Пока у Газифа все шло по заранее намеченному им плану. И это Ланкастер хорошо понимал. Ему сейчас оставалось только одно: наблюдать за событиями, которые развивались не по его воле.
Ланкастера посадили в лодку. Команда пиратов, возглавляемая злым и решительным Газифом, также забралась в лодку. И вот, взревев мотором, то подымаясь на волнах, то опускаясь, лодка быстро понеслась от берега к линии горизонта.
Крепкие высокие борта лодки защищали пиратов от брызг, на скорости ощущался поток влажного морского воздуха, но Ланкастеру было не до этих морских развлечений. Лежа связанным на дне лодки, он продолжал думать о превратностях своей непредсказуемой судьбы. Самое обидное для Ланкастера было то, что он не мог ничего сделать, не мог связаться со своим шефом — единственное, что ему сейчас оставалось, так это наблюдать за действиями Газифа и за его подельниками. Эти головорезы были способны на все. Это Ланкастер понимал отлично. Они сейчас были похожи на стаю голодных шакалов, почуявших сладкий запах добычи…
Газиф сидел в носовой части лодки, сжимая короткоствольный автомат «узи». На нем, как и на остальных членах команды, висели гранаты и автоматные рожки. Сейчас Ланкастер был готов на все, лишь бы сохранить свою жизнь.
Все хотят жить… Что может быть дороже жизни?.. Деньги?..
В момент смертельной опасности понимаешь, что деньги — ничто, пустые фантики. И потому лучше сдаться, отдать деньги, лучше согласиться на все условия этих необразованных головорезов, которым нужна не его жизнь, а всего лишь деньги…
На горизонте показался сухогруз «Михаил Шолохов».
На борт сухогруза полетели крюки. Команда пиратов быстро и бесшумно поднялась на борт сухогруза.
По спущенной сверху веревочной лестнице подняли на палубу сухогруза и его, Ланкастера.
Опустевшая резиновая лодка сейчас болталась возле борта сухогруза. Ее привязали к черной якорной цепи, уходящей отвесно в воду.
Ланкастер видел, что с ним обращаются, как с мешком риса.
Или — с приготовленным на заклание бараном…
На палубе сухогруза никого не было. Виднелась только развороченная взрывом дверь радиорубки.
Осмотрев взорванную дверь, Газиф разразился проклятиями:
— Это все Салех… Он уже побывал здесь… Проклятый Салех… Я так спешил… Неужели он опередил меня?..
Заглянув в помещение радиорубки и увидев на столе разорванный пакет с семечками и шелуху, он еще больше озверел:
— Салех еще и наплевал на стол, собака…
Немного успокоившись, Газиф отдал команду:
— Разминировать все… Сухогруз надо срочно вывести в море. Близится шторм. Здесь его или выбросит на мель, или разломает. Нам сухогруз нужен целым. За него мы сможем получить деньги… Если сухогруза не будет, то и денег не будет…
Пираты тут же разделились. Двое сведущих в саперном деле принялись разминировать помещение, а остальные собрались возле радиорубки, куда притащили и избитого белого пленника. Видимо, они ждали результатов допроса белого человека.
Естественно, все понимали, что допрос будет вести капитан Газиф. Понимал это и сам Ланкастер.
14 19 сентября 2009 года. 18 часов 50 минут. Операция «Захват»
Сидоркин, все время наблюдавший за обстановкой вокруг сухогруза, внезапно напрягся. Повернувшись к Батяне, он сказал:
— Товарищ Лавров. К нам, кажется, нежеланные гости катят. Посмотрите.
Приблизившись к борту сухогруза, Батяня увидел, что к сухогрузу, раскачиваясь на волнах, мчится резиновая лодка с группой вооруженных до зубов людей на борту. Вероятнее всего — догадался Батяня — это очередная банда пиратов. Зачем и откуда появились пираты — рассуждать было некогда. Нужно было срочно принимать решение
Было два варианта.
Первый вариант, казалось бы, был наиболее правильным и простым: подпустить лодку с бандитами к борту сухогруза и тут же расстрелять эту мразь в упор…
Что и предложил сделать умница Калмыков.
Но, рассудив, Батяня пришел к выводу, что в простоте этого решения кроется непредсказуемая опасность.
Никто не знал, чем вооружены пираты. Возможно, они вооружены не только автоматами, но и гранатометами. И пираты, понимая, что иного выхода у них нет, могут пустить их в ход. Чего-чего, а гранат у них предостаточно, каждый из них ими обвешан, как рождественская елка.
Полетевшие на борт сухогруза гранаты наделают предостаточно шума, но они, в принципе, не так уж и опасны.
