она, блядь, меня бесит. Хорошо бы сунуть елду ей в волосню хоть разок, просто из удовольствия услышать от нее несколько уместных извинений перед Джоном Четвергом… лишь бы сшибить ее с этого ее коня, крахмал у нее из парусов повытрясти, спицу ей в колесо засунуть и еще с полдюжины подобных метафорических фраз, которые добавят к тому, чтоб выебать из нее нахуй всю эту белиберду.
* * *Замечательная мысль возникает у Артура. Сид, Артур и я в баре, и у всех как-то туговато, а Сид рассказал Артуру печальную историю о мисс Кэвендиш, к которой я время от времени добавляю свою толику, когда это представляется уместным. Артур, конечно, уверен, что мы с этой сукой сглупили. Вот если б она досталась ему, все было б совершенно иначе. На самом деле, раз мы его посвятили в хорошее, он поможет всем нам все изменить. Замечательная мысль его в том, что мы нанесем визит мисс Кэвендиш и выебем ее. Неудача полностью исключена, говорит Артур, потому что нас на два больше, чем ее.
– Пойдем и поговорим с дамочкой, – поясняет он, – и попробуем заставить ее поебаться с нами мирно. А не станет – хабах! Мы суку изнасилуем!
Сид от души аплодирует. Жалко, что он такого придумывать не умеет, говорит он. Но у него ум не так устроен, он никогда не видит простых, очевидных решений… И мы идем навестить мисс Кэвендиш.
Она говорит, что вполне рада гостям, и впускает нас… хотя заметно, что она никого не ждала. Расправляет неглиже, на ней надетое, и дает нам подглядеть за ее ногами, вводит нас в квартиру и тут же выставляет гостеприимную выпивку. Пока ее нет в комнате, Артур нам шепчет, что все получится легко, нам ее, в итоге, не придется насиловать… вы разве не уловили, как она пялилась на него, когда острила насчет приличного одеянья? Удостаивается он конского ржанья.
Разговор гуляет по комнате… Матисс… Гертруда Стайн… Мне больше не нужно принимать в этом интеллигентное участие, я просто называю имена, поскольку никто никого все равно не слушает. Все внимание держу на мисс Кэвендиш. Она обрабатывает Артура… колено у нее вновь и вновь приоткрывается, и неглиже распахивается до середины бедра. Бедный остолоп таращится на нее и ждет, чтоб эта штука разъехалась сильней и он увидел бы ее фигу… но, если я ее знаю, под этим неглиже на ней пара штанишек, и мисс Кэвендиш намерена их там и оставить.