Батяне думалось об ином.
Не исключалась возможность применения пиратами переносной ракетной установки…
Сейчас, как он знал, такое оружие можно было приобрести в любом сомалийском порту, и вполне вероятно, что эти головорезы, отправляясь на захват корабля, прихватили с собой и ракетную установку…
Ракетная установка, пускай и переносная, — это вам не автомат и даже не ручная граната, выстрел из нее грозит сухогрузу серьезным повреждением.
В любом случае пиратам терять нечего — и поэтому пальбы не избежать…
Риск потери сухогруза был велик. Следовало еще учитывать слова контр-адмирала Прохорова о важности засекреченного груза, находящегося на судне и который ни в коем случае не должен был попасть в руки пиратов.
Взвесив все обстоятельства, Батяня принял второй вариант решения проблемы.
Догадываясь, что пираты, поднявшись на борт сухогруза, тут же примутся обследовать судно, Батяня дал команду бойцам спуститься в подпалубное помещение — там, в полумраке, пиратов можно было ликвидировать поодиночке.
«…Без лишнего шума и пыли», — одобрительно подытожил решение Батяни Сидоркин.
Что и было сделано.
Затаившись в подпалубном помещении, Батяня и его бойцы следили, как поодиночке, оглядываясь по сторонам и держа автоматы на изготовку, поднимались на борт сухогруза пираты. Десантники видели, как пираты втащили на палубу белого человека — пленника или заложника, видели, как они бросили его связанного возле радиорубки, видели и главаря, который, рыча и размахивая автоматом, командовал пиратами.
Потом пираты потащили пленника в радиорубку, видимо, для допроса. Предположение подтвердилось. Через несколько минут из радиорубки донесся душераздирающий крик человека. Крик повторился несколько раз. Потом все затихло.
Минут через десять после криков пленника пираты по команде своего главаря по одному начали спускаться в подпалубное помещение.
Команда затаилась, рассредоточившись вдоль узкого темного коридора.
Сначала осторожно спустился первый пират, разведчик. Оглядевшись — но что он мог увидеть после солнечного, дневного, яркого света в этом затемненном коридоре, — он махнул рукой остальным. Пираты двигались по одному.
Батяня видел их темные фигуры. Остальные бойцы тоже видели черные силуэты, обвешанные гранатами.
Все ждали команды Батяни.
И он также ждал. Ждал, когда спустится последний. В какой-то момент ему показалось, что уже все пираты спустились, и тогда, глухо кашлянув, он кошкой прыгнул на спину ничего не подозревающего пирата. Одной рукой он обхватил шею пирата так, что он не смог повернуть голову, а другой быстро взмахнул ножом. Нож легко вошел в грудь пирата.
«Это вам за Чалова…» — подумал Батяня.
Так ничего и не понявший пират тут же обмяк и повис на руках Батяни. Тихо Батяня опустил безжизненное тело на пол.
В полумраке слышалось тихое шуршание, вздохи и хрипы…
Похоже, тактика, выбранная Батяней, срабатывала…
Долго не раздумывая, сгруппировавшись, Батяня тут же прыгнул на спину следующего пирата…
Но внезапно послышались звучное скрежетание в вентиляционном коробе и крики: «Козлы! Уроды!»
Пират, на спину которого уже прыгнул Батяня, в последнее мгновение своей жизни успел выпустить автоматную очередь по коробу, откуда слышались непонятные крики.
Началась стрельба…
Теперь, когда фактор внезапности и тишины был утерян, оставалось одно — пускать в ход автоматы…
А затем произошло то, чего Батяня боялся, о чем не хотел говорить команде с самого начала: кто-то закрыл люк и десантники оказались заперты в трюме.
15 19 сентября 2009 года. 18 часов 55 минут
Осторожно забравшись на палубу сухогруза, убедившись, что на сухогрузе кто-то побывал, Газиф приступил к своей главной задаче.
Он должен был срочно выйти в эфир и от имени Салеха объявить белым людям о захвате русского сухогруза. То, что радиорубка была практически выведена из строя, его сейчас не беспокоило.
Он, Газиф, не дурак, он догадывался, что хитрый Салех приготовит какую-то гадость, и Газиф это предусмотрел. В порту, где он покупал оружие и снаряжение, он заодно купил и японскую радиостанцию. В порту можно все купить. Он не первый раз выходит в море на серьезное дело и поэтому знает, что всегда нужно иметь запасную связь.
— Включай связь, — скомандовал Газиф матросу-связисту. — Сейчас мы свои условия диктовать будем.
Связист, поставив на стол портативную радиостанцию, работающую на батарейках, щелкнул тумблерами и, повернув голову в сторону Газифа, радостно улыбаясь, сказал:
— Морзянкой выйдем в эфир… Тогда нас все услышат. И все узнают. Словами выходить в эфир нет смысла. Не все нас смогут понять.
— Хорошо, — согласно кивнул головой Газиф. — Давай морзянкой. Говори всему миру, что российский сухогруз «Михаил Шолохов» захвачен мною, капитаном Салехом. Нужно срочно давать выкуп. Сумма выкупа два миллиона долларов. Деньги нужно сбросить на борт сухогруза. Получив деньги, мы должны спокойно уйти к берегу. Никто не должен приближаться к сухогрузу до тех пор, пока у нас не будет денег. Сухогруз заминирован капитаном Салехом. Получив деньги, мы оставим сухогруз заминированным. Затем мы покинем сухогруз. Но до тех пор, пока мы не ступим на берег, на сухогруз нельзя будет подниматься. Он останется заминированным. В любое мгновение по радиосигналу мы можем сухогруз взорвать. При любой попытке обезвредить Салеха сухогруз также будет взорван. Нужно всем спешить. Скоро шторм, и сухогруз может потонуть. Срок выполнения условий — сутки.
Диктуя текст, Газиф на глазах преображался: распрямлялись его и без того широкие плечи, появлялся алчный блеск в глазах. Он чувствовал, что его сейчас слушает полмира. Сейчас он, как истинный воин и полководец, командует, диктует условия всем тем людям, которые безмятежно живут в далеких городах, загорают на курортных пляжах, пьют сладкие коктейли, катаются на машинах, и вот сейчас они вынуждены будут слушаться его, выполнять его требования. Он был всемогущ и грозен, а все люди, находящиеся далеко от него, — беспомощны и жалки…
Не только ради выкупа и денег рисковал Газиф своей жизнью, не только…
О-о, сладкое ощущение власти! Говорят — не знаю, правда ли, — что чувство власти сильнее и слаще всего на свете: даже сильнее денег… Знаем ли мы по-настоящему природу власти?
Ради чего властители идут на предательства и убийства? Ради чего перекраиваются карты мира?
Ради чего тысячи, миллионы людей, ведомые властителями, отправляются в небытие?..
Говорят, власть сильнее любого наркотика и человек, хоть раз почувствовав власть над другими людьми, заболевает навсегда: любой ценой он будет стремиться еще и еще раз хлебнуть это наркотическое сладкое зелье…
И редко кто, почувствовав вкус этого зелья, добровольно отказывается от него.
Но опять же… В сторону, в сторону мои наивные рассуждения о том, что чувствуют сильные мира сего и что нам, простым людям, никогда не понять.
Да и нужно ли это нам?
Отправив миру свое грозное послание, Газиф облегченно вздохнул. Сидя на стуле возле стола, на котором лежали недоеденные кем-то семечки, он наконец-то обратил взор на своего пленника.
— Посадите белого человека на стул, — сказал своим помощникам Газиф. — И руки ему развяжите. Руки эти мне пригодятся…
И улыбнулся после таких слов грозный Газиф. От его загадочной улыбки у Ланкастера мороз по коже пошел…
Ланкастера посадили на стул возле стола и развязали его онемевшие руки. У Ланкастера ужасно болела разбитая голова, но самое ужасное ждало его впереди: он, выросший в цивилизованной стране, ни разу не подвергался физическому насилию, и мысли о предстоящих мучениях были для него невыносимы.
То, что его будут пытать, он понял сразу же, как только попал в руки этого громилы.
У одного из пиратов в руках появилась видеокамера. Отойдя от стола на метр, он нацелился на Ланкастера блестящим глазком видеокамеры.
— Все готово, господин Газиф, — сказал пират, разглядывая в видеокамеру растерянного Ланкастера.
Немного театрально и слишком вежливо Газиф стал спрашивать:
— Белый господин, почему ты решил уничтожить Газифа и его команду? Почему, белый господин, ты не захотел отдать в распоряжение Газифа российский сухогруз? Наверное, белый господин, на сухогрузе имеется что-то очень ценное, что тебе очень нужно. Что за секретный груз находится на судне, белый господин?
Ланкастер понимал, что сейчас молчать бессмысленно. Нужна была хоть какая-то более-менее правдивая легенда. Нужно было любой ценой обмануть эту улыбающуюся образину.
— Как мы и договаривались с тобой, Газиф, я все выполнил. Мне дали обещанный тебе выкуп. И этот выкуп, Газиф, я передал тебе. Ты сам видел, как я сбросил в море деньги, — медленно проговорил Ланкастер, осторожно подбирая нужные сейчас спасительные слова. Говоря это, он все время старался заглянуть в большие черные глаза своего мучителя. — Возможно, меня самого использовали, Газиф. Посуди сам. Мне дали мотодельтаплан. Мне дали радиобуй и деньги. Мне сказали все это передать тебе. Я все сделал честно. Я ни в чем не виноват, Газиф. Больше я ничего не знаю.
— Кто дал тебе деньги? — все так же вежливо и нежно спрашивал Газиф, растягивая слова. — Допустим, ты не виноват… Тебе радиобуй дал Салех?
Сваливать все произошедшее на Салеха не имело смысла.
Ланкастер понимал, что одно упоминание имени Салеха приведет Газифа в ярость. И тогда его, Ланкастера, участь тут же будет решена без суда и следствия. Надо было действовать по-иному.
— Нет, не Салех… Я не знаю этих белых господ… Меня похитили. Затем меня увезли в Могадишо. И там мне дали задание передать тебе радиобуй и деньги. Мне пригрозили, если я не выполню их задание, меня убьют. Вот и все, что я знаю. Я всего лишь ученый. Это все знают в Пунтленде. Спроси любого жителя Пунтленда, Газиф, и тебе скажут, что я — честный ученый. Я малярию изучаю.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. В какое-то время Ланкастеру даже показалось, что этот неотесанный болван ему поверил. Но не тут-то было… Все так же, как и до сих пор, вежливо Газиф проговорил:
— Газиф не дурак. Газиф умный. Газиф был студентом, он в университете учился. И Газиф никогда не простит того, кто надумал его уничтожить. Газифа чуть акулы не съели. Газиф потерял все: корабль, команду, выкуп… И ты, белая свинья, думаешь меня обмануть?..
Произнося эти слова, Газиф вдруг начал звереть, наверное, он вспомнил все: и море в обломках, и свой корабль взорванный, и обиды.
После этих слов он кивнул головой в сторону своих головорезов, внимательно наблюдающих за сценой допроса.
К столу подошли двое. Ланкастера крепко привязали бечевкой к спинке стула, а затем один из головорезов положил руку Ланкастера на поверхность стола рядом с шелухой от семечек. Другую руку Ланкастера головорез заломил ему за спину.
Ланкастер ощутил себя словно в капкане — не повернуться…
Сначала Ланкастер подумал, что ему начнут отрубать по одному пальцы. С ужасом, округлившимися глазами смотрел Ланкастер на свою белую холеную руку — на голубые прожилки на запястье, на коротко и аккуратно остриженные ногти.
Но не появлялось в руках палачей ни ножа, ни топора.
Из кармана палач достал булавку. Всего лишь обычную булавку. Приблизившись к Ланкастеру, он, навалившись грузным телом на руку, вонзил Ланкастеру острие булавки под ноготь мизинца.
— Аа-аа, — взвыл Ланкастер. Он и представить себе не мог, что на свете существует такая адская боль. Тело его тут же покрылось липкой испариной. Захотелось сжаться, превратиться во что-то маленькое и невидимое.
Изувер с улыбкой посмотрел на Ланкастера, а затем снова вонзил булавку под ноготь. Теперь это был средний палец…
Ланкастеру показалось, что сущность его испаряется в каком-то адском огне.
И тогда не он, Ланкастер, а кто-то другой, невидимый, о существовании которого Ланкастер и не подозревал, крикнул голосом Ланкастера:
— Не надо больше меня мучить… Скажу… Я все скажу…
— Говори, белая собака… — прозвучал откуда-то сверху теперь уже грозный голос Газифа. Не было теперь в голосе Газифа ни нежности, ни вежливости.
Пришлось сознаваться во всем.
О радиоактивных отходах, находящихся на сухогрузе…
О непосредственном начальстве, живущем на широкую ногу в Могадишо…
О подготовленных статьях…
Об истинной цели всего происходящего…
Сейчас, когда Ланкастер начал сознаваться во всем, ему с каждым словом становилось легче. И сейчас его главной заботой было не пропустить ничего важного, нужно было как можно быстрее освободиться от того, что принесло ему такую адскую боль…
Сейчас он ни о чем другом не думал: ни о фонде Торота, ни о Маккейне — все это как-то быстро и внезапно улетучилось под действием ужасной адской боли.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. Постукивал пальцами по столу. Иногда он переспрашивал Ланкастера — уточнял адрес непосредственного начальства Ланкастера или номер телефона начальства, проживающего в Могадишо, которое, как понимал умный Газиф, имело уйму денег…